Ранний старт 4

Глава 7 Каникулы

23 июня, понедельник, время 10:15.

Синегорск, квартира Колчиных.

— Запоминать надо, Кир, — учу брата играть в карты — в банального дурака.

Мой искин не даёт покоя ни мне, ни людям. Играть мне сейчас предельно легко, вижу все карты, запоминаю отбой, запоминаю принятые противником. В голове всё отражается на экране, похожем на компьютерный.

Этому же учу брата. Разговариваем на французском, мне практика нужна как бы ни больше, чем ему. Только что посмотрел его школьные дела. Учебники, дневник с итоговым табелем за пятый класс. Вроде всё нормально, но кое-что мне не понравилось. И дело не в учёбе.

Учу его, прямо визуализируя всю таблицу карт. Для этого понадобилась вторая колода. И для начала используем только номерные карты, с шестёрки до десятки. Кир должен приучиться держать в голове всю картинку. Сразу не выйдет, вот мы и тренируемся.

Таблица лежит рядом с Киром, то и дело он глядит на неё, вносит изменения.

Иногда перемножаю в уме четырёхзначные числа. Давно могу это делать, работаю на скорость. Может показаться глупостью, ведь привёз с собой кое-какие учебники и умные книжки. Но разве этот надоедливый перец по прозвищу Кир даст мне спокойно над ними поработать? Нет, это выше его сил. Вот и сижу на двух стульях: занимаюсь и братом, и собой. Принцип обязательности утренних интеллектуальных напряжённых усилий надо соблюдать строго. Я уже имею от этого неплохой профит от выстроенного внутреннего компьютера.

Мотивация.

Главная мотивация моей учёбы в том, что я уже пытаюсь если не сконструировать, то наметить принципы работы новых ракетных движков. Топливная пара — это, безусловно, водород-кислород. По простому основанию: я намереваюсь строить космический флот, который будет летать по всей Солнечной системе. Но что-то я не слышал о месторождениях нефти в космосе, чтобы добыть керосин. Метан, правда, есть, но везде ли? Поэтому безнадёжно устаревший диметилгидразин, да ещё несимметричный, даже не рассматриваю. Представляю, во сколько трудов и финансов обойдётся строительство завода по производству гептила на Луне.

Мои усилия в этом направлении дают неожиданный результат. Нынешний уровень развития движков на банальном принципе сгорания и выбрасывании струи раскалённых газов достиг непреодолимого потолка. Не, преодолеть его можно, но надо менять принципы работы ракетных движков. Тот же ядерный двигатель или семейство электрических (ионные и плазменные).

Традиционные движки достигли своего потолка, на настоящий момент уровня четырёх с половиной тысяч метров в секунду удельного импульса. Это примерно соответствует температуре в камере сгорания — те же четыре тысячи градусов. Даже не понимаю, как этого добиваются, ведь потолок как раз в том, что уже при двух тысячах градусов продукт сгорания, вода, начинает разлагаться на кислород и водород. С поглощением энергии, а значит, с понижением общей температуры.

Но как добиться повышения процента полезной нагрузки раз в пять, уже знаю. На тех же самых движках это можно сделать. Принципы понятны, конкретной реализацией займусь после МГУ.

Бью атаку Кира, обновляю карты.

А не полазить ли мне по сети? Нельзя ли разделить азот и кислород по магнитным свойствам. Зачем? А надо мне… создание нового ракетного движка тот ещё квест. Невидимый миру, но много сложнее простонародных компьютерных.

Через четверть часа бракую идею. Оба газа — парамагнетики, то бишь слабо намагничивающиеся вещества. Причём коэффициент намагничивания микроскопический: две миллионные доли у кислорода и на пару порядков меньше у азота. Чтобы разделить газы на этом свойстве, нужно сгенерировать магнитное поле запредельной мощи. Наверняка это обернётся сложным и громоздким оборудованием. В отбой!

Диффузионный способ? Тоже не прокатит, молекулы слишком малы, это не гексафторид урана с атомным весом почти в триста пятьдесят единиц. Разделение урана таким способом прокатывает и то — с микроскопическим кпд. В отбой!

Наверное, пройдёт самый примитивный способ — по температуре сжижения. Кислород сжижается при –183о С, азот при –196о С. Примем за базовый вариант…

— Я выиграл! — Кир взрывается восторгом. — Давай ещё!

Вечером.

Дожидаюсь, когда Кир умчится после ужина на улицу. Вот и настаёт удобный момент.

— Скажите, дорогие родители, с какого рожна⁈ — сам не хочу, но голос становится неприятным.

Вероника округляет красивые глаза, папахен тоже чуть вскидывается. С мачехой установились настолько ровные отношения, что она даже расцеловала меня при встрече. Я поразился и чуть не прослезился.

— С какого рожна Кир не занимается ни в одном кружке и ни в одной секции? Среди моих друзей нет ни одного такого. Кто-то в секции дзюдо тренируется, кто-то в музыкальную школу ходит.

— А куда нам его? — всплёскивает руками Вероника. — Мы спрашиваем, он ничего не хочет.

— Кир — птица гордая, — соглашаюсь, принимая чай, — пока не пнёшь, не полетит. Тогда, пап, таскай его на работу, когда машину ремонтируешь. Пусть помогает и приобщается. Хоть чему-то научится. Конструктор ему какой-нибудь сложный купите… блин! Сам не сообразил!

Накал разговора тут же спадает.

— Летом всё равно не до того, — начинает рассуждать папахен. — На выходных отвезу вас в Березняки, там речка, лес. Отдохнёте как следует…

28 июня, суббота, время 20:10.

Село Березняки.

— Санечка-а-а-а! — вопль бабушки при виде любимого племянника служит триггером цунами, мгновенно затопившем всех нас троих.

Успеваю только заметить, как серо-полосатый кот, мирно дремавший на парапете крыльца, с коротким мявком превращается в серую молнию и исчезает. Меня чуть не сшибает с ног ураганный удар девичьего восторга. Причитания бабушки, звонкий голос Кира, все остальные звуки становятся посторонними, как шум телевизора. Посторонними и неважными, потому что рядом с моим сердцем учащённо колотится девичье, пытаясь пробиться ближе через пружинящую уже совсем не подростковую грудь.

