4 февраля, среда, время 10:05.
Москва, Восточный вокзал.
На перроне стоит и оглядывается по сторонам юная девушка-блондинка. В лёгкой светлой шубке и круглой меховой шапке. У ног — дорожная сумка и баул устрашающих размеров. Дожидаюсь, пока не отвернётся в другую сторону, и подкрадываюсь сзади.
— Попалась! — с торжествующим воплем закрываю ей сзади глаза.
С наслаждением слышу испуганный писк и короткое, но ёмкое и обидное определение моих умственных способностей. Уже после разворота в мою сторону.
— Витька! Вот дурак! Напугал как!
— Приветик! — чмок! Целую её в прохладную гладкую щёчку.
Светланка незамедлительно краснеет. Офигительное зрелище — розовеющая от смущения блондинка.
— Пойдём! — отважно хватаю баул и чуть не опрокидываюсь под его весом.
Прикидываюсь, конечно. Но вес реально заставляет напрягаться.
— Как ты это из поезда вытащила?
— Никак, — продолжает розоветь девушка. — Мне просто подали из вагона, теперь вот стою.
— И что там у тебя? Полное собрание сочинений любимого и плодовитого писателя?
— Ну… концертные костюмы…
Она всерьёз собирается давать мне полную опись?
— Эротические? Позже покажешь, — получаю удовольствие с оттенком садизма от лицезрения её постоянного смущения.
Жалко, что скоро столица Светланку испортит и от провинциального тревожащего мужскую душу очарования ничего не останется. Тащу её баул. Да, он тяжёлый, но до предельно возможной нагрузки для моего крепкого тела не дотягивает. Килограмм двадцать пять — тридцать.
— Может, такси возьмём? — переживает за меня спутница.
— Нет. Мы — бедные студенты, поэтому поедем на метро. С ветерком.
И вот мы на подземном перроне. Заметил, что эскалатора Света не боится, тут же вспоминаю, что в нашем городе есть в торговом центре это техническое достижение.
Накануне отъезда в Березняки встретился с ней. Согласилась на перевод в МГУ мгновенно. Хотя нет, сначала засмущалась и порозовела. Я хитрый стратег, поэтому скрыл от неё кое-какие подробности. Например, что её возьмут на любых условиях. О нет!
— Только ты сессию нормально сдай, — сделал строгое лицо. — Пусть не на все пятёрки, но хотя бы без хвостов.
Вот она и переживает теперь:
— На все пятёрки не получилось сдать, — девушка будто оправдывается. — Две четвёрки есть. Меня точно на бюджетное возьмут? Родители спрашивают. Нет, если что, они заплатят.
Точно не знаю, кто её родители, но ребёнок она в семье единственный, и никогда не замечал с её стороны завистливых взглядов в сторону нарядов или украшений одноклассниц и подруг.
— Возьмут, не волнуйся, — опять кое о чём умалчиваю.
Татьяна, как только увидела её фото и танцевальные ролики с ней, возбудилась неимоверно. Вонзила в меня пылающий взор:
— Ты притащишь эту девочку! Любой ценой! Мне всё равно как! Золотые горы сули, обещай жениться, всё что хочешь! Но чтобы в следующем семестре она была здесь!
Осторожно отцепляя её судорожно скрюченные пальцы, вцепившиеся в лацканы пиджака, хвалил себя за предусмотрительность. Сначала, пятого января, поговорил со Светой. А Татьяне самопальное портфолио представил уже после приезда из Березняков. Неделю назад.
И Светлане самой будут платить. Кроме базовой стипендии Татьяна обещала доплату не менее пяти тысяч. Но, скорее всего, больше, если она начнёт мелькать на статусных соревнованиях. Если мы начнём мелькать.
— У-ф-ф-ф! — наконец-то добираемся до благ цивилизации. Стоим перед лифтом уже в ДСЛ.
Вахта пропускает Свету, строго забрав паспорт. Но мы и ненадолго. Сегодня придётся побегать.
— Парни! — заглядываю в комнату. — Все одеты? Всё в порядке? Объявляется боевая тревога! К нам в гости красавица-блондинка! Незнакомая! Свистать всех наверх!
