Ранний старт 4

Глава 19 Принятый вызов

22 апреля, среда, время 08:20.

МГУ, ДСЛ, комната фрейлин.

— Вить, а у тебя со Светой серьёзно?

Поздновато, ох, поздновато спохватывается Людмилка. Только сейчас решается на прямой и бескомпромиссный вопрос.

— Да.

Раскрываю учебник по одному из самых страшных предметов всех физфаков страны. Ходит среди студентов такая поговорка: сдал теоретическую механику — можешь жениться. Мало того, что предмет жуткий, один только вид учебника вызывает у девочек оторопь. «Курс теоретической физики Ландау и Лифшица». Говорят, что на инженерных факультетах своя версия той самой поговорки: сдал начерталку — можешь влюбиться, сдал сопромат — можешь жениться. Тема Светланы возникает как защитная реакция, так это понимаю. Фрейлины сами всё знают и видят. Подозреваю, больше, чем я могу предположить. Коротким же ответом даю понять, что тема закрыта.

Второй такой же учебник — «Механика», первый том, — пододвигаю девчонкам. Они смотрят на него, как на мерзкую мокрицу. Надо бы их подбодрить:

— Девочки, это беспроигрышная лотерея. Анекдот про кота знаете? Бежит за кошкой и думает: догоню — овладею, не догоню — согреюсь, — правда, что думает при этом кошка, не стал рассказывать. Они и так смеются.

Продолжаю работать над мотивацией.

— Понимаете, меня этот наш покойный гуру давно раздражает, — это правда. — Давно пора ставить его на место. Вы только представьте, что мы на глазах у всех небрежно отбрасываем в сторону том за томом этого легендарного по сложности курса и говорим через губу: «Паду-у-маешь, Ландау! Видали мы и покруче!» А вы при этом ещё и в зеркало посмотритесь, поправляя себе локон на модельной причёске.

Внезапно останавливаюсь. А ведь это же идея! И девчонкам помогу.

— За дело, девочки! Ниспровергнем к вашим прекрасным ножкам все самые высокие авторитеты! Ударим мозговым штурмом по всем загадкам древности!

Хотел ещё пообещать — но ни в коем случае не делать, конечно, — рассказать подробности о Свете. Вовремя спохватываюсь. Они тогда всё время до обеда профилонят, ёрзая на стуле и поглядывая на часы. Нет. Этот женский механизм включать не будем.

Технология проста. Девочки выискивают места в книге, трудные для понимания, я, в свою очередь, раскатываю их в тонкий блин и мелкий песок.

— Ставьте закладку и подчёркивайте карандашом, — первые найденные места бракую. — Это просто, позже объясню.

— Книга библиотечная, — возражает Вера.

— Берите мою, — меняемся.

Мой экземпляр входит в мою личную научную библиотеку.

Ещё через четверть часа окончательно включаемся. Только Мила ненадолго отвлекается, чтобы доложить нашему научному руководителю, чем мы занимаемся. Мы выбрали Елену Вадимовну по параметрам, предложенным мной: у неё глаза добрые. Мой расчёт сегодня оправдывается. Добрая женщина благословляет наши изыскания.

Надо специально упомянуть недобрым словом этот курс. Уверен, что Лев Давидович намеренно издевался над всеми будущими поколениями студентов, посмевших поступить на факультеты, где серьёзно изучается теоретическая механика. Типичная его глумливая шуточка выглядит примерно так: приводится некая красивая в своей законченности формула. И к ней небрежный комментарий: «Вывод этой формулы настолько элементарен, что приводить его нет смысла».

И в течение десятилетий поколение за поколением студентов, аспирантов и, подозреваю, кандидатов наук и доцентов бьются над расшифровкой этих мест. Некоторые из «элементарных выводов» оборачиваются сложнейшими многостраничными выкладками.

Далее наступает нечто другое и тоже любопытное. Опять огромное поле для подозрений. Ушлые ребята, которые всё-таки смогли разобраться в этих узких местах, почему-то не торопятся делиться своими результатами с жаждущей ответов и разъяснений студенческой публикой. Видимо, считая, что каждый должен взойти на свою Голгофу. Вполне возможно, не видят такой возможности, делясь только с ближайшими друзьями. Но вероятно и другое: соблюдают некую традицию — поддерживать шуточки великого мэтра.

А баба Яга — то есть я — против! Ибо нефиг умничать не по делу! Пора ставить его на место, месяц уже собираюсь.

Искин мой тем временем раскручивается на полную:

— Девочки, вот здесь сформулируйте аккуратно начальные условия. То есть из чего выводится эта формула, на какой базе.