Смущение настигает Алису сразу после того, как она впечатывает поцелуй в районе губ. Что действует на меня почти как контрольный выстрел. С трудом восстанавливаю равновесие на одеревеневших ногах. И с ещё большим трудом выныриваю из Алискиных глаз, оставив там, в глубине, все мысли, сожаления и воспоминания. О Полинке и других Синегорских девчонок, университетских девчонках и Кире Хижняк… а это кто такая?

— К-хм-м, ты выросла… в другом месте я тебя мог и не узнать… — звуки собственного голоса глушатся звоном в ушах от мощного кровотока.

Порозовевшая девушка — девочка остаётся в недалёком, но прошлом, — чуть улыбается и треплет за волосы Кира. Тут наступает время смены караула, и меня берёт в охапку бабушка, а папахен бережно обнимает Алису.

«Человека со слабым сердцем такая бурная встреча может и убить», — думаю во время переноски тяжестей в дом. Штучки папахена, он нарочно не стал заранее предупреждать о приезде. В какой-то степени он прав, неожиданная радость кратно сильнее ожидаемой.

Подумывал сразу из Москвы сюда рвануть, мне так даже легче было бы, пусть и дальше ехать. Но мои обиделись бы. А ещё, кроме удобства прибытия на машине, не надо думать о подарках. О них позаботилась мачеха. Ей, как женщине, легче. Я даже не знаю, что там в пакетах.

Нас всех троих чуть ли не с порога отправляют в баню. Нам только дров подбросить и водный баланс восстановить. Наши женщины как раз оттуда пришли и чаем на веранде баловались.

— Ты бы так не резвился, — осуждаю папахена, который щедро плещет на злобно зашипевшую каменку.

И спрыгиваю на пол, где уже спасается от жары Кир. Папахен самодовольно посмеивается:

— Хлипковаты вы ещё для настоящей бани!

— Во-первых, сначала не про баню, — натираю мочалкой тощую Кирову спину. — Такими внезапными сюрпризами ты бабулю в гроб вгонишь. Стресс, даже положительный, это стресс. Сердце схватит — и капут. Чё будешь делать? Дом продавать? Переезжать сюда?

Папахен задумчиво нахлёстывает себя веником. На лице написано: «Как-то я об этом не подумал».

— А что во-вторых?

— А во-вторых, устойчивость к банному жару сильно зависит от массы и размеров тела. Это я тебе как физик говорю. Так что не вздумай с Киром так резвиться. Это я — умный, знаю, что нельзя, а он тебя послушает и тепловой удар схлопочет.

— Причём тут размеры тела?

— Ты в два раза массивнее меня, поэтому прогреваешься намного медленнее. Насколько, не могу сказать, считать надо. Но значительно. А Кир на твоём месте вообще мгновенно в цыплёнка табака превратится.

Просит поработать над ним веником. Мне как раз Кир заканчивает спину тереть.

— Сначала поводи… — папахен затевает инструктаж.

— Плавали — знаем.

Голове горячо, но терпимо. А когда разогнал веником скопившийся под потолком жар, стало совсем легко. Папахен кряхтит блаженно, мы с Киром хихикаем.

— Странные чувства испытываю, поднимая руку с веником на отца…

Папахен тоже ржёт.

После бани спим, как коней продавши.

29 июня, воскресенье, время 10:35.

Село Березняки, бабушкин сад.

Графики максвелловских распределений, пленяющие моё сердце своей красотой, закрывает ладошка с горкой соблазнительнейших клубничин. Уже мытых и очищенных. Не даю себе труда воспользоваться руками, я на них опираюсь, читаю лёжа. Ем прямо с Алискиной ладошки.

В конце процедуры девочка хихикает от щекотки. Хотя какая девочка! Уже сформировавшаяся девушка, на которую смотреть лишний раз опасаюсь, так хороша, что боюсь, на смех людям, слюна потечёт.

— Какие страшные книжки ты читаешь, хи-хи, — высказывает мнение с высоты своей сногсшибательной внешности.

Моя мощная воля мне отказывает, но я борюсь. Алиска сидит на пятках, свободно привалившись ко мне. Тактильных контактов не чурается, я для неё абсолютно свой. А вот меня её близость незнакомо волнует. Никогда такого не испытывал. Кира Хижняк? Сексуально спортивный интерес, с ней напрягало совсем другое. Кира — девушка не моего круга, что само по себе нестрашно в наш запутанный век. Хуже, что сильно более высокого.

Алиска проводит пальчиком мне по спине, и я тут же забываю обо всём. Кира? Кто это?

— Это очень умные книжки, гх-м, — сбиваюсь на хрип, прочищаю горло. — Я же умный! Вот умные книжки и читаю.

«А ты мне мешаешь», — выговорить не осмеливаюсь. Ни хорошее настроение, ни плохое, даже недомогание — ничто не в силах помешать мне погружаться в сложные теории. Кир давно нейтрализован. А вот это неуместное волнение мой искин почти парализует. Пытаюсь переключиться на посторонние мысли.

Папахен уехал с утра. Ему завтра на работу. Так что он улетел и, как Карлсон, обещал вернуться. В отличие от халявщика Карлсона оставил мне десять тысяч. Плюс к моему жалкому остатку тысяч в восемь. Предположительный заработок в местном хозяйстве несильно велик, рассчитывать на него не стоит.

— После школы куда пойдёшь?

Выпускной у Алиски уже прошёл, вот и спрашиваю о планах. Обнаруживаю, что никаких планов у неё нет.

— Работать в колхоз пойду. Бабушка ещё хочет на почту пристроить, но не знаю, получится ли…

— Учиться, выходит, не хочешь? Могла бы на лингвистический пойти, твой немецкий совсем неплох.

— Пять лет на лекции ходить? — Алиса смешно кривит лицо. — Не хочу. Тоска зелёная.

