Рассказы

Писатель из Пука

Посвящается Петеру из Мюнхена

Меня пригласили в Мюнхен прочитать несколько лекций. В местном «Литературном Доме». Я приехал. На неделю. С женой. Все-таки Мюнхен, Бавария.

По-немецки я не говорю. Но первая же услышанная мною на улицах Мюнхена фраза была мною понята. Мало того — она была немецкой до мозга костей.

На переходе моя супруга решила по доброй московской привычке перейти улицу на красный свет. Машин не было. Миловидная немецкая бабушка, чем-то неуловимо похожая на дедушку, строго и назидательно сказала:

— Юнге фрау, дас ист рот.

С этого момента мы переходили улицы только на «грюн». А на «рот» — ни боже мой! Хотя ни одного «постового» я в Мюнхене так и не увидел.

А выражение дедушкоподобной бабушки в нашей семье стало крылатым. Потянется, например, супруга, сидящая на диете, за шестым пончиком, а я ей:

— Юнге фрау, дас ист рот.

Действует очень эффективно.

И всё же: в Мюнхене переходить улицу на красный — всё равно, что в Москве, напившись, лезть в драку с милиционером на трёх вокзалах.

В Берлине толпы немцев, турков и китайцев переходят улицу на «рот». В Мюнхене — ни одного.

Потому что разница между Берлином и Мюнхеном, между Бранденбургом и Баварией — как между Чукоткой и Краснодаром. Я, конечно, преувеличиваю, но не очень. Пару слов о Мюнхене и Баварии я все-таки скажу. Не удержусь.

Бавария и Мюнхен — это поразительное сочетание почти маниакального порядка и ликующего изобилия. Тут было всё. Тут спутаны главные нити европейской истории, культуры и геополитики. Такое ощущение, что это не страна («земля», что по сути одно и то же) с территорией меньше Тверской области, а — как минимум — пол-Европы. А то и полмира. Привожу общеизвестные факты.

Здесь, в Мюнхене, была изобретена масса самых неожиданных вещей: от фильтра для кофеварки (изобретатель — женщина) и летательного аппарата до компьютера.

Здесь произошла настоящая мировая революция в искусстве, когда в 1911 году на выставке группы «Синий Всадник» полунаш-полунемецкий Василий Кандинский продемонстрировал свою первую абстракционистскую картину.

Мюнхен вообще — пуповина революций. Хотя по этимологии «Мюнхен» — город монахов (M;nchen), поскольку начинался он с монастыря.

Здесь зародился нацизм. 24 февраля в пивной «Хофбройхаус» (Hofbr;uhaus) со своей национал-социалистической программой выступил Адольф Гитлер. А через три года устроил «Пивной путч».

«Хофбройхаус» жив-здоров. Там и сейчас выпивается ежедневно более 10000 литров пива. И никаких программ и путчей. Народу там — как в советском шалмане. Пока к тебе подбежит вспененный официант со вспененной же кружкой (что-то вроде загнанного коня с веткой сирени) — можно три раза выучить немецкую грамматику.

Здесь же, в Мюнхене, можно сказать, зародился большевизм. Тут на Кайзерштрассе,46 в 1900–1902 гг. жил господин Майер (Ульянов-Ленин) и трудился над книгой «Что делать?». Тут же издавалась «Искра», впоследствии ставшая «Правдой».

Ленин — умер. Хотя и остался «живее всех живых».

Кайзерштрассе — тоже жива-здорова. Красивая улица в грюндерском стиле.

В Мюнхене в 1919 году была провозглашена первая в истории Европы Баварская Советская Республика. Советская Бавария прожила меньше трёх недель. Сейчас о ней напоминает только пиво «Красная Бавария», довольно вкусное. Как, впрочем, и все более чем 700 сортов баварского пива (по числу пивоварен: это, кстати, четверть всех пивоварен мира). Если вы захотите продегустировать все баварские сорта пива — вам потребуется почти два года: по сорту на день.

По странному стечению обстоятельств, именно на родине «Советской Баварии» в течение десятилетий работала самая антисоветская радиостанция «Свобода», немало сделавшая для развала СССР.

