Ранний старт 4

Глава 21 Мир дефектов

3 июня, среда, время 18:30.

Г. Королёв, пивбар, ближайший к РКК.

— Вить, давай ещё, а? Один баллончик?

— Нет. Хватит тебе, Валентин. Сегодня не пятница, тебе завтра на работу. Сложную и ответственную, между прочим.

Так устроен наш человек или вообще все мужчины. Если не остановят, сами не затормозят.

Это я сварщику проставляюсь. За то, что он нам лихо и быстро организовал швы с дефектами. Странно, что сам Трошкин не сообразил такими образцами обзавестись. Пусть у него опыт, но ведь всякое может случиться. Откуда он может знать, что аппарат вдруг перестал ловить мышей, то есть изъяны в швах?

— Ой, ладно тебе! Скажи, что зажилил! Ну, скажи!

— Хорошо. Зажилил. Если тебе так удобнее, — мне не жалко ни нескольких сотен рублей, ни слов для хорошего человека. — Я тебе что обещал? Угостить, так? А не накачать тебя пивом так, чтобы из ушей лилось.

— Жмот ты, Витя! — заявляет, покачивая неустойчивой головой, Валентин.

По идее, его надо и по отчеству величать, но представился по имени, так и пошло.

— Скажи, Валентин, а как работается тебе в корпорации? — перевожу разговор на интересную мне тему.

— Нашей ракетно-космический? Да так… ни шатко ни валко. И платят всего восемьдесят тысяч. Чистыми, правда.

— А что, восемьдесят штук — уже маленькая зарплата?

— Для нашего городишки? Ну-у-у, так себе. Выше среднего, — мужчина морщится от правды, которая мешает ему прибедниться. — А для Москвы как, нормально столько в месяц иметь?

— Для Москвы с этой суммы начинаются доходы, которые считаются приличными. Если квартира своя, то можно неплохо жить. Если не в элитном районе. Москва — она разная.

Мужчина тоскливо смотрит на пустую ёмкость. Куда в него столько влезает, полтора литра ведь!

— Пошли, Валентин, — встаю сам. — Отольём — и на воздух. Душно здесь.

— А баллончик на дорожку возьмёшь?

Сразу видно женатого человека, вряд ли по скупости не хочет раскошеливаться. Не, бывают и такие, но редко.

— Обсерешься с баллона, — ответствую намеренно грубо, так лучше доходит. — Алюминиевую баночку возьму. На посошок.

Только так и удаётся уговорить покинуть гостеприимное заведение. В самом начале посиделок порывался мне налить. Кое-как отбился. Даже ссылка на возраст не сразу сработала.

— Валентин, во-первых, не хочу. Во-вторых, если нарушать закон, то так, чтобы никто не видел, а не на глазах целой кучи народа.

Только тогда и отстал. А то порывался вылить мой кофе.

4 июня, четверг, время 06:30.

Г. Королёв, парк близ общежития.

— Брендон, стой! Брендон, ко мне!

Меня, вольно бегущего по аллее, хлещет в спину заполошный женский крик.

Лениво оглядываюсь. От увиденного уровень адреналина стартует ввысь, как ракета средней дальности. В начале аллеи, метрах в ста пятидесяти, заполошно машет руками и блажит по своему Брендону пожилая, но подвижная мадам. А ко мне намётом и с задорным рычанием несётся ротвейлер. Поводок подпрыгивающей змейкой скачет за ним.

Резко прибавляю скорость. От собаки, даже такого среднего бегуна, как ротвейлер, хрен убежишь. Но это на короткой дистанции. На длинной я любую городскую собаку сделаю.

Развиваю настолько бешеную скорость, что псина даже отстаёт на какой-то момент. Затем, издав грозный рык, прибавляет ходу. Со свистом рассекаю воздух, получая удовольствие от включенного форсажа. Нет, страха нет. После славного Обормота никаких собак не боюсь, тот был в два раза больше и в пять раз страшнее преследующей меня мелочи.

Когда расстояние сокращается метров до восьми, резко сворачиваю к деревьям. Есть несколько способов избавиться от погони. Запрыгнуть на дерево, например. Вариант схватки с последующим убийством ставлю на последнее место, меня в угол пока не загнали.