— Ну, колледж какой-нибудь, всё равно ведь хоть какая-то корочка нужна…

— Нашему хозяйству не нужна. Понадобится — на курсы отправят.

Нравоучительные разговоры прекращаются, когда Алиса снова начинает водить пальчиком по спине. Немедленно попадаю в плен коварной сладкой истомы. Небеса, дайте мне силы!

Они дают. На полчаса, когда Алиска, демонстративно оперевшись на меня рукой, выбирается из малинника за новой порцией клубники. С честью выдерживаю последний удар: бесцеремонно лезущее в глаза мелькание голых ног.

Обед.

Мой брат Кир демонстрирует шустрость необыкновенную. Граничащую со сверхспособностями. С утра умчался с местными друганами предаваться упоительным летним забавам, но за обеденным столом размещается раньше нас. Потрясающее чувство времени.

— Витя! — возмущается уже ставящая перед ним полную тарелку Басима.

Ни слова не говоря, вытаскиваю Кира за шиворот и лаконичным лёгким пинком отправляю к умывальнику. Коротко вякнув, но без возражений, Кир послушно моет руки. Мы с Алиской на улице руки ополоснули.

— И раньше старших за стол садиться нельзя, — строгость изображать не надо, она сама всплывает.

Басима балует Кира, мачеха балует при попустительстве папахена, Алиса балует. Единственное организующее начало, слегка омрачающее безмятежность детства Кира, это я. Бабушка пытается защищать младшего:

— Я ж ему разрешила… — и замолкает под моим долгим осуждающим взглядом.

Лёгкую напряжённость развеивает Алиска:

— А ты у меня разрешения спросил? Ты же младше меня? — и дёргает легонько за волосы.

— Это как посмотреть. Ты только что школу закончила, а я уже на третий курс университета перешёл, — ухмыляюсь с ехидством. — И кто из нас старше?

Алиска показывает мне язык. Её универсальный и ультимативный ответ на мою логику любой степени беспощадности. До сих пор не придумал, как на это отвечать.

— На третий? — удивляется бабушка, расставляя перед нами тарелки. — Ты же вроде только в прошлом году поступил!

— Просто я время зря не теряю, бабушка, — зачерпываю ложкой сметану. — Как к олимпиаде разогнался, так до сих пор остановиться не могу.

Да и не собираюсь.

— К тебе друзья приходили, я сказала: после обеда освободишься, — Басима доводит оперативные новости.

— Они на Талой?

Бабушка подтверждает:

— Они всё время там.

База «Талая». После обеда.

Постояв полминуты на краю, спускаемся по длинной лестнице. Молодцы парни, озаботились. Даже перила есть, хоть и с одной стороны.

Спускаемся неторопливо, хочется впитать в себя все изменения. Шатёр в центре базы уже явно не из жердей, слишком ровные шесты. Брезентовое покрытие на уровне трёх-четырёх метров снабжено оконцами из какого-то прозрачного материала. Похоже, из оргстекла. Через речушку переброшен мосток, довольно широкий. На том берегу справа — пара аккуратных строений, назначение которых понятно по габаритам.

Увязавшийся за нами или возвращающийся к друзьям Кир на ходу пытается дотянуться до самых соблазнительных клубничин. Ребятам понравилась моя идея засадить откосы ягодами. Слева какие-то деревья, яблони или груши, пока маленькие. Эдем, а не база.

Примерно на середине спуска нас замечают. Сначала смотрят, а затем к основанию лестницы сбегается разновозрастная толпа человек в сорок, почти все присутствующие.

— Витёк!!! Приехал!!! Ура!!!

Для приветствования друзей поднимаюсь на несколько ступенек выше, мимоходом подзатыльником отгоняя Кира. Мелкий паршивец вознамерился погреться в лучах славы старшего брата. Величественным жестом а-ля Брежнев приветствую радостную толпу. Другим жестом останавливаю гвалт:

— Здравствуй, мой добрый народ! Я снова с вами, друзья мои!

Меня, нисходящего с лестницы, хватают крепкие руки и несут к вигваму. На подходе останавливаются и, поддавшись чьему-то провокационному выкрику, принимаются качать. Благосклонно принимаю восторг верноподданных.

После первого вала бурных восторгов меня усаживают на лавку, собираются вокруг, и начинается праздник общения. Мои гвардейцы, многие из которых окончили школу, выглядят внушительно. Сильные руки, широкие плечи, решительные лица. Красавчики, короче. Но как Тимоха на меня никто не смотрит. Это у нас в областном центре студентом московского вуза никого не удивишь, а здесь село. Я для них сейчас — столичный перец, не хухры-мухры. Учусь в самом главном университете страны, на факультете, одно название которого потрясает неискушённое провинциальное воображение.

«Факультет космических исследований», — слышу важность, с которой Кир громко шепчет прямо в открытые рты окружающих название моей альма-матер. Подозреваю, внушает уважение даже его способность без запинки произнести такие непростые слова. Это тебе не «Манька! Подь сюды!» или «Людк, а Людк!». Это, с-цуко, по-настоящему высшие сферы.

— Не, ну а что — Москва? — отвечаю на высказанные и невысказанные вопросы из горящих глаз. — Красиво? Да, красивых мест много. Но таких, как здесь, всё равно нет. Вот в ресторане недавно был. Ну, любопытно стало, где пасутся столичные мажоры. Больше двадцати тысяч за ужин, правда за двоих.

— Со столичной штучкой? — с задорной завистью вопрошает Валера, старший второго взвода, условно говоря.

Перекрывает возгласы в стиле «Совсем зажрались!»

— Вроде того… — чувствую, что в подробности углубляться не надо, но Алиска сдвигает бровки. — В МГУ ведь разный народ учится, есть и очень непростые, а мне интересно, чем они дышат. Но ни в одном московском ресторане не подадут картошку, запечённую в костре. Или уху из свежевыловленной рыбы с того же костра.

— Или шашлык из зайца! — развивает тему Виталий, комвзвода-1.

А это что-то новенькое.