Слегка прикрываю двери, прислушиваюсь. Что-то падает, кажется, стул. Слышится топот, происходит какая-то беготня. На Свету можно не оглядываться, заранее знаю, что она розовеет.
— Н-ну!!! — шумлю на взъерошенного Шакурова, выглянувшего из-за двери.
— Не нукай, не запряг, — «остроумно» парирует приятель и распахивает дверь.
Начинается поощряемая и подстёгиваемая моими возгласами «шнелля, шнелля!» и малость глупая суета вокруг Светы. Она быстро приходит в себя и начинает веселиться. Парни выпрыгивают из штанов.
— Кр-р-а-савчики! — полностью одобряю их бестолковые соударения телами, иногда твёрдыми и тупыми предметами, которые они в самонадеянной глупости своей почему-то именуют головами. Но рвение в попытках быстрее услужить небесной фее заслуживает только одобрения.
Снимается и прячется в шкаф шубка, шапочка. Оба бухаются на пол и по очереди стягивают сапожки под моим одобрительным взглядом. Пришлось придержать Свету за плечи, а то она делает попытку испугаться.
— Хорошо, что у тебя, Света, чётное число ног. А то бы передрались, — индифферентно замечаю я. — Вот этот, который приватизировал твой левый сапог, это Шакуров Константин. Но можешь называть его любым именем на «К». Главное, чтобы вариант был длинным и сложным, например, Ксенофонтий. Он это любит…
Упомянутый Ксенофонтий громко клацает зубами в мою сторону.
— И правый сапог достаётся Саше Куваеву, бескомпромиссному сетевому борцу со всякого рода американофилами, грубо говоря, подпиндосниками. Пардон, мадемуазель, за столь грубую детерминацию.
— Вот так столица балует чистых душой провинциальных девушек, развращает их и трансформирует в капризных стервозин, — тоном заправского экскурсовода продолжаю комментировать неуёмное гостеприимство моих друзей.
Усаживаю непрерывно хихикающую девушку на кровать Куваева. Она у него отдельная, у нас с Ксаверием — спаренная, где я сверху.
— Официанты! Чаю! — командую гнусаво противным голосом.
И что характерно, приятели слушаются. Наверное, по инерции.
Чаепитие плавно переходит в обед, после которого девушка начинает клевать носом. Тут же мы её и укладываем на куваевскую кроватку. Саня ныряет в свои любимые сетевые разборки, а мы с Костей падаем на умные книжки.
Тот же день, после обеда.
МГУ, 1-ый учебный корпус, филологический факультет.
Приёмная деканата.
— Вот ты какая! — Татьяна, наше ударное лобби, рассматривает Свету с некоторой бесцеремонностью. — Дивно хороша.
— Самую лучшую выбрал, — немедленно встреваю за своей долей славы.
Излишне упоминать, что Света начинает розоветь. Понимаю, почему Татьяне так нравится с виду неяркая внешность одноклассницы. Резко очерчённая красота лица плохо поддаётся корректировке, а с лицом Светы можно поиграть, любой образ намакияжить.
— Машохо, заходите! — секретарша приглашает Свету, но Татьяна ныряет вслед за ней.
Секретарша попустительствует. Мне приходится ждать.
Бюрократическая беготня заканчивается около четырёх часов.
ДСЛ.
Почти ровно в четыре часа переносим вещи Светы на третий этаж. Татьяна по моей просьбе заселяет мою одноклассницу в то же здание. Обоснование простое: при такой близости проживания нам можно хоть каждый день самостоятельно репетировать.
Само собой, ей достаётся верхнее место в трёхместной комнате.
— Мою одноклассницу и подружку не обижать, — предостерегаю соседок, — а то на свои концерты пускать не буду.
Света опять смущается, а девочки заверяют в своей полной лояльности. При этом называют меня по имени. Это что, я стал настолько популярен, что слава обо мне докатилась даже до гуманитарных факультетов? «Силён, брат», — это я себе говорю.
