Ранний старт 4

Глава 9 Кира

6 сентября, суббота, время 14:40.

МГУ, ДСЛ, комната Колчина.

Трень-брень-дрень! — смартфон ставит точку в послеобеденной сиесте.

Послеобеденное время тоже интеллектуальное — лекции идут вплоть до половины пятого, но уже второго порядка. Без загрузки на полную мощность. Давно заметил, что в режиме максимальных оборотов или близких им голова работает не более четырёх часов непрерывно. Затем нужен достаточно длинный перерыв, но и после него допустима только средняя интенсивность.

— Ал-лёу! Внимательно вас выслушиваю, — отвечаю с максимальной вальяжностью.

— Приветик, — раздаётся голосок Киры. — Чего не звонишь? Заучился совсем?

— О, извини. Подожди пару секунд, — сбрасываю звонок, тут же снова вызываю.

— Не поняла… — недоумевает девушка, принимая мой вызов.

— Исправляюсь на ходу, Кира, — объясняю свой неожиданный поступок. — Вот. Звоню тебе. Как жизнь, как диплом защитила, как тебе на вольных хлебах?

Факультет журналистики — не очень серьёзная контора. Не как мы, учатся всего четыре года. Да и то непонятно, чему их там учат. Фигне всякой небось.

— Тяжело пока, — кручинится девушка. — Беззаботной жизни конец…

— Ну уж прям уж! — подобно Станиславскому, не верю. Если только отец префектный умер или должности лишился, но тогда голос был бы совсем другим.

— Давай я тебя в ресторан приглашу, — делаю предложение, от которого она не сможет отказаться. — В тот же самый. Мне он понравился.

Ожидаемо Кира соглашается. Не без энтузиазма.

— Только давай без твоей тачки. Я часика через два за тобой заеду, а потом также на такси отвезу.

На это тоже соглашается. На всё согласные девушки обладают необъяснимо притягательной силой для мужчин.

Парни смотрят то ли с завистью, то ли с осуждением. Пожалуй, у прижимистого Костика осуждение — главное, а у Сани — зависть. Костику от одной мысли тратить на ужин десять или более тысяч дурно становится. Ресторан для него — цивилизационное излишество для зажравшихся столичных жителей.

Через час штудирования учебника по ядерной физике одеваюсь. Галстук на этот раз удаётся не развязать грубым движением. Хорошо, что мне бриться не надо. Пшикаюсь дезодорантом, чищу туфли под неотрывными взглядами друзей.

— Смотри, чтоб там всё нормально было, — вдруг советует Шакуров.

Куваев на эти слова как-то гнусно хихикает.

— Что ты имеешь в виду, грязный развратник? — холод из моего голоса стелется по комнате, сжижая воздух.

— Известно что, — заявляет «развратник». — Кто за девушку платит, тот её и укладывает.

Ксаверий вольно извращает известную поговорку. Кажется, он находит обоснование моим предстоящим тратам, с которыми внутренне соглашается. То бишь он тоже мог бы пойти на непомерные ресторанные траты, если бы девушка, подобная Кире, гарантированно вознаградила его ночью страстной любви.

— Сходи к юристам, проконсультируйся, что бывает за изнасилование несовершеннолетних, — холодность моего тона не уменьшается.

Парни сначала выпучивают на меня глаза, затем до них доходит. Они же студенты МГУ, не хухры-мухры. И за мной в коридор выкатываются раскаты дикого ржача.

По дороге заказываю такси класса люкс. Могу себе позволить, хоть и не каждый день. И не каждый месяц. Деканат, вернее, бухгалтерия перегнала мне все задолженности плюс стипендию за сентябрь. Портмоне набито купюрами, так что я — богатенький буратино и могу пригласить девушку того же класса люкс на рандеву.

Никакого мандража, как в прошлый раз, не испытываю. Спасибо Алисе, с пылким энтузиазмом лишившей девственности нас обоих. Привила мне иммунитет против женских чар.