День в итоге проходит незаметно. К вечеру получаю ту самую запечённую в костре картошку и уху. Алиска домой уходит вместе с другими девчонками, ночевать на реке им невместно. И мы в их отсутствие трещим обо всём. Обсуждаем планы расширения базы, противопаводковые меры. Вигвам на зиму приходится снимать.

— Снегом заваливает и рвёт брезент, — поясняет «башибузук» Егор, которого не сразу узнал в дюжем парне.

— Вроде на такой крутизне снег не должен держаться?

— Наваливает метелью сугроб чуть не до вершины и давит, — объясняют все наперебой.

Понятно. И что, парням хочется зимних квартир?

— Иглу можно строить, — предлагаю опыт эскимосов. — Из снега и льда. Они, правда, невысокие обычно. Не больше человеческого роста. Но можно попробовать и большое построить.

Тема парней увлекает. Тут же начинают строить планы зимних охотничьих и рыбачьих снежных домиков. В лесу, на озёрах, реках. Талую, как место зимней рыбалки, бракуют. Мелкая слишком.

Вечер проводим продуктивно в смысле обмена идеями. И укладываемся спать. На мягком сене под грубым покрывалом и укрывшись какой-то случайной накидкой, засыпаю так, будто в яму проваливаюсь. И первое ощущение, нагрянувшее с утра — хорошо-то как! Впереди счастливые беззаботные месяцы!

1 июля, вторник, время 22:20.

Село Березняки, бабушкин дом.

— Витя, Витя… — в ухо льётся ласковый шёпот, даже во сне вызывающий в груди тёплую истому.

— А? Что? — выныриваю из сна, как из глубокого переполненного колодца.

Совсем близко к лицу мерцают глаза Алисы. Лицо щекочет свисающая прядь волос.

— Пойдём…

Она тянет меня с постели, иду за ней как бычок на верёвочке. Гоню подальше мысли, куда и зачем. Это я гоню, а тело уже знает. Алиска одета в ночную рубашку до пят, модель а-ля балахон.

В её светлице даже в полусумраке по движениям и голосу чувствую, что Алиса смущена.

— Вить, ты чего? Я для чего которую ночь окно держу открытым?

Искин полностью отключён, но что-то такое припоминаю. Жарко де, вот и приходится. Растерянно молчу, не из-за жары, значит.

Растерянность перерастает в столбняк, когда девушка решительно сдёргивает с себя балахон. Под ним ничего нет! Шаловливые мужские глаза помимо воли выхватывают качнувшуюся грудь. У-у-х! Судорожно сглатываю.

Пристально рассматривать неприлично, но отвести глаза не успеваю. Алиса решительно шагает и влипает в меня всем телом. Шею обхватывают ласковые руки, сердце выпрыгивает навстречу чуть не царапающим кожу твёрдым соскам.

— Ты сам сказал: подождём, когда мне семнадцать исполнится… — девушка тянет меня на кровать, чуть скрипнувшую под двойной нагрузкой.

Прекращаю по-дурацки отстраняться, глупо стесняясь прорывающей ткань плоти. Некуда отступать, позади твёрдая поверхность, спрятанная под матрацем. Алиска прижимается изо всех сил, пылающие глаза начинает застилать туманом.

— Подожди, резинку… — делаю последнюю попытку сохранить благоразумие и сдаюсь после слов:

— Нафиг резинку! Я позаботилась…

Далее почти ничего самому делать не приходится, включаются безусловные рефлексы. Алиса резко насаживается и приглушённо вскрикивает, а я её уже не отпускаю. Это невозможно!!!

Опозорился секунд через сорок, больше не продержался. Алиса отваливается сразу, как только я сдуваюсь, как воздушный шарик. Оба лежим некоторое время в молчании, потрясённые и обесточенные.

— В следующую ночь придёшь? — девушка водит пальчиком по груди.

— Окно будет открыто? — усмехаюсь слегка пристыженно, первый блин вышел комом.

— Оно всегда открыто…

— Завтра нет. Послезавтра, — вспоминаю кое-какие интимные правила. — У тебя там зажить должно.

— А ты точно предохраняешься? — отступившее под натиском превосходящих сил благоразумие возвращается.

— Точно, точно, — Алиска улыбается с непонятным удовлетворением.

Не могла она так быстро оргазма достичь. Или могла?

О подробностях не спрашиваю, таблетки пьёт, наверное. Или про безопасный период в курсе… точно, в курсе! Сам ей и рассказывал два года назад. В рамках дружественного секспросвета. Детали выпытывать не осмеливаюсь, женщины имеют право на свои секреты.

2 июля, среда, время 10:50.

Село Березняки, бабушкин сад.

— Ты здесь? — в моё логово в малиннике влезает Алиса.

Смотрит со смущённой улыбкой, руки непустые. Отвечаю ей безоблачной негромкой радостью, без спроса выглядывающей из-под грозно нахмуренных бровей:

— Пришла меня отвлекать?

Застенчиво хихикает, умащиваясь рядом. Ставит передо мной миску, полную ягод.

Смешная она, если подумать. Сегодня ночью такая смелая была, а сейчас розовеет от обычного разговора.

— Ты так бабушку без варенья оставишь, — с удовольствием угощаюсь уже мытыми и очищенными клубничинами.

— Не оставлю, — отмахивается Алиска. — Мы уже три ведра лесной клубники и земляники насобирали.

Искин, работающий на полную, сразу остановиться не может, несмотря на мощный отвлекающий фактор. Уходит в подсознание. С трудом отгоняю опасные мысли о полной доступности девушки. Могу поцеловать, могу погладить колено… так — прочь, прочь! Мне с термодинамическими функциями разобраться надо!

Парни меня уже звали на пастушьи дела, но я зарезервировал для себя неделю на восстановление. Всё-таки сессия меня обескровила. Так что прихожу на базу только вечером, занимаюсь с ребятами рукопашкой. У нас щас тема — один против группы. Отличный тренаж! Мощно мотивирует на повышение скорости. И движений, и тактического мышления.