На остром повороте собакен скрежещет когтями по асфальту с проскальзыванием, что даёт мне пару метров форы. А в глубине парка, выбрав толстое дерево, заворачиваю за него, псина за мной, и вот он — поводок. Хватаю, тут же наматываю на кулак.

Тупой кобелина азартно рвётся ко мне, роняя слюни и свирепо рыча. Обежать дерево, чтобы оказаться на одной стороне со мной и поводком, он, естественно, не догадывается.

— Р-рав! У-р-р-рав! Р-р-гав! — скалится в бессильной ярости ротвейлер.

— Бе-бе-бе, — показываю ему язык.

Такой у нас складывается диалог поначалу. Затем придумываю фишку. Поводок в левую руку, отвожу её в сторону, сам делаю движение вправо. Пёс за мной и… бинго! Он пересекает своей частью поводка тот хвост, что у меня под контролем. Натягиваю потуже, чуток ограничивая степень свободы пса. Повторяю манёвр ещё пару раз, он с каждым разом даётся всё легче.

Затем перехожу к другой фазе. Более рискованной. Сую псу в морду подобранную ветку. Предсказуемо он азартно вцепляется в неё, а я правой рукой хватаю его за загривок, прижимаю вниз и напрыгиваю сверху коленом. Агрессор зафиксирован.

Но тут является запыхавшаяся хозяйка. И набрасывается на меня:

— Ты что делаешь, ирод⁈ Немедленно отпусти собачку!!!

Иду на непопулярные меры. Изловчаюсь и, продолжая удерживать пса, ногой делаю пожилой даме подсечку. Та с криком и визгом валится на землю. А мне надо решать, что делать. Собака видит, что между мной и хозяйкой конфликт, и наверняка уже вынесла мне приговор. Без права на обжалование.

Ладно, есть ещё возможность. Небольшая. Перехватываю Брендона левой рукой, а правой быстро запутываю поводок хаотическим образом. Теперь не вырвется. Слезаю с него и в сторону.

Возмущающуюся глупую бабку отволакиваю в сторону.

— Заткнись, дура старая! — грубость слегка затыкает почти нецензурный фонтан. — Ты вывела собаку бойцовской породы на прогулку без намордника. Это раз. Спустила её с поводка, это два. Теперь натравливаешь на меня. Собаки очень чувствительны к агрессии хозяев. Поэтому вашего Брендона сейчас отпускать нельзя. Он сразу набросится на меня и мне придётся его убить.

Тащу её к выходу на аллею. Грублю ещё раз, ибо фонтан намеревается извергнуться снова.

— Я тебе щас в лоб закатаю, если не закроешься! — слегка встряхиваю её.

Вожу пальцами перед глазами.

— Внимательно меня слышишь? Щас топаешь домой за намордником. Пока не наденешь его, не вздумай отвязывать. Давай-давай! Бегом давай! Увижу твоего Брендона без намордника — удавлю, нахер, обоих!

Мне бы сейчас продолжить свою беготню, но я бабке не доверяю. Поэтому конвоирую до выхода из парка. По пути иногда прыгаю через скамейки, цепляюсь и подтягиваюсь на низких ветках, быстренько отжимаюсь. Отстав, догоняю спуртом.

На выходе из парка напутствую вдогонку:

— Через десять минут не вернёшься, задушу твоего Брендона.

Немного подождал, затем пошёл в общежитие. Утро прошло не напрасно.

5 июня, пятница, время 11:40.

Г. Королёв, РКК «Энергия».

Только что заканчиваем разгрузку всякой хозяйственной дребедени. Банки с краской, со смазкой, инструментальная мелочь, тюки спецодежды, канцтовары. Потрясающе, сколько всего надо для обеспечения процесса производства.

Теперь сидим, заслуженно отдыхаем. Матёрые зубры ракетного кораблестроения забивают козла, сижу рядом.

— Слышь, молодой! — обращается ко мне один из зубров, уже седой мужик за шестьдесят по отчеству Елистратыч. Очуметь, какое имечко его папашка отхватил!

— Сходи к кладовщице Зое, попроси ведро менструации, — озадачивает самого молодого, то есть меня, Елистратыч.

— Ведро давайте, — ответствую, не делая никаких попыток движения.

Тащит ведро. Народ делает вид, что не обращает внимания.

— Письменное требование, — протягиваю руку за пресловутым документом.

— Да она тебе так нальёт, — нагло утверждает зубр под чьё-то хихиканье, — сама оформит.