Мюнхен, будучи одним из самых «типично немецких» городов — вместе с тем один из самых «русских» городов Европы. Здесь жили Фёдор Тютчев, Гайто Газданов, Фёдор Степун и сотни других наших знаменитых соотечественников. И не только наших. Из 1,3 млн. жителей Мюнхена — более 300 тысяч иностранцы. Каждый четвёртый.

Мюнхенцы — очень общительные и, что кажется уж совсем невозможным в Германии, — невероятно остроумные люди.

При этом половина жителей Мюнхена ведут одинокий, замкнутый образ жизни. Почти 50 % мюнхенцев не имеют семьи.

Бавария — пожалуй, самая экономически и финансово развитая земля Германии. (Хотя именно здесь кода-то свирепствовала 30-летняя война, уничтожившая; населения). В одном только Мюнхене около 100 банков. Здесь процветают BMW, Siemens и прочие Rodenstock’и. Баварец, мюнхенец — воплощение деловитости и предприимчивости.

Но: испокон веков эта земля и этот город порождали неисправимых идеалистов и небожителей. Наверное, самый знаменитый из них — Людвиг II («Сказочный король»), полностью ушедший в свои грёзы, навеянные, с одной стороны, образами Версаля и Людовика Солнца, а с другой — музыкой Вагнера и немецкой мифологией. Весь военный бюджет страны во время войны с Пруссией Людвиг потратил на строительство своих сказочных замков. Самые сказочные — Линдерхоф и Нойшванштайн.

По поводу последнего все мюнхенцы острят одинаково: не «Нойшванштайн», а «Нойшвайнштайн». «Шван» — это лебедь, а «швайн» — свинья. Получается что-то типа Новосвинска. Ха-ха. Немцы шутят.

Там, в своём Новосвинске, Людвиг жил по принципу «ушёл в себя, вернусь не скоро». В результате чего Бавария окончательно утратила независимость, а сам Людвиг II утонул при невыясненных обстоятельствах. При этом баварцы трепетно любят своего вдрызг разорившего их «сказочного короля». Впрочем, сейчас, в наши дни, толпы туристов вполне компенсировали людвиговское расточительство.

Словом, Мюнхен и Бавария — это целая вселенная.

Я приехал в Мюнхен уже после окончания знаменитого Октоберфеста, праздника пива, рулек и сосисок (конец сентября — начало октября). Считается, что застать Октоберфест — это круто. Не знаю.

Конечно, во время этой пивной вакханалии в Мюнхен приезжает 6 млн. человек, выпивается 6 млн. литров пива и 30 тыс. литров вина, съедается 600 тыс. цыплят, 60 тыс. свиных рулек, 300 тыс. порций свиных сосисок (порция — две огромных, как сама свинья, сосиски) и т. д. и т. п. Всё это впечатляет.

Но мне милей тихие пересменки.

Я жил в гостинице «Штефани» на Тюркенштрассе. В пяти минутах ходьбы до центра. За окнами уютно цокал трамвай. Ветка каштана постукивала в стекло. Пахло выпечкой и каминным углем.

Рядом с моей гостиницей находилось кафе с романтическим названием «Пук». В гидах написано, что в «Пуке» искрометно завязываются знакомства. (Так оно и произошло. Но об этом ниже).

Для вегетарианцев гиды рекомендуют ресторан «Князь Мышкин». Он здесь, недалеко. (Связь между Мышкиным и вегетарианством осталась для меня тайной). Я не вегетарианец, поэтому питался преимущественно белыми, специфически баварскими сосисками «вайсвурт».

«Вайсвурт», оказывается, надо есть днём. После 18.00 есть «вайсвурт» — это дурной тон. Как у нас пить водку до 11.00. Дело в том, что раньше, лет 300–400 назад, сосиски делали утром, а к 18.00 они портились. Времена прошли, но, как говорится, «осадок остался».

Кстати сказать, баварские сосиски не варят, а просто разогревают кипятком. Берётся сосиска и кладётся в горячую воду. Такая сосиска называется «припущенной». Варить баварские сосиски — это всё равно, что кипятить квас или жарить солёные огурцы. Варварство.

