На следующий день, накормив детей завтраком, с водителем отправляюсь в салон сотовой связи, где восстанавливаю сим-карту и покупаю новый телефон.
Чувствую себя инопланетянкой среди большого скопления людей. Постоянно озираюсь и крепче завязываю легкий плащ.
Усевшись в ближайшем полупустом кафе, собираюсь с мыслями.
Я так и не успела серьезно поговорить с отцом.
Вчера мы разминулись, они с мамой отправились на ежегодный благотворительный приём, а я весь вечер была занята Машей с Ваней.
За две недели дети словно старше стали. И как-то серьезнее что ли. От непрекращающихся вопросов о Богдане голова стала квадратнее, а весь боевой настрой, полученный с помощью Веры, погас.
Я как спичка. Вспыхнула и снова сгорела.
Всё осложнилось тем, что оказалось, пока я была в больнице… у детей забрали телефон. Связь с Соболевым для Маши с Ваней оборвалась.
При этом родители очень постарались. Это видно. За две недели была оборудована детская комната, а выбранная няня действительно при знакомстве показалась мне чудесной женщиной.
Ожидаемо — дети сильно соскучились по нам с Богданом.
Это наивно и, наверное, в сложившейся ситуации нелепо, но… я тоже по нему скучаю.
— Мама, а папа все еще в командировке? — спросила Маша перед сном. — Он что совсем по нам не скучает?
— Конечно, скучает. Как по вам можно не скучать?
— Я хочу к папе, — захныкал Ваня. — Когда мы поедем домой?
— Я не знаю, — растерянно ответила.
— Я хочу домой и к папе.
Дети наперебой задавали вопросы о том, где я была, почему так долго и правда ли, что мы теперь всегда будем жить здесь, у Жанны.
Без папы.
Я лишь прижималась к их макушкам и пыталась осознать: всё это — реальность! Не сон.
Официант довольно оперативно приносит чашку с кофе.
Установив сим-карту в телефон, загружаю нужные приложения и переношу контакты из облака.
Телефон тут же взрывается стандартной мелодией.
На экране всплывает «МОЙ ДАНЯ» и нерушимая башня, которую я выстроила в сознании, в ту же секунду обваливается. Моя душа словно на ниточке балансирует. Вот-вот сорвется и улетит в бездну.
— Да-отвечаю хрипло.
— Наотдыхалась? — спрашивает Богдан мрачно и отстраненно.
Настолько зависаю от низкого тембра любимого голоса, что даже не сразу понимаю смысл сказанного.
В смысле «наотдыхалась»?
— Молчишь?!
— Говори, — выждав паузу произношу.
— Где дети? Вы дома?
— У моих.
— Пздц. Так и думал, — цедит сквозь зубы.
Мы снова оба молчим. В голове миллионы предложений, которые просто не складываются в слова. Мелкая дрожь начинает пробирать горящую кожу, воздуха все меньше.
Он что ничего не знает?! Я две недели ждала, что придет, а он ничего не знает?
— Где ты была? — спрашивает Богдан. — В каком-нибудь Милане?
Если бы.
— Я…
— Я разочарован, Яна. За десять лет я, идиот, так и не понял, что ты Шацкая… До последнего была надежда, что Соболева в тебе победит… Увы!
— Да пошел ты, — разъяренно кричу, откидывая на стол смятую салфетку.
Официант, находясь в центре зала, разворачивается на мой крик и потирает затылок.
Мгновенно скидываю мужа и набираю номер отца. Делаю это не сразу, потому что Соболев обрывает телефон. Папа, в отличие от некоторых, берет трубку практически с первого гудка.
— Да, Яна? Что случилось?
— Папа, — отчаянно зову. — Почему ты не сказал Богдану, что произошло? Почему не сказал, что я в клинике?!
— Секунду.
Он перед кем-то извиняется, и я слышу тяжелые шаги, стук двери и то, как отец грузно опускается в кресло.
— Во-первых, будь посдержаннее, Яна. Иначе я буду думать, что рано дал добро на то, чтобы тебя выписали.
Прикладываю руку к горящей щеке. Он что думает, я ненормальная? Озираюсь, посетители смотрят на меня с опаской.
— Во-вторых, ты в своем уме?! Если Соболев узнает, где ты проходила лечение, он на законном основании сможет претендовать на детей.
— Претендовать на детей? — округляю глаза.
— А ты как думала? Хочешь этого?
— Богдан никогда не станет… Пап, ты его не знаешь. Вы все его не знаете.