— Без бумаги не пойду, — продолжаю сидеть на месте. — Пиши записку. Я такой-то и такой-то прошу выдать ведро менструации. Для употребления внутрь по предписанию врача, ежедневно до обеда. И подпись: вампир Елистратыч…

Мою речь финализирует всеобщий громовой хохот. Кто-то от смеха падает со скамейки, выглядывает встревоженный шумом замначальника. Тут же скрывается. Все тычут пальцами в зардевшегося от неудачи Елистратыча, утирая слёзы счастья и веселья.

Когда смех стихает до уровня слабого повизгивания, наставительно указываю пальцем на опростоволосившегося зубра:

— Елистратыч, это ваше поколение могло до тридцати лет о женской физиологии ничего не знать. Моё поколение осведомлено намного лучше. Лично я в курсе класса с пятого. Интернет, все дела.

В копилку моей репутации падает увесистая порция. Я с первого самостоятельного дня всех на место ставлю. Один молодой, никого больше нет, но не сразу народ понял, что количество напрямую связано с ценностью. Когда кто-то подходит, кроме замначальника, ставлю на место одной фразой:

— Вы сегодня пятнадцатый в очереди. Ждите. Дня три-четыре, раньше не освобожусь.

И даже Петра Михайловича мотаю. Когда кричит что-то вроде «Колчин, давай быстро!», приступаю к обязательной процедуре. Делаю отметку маркером, где закончил проверку шва, выключаю аппарат, собираю дефектоскоп, отношу его к столу Трошкина, открываю ящик, выдвигаю его, кладу аппарат туда, задвигаю ящик, закрываю его на замок…

— Колчин! Тебя долго ждать⁈

На беснования начальства отвечаю невозмутимо:

— Я — материально ответственное лицо. Расписывался за ценное оборудование. Поэтому оставлять его без присмотра ни на минуту не буду. Слушаю вас, Пётр Михайлович…

Стоило провернуть это три раза, как от меня отстали. Сейчас все знают: просто так выдернуть меня с процедуры контроля в одну секунду не получится. Иногда тупо посылаю.

— Вы что, обалдели⁈ Только начал работать! Пошли на хер!

И то. Работаю с дефектоскопом не более трёх часов в день. Непрерывно работать больше двух часов подряд физиологически невозможно. Внимание неизбежно притупляется, можно и писк в наушниках пропустить, и скачок на экране. Трошкин так проинструктировал. Подозреваю, что можно быстрее — и намного, но сложившуюся технологию не мне менять.

И с учётом того, что занят основной работой меньше половины смены, могу остальное время помогать всем, кому придётся. Я вовсе не против. Но не в ущерб основной деятельности.

После обеда.

Сижу в полном опупении. Какое-то время. Несколько дней работы насмарку. Понадеялся, блин! Только сейчас, после ухода Трошкина в отпуск, проверил прибор на образцовых дефектах. Ничего не показывает! Как так, с-цуко?

Ладно. Метод научного тыка — наше всё. Ставлю датчик на дефект и начинаю играть с настройками…

5 июня, пятница, время 19:40.

МГУ, ДСЛ, комната Колчина.

— Что, обалдуи, не ждали⁈ А я — вот он! — приветствую сокомнатников радостным воплем.

— О, наш практикант! — радуется Куваев. — Корпорацию до конца развалил, или что-то там ещё шевелится?

Хлопаемся пятернями. Озадачиваю их сразу:

— Парни, минут на шестьдесят не можете свалить? К Ташке в гости сходите, ещё куда-нибудь…

— Зачем тебе? — вопрошает наивный Ольховский.

— Затем, — отвечаю веско. — Саня объяснит.

Не успевает за ними затвориться дверь, как вызваниваю Светланку. Прискакивает минуты через три. Запираю дверь, скидываю матрац на пол и валю хихикающую подружку на него. Ну соскучился я, что тут сделаешь? Она, кстати, тоже…

— Зачем ты презерватив надел? — спрашивает Света прямо в ухо.

— Сначала надо хотя бы доучиться, и только после не надевать, — все чувства нацелены на неё, вдыхаю её запах, слышу стук сердца, ощущаю и впитываю всем организмом гладкость и теплоту девичьего тела.

— Сейчас можно, — девушка слегка смущается, но заканчивает: — три дня всего прошло… ну, с тех дней.