«Зачем поддерживаю отношения с Кирой?» — может спросить кто-нибудь тупой. Затем. Если внимательно прочесть «Войну и мир», можно многому научиться. Одно из правил высшего общества, которого мне никак не миновать: сила и влияние человека во многом определяются обширностью его связей. Желательно высокого уровня. Чем выше, тем лучше. И если Кира открывает мне эти двери, то зачем их с идиотским снобизмом игнорировать?

6 сентября, суббота, время 17:30.

Москва, ресторан на Патриарших.

Кира делает вид, что не удивляется. Понятно, что когда подошла к машине, открыл перед ней дверь. Но перед этим непринуждённо поцеловал в щёчку. Пожалуй, даже как-то дежурно.

Во время поездки так же непринуждённо положил руку на атласную коленку. Любопытна мне была её реакция. Покосилась, ничего не сказала, только через несколько секунд аккуратно и мягко сняла мою руку. Легко держу покерфейс. Жест расшифровываю как «в перспективе я не против, но ты торопишься».

— Может, сегодня попробуем японскую кухню, — предлагает Кира, когда садится на придвинутый мной стул.

Машинально отвечаю, не сразу заметив недоумевающий взгляд спутницы. Будто увидела во мне что-то ранее неизвестное.

— Не люблю японскую кухню… — спохватываюсь: — Но ты, если хочешь…

И только сейчас вижу её удивление.

— Сегодня мне хочется славянской кухни, можно с примесью европейской…

Заказываю винегрет — его здесь подают с кусочками селёдки — и жаркое из говядины.

Кира выбирает салат и, поддавшись рекомендации официанта, соглашается на форель с овощами. Не забывает о паре бокалов немецкого рислинга. Преимущества пользования такси — можно употреблять алкоголь. Мне тоже почему-то не запрещают.

— Даже не спросил, сколько мне лет, — удивляюсь вслух.

Кира улыбается:

— По умолчанию, Вить. Если привёл девушку…

— Особенно такую шикарную, — не замедляю вставить комплимент и получаю в награду ещё одну улыбку.

— … платишь за неё, значит, полностью дееспособен.

— Демократично, — соглашаюсь и принимаюсь за винегрет. — А ты давай рассказывай, что у тебя и как.

Пришлось набраться терпения выслушивать интеллигентное, но нытьё. Как в анекдоте: коллектив в МК замечательный, зарплата хорошая, хоть и маленькая, но работать приходится, и вот тут выясняется, что она почти ничего не умеет.

— «Московский Комсомолец»? Рассадник либералов? — дежурный вопрос почему-то вызывает не сильно положительную реакцию.

— Почему «рассадник»? Как раз нормальные люди, никаких коммуняк, — Кира смотрит настороженно.

— Не любишь коммуняк? А к Сталину как относишься?

— К Сталину⁈ — Кира начинает чуть ли не молнии метать. — Как можно относиться к тирану, на совести которого миллионы⁈

— Значит, плохо, — резюмирую, не обращая внимания на почти бурную реакцию.

— А ты что, хорошо?

— Я⁈ Нет. Я вообще никак к нему не отношусь. Не участвовал, не привлекался, в родственных отношениях не замечен. Я, видишь ли, сторонник научного подхода ко всему. Но речь не обо мне. О тебе.

За разговорами исполняю приговор осуждённому к поеданию винегрету. Откидываюсь на спинку стула, благодушно наблюдаю за официантом, что несёт нам жаркое и бутылку вина.

— Если обо мне, то причём здесь Сталин? — Кира благовоспитанно дожидается, когда официант наполнит наши фужеры и уйдёт, пожелав приятного аппетита.

— При том, что ты сейчас проявила вопиющий непрофессионализм, — с удовольствием принюхиваюсь к горшочку, где томится жаркое. — Журналист-профи должен быть похож на хорошего актёра. Он должен быть «пустым» и одинаково ровно и даже с сочувствием разговаривать как с ярым сталинистом, так и кондовым антисталинистом.