В Баварии какой-то странный жмотизм с хлебом. Считают каждый кусок. Но хлеб — очень вкусный.

Еще я ел «бифлямот» (говядину по-мюнхенски) и «шляхт-пляттэ» (ассорти из сосисок и колбасок). Сытная пища. Во французских путеводителях написано буквально так: «В Мюнхене вы хорошенько натянете кожицу на животике». Натянете, еще как. Особенно, если с пивом.

У баварцев масса историй, легенд и баек о пользе пива.

Например, в Баварии, в двух с половиной часах езды от Мюнхена, есть замечательный город Ротенбург. Ротенбург — город-шкатулочка. Всё средневековое. Ни один древний кирпич не уничтожен. (Странно, но город встретил нас песней «Распрягайте, хлопцы, кони..» На площади пел наш хор).

А всё вот почему.

Однажды нехороший северный император захватил Ротенбург и решил его разрушить. А потом ради хохмы сказал: «Я не разрушу Ротенбург, если кто-нибудь из вас ротенберхцев, з; раз, не отрываясь, выпьет 3,5 литра вина». Тогда из толпы вышел градоначальник Майстер Трунк и выпил. Причем без особых усилий и даже с большим удовольствием. И город был спасен.

Весь Мюнхен уставлен львами (как, например, Прага — коровами). Лев — символ Мюнхена. Львы — раскрашены и разряжены. Самый трогательный манекен: явно пожилая львица в нижнем женском белье. Похожа на Ирину Аллегрову.

Музеев в Мюнхене страшное количество. Старая и Новая Пинакотеки. Музей современного искусства. Очаровательная вилла Штука. О, этот немецкий язык! Например, картина, изображающая ангела, сторожащего вход в рай. По-немецки: «Вахтер рая».

Баварию мы объехали с супругой преимущественно на поезде. Во все интересные места поезда идут либо через мистический населенный пункт под названием Бухло (Buchloe), либо — минуя Бухло. Если не через Бухло — то без пересадки, а если через Бухло — то с пересадкой в этом самом Бухле.

В малепусеньких замках по дороге, скажем, в замке Ослика (Харбург), уютная немецкая бабушка-экскурсовод рассказывает массу трогательных деталей из средневековой жизни. Например, что гусиные перья для письма брались только из левых крыльев. Не знал. О том, что на средневековых портретах никто никогда не улыбается, потому что тогда не было стоматологов. Не догадывался.

В средневековых немецких замках пахнет цветочным мылом.

Но бог с ними, с замками.

Мы вернулись из поездки в Линдерхоф и Нойшванштайн вечером. Жена устала и пошла спать. А я решил все-таки поужинать в кафе «Пук». В том самом, где быстро сводятся знакомства. Не подумайте чего плохого. Просто я хотел съесть шляхт-пляттэ и запить его пивом. Растянуть кожу на животике.

Обычно в «Пуке» очень шумно и громко играет музыка. Сейчас было тихо и малолюдно. Пока несли пляттэ, я листал русский гид по Баварии. Что-то выписывал в записнушку. Терзала мысль: надо что-то писать. Побывал в Баварии. О чем писать? О пинакотеке и вилле Штука? Про них и так все знают. Тоска.

— Извините, вы из России?

Я увидел напротив себя моего ровесника. Как и я, в очках. С кружкой пива и тоже с записной книжкой. Он был слегка навеселе.

— Простите, что беспокою, — сказал он на хорошем русском, но с обычным немецким акцентом.

— Ничего-ничего. Пожалуйста. Да, я из России. Из Москвы.

— Меня зовут Петер, — он сел.

— Владимир. Очень приятно.

— Взаимно. Я недавно был в Москве.

— Понравилось?

— О да! Шумно, конечно. И темп жизни… Но…

— Это правда. Здесь потише.

— О да! Понимаете… Я журналист. Можно сказать, писатель. Ну… Не то чтобы… Пишу в журнале.

— Интересно. А я преподаватель. И о чем же вы пишете?