— Точно? — смотрю строго.

Развели меня уже разок с этим делом.

— Ты дурак? Мне что, справку из медпункта тебе нести?

— Смотри у меня! — но второй раз не надеваю.

После бурного выплеска эмоций и гормонов неторопливо привожу себя в порядок. Помогаю разомлевшей Светланке, перемещаю её на кровать Куваева, закидываю свою постель на место. Всё, парням можно трубить отбой.

— Пойдём к вам, что ли? Чаем меня угостишь…

В коридоре беру её на руки.

— Ви-и-ить, увидят… — но не спрыгивает и не вырывается. Улыбается и пунцовеет.

— Ничего, пусть завидуют молча.

— Кому?

— Мне, кому же ещё⁈

Не знаю, как все, но мои соседи по комнате точно завидуют. Цвета рафинированного сахара завистью.

Соседки Светы встречают нас приветливо. Лёгкими понимающими улыбками. За столом сижу вместе со Светланкой, точнее сказать, на колени её сажаю. Она уже вполне способна делать вид, что не смущается. Ночь бы вместе провести, даже без сексуальных упражнений, просто поспать в обнимку, но что невозможно, то невозможно.

Прощаемся в холле перед отбоем. С трудом от её губ отрываюсь.

— Ты на выходные? Когда обратно?

— Вечером в воскресенье. Там рабочий день с восьми часов, никак утром не успеваю.

— На репетицию к Татьяне сходим?

— Обязательно…

6 июня, суббота, время 08:50.

МГУ, ДСЛ, комната Колчина.

Утром долго ругался на своих друзей, которые три дня как прекратили бегать на зарядку.

— Тренера-то нет! — Саня выдвигает абсурдный аргумент, Юра хоть помалкивает.

— Так радуйся, обалдуй! Побегал, попрыгал без понуканий, в собственное удовольствие!

И, как сами признаются, чувствуют неудобство в теле, которое требует привычных нагрузок, но железным усилием воли подавляют полезную привычку. Вот кретины!

После завтрака и небольшого общения погружаюсь с головой в мир дефектоскопии. От реального мира отключаюсь. Теоретически всё понятно. Ультразвуковой сигнал отразится от объекта, в нашем случае — дефекта, если его размер равен или больше длины волны. Частотные характеристики моего прибора позволяют ему ловить дефекты размером от двадцати микрон.

Сразу вопрос: каков ожидаемый размер «моих» дефектов? Ныряю в сеть. Бесполезно. Шныряю по форумам — голяк! На какой частоте надо выискивать дефекты, тоже непонятно.

Теперь надо разобраться с зонами проверок. В чём там фишка?

И самое главное — но подозреваю, сеть тут не поможет, — почему вдруг дефектоскоп сразу после ухода Трошкина прекратил нормально работать?

Время 11:55.

— Ты давно тут сидишь? — обнаруживаю рядом Свету.

И не просто сидит, а привалившись грудью и положив руку мне на плечо. Теперь ещё и хихикает.

— Минут пятнадцать…

— Я до обеда в интеллектуальном астрале плаваю. Меня здесь как бы нет.

— Я поняла. Пошли к нам на обед. Девочки тебя звали.

— Колчин, как всегда, у девочек нарасхват, — замечает Куваев.

— Саша, сделай для девчонок хотя бы половину того, что Витя сделал, тебя тоже бесплатно кормить начнут, — вдруг показывает зубки Светланка.

Мягко и нежным голоском, но тем не менее.

— Я танцевать не умею, — открещивается Саня.

— Кран почини, шуруп вверни, шкаф отремонтируй, хоть что-то умеешь? Не умеешь — учись, — дидактическим тоном поучаю приятеля. — За всё, что я для тебя делаю, ты меня тоже кормить должен. Но ты — неблагодарное животное и всё хочешь получать на халяву. В отличие от наших замечательных девушек.

На страшное обвинение Куваев не находит ответа. Юра помалкивает и улыбается. Никто не переспрашивает, чему я их учу. Всему. Приёмам рукопашного боя на зарядке, танцевальным выкрутасам по вечерам, консультации по разным предметам даю.

Понятно, что соседки Светы зовут не просто так. У них с французским что-то не складывается. Ну, с этим быстро разбираемся.