Мне самому несложно, но девчонкам тоже надо попыхтеть. За час до обеда ещё раз озадачиваю. Закрываю им учебник и требую:

— Теперь воспроизведите все условия на бумаге и автономно от учебника.

Сразу не смогли.

— Если вы не можете воспроизвести вопрос о непонятном месте, то вы и объяснение не поймёте. Вы должно чётко представлять себе, в чём соль.

Поглядев на утомлённые лица, перехожу к посулам:

— Девушки, вас ждёт шикарная награда в случае успеха нашего предприятия. Две награды. Одна чуть позже, во время обеда. Вторая — серьёзная по-настоящему, но без подробностей, шоб не сглазить.

Сам я заканчиваю одну из тяжёлых выкладок. Пока не довёл до конца, но ясно его вижу. На другом месте споткнулся, но поступил согласно выучке олимпиадника: если задача не решается, берусь за следующую. Пока обдумываю, подсознание «пережёвывает» первую.

— Ви-и-тя, это ты как⁈ — фрейлины глядят на исписанные листы с ужасом.

Не говорю, что каком к верху. Я своим девочкам никогда не грублю.

— А чё такого? Подумаешь, Ландау… я — олимпиадник, всех в мире обштопал. У олимпиадников мозги форсированные, и у меня — круче всех. Ландау, конечно, гений, но он сырой гений, природный. Оттачивал свой интеллект хаотически и бессистемно. А я — целенаправленно.

— Ты такой же, как и он⁈ — Людочка глядит потрясённо и с восхищением.

— Ну… своих учебников я пока не написал… и нобелевскую премию не получил.

— Получишь! — уверенность Веры прямо подкупает.

Мы выходим на финишную прямую. Я обдумываю следующую загадку, девчонки, тихо переговариваясь, выписывают формулы, в которых надо заполнять пробелы, большие и маленькие.

Наступает тот момент, когда удовлетворённый искин начинает сбавлять обороты, а фрейлины с облегчением греметь кастрюльками.

Трям-пам-пам! — заявляет телефон, а затем говорит голоском Светы.

У неё образовывается небольшой асинхрон с соседками, они всё-таки на разных курсах учатся, и можно после обеда неожиданно застать её одну.

— В качестве поощрения могу рассказать вам кое-что о Свете, — одобрительно гляжу на поставленную передо мной тарелку с супчиком.

Возникает спрогнозированный умным мной лёгкий ажиотаж.

— Что у нас там происходит — строго конфиденциальная информация, — слегка остужаю энтузиазм фрейлин. — Но впервые мы поцеловались ещё в десятом классе. Ради точности надо упомянуть, что она не единственная девочка, с которой целовался…

— И сколько же их было?

Тут я, в отличие от Василия Ивановича Чапаева из анекдота, блеснул. Если популярный герой на вопрос Петьки ответил, что одна, если считать с Анкой, то у меня набралось в разы больше.

— Не так много, — ухожу в режим скромности. — Хватит пальцев одной руки, чтобы счесть. Ну, как раз их и хватит.

Пересчитываю в уме. Ира со Светой — раз и два. Оля Беркутова — три, Полинка — четыре. Ну и Алиска. Если последнюю не зачесть сразу за десяток, всё-таки сына мне родила.

Фрейлины переглядываются. Не удаётся расшифровать выражение их лиц. Всё-таки я не всемогущ. Кстати, сегодня день рождения Ленина…

После обеда. Комната Светы.

Действительно, соседок нет. Сама Светланка, по случаю тёплой погоды, рассекает в шортиках и топике.

— Может, сходим куда-нибудь погуляем? — предлагает девушка.

Ага, сейчас. Будем бездарно сливать то редкое время, когда рядом никого нет. Несколькими широкими и сильными движениями стаскиваю с её верхнего ложа матрац вместе со всем прилагающимся. Бросаю рядом, сажусь на него.

— Что ты делаешь? — девушка хихикает.

Делает вид, что не понимает или не позволяет себе понимать.

Когда подходит, её коленки тут же оказываются в моём захвате. Прикасаюсь губами к гладкому белоснежному бедру и чувствую, как Светланка ощутимо вздрагивает.

— Что ты делаешь? Прекрати, — руками вцепляется в волосы, но хоть бы намёк на отталкивание.

Как песчаная фигура медленно и неотвратимо расплывается под дождём, так и Света буквально тает и слабеет с каждым поцелуем. И в конце концов валится мне на колени.

На этот раз не тороплюсь, но всё равно попадаю в диссонанс. Светланка слишком быстро уходит в астрал и к концу впадает в полную бессознанку. Ну, мне же лучше, есть возможность привести себя в порядок. Лучше не только в бытовом смысле. Нравится её уникальная фишка. Очень подкупает.