После прожёвывания первого кусочка продолжаю. Кира не смогла найти ни одного аргумента против, кроме скептического хмыканья. Никто не говорил, что будет легко. Хотя мне будет. Мне, по большому счёту, начхать, примет она мои советы или нет.

— Как хороший актёр. Вчера он играл серийного убийцу, маньяка-психопата, а сегодня предстаёт в образе святого праведника. И всё у него получается. Потому что он — «пустой». Что в него сценарист и режиссёр заложат, то он и есть. Хороший актёр — это джокер. Таким же джокером должна быть и ты.

— Это что, я не имею права на свои убеждения?

— Выпьем за убеждения, — чокаемся и согласованно отпиваем. — А потом ты их спрячешь как можно более глубоко. Сколько у нас народа в стране уважает Сталина? Половина? Две трети? Вот с двумя третями ты и не сможешь разговаривать. И какой ты журналист? Да никакой.

— А ты как к Сталину относишься? — не удерживается от провокационного вопроса.

— Сказал уже — никак. Сказал уже, что я — сторонник научного подхода. Прежде чем что-то измерить, нужно определиться с мерой, с неким стандартом, с которым сравниваем. Прежде чем кого-то оценивать, надо договориться о критериях оценки.

— И каковы, по-твоему, критерии?

Девушка всерьёз увлеклась темой?

— Эмоциональные, личные и прочий субъективизм не проходит. Никаких личных, родственных, приятельских отношений у меня со Сталиным или, например, Александром Вторым нет и быть не может. Как оценивать правителей и государственных деятелей? Я — сторонник цельного подхода. В каком состоянии правитель, — неважно, как он именуется, — принял страну и в каком оставил. Если есть положительный рост, правитель хорош, если государство сдало позиции — правитель никчёмный. Всё.

Задумывается. Разбираемся со своими блюдами.

— Это грубо, конечно, но в первом приближении сойдёт.

Кира смеётся.

— Не первый раз слышу это выражение. Математики любят так говорить…

Это точно подмечено.

— Тебе нужен проект. Сделаешь на нём имя, а позже само пойдёт.

— Какой проект?

— Масштабный. Конкретнее не скажу. Думать надо. Не-не… тебе думать, это твоя стезя. Лично я даже не знаю, с какой стороны тут подходить.

Умные разговоры иссякают к концу ужина. Как по заказу. На этот раз не опозорился. Ужин оказался даже дешевле прошлого раза. Ведь в этот раз обошлись без морской экзотики. И с моего могучего банковского счёта списалось восемнадцать тысяч с хвостиком. Чаевые выдал наличными, пару штук. Проверил точность, ориентируясь на Киру. Лицо безмятежно одобрительное, значит, всё в порядке.

— Полюбился мне ваш ресторан, — говорю напоследок официанту. — Теперь снова буду полгода копить, чтобы зайти к вам.

Смеётся, приняв за шутку. Кира вздыхает.

Отрываюсь в такси. Умные разговоры в аут, мою руку с колена уже не скидывают. Всего лишь не дают подняться выше. То есть сначала дозволяют, но не выше кружевного края чулка. Поглаживание тёплого бедра — двойное удовольствие, тактильное плюс ликование от взятого редута. Роскошная мажорка почти в моих руках. Хм-м, это что? А как же Алиса? Я тоже полигамная скотина, как большинство?

— Зайдёшь ко мне?

Напряжения в голосе не чувствую. И должно ли оно быть, тоже не знаю.

— От приглашений таких девушек не отказываются, — ответствую немного выспренно и расплачиваюсь с таксистом.

По аллейке к её элитному дому идём, взявшись за руки, как школьники. На каблуках она всё ещё выше меня, но это не навечно. Держать Киру за руку, слышать её дыхание приятно. Энергия самца начинает разгоняться, как поезд мощным тепловозом. В примитивном физиологическом смысле. С Алисой такого не было, с ней меня сначала одолевала расслабляющая истома, а затем мы одновременно и безудержно вспыхивали. Сейчас во мне постепенно и неудержимо разгоняется чисто мужское желание овладеть красивой самкой.