После обеда пробую позвонить Трошкину. Не отзывается. Спрашивать начальство, чувствую, бесполезно. Вернее, даже вредно. Наш замначальника, сразу видно, из таких, у которых подчинённые всегда виноваты. Если чего-то не знаю, значит, не спросил вовремя. Можно попытаться переложить ответственность на Трошкина, но Пётр Михайлович сам его как-то очень быстро отпустил. Чуть ли не выгнал.

Короче, велика вероятность, что сначала наорёт, а потом меня же виноватым сделает. Всё равно придётся докладывать. Придётся, но только после того, как сам разберусь.

После обеда навещаю фрейлин. Воровато оглядевшись, нет ли рядом Светы, вешаются на шею. Обе. Одновременно. Со смехом несколько шагов делаю под тройной силой тяжести.

— Докладывайте, — требую сразу, как только отлипли.

— Вроде нечего докладывать… — пожимает плечами Вера.

— Ой, как «нечего»⁈ Мы же термех сдали! На пять! — всплёскивает руками Люда.

— Ага, всё-таки сдали.

— Ну да. Он нас на зачёте погонял, конечно, но балл к экзамену пообещал. Сдали на твёрдую четвёрку, поставил «отлично».

— Мы такие единственные девочки в группе, — хвастается Вера.

Следующий экзамен по вариационному счислению, так что, не торопясь и лениво, провожу консультацию. Девчонки с опережением начали сессию, первый экзамен только в понедельник. Фора лишней не бывает.

Короче, всё, как всегда. Окунаюсь в родную атмосферу, как в источник с живой водой.

8 июня, понедельник, время 09:55.

Г. Королёв, РКК «Энергия».

— Колчин, не морочь мне голову, иди, работай, — сколько с ним не разговаривал, всегда так. Всё время чем-то недоволен.

Стою, жду. Вопрос задан, мне нужен статистические данные по обнаруженным дефектам и их видам. Желательно за всё время, но какие есть. Где-то же они хранятся.

Два выходных в родном общежитии провёл не зря. Стал разбираться в дефективности. Наружные дефекты меня не интересуют, их визуально определяют. Хватает и внутренних, их целый список. Трещины, поры, каверны или свищи, непровары и несплавления, расслоение металла.

Ещё становится ясно, какую ошибку допустил замначальника, быстро отпустив Трошкина в отпуск. Работать на контроле качества больше трёх-четырёх часов не выйдет, даже по правилам нельзя, значит, надо было работать вдвоём полную смену. Получилось бы в два раза быстрее. Тогда Трошкин создал бы себе задел и убрал риск выбивания из графика. Опять же с передачей опыта никаких проблем. Я-то обнаружить дефект могу, а вот с диагностикой — проблемы. На это опыт нужен, который за пару дней не передашь. Может, и пары месяцев не хватить. От диагностики зависит способ устранения, и какие-то совсем мелкие изъяны могут и пропустить.

Только что закончил настройку аппарата, с которым экспериментировал с самого начала рабочего дня. На самых высоких частотах дефекты в первой зоне диагностируются сплошняком. Я так понимаю, это неоднородности и нарушения кристаллической решётки на поверхности шва.

— Вот вы всё время кричите на меня, когда я прибор прячу. А ведь кто-то успел настройки там сбить, — смотрю осуждающе, начальство отводит глаза. — Даже понять не могу, когда успели. Но образцовые дефекты перестал ловить. Кое-как аппарат снова настроил…

Настройку-то закончил, только в правильности всё равно не уверен. Калибровочные дефекты видит, и то хлеб. Но мне нужно больше информации. База данных в памяти аппарата почему-то пуста.

— В архив техотдела зайди, — соизволяет буркнуть начальство и описывает путь до цели.

Через четверть часа забредаю в какие-то, пардон, ебеня. Возвращаюсь и, зацепившись языком с одним из аборигенов, понимаю, что начальство случайно или злонамеренно отправило меня в противоположную сторону. Это в рамках шуточек над неофитами? Только начальству так делать нельзя, статус не тот.

— Заявку оставляйте, через неделю зайдите, — равнодушно знакомит меня с порядком действий молодая архивная грымза. Или она меня так послала?