Вечером сидим слегка пришибленные. Фанат лунной темы Саня нашёл длинное интервью с доктором физико-математических наук.
https://youtu.be/W13oeXjZH6o
Отсмотрев начало, останавливаем. Надо переварить. Даже Шакуров, относящийся к увлечению Санька с изрядной долей скепсиса, притихает. И не спрашивает, кого я имею в виду под словом «они».
— Поэтому они никогда не признают, что американцев там не было. Это всё равно, что на весь мир сказать: «Мы — жалкие ублюдки, продавшие славу свою за деньги».
— Почему ты думаешь, что это правда? — серьёзно спрашивает Шакуров.
— Потому что всё слишком гнусно, чтобы оказаться неправдой.
— Неизвестно, как бы ты себя повёл на их месте, — вдруг говорит Костя. — Тебе предложат миллиард долларов, и ты согласишься…
— Ударить тебя? — с трудом удерживаю в себе мгновенно вскипевшую ярость.
— Ладно, ладно, я пошутил, — с поднятыми руками Шакуров забивается в угол кровати.
Старается не смотреть мне в глаза, Куваев наблюдает молча, никаких попыток умиротворения. Почти равнодушно смотрим до конца полуторачасовый ролик. И почти не разговариваем до самого отбоя.
5 февраля, четверг, утренняя зарядка.
Окрестности ДСЛ.
Шакуров, нелепо взмахнув руками, грохается в снег. Думаю, он его и спасает от сломанных рёбер. Сегодня, только сегодня, не сдержался. И в рамках начального обучения основным приёмам уличного боя, демонстрирую подсечку в излишне жёстком стиле. Вырвалось всё-таки из меня что-то бешеное.
Куваев опять молчит, только наблюдает. Девочки в стороне занимаются растяжкой. Что-то чувствуют, смотрят на нас с тревогой. Присаживаюсь рядом с поверженным.
— Понимаешь, Костя, когда ты ляпнул, что я способен на предательство, ты не обо мне сказал. Ты о себе говорил. Это ты можешь продать себя, друзей, любимую девушку, Родину. Вопрос только в цене. Не согласишься за миллион, согласишься за сто, не за сто миллионов, так за миллиард. Всё дело всего лишь в цене.
Встать не помогаю, не могу заставить себя подать ему руку. Саня так же молча наблюдает. И так же молча все уходим в комнату.
Вечером Шакуров собирает вещи. Решил уйти из нашей комнаты. Никто его не уговаривает. Понятно почему. Пусть нечаянно и ненароком, но он тяжко оскорбил меня. Невыносимо с осознанием подобного факта постоянно жить рядом. Счастливая лёгкость общения канула безвозвратно. Подумать только, как просто можно уничтожить приятную и дружескую атмосферу. Немного уже начинаю скучать по беззаботно дебильному смеху Куваева.
6 февраля, пятница, время 16:50.
Главное здание МГУ, ДК, танцкласс.
Последняя поддержка! С лёгким выдохом Света медленно сгибает и ставит на пол поднятую вверх ногу. Не под девяносто градусов вытянула, но под семьдесят пять точно. Для танцовщицы, не гимнастки, это сильно.
Сияющая партнёрша выпрямляется, покидая опору в виде меня. Рука об руку уходим из центра площадки, сопровождаемые потрясёнными взглядами и робкими хлопками. Судя по её виду, Света только что оторвалась по полной. В каких-то местах с трудом поспевал за ней…
— А ты отстаёшь от неё, Колчин, — несмотря на критику, лицо Татьяны выражает полнейшее блаженство.
Заметила, блин!
— Это ненадолго, Татьяна, смею вас заверить.
— Только попробуй надолго, враз тебя заменю, — угроза при такой довольной улыбке выглядит несерьёзно, но Света пугается:
— Ой, не надо его заменять!
— Не обращай внимания, — успокаиваю её. — Татьяна Александровна шутить изволят. Ты за это время выросла, а я почти два года серьёзно не занимался. Я не о росте, если ты не поняла.
Хотя и рост имеет значение. Девушки лет с пятнадцати практически не растут, а вот я — да, подрос. И мне надо приводить в соответствие свои навыки с новыми параметрами тела.