— Надо бы защитой обзавестись и перчатками, — останавливаю тренировку, которая вот-вот скатиться в учебный мордобой.

Ребята стали взрослыми, крепкими и очень резкими. Перевожу всех на отработку отдельных движений и связок. С завтрашнего дня начну тему брекфестов, ударов с широким разворотом корпуса вокруг себя. Хоть ногой, хоть рукой. На двести семьдесят градусов. Так-то на все триста шестьдесят, но сам удар наносится до полного оборота.

И сами удары отработаем, и защиту. Очень опасный тип ударов. И для обороняющегося, и для атакующего. Особенно в уличном варианте схватки без ограничений, где ничто не мешает сломать руку или ногу атакующему. Удар очень мощный, но долю секунды применивший его находится в крайне уязвимой позиции. Похож на ход «ва-банк» в картах, когда результат всего в двух вариантах: всё или ничего.

3 июля, четверг, время 21:50.

Село Березняки, дом бабушки Серафимы.

— Алиса, — шепчу в темноту открытой комнаты.

Вызываемая мной особа не соврала, окошко действительно открыто. Немного царапает моё параноидальное чувство безопасности, но оно выходит во внутренний двор. Как и все остальные окна. Дом не дополняет внешний забор своей стеной.

В темноте комнаты слышится шебуршание, звук торопливых шагов, моё лицо берётся в захват девичьих ладошек и в губы немедленно впечатывается поцелуй. «Идентификация пройдена, вход разрешён», — мысленной шуткой пытаюсь уравновесить волну томления, затапливающего всё тело.

— Пришёл серенький волчок, — заявляю в смеющееся личико. — Щас укусит за бочок.

Алиса помогает влезть. Вернее, она так думает, что помогает, тычась упругими полушариями куда попало. Впрочем, не возражаю. Но мягко отстраняю прильнувшую девушку.

— Не торопись, у нас времени — вагон.

Оглядываю обстановку. Она небогата: кроме кровати, только шкаф и комод с трёхстворчатым зеркалом. Однако меня другое интересует. Вроде места хватает. Подхожу к кровати и одним махом сдёргиваю с неё матрац и всё, что на нём лежит.

— Что ты делаешь? — Алиска приваливается к плечу. Опять полушарием.

— На полу места больше, — плюхаюсь на устроенное лежбище.

Алиса тут же пристраивается рядом и немедленно запускает мне руку под футболку. Руку её не отстраняю, это выше моих сил, но строгость проявляю:

— Девушка, прекратите ваши порочные поползновения. Это я к вам в окно влез, а не вы ко мне. Я должен к тебе приставать, а не наоборот.

Так бы она и послушалась, ага. Мне снова показывают язык. Пока отвлекался на разговоры, рука сама начала гладить её коленку.

— Бабушка нас не услышит?

— Не-а, — Алиса мотает головой и приступает к развратным действиям: скидывает рубашку-балахон.

Опять голая! Все мысли, опасения, посторонние эмоции уносит из сознания со свистом.

— Я один раз вышла ночью, задела пустой бидон. Он с таким грохотом покатился, думала — всё. Щас бабушка проснётся и задаст. Не-а, даже не ворохнулась… — торопливо шепчет девушка.

Сам не замечаю, как оказываюсь без футболки. Алиса нетерпеливо наваливается на меня, не дожидаясь, пока скину спортивные штаны. Опять взбирается на меня. Шалишь, девуля, по твоему сегодня не будет. Опрокидываю её на спину. Перед тем, как накрыть полушария ладонями, мимолётно и приятно удивляюсь. Против силы тяжести не попрёшь, но они упрямо возвышаются.

Затем меня — нет, нас обоих — накрывает тайфун тактильных ощущений. Пламя в паху встречается с костром в девичьем лоне. Алиса нетерпеливо двигает бёдрами навстречу. И сегодня нам ничего не мешает…

Примерно через четверть часа безумия под аккомпанемент бреда, который шептала Алиска, удовлетворённо отваливаюсь. Не только в сексуальном смысле удовлетворённо. Я реабилитировался за прошлый позор, мне удаётся довести Алису до приступа судорог и криков, которые успел заглушить прижатой к губам ладонью.

Сам не замечаю, как засыпаю. Алиса, та просто непринуждённо переходит из полуобморочного состояния в сонное. Насколько могу судить…

Утром меня будит полоса жаркого света из окна. Щурюсь. Чудное утро, всегда бы так просыпаться рядом с прильнувшей обнажённой красавицей. Совершаю для себя важное открытие. Самый яркий, возможно, главный элемент счастливой жизни — засыпать и просыпаться вместе с любимой девушкой.

На мои движения Алиса открывает глаза, сонно потягивается и, дав себя рассмотреть, целомудренно накрывается одеялом.

— Ты куда? Рано ещё…

Часы на комоде показывают полшестого.

— Как куда? Мне надо в своей комнате показаться, а то бабушка заметит, что меня нет.

Бабуля, кстати, уже встала. Корову отдоить и в стадо проводить. Мои парни, кстати, их пасут. И с того момента, как мы взялись, местные не нарадуются. Скотина под строгим приглядом, никаких эксцессов, как раньше. А то не меньше раза за лето пастухи обязательно напьются, стадо разбредётся и чего-нибудь нажрётся. Корова — тварь тупая, если набредёт на пшеницу-зелёнку, то жрёт её от пуза. Любит её. А недозревшая пшеница в желудке начинает разбухать, выделять всякие парниковые газы, животину раздувает. Короче, погибает корова, если не принимать экстренных и способных шокировать изнеженного горожанина мер…

— Прикройся, а то наброшусь, — предупреждаю честно на провокационно отброшенный верх одеяла.

— Подумаешь, испугал, я с пятнадцати лет ждала, когда ты на меня набросишься…

Что мне оставалось делать? Задержаться ещё на четверть часа. Кое-как успел проскочить к месту официальной дислокации.

Зато после официальной программы — зарядки, очистки коровника, пробежки до речки — во время утренней интеллектуальной подкормки искина Алиса меня не беспокоит. Вплоть до самого обеда.