— Обо всем. О жизни, об интересных историях, о приключениях, путешествиях…

— Забавно.

— Да, это забавно. Но… Знаете, это очень трудно — каждый месяц сочинять какую-нибудь интересную и смешную историю. Такую, чтобы ее читали. Чтобы она нравилась.

— Догадываюсь.

— Нет, вы не представляете себе, как это нелегко… Я написал уже, по-моему, двести или триста рассказов! — Петер явно волновался. В его голосе гордость переплеталась с волнением.

— Ого! О’Генри написал, кажется, двести.

— Да, — печально улыбнулся Петер. — Двести восемьдесят семь. И умер. Но я не собираюсь умирать! Я напишу еще двести восемьдесят семь рассказов. И еще семьсот восемьдесят два!

— Обязательно напишете! — сказал я, а про себя подумал: «Хрен ты столько напишешь».

Петер решительно отпил пива и еще более решительно произнес:

— Сейчас мне нужно написать что-нибудь интересное о Москве. Не зря же я туда ездил. Но я никак не могу придумать — что именно.

— Напишите о Красной площади.

— О ней уже все написано.

— О Большом театре… Об Арбате…

Петер отмахнулся:

— Когда я учил русский язык, я все время читал про Большой театр, про Гагарина, про Красную площадь… Нет, это не то! Нужна какая-нибудь интересная история. Как это по-русски… Житейная…

— Житейская.

— Вот-вот. Из жизни. Мой журнал называется «Семья»… «Ди фамилие»…

Я непроизвольно присвистнул:

— Хорошее название!

И автоматически мысленно добавил: «А главное — редкое».

— Нужен какой-нибудь сюжет. Забавный и понятный, — не унимался Петер. — Я понимаю, что это глупо и как это по-русски… навязывательно… Навязательно…

— Навязчиво. Да нет, Петер, мне очень интересно. Вы не представляете, как мне это интересно.

— Спасибо, Владимир! Да, это глупо и … навязчиво! Но, может быть, вы можете что-нибудь посоветовать. Нет-нет… Если…

— А знаете что, — сказал я. Причем совершенно неожиданно для самого себя. Ну, прорвало:

— Напишите, как будто вы пришли в какое-нибудь московское кафе…

— Так-так.

— С каким-нибудь коротким и смешным для немецкого уха названием… Обыграйте какой-нибудь каламбур. Типа «шван» и «швайн»…

— Так-так.

— И там к вам будто бы подсел русский журналист, который хочет написать что-нибудь о Германии. О Мюнхене, например… Потому что он только что там был. А раз был — надо написать. Логично?

— О да! Логично. Как это по-русски… история из зеркала.

— Ну да, зеркальная история. Можете написать, что он работает в какой-нибудь газете, которая называется… скажем, ну… «Моя семья».

— Гениально! Зеркальная история…

— Ну, а дальше — сами знаете… Не мне вас учить. Приплетайте про Красного Гагарина с Большим Арбатом.

— Гениально! Йа, йа! Гениально!

В это время мне принесли шляхт-пляттэ и пиво. Мы чокнулись.

— За рассказ! — сказал я.

Пауза.

— За наш рассказ! — сказал Петер тихо и многозначительно.

Получалось, кстати, точно как в фильме «Подвиг разведчика». Только зеркально наоборот. Помните? Немецкий офицер провозглашает тост:

— За победу.

Немцы выпивают. А наш разведчик красавец Кадочников ждет, пока фашисты выпьют и тихо говорит:

— За нашу победу, — и пьет отдельно. Классный момент!

Петер сердечно меня поблагодарил, мы обменялись визитками, и он быстро ушел. Писать, конечно. Куда же еще? По себе знаю. На память надейся, а мысль запиши. «Мысль не в книжке записной — это зимний снег весной».

К утру мой рассказ был готов. Думаю, у Петера тоже.

Через месяц на мою электронную почту пришло письмо от Петера. К письму с приветствиями и благодарностями был прикреплен рассказ, который назывался «Журналист из „Му-му“». С посвящением: «Посвящается Владимиру из Москвы».

Словом, когда б вы знали, из какого «Пука»…