— Он еще свое лицо покажет. Правильно говорят — хочешь узнать человека, разведись с ним.
Развод?! Я вообще всеми правдами и неправдами отодвигаю от себя эту мысль.
— Я уже занялся тем, чтобы ослабить его позиции в городе. Щенок зарвался.
— Пап, хватит. Ты говоришь о Богдане.
Практически произношу о «моем Богдане», но вовремя себя останавливаю.
— Я говорю о человеке, которому однажды доверил свою дочь, а потом нашел ее на трассе практически в бессознательном состоянии, — утверждает жестко.
Телефон беспрерывно вибрирует.
— Что ты сделал, папа? — спрашиваю тихо.
— Я просто защищаю свою семью, — отец успокаивается. — У тебя есть деньги?! Пройдись по магазинам. Созвонись с мамой, развейтесь. Я всё сделаю сам. Документы в суд уже готовы и направлены для ознакомления Соболеву.
— В суд? — слезы сами собой выскальзывают из глаз.
— В суд, Яна. Надо с этим закончить. Он пришел ни с чем и уйдет ни с чем.
— Богдан все заработал сам, — возражаю. — Мне ничего от него не надо.
— Без наших денег он был никем.
— Но он вернул тебе их…
— Яна, — грубо обрывает отец. — Перестань. Самостоятельной ты уже была. Тебе надо настроить детей, чтобы они поскорее его забыли.
— Я не собираюсь препятствовать тому, чтобы Богдан общался с детьми.
— Это ты сейчас так говоришь. Что делать нашим детям, без тебя, в семье алкоголиков?! Что они там увидят?
— Но пап…
— Яна… А когда Соболев женится во второй раз?! Ты также спокойно будешь отпускать детей встречаться не пойми с кем?! Давай дочь, чтобы без глупостей. Моим внукам Соболев не нужен.
Папа отключается, а я убираю телефон на стол и стеклянными глазами смотрю, как на экране светится имя человека, которого я искренне считала своим.
Звонок сбрасывается и тут же возобновляется.
Женится?
Мой Даня женится?
Боже.
Плечи содрогаются от рыданий, а в голове хаотично растекаются ядовитые мысли, приправленные картинками.
Вот Даня идет под руку с Ланой. Он с ней спит. Смеется… Трахает, как только он умеет…
Воображение добивает меня милым семейным вечером влюбленной парочки… с моими детьми. Нет. Я просто физически этого не переживу.
Хватаю телефон.
— Да, — отвечаю яростно.
— Я хочу увидеться с Машей и Ваней. Сегодня, — слышу взбешенный голос.
— Нет, — выдыхаю.
Трусливо скидываю и лихорадочно скребу по белоснежной скатерти ногтями.
Затем снова зачем-то отвечаю.
— Не будь сукой! Это и мои дети тоже, — рычит Богдан в трубку. — Если ты не забыла.
— Хорошо, что ты это помнишь, Соболев, — со злостью кричу.
— Наши права равные. Я такой же отец, как и ты мать. Я вправе настаивать на встречах, даже если мы разводимся. Кстати, спасибо, что сообщила об этом через адвокатов.
Сжимаю ладонь до резкой боли. Хочется непременно поделиться ей с ним, как с первоисточником неприятной рези в груди.
Развод…
Господи, как мы довели до такого?!
Сердце клокочет.
Меня кидает из стороны в сторону.
Я всё понимаю… но видеть Богдана постоянно будет чудовищно больно. Сейчас хочется просто стереть наш неудачный брак из своей жизни ластиком.
Как волшебник подуть на ладонь и всё… Абракадабра…
Нет его!
Пусто…
Поэтому я жму на экран и в который раз отклоняю входящий звонок.
Поджилки трясутся. Я никогда так не делала. Никогда не относилась к мужу или к кому бы то ни было настолько пренебрежительно.
Телефон снова звенит, а я абсолютно нелогично, послушно отвечаю.
— Не смей меня сбрасывать, — холодно произносит Даня.
— А ты? А ты смеешь!
— Потому что ты чаще всего ведешь себя как истеричка.
— А ты как бесчувственное животное, — выдыхаю защищаясь.
— Что вы, Шацкие, вообще знаете о чувствах? Твой папаша — урод, каких еще поискать.
— Не смей трогать отца. Всё, что он делает — для меня.
— Для тебя? — выплевывает уничижительно.
— Да.
— Тогда держись, блд. Все держитесь. Я тебя уничтожу.