— Ладно, немного отдохнём и начнём асинхрон устранять…
Свой бонус получают и воспитанники Татьяны. Она и без того не склонна к крикам и крепким выражениям, но сейчас металл из голоса совсем испаряется. Иногда ко мне подходит, помогая ставить движения. Света падает на растяжку. И чего все на неё пялятся? Я-то ладно, пытаюсь определить, насколько она изменилась, а они чего? Вроде ноги длиннее стали… а, ну да, она всё-таки в росте прибавила. Сантиметра три-четыре. Я вырос намного больше, вот сразу и не заметил.
В какой-то момент Татьяна усаживает Свету на стул, крутится рядом с рулеткой. Затем тычет пальцем в смартфон. Подбираюсь ближе.
— Ого! — в голосе тренерши откровенное восхищение. — Сорок восемь с половиной! Почти рекорд.
Успев заглянуть через плечо, отмечаю, что Татьяна слегка преувеличивает. Сорок восемь и семь десятых, но если округлить до половинок, то можно и так. Что сказать? Я — молодец, что обеспечил прибытие настолько фактурной девочки. Фактура в пятьдесят процентов уже хорошо, а то, что меньше, само по себе заявка. На что угодно заявка: на призовые места, на зрительские симпатии, на занятие фокусов фото- и телеобъективов.
Через час ударили ещё раз по джайву.
— Замечательно! — оценивает нас, а скорее только меня Татьяна. — Есть над чем работать, но прогресс виден. Что даже удивительно.
Сам чувствую. Пришлось напрячься, где-то Света сбавляет, так что явных провалов уже нет.
— Но ты его тяни за собой, — тренерша на то и тренерша, что всё замечает, — не надо до его уровня опускаться.
Время 18:35. Кафе в Главном Здании.
— Я заплачу, — отмахиваюсь от попыток Светы достать кошелёк. — На данный момент я — богатенький Буратино, а ты на новом месте, не освоилась ещё.
— Меня родители не с пустыми руками в столицу отправили…
— И правильно сделали, — принимаюсь за салат. — Но это Москва, к ней надо привыкнуть.
— Как тебе всё? — спрашиваю спустя паузу.
Девушка задумывается, но видно, что просто слова подбирает:
— Как на седьмом небе оказалась. Во всех смыслах.
По глазам вижу, хочет что-то ещё сказать, но вместо этого розовеет. И ладно, чего тут ещё говорить. Сам знаю, что я — молодец.
— А почему ты, например, Беркутову не позвал? — в глазах искреннее любопытство.
— Во-первых, она нисколько не лучше тебя в смысле танцев, — отодвигаю пустые тарелки, принимаюсь за компот. — А во-вторых, она слишком гоношистая. Быстро бы мне на голову села. Зачем мне это? Не, те, которые считают, что наглость — второе счастье, на длинной дистанции проигрывают.
14 февраля, суббота, время 19:15.
МГУ, ДСЛ, комната Колчина.
Смотрим ролик. В главной роли некто Витя Колчин. Ведущая — некая красивая девушка по фамилии Хижняк. Девочки с нами. Все тут: и фрейлины, и Таша, и Света. Светланка влилась в нашу компанию бесконфликтно. Фрейлины нахмурились, вздохнули и потеснились. Примиряет их ещё то, что Света деликатно включилась в их обучение танцам. Хотя то, что она всегда занимает место рядом со мной, как сейчас, их пока напрягает. С другой стороны, на занятиях я всегда только с ними.
Но этот гендерный перекос в женскую сторону надо исправлять.
Видеоинтервью блогера Киры Хижняк
— Скажи, Вить, — да, мы друг к другу обращаемся запросто, — твоё вступление в старый спор на стороне конспирологов и против факта американской высадки на Луне привело к какому-то нарушению равновесия? В пользу конспирологов?
На лице лёгкая насмешка.
— Кир, давай придерживаться предложенной терминологии? Не конспирологи, а скептики. Конспиролог — понятие неточное. А противников будем называть «защитниками».
Регламент — прежде всего. Общепринятая терминология тоже. Язык, на котором ведётся дискуссия, должен быть общим для обеих сторон. Кира соглашается.