— Добрый вечер, Анфиса Егоровна, — Кира здоровается с женщиной средних лет.

Ого! Консьержка? Здравствуй, ещё один признак элитности! Приветствую блеснувшую любопытным взглядом вахтовую даму наклоном головы.

Мои надежды полюбоваться ножками Киры при восхождении по лестнице с грохотом рушатся. Лесенка к лифту слишком коротка, чтобы я успел отстать и вдоволь насладиться зрелищем. Успеваю только отметить их стройность и идеальную ровность стрелок.

В лифте тоже не успеваю на неё наброситься. Слишком недолго едем, подумаешь, седьмой этаж. Пока примериваюсь, отметив отсутствие в глазах девушки готовности к обороне, лифт притормаживает. Пропускаю её вперёд, на дистанции не меньше метра снова есть короткая возможность полюбоваться красивыми ножками под матовым сиянием тонких чулок.

— Вот здесь я и живу, — Кира побрякивает ключами, замок дисциплинированно шуршит, дверь открывается.

— Поставь на задвижку…

Ага, щаз-з-з! Кира, переступив ногами, сгибает правую в колене, намереваясь скинуть туфельку. Не успевает. Прихожая у неё длинная и просторная, шкафы начинаются дальше, так что прижать её к стенке очень удобно.

С наслаждением — почти на холостом ходу разум отмечает его примитивную животность — вминаюсь углами и уступами своего тела в мягкие выпуклости и вогнутости девушки. Правой рукой поддерживаю приподнявшееся бедро. Уже под юбкой за пределами чулка. Левой притискиваю талию. Никакого стеснения не ощущаю, главный выступ моего тела — точка наибольшего давления.

— О-о-х! — Кира слегка удивляется напору и отворачивает лицо.

Поцелуй приходится в шею, ниже скулы. Левая рука оставляет талию и перемещается к более соблазнительным местам. Примяв грудь, ищу возможность и нахожу. Сдёргиваю лямку. При неснятой ещё курточке наряд девушки становится развратно беспорядочным.

— Погоди… — Кира твёрдо упирается в мою грудь обеими ладошками.

Отлипать не собираюсь, смотрю вопросительно: что? Чего годить? Ты чертовски привлекательна, я не хуже, зачем тянуть?

— Сначала душ, потом всё остальное.

Девушка окончательно обезоруживает меня, легонько чмокнув в щёку. Высвобождается из моих рук и, скользнув ноготком по груди, вдруг заявляет:

— Ты не девственник, это точно.

Окончательно покидает меня и, сбросив туфельки на ходу, исчезает за дверью дальше по коридору.

«Ты тоже не девственница. И как минимум двое парней у тебя было. Один — девственник, второй — нет, раз ты можешь сравнивать», — лениво выдаёт искин, слегка пришедший в себя.

Блинский блин! Недопустимая потеря темпа… разочарованно прохожу в квартирку. Навскидку, пока всю не осмотрел, не меньше ста метров площади. Средненькая норма элитно столичного жителя, ха-ха. Сориентировавшись, прохожу на кухню.

На кухне разобраться с обстановкой не успеваю. Задвинутый в дальний угол гарнитура электрочайник нахожу. С подозрением снимаю с него тонкий слой пыли. Растворимый кофе где? Обнаружив кофемолку, понимаю, что с плебейским напитком в этом доме не дружат…

— Иди в душ, — возникшая на пороге Кира прерывает мои изыскания.

Вид девушка приняла уютный и домашний, но отнюдь не вдохновляющий мужской энтузиазм. Ни шпилек, ни чулок, ни косметики, ни продуманных нарядов. Махровый халат чуть не до пят и домашние тапочки. Романтическое свидание вдруг превращается в тыкву, то есть в какие-то семейные посиделки.