— Зачем заходить? — признаюсь, не сразу среагировал, однако длинной паузы не случилось, спасибо искину. — Я тогда жить здесь останусь. Без этих данных мне на рабочем месте делать нечего…

В глазах грымзы зарождаются ведьминские молнии, но неожиданный вопрос их гасит без следа:

— Вы замужем? А то как бы не скомпрометировать вас.

— Выйдешь тут замуж… сижу, как мышка-норушка.

— Устройте пожар, — предлагаю мгновенно, — примчится пожарная команда и какой-нибудь мужественный пожарный вынесет вас на руках. Как могучий рыцарь прекрасную принцессу.

— Обгорелую и полумёртвую? Нет уж! — грымза куда-то исчезает, вместо неё сидит просто несколько блёклая девица. И почти улыбается.

Весёлый трёп продолжается пару минут, которых мне абсолютно не жалко. Во-первых, время не моё, во-вторых, что такое минуты против недели?

— А они, эти данные, в природе вашего архива существуют? Зачем мне рыбачить, то есть оформлять заявку и ждать, если рыбы нет совсем?

Ангелина — так её зовут (да, мы уже познакомились) — с неуверенной сосредоточенностью тычет пальчиком в клаву.

— В базе данных не нахожу. Но они где-то есть, я точно видела…

— Если найдёте, благодарность моя будет бесконечна, — обещаю несколько опрометчиво и тут же поправляюсь: — В разумных пределах.

Кидаю на девушку острый взгляд, выклянчиваю пару листов бумаги. Внимательно, фиксируя в памяти каждое движение, наблюдаю, как она проходит между стеллажами и скрывается за поворотом. Фигурка — ничего особенного, умеренно тощая. Можно обозвать стройной, если бы осанка была поставлена.

Отсутствует минут двадцать. И наконец приходит с кипой папок толщиной в ладонь. Бухает на стойку.

— Вот все акты проверок по вашему цеху за десять лет, — и произносит парадоксальную фразу, которую мой искин отказывается понимать: — Только я вам их не дам. У вас заявки нет.

— И не надо! — радуюсь самому виду реальных документов. — Я прямо здесь посмотрю, а вы пока на моё творение полюбуйтесь…

Ускакиваю с папками за столик поодаль. Девушка не возражает, не может. Её мощно выбрасывает в астрал моё художество. Картинку назвал для себя «Фея-хранительница». Некую блёклость внешнего вида перевёл в прозрачность лица и фигуры. Попытался изобразить намёк на призрачность. Не знаю, насколько получилось: воздушная фигурка в проходе между стеллажами, милое личико в профиль, наполовину скрытое причёской. Эту самую причёску приукрасил, платье немного укоротил, ножки устройнил. На глаз почти незаметно, сходство с оригиналом несомненное, чего ещё от художника-любителя требовать.

Времени для полноценного анализа с выписыванием всех данных до обеда мне не хватило. В столовую идём вместе с архивной девой. Из столовой тоже. От начальства в столовой удаётся спрятаться. С помощью архивной Ангелины.

— Линочка, огромная просьба, — делаю лицо пай-мальчика и глаза кота Шрека, — пожалуйста, отнеси и мою посуду тоже. А то начальник меня заметит…

— Провинился?

— Нет. Постоянно придирается, стараюсь держаться от него подальше.

Девушка идёт навстречу моей просьбе. И что характерно, не требуя платы. Хотя уж на мороженое всегда могу разориться.

Пётр Михайлович меня всё-таки отлавливает в цехе. Но поздно, я уже домой собираюсь, пять минут до конца моей смены.

— Колчин! Ты где был⁈ Я тебе прогул запишу!!!

И главное, орёт через весь цех, от своего закутка мне, сидящему за общим столом. Сейчас в домино не играют, но народ рядом туда-сюда ходит, все же слышат. Ну, сам виноват…

— Пётр Михайлович! Вы что, с ума сошли⁈ Вы же сами меня в архив отправили!!! — чуть голос не надсадил, так орать.

Замначальство, мгновенно побагровевшее, исчезает за дверью. Крыть-то ему нечем. Рассчитывал, что вернусь через полчаса? Мне начхать на его ожидания, в разрешении идти в архив временных ограничений не указывалось.

Бумагу со сведённой за десять лет статистикой бережно укладываю в ящик рядом с прибором. Мне всё-таки интересно, кто так подшутил, сбив настройки дефектоскопа? Всё сходится на одном человеке. Вот только мотив — для меня полная загадка.