— Что-то ты сегодня, как варёная, с утра, — замечает бабуля.

Напрягаюсь и конспиративно делаю вид, что никак ни при делах. Алиска беззаботно отмахивается:

— Заснуть долго не могла…

Фактически сдаёт меня, но бабушка внимания не обращает. Мало ли что там у девочек случается. Кроме мальчиков…

11 июля, пятница, время 10:50.

Березняки, свекольное поле.

— Зараза! — ругаюсь под лёгкую усмешку «башибузука» Андрея.

Андрюха уже второго зайца подстрелил, а я никак не могу счёт размочить. Нельзя сказать, что зайцев тут видимо-невидимо, но водятся. Селяне выращивают пшеницу, ячмень, другие злаки, свёклу, морковку, а всякая живность приходит на эти поля пастись. И сельские угодья превращаются в охотничьи. Для коршунов, сов и других ястребов есть стада полевых мышей. Они и зайцем не побрезгуют, но с взрослым им справиться трудно, зато нам — в самый раз.

Поднимаю стрелу, от которой ушёл косой. Делаю знак Андрею — не трогай его, он мой! Понимаю свою ошибку, осторожно иду, разглядываю каждый рядок. Особенность охоты в поле — хорошо видно только в одну сторону, зато далеко.

— Тци-тци, — Андрюха негромко цыкает, привлекая моё внимание.

Далее разговор языком жестов:

«Он впереди на двенадцать часов от тебя».

«Там?».

«Да. Расстояние три с половиной метра».

«Принято».

У него угол зрения лучше, со стороны смотрит и вперёд на несколько рядов ушёл. Отхожу в сторону, отдаляясь от Андрюхи метров на восемь. Если вспугну, выгоню под него. Аккуратно и медленно переступаю ряд за рядом. Боком, держа лук наготове. На ряд, где должен сидеть косой, не захожу. Очень медленно наклоняюсь вбок. Не вижу. Возвращаюсь в прежнее положение продвигаюсь метра на два. Опять высматриваю. Вот он! Замираю и медленно-медленно выпрямляюсь, натягиваю тетиву.

В-ж-ж-у-х! В-ш-и-х! Ой-ой-ой, погибает зайчик мой! В шею стрелу засандалил. С пяти метров промахнуться почти невозможно. Наконец-то…

— Наконец-то, — повторяет мои мысли подошедший Андрюха.

Прижав ногой трепыхающегося зверька, протягивает нож. Финальная стадия, пока горло не перережешь, дичь не взята. Если кровь не пустить, испортится тушка и в еду уже не пойдёт.

Только восьмая попытка удалась. А так всё упрыгивали мои зайчики вдаль. Или под стрелы пользующегося моментом Андрея.

— На базу? — «башибузук» и сам знает, что трёх зайцев на нашу команду достаточно, но распорядиться должен я, как старший.

Уходим к лесополосе, где ждут наши лошадки. Впереди разделка, просушка шкуры, приготовление шашлыков из почти десяти килограмм легкоусваиваемого диетического мяса. Сроки официально разрешённой охоты нас не колышут. На колхозных землях делаем что хотим. Культурные насаждения от потравы на данный момент защищаем.

Парадоксальным образом заниматься хозяйственными заботами намного интереснее самого пастушества. Разнообразнее. Сейчас разведём костёр, заварим похлёбку из заячьей требухи, наделаем шашлыков. Короче, лепота…

19 июля, суббота, время 21:05.

Березняки, дом бабушки Серафимы.

Сидим, пьём чаёк всей компанией.

— Ты, дружок, смотрю, уже носом клюёшь? — замечает Басима состояние младшего.

Незаметно, без поворота головы, периферийным зрением переглядываемся с Алисой. Моими заботами Кира в сон тянет. Стоило мне ослабить контроль — из-за пастьбы приходилось рано уходить из дома, — как он тут же начал тянуть ляжки в кровати до девяти часов, манкировать зарядкой и прочими обязательными процедурами. При попустительстве безмерно доброй бабушки.

Оно бы и наплевать, но вследствие этого паршивец долго не засыпал вечером. Если вообще являлся домой раньше десяти часов вечера. И в моё отсутствие категорически не желает отдаваться во власть Морфея. Требует постоянных рассказок, детского писателя, с-цуко, нашёл!

Беззаботное детство — огромная ценность в жизни каждого человека, не буду спорить. Но какого хрена за мой счёт? Не, не бывать такому! За последние дней восемь только раз удалось вырваться к Алиске в двенадцатом часу ночи. Очешуеть! Ничего и не делали, пошептались и уснули. После такого и Алиса начала посматривать на Кира волком. И давить на бабушку, де совсем избаловала младшего.

Пришлось применять режим тотального геноцида и тактики выжженной земли. Утренние урочные посильные работы удваиваю. Грядки прополоть, ягодные кусты обобрать.

— Вить, ну это много… — ныл Кир, с кислым видом выщипывая траву.

— Будешь возвращаться позже полдевятого, норму не удвою, а утрою, — затем вспоминаю кое-что из детской психологии: — Это, Кир, сорняки. Наши враги, диверсанты и вредители. Ты, как главный спецслужбист нашего дома, должен зачистить их всех. Уложить их в аккуратный штабель и представить командованию…

Дело идёт веселее. Он ещё и по видам сорняки принимается сортировать. Пока я умную книжку читаю. Так происходило сегодня и вчера. Ещё мы запретили бабушке кормить засранца, если он опаздывал к ужину в полвосьмого. Вот как сегодня. Голодным он не остаётся: стараясь не сталкиваться с нашими с Алисой дружными осуждающими взглядами, Басима к чаю даёт Киру изрядную плюшку.

— Хочешь ещё?

— Не хочет! — под моим долгим взглядом Кир тоскливо подтверждает эти слова.

Такой порции в блокадном Ленинграде на сутки целой семье хватило бы. А Басима, потеряв поддержку Алисы, нашему единому фронту противостоять не решается.