— Защитников впечатлили ваши аргументы?
— Нет. Сформулирую предельно точно: я не заметил, чтобы защитники серьёзно восприняли мой список фактов. Это, кстати, наводит на размышления.
— Они опровергли какие-то пункты твоего списка?
— Нет. Как их опровергнешь? Вот пункт три, о крупных лунных камнях. Как его опровергнешь? Если о передаче нескольких грамм лунного песка была статья в газете, об этом широко объявлялось, то о камнях никакого разговора даже не шло. Даже газетных уток на эту тему не было. Нет, это невозможно. С остальными пунктами то же самое.
— Но что-то они говорят?
— Да ерунду всякую. Если отбросить нытьё в стиле «конспирологов ничем не переубедить», «вы занимаетесь софистикой», плюс нелепости: «ваши факты ничем не подтверждены и, более того, косвенные», «у скептиков только вера и домыслы», «в пользу скептиков только слова», то… то совсем немного остаётся. И рационального ничего не нашёл.
— Чего именно «немного остаётся»?
— Да, в общем, тоже нелепость. Один перец выставляет фото с «Аполлоном-12», где цвет грунта выглядит ржавым. И утверждает, что цветопередача зависит от настроек фотокамеры.
— А это не так?
— Нет, конечно. Можете, как и я, проконсультироваться с теми, кто знаком со старой технологией фотодела. Цветопередача от настроек фотоаппарата зависеть не может. Единственное, что может на неё повлиять, наличие светофильтра. На фотоаппаратах астронавтов светофильтров не было.
— Ты уверен, что не было?
Здесь я немного заскучал и смотрю на Киру с усталой снисходительностью.
— В этом ты можешь мне поверить, а можешь удостовериться, спросив любого физика, хоть школьного учителя. Если стоит жёлтый светофильтр, то белый цвет на фото будет желтоватым, красный — красноватым. И так далее.
Слегка притормаживаю, дабы информация уложилась в голове ведущей и зрителей.
— На всех лунных фотографиях белые скафандры астронавтов совершенно белые. И за исключением той фотографии на всех других снимках грунт — серый. И с тем же «Аполлоном-12», кстати, тоже. Можешь сама сейчас в сети посмотреть…
Кира ныряет в интернет. Даже запись не пришлось обрезать, настолько быстро она всё находит.
— Ну что? — насмешку не скрываю ни в голосе, ни на лице.
Вид у неё больно озадаченный.
— С коричневым грунтом не нашла почему-то. Везде серый.
— Будь уверена. В течение нескольких лет цвет грунта на американских снимках чудесным образом покоричневеет, — совсем откровенно усмехаюсь. — Тот перец даже не понял, что когда свой, неизвестно где найденный снимок, привёл, то тем самым и доказал, что все остальные цветные снимки — поддельные.
И добавляю после короткой паузы:
— Они этого, конечно, никогда не признают.
— Будешь дальше принимать участие в этой дискуссии?
— А зачем мне спорить с фриками, которые верят, что земля — плоская? — смеюсь уже откровенно. — Нет, Кира, мне это неинтересно. Есть намного более увлекательные занятия, — заключаю, отсмеявшись.
— Хорошо. Этот этап твоей жизни закончен, — Кира во время беседы иногда играет пальцами.
Одобряю. Пальцы у неё красивые.
— Да. А споры никогда не закончатся. Даже когда кто-то очно прилетит на места посадки и убедится.
— В чём убедится?
— В чём угодно. Вот, к примеру, прилечу я и объявлю на весь мир, что там нет никаких следов. И что? Да ничего! Все знают, что я — скептик, и скажут, что я уничтожил лунные модули и замёл следы астронавтов.
— Ты действительно можешь так поступить? — Кира вперяет в меня очи.
— Неважно, могу или не могу. Важно, что защитники скажут, что именно так и я сделал.
— Да бог с ними, с защитниками. Мне просто интересно, можешь ты это сделать или нет? Вот прилетаешь на место высадки «Аполлона», видишь, что лунный модуль находится именно там, рядом ровер. Что ты сделаешь?