«Это фиаско, братан», — почему-то насмешливым голосом Димона Ерохина заявляет мне мой родной искин. И о многом говорит само включение головы.

— Душ не хочу, понадобится — дома приму. Кофе давай.

— Не хочешь в душ? — под собственное удивление Кира берётся за кофемолку.

— А что я там не видел?

«Дурака в зеркале?» — отвечает взглядом девушка. «Тоже видел», — таким же образом транслирую ответ.

Через десять минут передо мной стоит чашка с пахучим напитком. Ничего не добавляю, наслаждаюсь ароматным жаром.

— Ты всё-таки странный, — Кира гипнотизирует меня пристальным взором.

— Все говорят о тонкостях женской психологии и прочее тру-ля-ля, — решаю объяснить всё прямо и грубо, — только мужская намного более хрупкая при кажущейся брутальности. Сломать мужскую мотивацию легче лёгкого. Если знать как. Или случайно.

Немного поразмыслив, бью в лоб. Недосказанностей лучше избегать:

— Как только что ты сделала. Намеренно или нет, тебе виднее. Но сегодня у нас ничего не выйдет.

— Что такого я сделала? — удивляется искренне.

— Забыла истоки? — выдаю предположение после очередного глотка. — Любая деревенская девка со своим глупым хихиканьем действует с парнями намного точнее.

Слова «чем ты» гуманно опускаю.

— Либо ты — деревенский увалень и не знаешь, как вести себя со столичными девушками.

— Либо так, — соглашаюсь с удивившей Киру лёгкостью.

— Ладно, пора мне. Спасибо за вечер. Было интересно, очень приятно, — особенно в некоторых моментах, это я взглядом добавляю, — и познавательно во многих смыслах.

На прощание всё-таки обмениваемся поцелуями. Не сразу закрывает дверь, провожая меня до сих пор изумлённым взглядом до лифта.

И последний штрих.

— Что-то ты быстро уходишь, — консьержка смотрит хитренько, чуть ли не подмигивает.

— Ах, Анфиса Егоровна! Всё хорошее так быстро кончается!

От вопросов «А кто не быстро?», «И когда же уходили другие, и много ли их было?» удерживаюсь. Не моё собачье дело, жениться на Кире не планирую.

ДСЛ, время 21:50

Остаточное напряжение сбрасываю уже в общежитии. Это несложно. Сбежать вниз до второго этажа, взбежать обратно до десятого и уже расслабленно спуститься до своего, восьмого.

— Вот он! Наш славный Казанова, доблестный похититель сердец столичных красавиц! — приветствует меня Константиновский под дебильный смех Куваева. — И как всё прошло?

На меня с огромным любопытством смотрят две пары глаз.

— Ты что же это, гад? — гляжу на Шакурова, сощурив глаза. — Не прошло и года, как ты научился от меня шпильки подсовывать?

— С кем поведёшься, от того и испортишься, — философски замечает приятель и продолжает настаивать: — Давай рассказывай, что там у вас было.

— Тебе отчёт в письменном виде не представить?

Однако холод моего тона его не смущает:

— Ну нам же интересно!

— Так себе основание. На ядерную физику свой неугасимый интерес обрати. Или хотя бы на Ташу.

Последнее предложение вызывает у Санька очередной приступ смеха.

— Да что там Таша… — «по сравнению с Хижняк» — почти слышится в голосе скривившегося Ксенофонта.

Иду в душ и уже после омовения объясняю собратьям по разуму:

— Ты напрасно так о Таше. Если бы у меня не было охранения в виде Люды и Веры, мог бы ей заняться. У неё замечательно универсальное лицо. Просто косметикой не пользуется, а так она может сделать себе почти любой образ. И вообще, она напоминает мне бутон, готовый расцвести и поразить всех своей красотой.

Несмотря на скептические возгласы, чувствую, что задумались. Под эти разговоры и засыпаем. Завтра самый трудный день недели — воскресенье.