7 мая, четверг, время 15:40

МГУ, Главное здание, кафедра теоретической механики.

— Здравствуйте, Дмитрий Валерьевич! — заглядываю в открытые двери. — Вызывали? Я — Колчин.

Пришлось отпрашиваться с занятий, но с Марковичем отношения прекрасные, легко отпустил. У нас бывают дни, когда учебные часы сильно перекрывают законодательно определённое время официального конца рабочего дня.

— Колчин? Ну, заходи… — вряд ли угроза в его голосе серьёзна, скорее всего, манера такая.

Но принимаю робкий вид и просачиваюсь в помещение.

— Та стенгазета — ваших рук дело? — взгляд завкафедрой похож на нацеленные спаренные ружья, так и мнится, что сейчас раздастся выстрел.

— Коллективное творчество. При моём активном участии, разумеется.

Два дня висит на факультете обширное полотно нашего настенного творчества. Две кокетливые очаровательные феи — излишне пояснять, кто прототипы, — и томик «Механика. Ландау» с портретом мэтра. Люда держит книжку, а Вера лепит наклейку. И шаржированный лик Ландау оказывается в круглом красном знаке с запретной полосой наискосок. При этом Лев Давидович тщетно пытается вырваться из сковывающего кольца. На что мои девочки глядят со снисходительной насмешкой многоопытной конвойной стражи.

Газета висит второй день, но народная тропа не зарастает. Постоянное столпотворение рядом. Кто-то смеётся, кто-то переснимает статью, затем эти категории переходят одна в другую. Замечены были и люди с кафедры.

Задумана не одна статья, а цикл. Красочное оформление будет постоянным, а статьи — меняться. Пока не будет разобран на косточки весь курс механики. Общее название цикла статей: «С нами ваши шуточки не пролезут, Лев Давидович». С небольшой припиской: «здесь вам не тут, это ФКИ».

— Авторство указано ваше.

— Моё, Гершель и Антоновой, — наткнувшись на недоверчивость во взгляде, нахожу нужным пояснить: — Понятное дело, что девушки сами не расписывали сложные места. Они их выискивали, что само по себе огромная помощь. Формулировку тоже взяли на себя. Грамотно поставить вопрос — тоже большое дело.

— Ваша первая статья сильно перекликается с парой работ выпущенных кафедрой, — завкафедрой встаёт и достаёт книгу в мягкой обложке, бросает на стол. — Вы просто не в курсе.

Да уж…

— В список рекомендованной литературы входит?

— Входит. Под обозначением «и другие источники». Мы вас не ограничиваем.

Профессор абсолютно серьёзен, но знаю не одного человека, способного шутить с абсолютно невозмутимым лицом. Смотрю вопросительно. Зачем-то ведь он меня вызвал.

— Внимательно проанализировал вашу статью. Ошибок нет. Признаков компиляции из знакомых мне материалов не нашёл. Но один небольшой промах есть. Вы уже поняли, да? Можно сказать, что вы изобрели велосипед. Давайте сюда вашу зачётку.

Слушая вердикт верховного теоретического механика, не сразу воспринимаю последнюю команду. Через пару секунд подаю затребованный документ. Завкафедрой не мелочится, ставит и зачёт и экзамен.

— Первый раз на моей памяти студент получает экзамен автоматом. Только с зачётами такое случалось…

— А девочкам?

— Этим… как их?

— Гершель и Антонова, группа 301.

Профессор записывает данные.

— Скажи им, пусть зайдут. Зачёт поставлю, но сначала поговорю. Надо выяснить, насколько глубоко они вникли.

— А экзамен?

Завкафедрой снова смотрит прицельно.

— Два балла к экзамену?

— То есть если провалят, то ставлю им «четыре»? — профессор хмыкает. — Это слишком. Соглашусь на один балл. Пусть зайдут.

И то хлеб. Считаю, удачно фрейлин пролоббировал. Не говоря уже о том, что с себя немаленький груз скинул. Сейчас мне надо на танцах сосредоточиться…

10 мая, воскресенье, время 17:40.

МГУ, Культурный центр.

— Светлана Машохо и Виктор Колчин, руководитель Татьяна Лещенко, — грохочет голос ведущего над залом, — четвёртое место в общем зачёте!

Света вышагивает по-королевски, надеюсь, соответствую. Высшее достижение — второе место в пасодобле. Подозреваю, сработала фактура моей партнёрши, близкая к рекордной. В этом танце, пожалуй, один из главных факторов, что производят впечатление на судей. Длинные красивые ноги — сильнейший козырь любой танцовщицы.