Тут я задумался. Было над чем.
— Сложный вопрос, Кира. Я готовлюсь стать учёным, поэтому, как учёный, обязан буду честно рассказать миру о том, что я увидел. Конечно, при этом я возьму пробы на экспертизу. Вдруг этот… эти модули расставили за месяц до моего прилёта?
— А если экспертиза подтвердит, что они стоят полвека? Кстати, а что, такая экспертиза возможна?
— Не владею предметом полностью, но думаю, да. Последствия космического излучения в течение полувека и, скажем, одного года должны сильно различаться. Вполне вероятно, какие-то детали модуля могут рассыпаться в пыль от одного прикосновения. Сразу станет ясно, что модуль стоит долго. Хотя полноценная экспертиза всё равно нужна. Кстати, это и научное значение имеет. Старение разных материалов под воздействием космической радиации — тема очень интересная.
— Значит, ты подтвердишь наличие американских модулей на Луне? Ну, если увидишь.
— Как учёный, я буду обязан это сделать. Но если я прилечу в качестве политика, то не знаю, — решил ответить честно.
— Что ты имеешь в виду? — Кира подбирается, как перед прыжком.
— Ну как что? США — наш геополитический конкурент, открыто признаёт Россию врагом. Почему я должен им помогать? Нет. Как политик, я буду обязан уничтожить все следы их пребывания на Луне. В интересах моей страны. За исключением, может быть, беспилотников. А что не так?
Кира слегка ёжится от холода, брызнувшего из моих глаз:
— Ну, как-то это неправильно…
— Кто сильнее, тот и прав. Это же не мы проповедуем. Это их, американцев, кредо. Ну, пусть на себе то же самое испытают.
Кире потребовалось время, чтобы прийти в себя.
— Хорошо. А что нужно, чтобы добраться до Луны?
— Всерьёз добраться? С высадкой человека, с созданием долговременной лунной базы? — дожидаюсь кивка. — Для начала порядка полусотни запусков «Ангары». В самом тяжёлом варианте, с выводом на орбиту тридцати тонн полезной нагрузки.
— Ну-у… это лет на двадцать…
— «Протон» запускали примерно четыреста раз за пятьдесят с лишним лет. В конце частота запусков сильно упала, так что можно округлить до полувека. Сколько это за год в среднем? Не надо калькулятора! Это восемь запусков в год. Так что шести лет хватит. Это если ускоряться не будем.
— Всё равно. Это же сколько денег уйдёт?
— А сколько их уйдёт? Один запуск оценивается в сто миллионов долларов, не больше. Ну, пусть тяжёлая «Ангара» обойдётся в двести. Своим, в конце концов, денег не жалко. Они в нашу экономику пойдут, на высокотехнологические отрасли. И сколько всего мы потратим?
Для разнообразия дал ей воспользоваться калькулятором.
— Десять миллиардов долларов, — с непонятной интонацией говорит Кира.
— Лет за пять, — добавляю разочарования неверующим. — Два миллиарда в год. Правда, надо добавить расходы на орбитальные дела.
— И какие там дела? — оживляется Кира.
— Прежде всего, строительство орбитальной станции. По-настоящему вместительной, большой и удобной. А не то жалкое сооружение сантехнического вида, что сейчас на орбите болтается.
Кира растерянно хлопает ресницами:
— Ты об МКС?
— А то о чём же?
— А дальше?
— Дальше можно и о Луне подумать. Там видно будет.
— Но идеи же у тебя есть?
— Идеи есть, только и свойство у них есть. Меняться на ходу, и бывает, совсем в другую сторону. Главная идея в том, что супертяжёлая орбитальная станция — трамплин для прыжка на Луну.
Подробности выдавать я отказываюсь.
Некоторое время все в комнате сидят молча. Как ни странно, первой высказывается Света:
— Ничего себе у вас планы…
— А ты думала! — мгновенно задирает нос Люда.
И сразу начинает гордиться под моим одобрительным взглядом.
— «Сантехнического вида», — принимается хихикать Куваев. — А ведь похоже! На водопроводную развязку!