Отвожу младшего в нашу комнату-веранду, сам ложусь, даже раздеваюсь. У меня крепнет и усиливается подозрение, что Кир целенаправленно мне палки в колёса вставляет. Чего не может быть, конечно. Хотя почему не может? На уровне подсознания чувствует, что рядом происходит нечто очень интересное. Любопытство бушует в парадоксально неосознанной форме. Все знают, как дети любят подглядывать. Мальчики за девочками, девочки за мальчиками, все вместе — за взрослыми. Хм-м, дети таким образом учатся взрослым отношениям? К какому интересному выводу прихожу.

Размышляю, бросая время от времени контрольные взгляды на брата. Спит. Но уходить рано, по опыту знаю. Чуткий сторож у него в мозгу продолжает меня пасти. Вот и жду, когда уснёт и он.

— Кирьян, — зову негромко, — вставай, пора воду корове таскать, навоз чистить…

Намеренно перечисляю самые неприятные для него дела. Нет, лицо ничем не омрачается. Встаю, забираю одежду, вдеваюсь в тапки — и наружу. Дверь отворяется бесшумно, тоже специально позаботился, чтобы не скрипела.

Светлица Алисы. Время 21:50.

— Иногда начинаю ненавидеть брата, — шепчу Алисе в волосы при первом объятии.

Девушка хихикает. Забавно. Кир портит малину нам обоим, но почему-то больше озабочен я. Видимо, из-за своего положения зрительницы Алиса более спокойна. Болеет за меня всей душой, конечно, но активных действий не предпринимает.

Мне не хватает освещения. Нет, яркий свет люстры мне не нужен, подойдёт ночник, но такого нет. Кстати, идея для подарка. А пока кладу на комод смартфон и включаю режим фонарика.

Наши конспиративные свидания становятся более спокойными, размеренными, но не менее желанными. Не бросаемся сразу друг на друга, как голодные, только и всего. Кир по-настоящему нам не смог помешать. Нельзя ночью? Так утром можно…

— Погоди, — Алиса чуть не отпрыгивает от меня, — всё время забываю… отвернись.

Отворачиваюсь, прикрываю глаза рукой. Судя по звукам, Алиса что-то достаёт из шкафа, доносится почему-то соблазнительное шебуршание. Затем лёгкий стук каблучков и голос Алисы с незнакомыми обертонами:

— Всё, можешь поворачиваться…

Столбняк захватывает меня мгновенно. С трудом подтягиваю вверх отвисшую челюсть и сглатываю. Алиса кокетливо крутнулась на высоких шпильках лаковых босоножек, мелькают ладные ножки, заманчиво просвечивающие сквозь чёрные колготки. Как называется короткая и полупрозрачная туника, не представляю. Вуалька, наверное. Еле-еле ягодицы закрывает.

— Как тебе? Это мне твоя мама прислала…

Упорно все местные, не исключая женщин этого дома, кличут мою мачеху матерью. Уже не поправляю, хотя до сих пор коробит.

Алиса выглядит крышесносно, но не поэтому меня потряхивает. Видел всяких, и таких тоже. В тех же бальных танцах. Но вот чтобы так, только для меня и без лишних деталей в виде трусиков и лифчика? Простая сельская девочка классом своей внешности обесценивает моделей самого первого ряда. Любой страны.

При настолько мощном эротическом ударе прелюдия не может быть долгой. Но минут пять-семь мы держались. Затем, как обычно, нас накрывает. И неоднократно.

Ранним утром, наслаждаясь тёплой близостью Алисы, предаюсь размышлениям. Минут двадцать блаженного покоя у меня есть. Меня настораживает поведение Басимы. Особа она не из высокоинтеллектуальных, однако жизнь повидала. Она что, ничего не замечает? Алиска, мной предупреждённая, старается себя не засвечивать. Но разве могут юнцы обмануть людей, на глазах которых выросло не одно поколение? Или, как часто бывает, человек не видит под самым носом очевидного?

Прихожу к выводу, что ничего такого она заметить не может. Пока с поличным не поймает. По элементарнейшей причине: Алиска с двенадцати лет от меня не отлипает. У Басимы глаза замылились. Бывает.

https://vk.com/clip-130050379_456239142

(Клип с девушкой, которую Витя сопоставляет с Алисой. Просматривать лучше переносом адресной строки браузера).

28 июля, понедельник, время 18:25.

Березняки, база «Талая».

— Парни, — к нам на пляжик подскакивает Борис, старший-3, — на полкилометра ниже по течению — двое чужих. На белой машине.

— И что? — лениво вопрошает Виталик, старший-1, в моё отсутствие полноправный командующий.

— Отсюда не очень хорошо видно, но ощущение, что они электроудочками балуются.

— По коням! — это уже я команду отдаю.

Никаких коней под рукой нет, всех на конюшню сдали. Втроём — Виталик берёт с собой зама Петю — выходим с территории базы по узкой тропке вдоль русла и включаем кроссовую скорость бега.

У машины, белой иномарки, суетятся двое. Грузят в багажник оглушенную рыбу. Один из парней снимает ранец с аккумулятором. На наше приближение глядят настороженно. Возраст –лет за двадцать, вид — обычный. В том смысле, что нет примет того, что чем-то серьёзным занимаются. Каким-нибудь единоборством или любым видом спорта.

Наши приветливые лица их почему-то заставляют напрячься. Один вдруг бросается к машине, не оставляя нам времени, даже чтобы переглянуться. Двумя скачками бросаюсь вперёд, второй прыжок уже на крышу автомобиля. И удар ногой в лицо парнише, уже выходящему на боевую позицию с травматом в руке.

Медлить нельзя, быстро спрыгиваю и выкручиваю из руки пистоль. Мои ребята в это время укладывают второго на землю.

— Как интересно, — разглядываю травмат, нахожу предохранитель, сдвигаю.

Не удерживаюсь, чтобы не стрельнуть. В воду, но вздрагивает почему-то сбитый с ног.

— Отдай! — и тут же затыкается от зуботычины.

— Зарегистрирован? Разрешение есть?