Десятка самых лучших пар выстраивается в ряд. Получаем причитающиеся дифирамбы, поздравления и всё такое. Света пунцовеет, как обычно, но не от смущения на этот раз. От удовольствия.

Этим состязательным концертом заканчивается марафон по нашей номинации бальных танцев среди студентов столицы. В рамках всероссийских мероприятий «Студенческая весна».

— Молодцы, ребята! — Татьяна обнимает и целует нас обоих.

Светится наш тренер, как шар из очень радиоактивного плутония. Её студия наконец-то добивается заметного успеха. На призовое место мы даже не рассчитывали, огромным достижением Татьяна справедливо считает наш прорыв в десятку. Это действительно так, если учесть, что противостоят нам практически профессиональные пары. Мы и сами грешны, конечно. Десять лет занятий танцами — это серьёзно.

— Теперь тебе ещё стипендию прибавят, — говорю Свете уже на улице. — Пойдём, ознаменуем успех мороженым. Ты его сегодня честно заработала.

Последними словами намекаю на её ограничения в еде. Нельзя сказать, что она на жёсткой диете, но аппетит свой контролирует.

19 мая, вторник, время 09:05.

МГУ, 2-й корпус, деканат ФКИ.

— Что-нибудь случилось, Колчин? — декан с утра почти всегда приветлив. Это потом студенты могут настроение испортить. Как я сейчас.

— Практика в «Хруничева» накрылась медным тазом, ВасильВикторыч, — докладываю, хоть и цветисто, но по-военному коротко.

— Ну что ещё, Колчин?

Вот и подступает к декану первая неприятная сложность. Пока не повод огорчаться, но ведь это только начало.

Внезапно озаряет:

— ВасильВикторыч, а вы, когда меня туда сватали, что им сказали?

…

18 мая, понедельник, время 10:05.

Москва, ул. Новозаводская, д. 18.

Корпорация Хруничева.

— Вот, Виктор! — мой куратор от корпорации, с которым познакомился полчаса назад, с торжествующим видом кладёт передо мной кипу бумаг высотой в две ладони.

— Обработаешь эти статьи, и наш Центр тебя не забудет! — мужчина средних лет — для меня это от тридцати до сорока, с немного мешковатой фигурой, но подвижный, сияет, как новенькая монета.

Достаточно одного взгляда, чтобы понять, что мне здесь, в технической библиотеке, подсунули. Публикации от ЕКА (Европейского Космического Агентства) на французском языке. Смотрю на стопку бумаг настолько внушительную, что ей можно от крупнокалиберной пули закрыться. Смотрю, как Золушка на смешанные зловредной мачехой в одну кучу мак и просо.

— С английским проблем нет! — заявляет куратор. — Многие ребята в оригинале наловчились читать. А вот с французским — беда. Ладно, работай! По исполнению — доложить!

И устремляется на выход. Преодолев первоначальную оторопь, припускаю за ним.

— Погодите, Игорь Олегович!

Догоняю уже на лестнице. Очень он стремительный товарищ.

— Игорь Олегович! — честно говоря, я возмущён. Мне совсем не то обещали. — У меня ведь практика должна быть! Я чему-то должен научиться! А чему я при переводах научусь?

— Как «чему»? — куратор на секунду останавливается. — С последними новостями ознакомишься, с международных площадок.

— С какими ещё «последними новостями»? Им сто лет в обед, — приметил дату на верхнем документе, аж 2018 год. — К тому же ЕКА совсем не космический лидер. Вторая лига.

Игорь Олегович снова притормаживает, рассматривает меня внимательно, как первый раз увидел.

— Колчин! Я тебе дал задание? Дал. Иди и выполняй. Пока нечем больше тебя занять. Позже что-нибудь придумаю.

— Хорошо, Игорь Олегович, — я снова покладистый пай-мальчик. — Как скажете. Найдёте что-нибудь подходящее, звоните. Обсудим.

Спокойно иду рядом дальше до выхода из здания. Тот косится слегка дико, но молчит. Ему на территорию предприятия, я сворачиваю в другую сторону. На выход, на волю, в пампасы!

В спину бьют возмущённые крики. Не останавливаюсь и не прибавляю ход. Прохожу турникет и сваливаю в закат.

19 мая, вторник, время 09:10.

МГУ, 2-й корпус, деканат ФКИ.

…

— ВасильВикторыч, а вы, когда меня туда сватали, что им сказали?

— Вы объясните, Колчин, что случилось?

— ВасильВикторыч, вы сказали им, что я свободно владею французским языком?

— Ну да, а что? — декан искренне недоумевает. — Рекламировал тебя как мог.

И ведь не осудишь! Разъясняю о ловушке, которую он непроизвольно для меня соорудил:

— Вот зачем мне это? Если им нужны переводы, пусть приносят сюда или в другие вузы. Зачёты по иностранным языкам всем нужны.

Декан слушает, размышляет.

— Практика для чего нужна? Чтобы студент с производством знакомился, что-то новое узнавал. А мне волонтёрскую работу подкидывают! Подметать бы ещё заставили! Нет, ВасильВикторыч, я на такое не подписываюсь.

— Согласен, что это неправильно, — вздыхает декан. — Но так сложилось. Думаешь, в другом месте по-другому будет?

— Будет! — подумав, отвечаю уверенно. — Только ничего о моём владении иностранными языками не говорите. Я даже подметать согласен, если это не весь рабочий день займёт.

Звонит телефон. Декан снимает трубку, после приветствий выслушивает первые фразы и, заткнув микрофон, тихо говорит:

— Из «Хруничева». По твою душу, — и делает отстраняющий знак пальцами. Мол, вали отсюда!

Ну и ладно. Мне с электродинамикой надо разобраться. Последний предмет на летнюю сессию. Препод сказал на предварительном собеседовании, что выше четвёрки мне поставить пока не может. Надо это «пока» сбросить в утиль.

Интерлюдия.

Деканат ФКИ сразу после ухода Колчина.

— Вы поймите, Игорь Олегович, — вздыхает декан, терпеливо выслушав все претензии. Правда, при этом отводил трубку телефона подальше. — Вот такое нынешнее поколение, ничего не поделаешь. Я даже не скажу, что плохое, но зубастое, да.

— Не рано ли зубки прорезались? — бурчит голос из трубки.

— Не знаю. Может, и рано. И что теперь? Обратно их уже не забьёшь. И давайте начистоту, Игорь Олегович, он ведь по существу прав. Так ведь?

— Да всегда так было! — децибелы, бьющие из трубки, нарастают. — И на нас также ездили! Традиция, Василий Викторович!

— Ну извините. Не привили ему эту традицию. Уж не знаю, кто в этом виноват. Время такое…

— Василий Викторович, но ему же практика не зачтётся! Он же всё равно обратно прибежит.

— Извините, Игорь Олегович, тут вы не правы. Практика у нас начинается с четвёртого курса и не всегда вне университета. А парень — да, добивает третий курс, но формально числится на втором. Эта практика для него — внеплановая. Так что ничего вы ему не сделаете. Вы даже характеристику плохую на него написать не сможете. Практика-то, плановая или нет, фактически не состоялась.

— Это как? — уровень децибел сильно падает.

— Это так. Парень у нас на положении вундеркинда. Окончил школу в четырнадцать лет, взял золотую медаль на международной олимпиаде. У нас за год освоил программу за два курса. Причём все экзамены сдаёт удивительно однообразно, только на «отлично». Все преподаватели в один голос говорят, что им не удаётся «утопить» мальчика даже при желании.

Декан делает паузу, трубка передаёт только дыхание собеседника.

— Вот теперь сами посудите, имеет право Колчин отрастить собственные зубы или нет?

В ответ, как в песне Высоцкого — тишина.

— Ладно, до свидания, — Василий Викторович кладёт трубку и трёт переносицу. — А мне-то что с тобой делать, Колчин?

Декан выводит на экран компьютера список предприятий Роскосмоса. В конце концов, не зря же факультет своих студентов через спецпроверки пропускает

26 мая, вторник, время 09:40.

МГУ, Корпус нелинейной оптики.

— Могли бы прямо на семинаре мне экзамен сдать, чтобы время специально на вас не тратить, — с порога заметил препод.

— Я бы и не против, Кирилл Сергеевич, но уж больно у вас предмет серьёзный. А голова у меня лучше всего работает утром до обеда. Многолетняя привычка.

С этого момента прошло сорок минут. Между нами лежит два почти до конца исписанных листа. Сразу берусь отвечать по верхней планке, формулы изначально привожу в тензорном виде. Ибо нефиг. И судя по всему, мне удаётся произвести впечатление.

— Почему металлы непрозрачны для любых видов электромагнитных волн?

— Из-за наличия в металлах свободных электронов, у которых сплошной спектр поглощения. Расписать?

— Не надо, — устало отмахивается и требует зачётку.

Последний скальп за фактически ещё не наступившую сессию. Хотя зачётная неделя уже стартовала, и учебные пары самоликвидируются из расписания одна за другой.