— А ты как думаешь⁈ — репрессированный парниша шипит сквозь разбитые губы.

— Я не думаешь, я — спрашиваешь. И пока словами. Разрешение есть?

— Есть.

Немного подумав, выбираю точку на воде — там вроде глубже, — швыряю пистоль туда.

— Ой! — вскрикиваю равнодушно. — Уронил нечаянно. Значит так, — слегка пинаю в ногу сидящего на заднице оппонента. — Электроудочки и улов мы у вас реквизируем. Теперь надо придумать, что с вами делать…

По моему жесту второй, менее шустрый парниша, начинает укладывать рыбу во что попало. Нашлась пара пакетов, а большую часть тупо выгрузили на траву.

— Что, парни, вызываем полицию? Если дело раскрутить на полную, им миллионный штраф вкатят.

— Вить, ну его нафиг эту полицию! — высказывается Петя.

Вознаграждаю его долгим взглядом. До него доходит только после лёгкого подзатыльника Виталия. Имена он наши будет при чужих озвучивать.

Но слово — не воробей. Потому приходится выравнивать положение. Лезу в машину, из бардачка достаю документы, переснимаю на смарт. Встречаюсь взглядом с несостоявшимся стрелком, и вызывающий вид его мне не нравится. Что-то подозрительное появилось в глазах после упоминания полиции.

— Может, лучше вам машину расколотить?

— Только попробуй, век не расплатишься! — взвивается парниша.

Ага. Значит, это он хозяин машины, и права его. Будем знать.

После этого заставляем их своим куцым бредешком вылавливать всю убитую мелочь и относить подальше от берега. Птички склюют. Но предварительно всё отснял. Плавающую вверх брюхом мелочёвку, электроудочки, их хозяев… пришлось, правда, заставлять морды ровно держать.

Виталий вызванивает подмогу. Подходит полдюжины ребятни — при этом браконьеров заставляем отвернуться — набивают пакеты, рюкзаки, лукошки рыбой и уходят.

Настаёт пора тёплого прощания.

— Садитесь в тачку и сваливаете отсюда. И предупреждаю сразу: появитесь здесь ещё раз — останетесь без тачки и без зубов. Всё понятно? Я спрашиваю: всё понятно⁈

Нехотя кивают. Дождавшись, пока отъедут, уходим также — незаметными тропками. По пути инструктирую парней, что надо делать. Заодно объясняю ситуацию:

— У главного непростой папашка. Возможно, полицейский чин. Поэтому по закону с ними разбираться тяжело. Сейчас он приедет домой и нажалуется. Если вас прижмут — всё валите на меня, а вас даже рядом не было. Мы их не видели и знать не знаем.

— Как бы тебя не прижали, если папашка — начальник. — Петя начинает мандражировать.

— Потому и говорите, что вы ни при чём и не при делах. А со мной он ничего не сделает. Студент МГУ, в Москве учусь и живу, мало ли какие у меня знакомства есть.

— Та самая мажорка? — ухмыляется Виталий.

— Мажорка тоже, но вообще-то, если ты не знал, в МГУ есть целый юрфак, где готовят лучших юристов страны.

Парни потрясённо замолкают, пытаясь осмыслить ещё одну грань моего заоблачного статуса. Оказывается, даже студент, но МГУ, уже фигура, которую на кривой козе не объедешь.

31 июля, четверг, время 09:35.

ПГТ Борисоглебский, кабинет в местном РОВД.

— Травмат и электроудочки придётся вернуть, — в меня упирается тяжёлый взгляд из-под густых бровей.

Вкупе с подполковничьими погонами должно по мысли грузного и начальственного полицейского чина внушать. Но не внушает.

У того перца, которому дали по зубам, отняли пистоль и удочки и вообще страшно обидели, папашка натурально оказался замначальника ГОВД из соседнего городка. Анатолий Останин, так того парнишу кличут.

— Травмат в речке, если поискать, можно найти, — пожимаю плечами. — А электроудочки я не отдам, это орудие преступления.

— Нет дела — нет преступления, — отрубает подполковник.

— А вам что, дело завести хочется? Давайте заведём? — предложение так себе, на то и расчёт. — Отдам вам электроудочки под протокол. На бумаге зафиксируем, когда и при каких обстоятельствах мы их отняли. Приложим фото, которые я сделал. А потом доказывайте, что ваш сын — не верблюд.

— Больно ты умный, как я погляжу, — бурчит подполковник.

Фактически на том разговор и заканчивается. Расчёт мой оказался верным. Ничего они нам не сделают и не предъявят. Подполковнику Останину-старшему неинтересно суетиться, нажимать все кнопки, чтобы спустить дело на тормозах. А если попытается меня прижать, то именно так и случится. У меня на него, по сути, компромат. Самому задействовать трудно, полиция будет саботировать, но вот так, как контрмера, прокатит железно.

9 августа, суббота, время 20:40

Березняки, сельский клуб.

Заряжаю «sadeness» и прочее «ameno» со сцены. Недалеко от неё стоят все мои. Папахен с мачехой и прижавшимся к ним Киром, Алиса и Басима. Ради племянника, которому загорелось послушать мою трубу, и бабушка в клуб притопала. То и дело с ними, пуще с папахеном, кто-то здоровается. Папахен стоит довольный и весь из себя гордый.

Приехали пару дней как, и моя счастливая жизнь нет, не кончилась, но приобрела новые краски. Басима уступила свою спальню чете Колчиных, сама переселилась в гостиную, и стало нам с Алисой некомфортно шуметь всего лишь за одной дверью. Хоть и крепко спит бабуля, но бережёного бог бережёт.

Поэтому для наших свиданий остался только сеновал, только хардкор. Да нам больше и не надо.

Последний выходной, как объявил председатель. С понедельника — полная мобилизация, в которой и папахена уговорили принять участие. Водителем. Это он легко. И плюсом к небольшим деньгам — две тонны зерна. Плюс мои концертные полтонны, и Басима цветёт пуще майской розы.

Интересный себе отдых папахен сочинил. Вероничка, впрочем, выглядит довольной.