Развод. Игра на выживание

Глава 33. Богдан

От неё пахнет домом, жизнью и, по-моему, новыми духами. Аромат притягательный, сексуальный, как и она сама.

Мне вообще приходится по душе обновлённая Яна.

Живая, дерзкая.

Кисейной барышней, конечно, никогда не была. Мозг может выебать на пять с плюсом. В этом она мастер.

Но трансформация имеется. Другая стала. Может, эта херня с такси так подействовала?

Подумав, чуть ослабляю хватку своей ладони на лебединой шее, делая движения более нежными. Насколько могу, чёрт возьми. Оглаживаю отчаянно бьющуюся венку пальцем, чувствуя, что Янка трепещет, как взъерошенный воробушек.

Концентрируюсь на своих движениях, стараясь сделать их плавнее и мягче.

Это сложно, потому что я уже два часа, как готов. Хоть сразу в бой. Между ног заряженная граната.

Вгрызаюсь во вкусный рот поглубже. От удовольствия веки смыкаются, хочется дрейфовать на волнах, отдаваясь ощущениям.

Соскучился, пздц.

Я нечасто задумываюсь о любви. Для мужика это вообще странно — размышлять о таких вещах. Нам ближе более реальное, вещественное. То, что можно потрогать или в лучшем случае, хотя бы объяснить.

Раньше приходилось примерять одни ощущения к другим, оценивать их степень, таким образом, делать выводы. В четырнадцать впервые понравилась девчонка, принял этот зуд между ног за любовь. Следующая показалась ещё привлекательнее, понял, что в том случае было не «оно» и так далее.

Эта цепочка оборвалась на Янке, потому что интенсивнее чувств с тех пор не испытывал.

Наверное, всё стало понятным только с рождением Машки.

На всём белом свете появился человек, который зависит только от нас. Она смотрела на мир своими прозрачными, как талая вода, глазами. В них было пусто. Чистый лист.

Какой она будет? Что это будет за человек?

Вообще, неясно.

Лишь одно в них виднелось безоговорочно — любовь к нам, своим родителям. И я в ответ почувствовал то же самое. Настойчивую вибрацию в груди, отдающую приятным перезвоном прямо в сердце.

Именно это ощущение в тот момент я и принял, как эталон. Именно эту вибрацию сейчас переживаю.

— Что ты делаешь? — шелестит Яна отстраняясь, испуганно смотрит. В глазах поволока. Не то от возбуждения, не то от пары стопок коньяка.

А может, боится?! Хрен знает.

— Хочу тебя расслабить, — хриплю.

— Я не напряжена.

— Я бы так не сказал.

Подхватываю узкую талию и с лёгкостью усаживаю на столешницу. Жена послушно подстраивается. Снова терзаю рот, забирая сладкий вкус с розовых губ и напоминая, чья она. Сколько угодно может брыкаться, меняться, «идти дальше».

От этого бреда в голове моей она быть не престанет.

— Соболев, — рычит мне в губы и тут же жалобно стонет. — Прекрати.

Подцепляю края мягкой толстовки и тяну кверху. Соприкосновение с бархатной кожей дурманит, заводит. Обжигает и без того кипящую последние двое суток кровь.

Сдвигаю ткань топа, двумя пальцами сжимаю острый сосок. На лице у Яны взрыв эмоций и не одной про «прекратить».

Склоняюсь над замершим телом.

Обвожу языком твёрдый камешек и всасываю в себя, дублируя те же манипуляции в вакууме. Это, по всей видимости, гораздо приятнее.

— Ох, — выскальзывает из её рта. — Да-ня-я.

— Прекратить? — спрашиваю, уделяя внимание второму соску.

— Не-ет.

Удовлетворённо киваю и принимаюсь терзать покрасневшие груди, наслаждаясь их тяжестью и формой.

Голова немного плывёт. Сказывается усталость, алкоголь и длительное отсутствие сна. Вместе с тем, под кожей сквозняком проносится желание доказать Яне Альбертовне, что далеко она на своей самостоятельности не уедет.

Отлепляюсь от округлостей мучительно медленно, поднимая голову к её лицу.

Яна уставляется с непониманием, которое тут же сменяется множеством картинок в её глазах.

Шевелит мозгами, решает.

Оценивает.

Взгляда не свожу.

Её ноги крепко стискивают моё туловище, дрожащие пальцы в отчаянии царапают плечи.

В воздухе явственно пахнет предстоящим сексом, которого, мать твою, у нас тысячу лет не было. Но я упрямо врезаюсь глазами в лицо своей жены, чтобы получить долбанное разрешение, с которым она медлит.

— Ну так, что? — спрашиваю лениво, забирая терпкий воздух в лёгкие.

В её глазах обратный отсчёт.

Всё вокруг застывает, мир остаётся за пределами полуобнажённого тонкого тела.

Три, два, один…

За грудиной звонко рушатся опоры, когда Янкины ладони агрессивно сжимают покрытые двухдневной щетиной скулы и моя жена яростно впечатывается в мой рот.

Блядь.

Пока она, наконец-то отпустив себя, с упорством облизывает охреневший от счастья язык, нетерпеливо стягиваю узкие лямки с плеч, оставляя топ болтаться на талии. С жадностью тянусь к легинсам.

Приподняв невесомое тело, избавляюсь от них вместе с крошечными трусами.

На ощупь хватаюсь за широкую резинку штанов и спустив её, вынимаю член. Последние пару часов он определённо ждал своего выхода. Пожалуй, его терпеливость вознаграждена, потому что каменная тяжесть тут же оказывается в захвате тонких пальчиков.

Взрыв в башке моментальный, похоть адская. Пожалуй, даже похлеще, чем после армейки.

Размещаю ладони чуть выше её колен, разводя их шире. Веду по горячей коже и оглаживая бёдра, пару раз сжимаю пухлые ягодицы.

Кайф.

Как два подростка осматриваем друг друга. Пьяные и дурные.

Прихватываю топ в кулак и резко привлекаю стройное тело. Яна не теряется, сама направляет член в себя и насаживается, терзая свои губы зубами.

— Обожаю, когда ты такая, — подцепляю упрямый подбородок, чтобы поцеловать, совершая ритмичные движения. — Моя.

Вдалбливаюсь в расплавленное тело, ощущая, какая она мокрая там внутри, горячая. Трахаю с оттяжкой.

Понимая, что надолго меня не хватит, размещаю пальцы на клиторе и активно растираю нужную точку.

Моя девочка любит именно так.

Яна начинает кончать, привычно вздрагивая и сводя трясущиеся ноги. Сдавливает меня настолько, что я тоже от неё не отстаю, но прихожу к долгожданному финишу вторым.

Это то, в чём готов уступать ей всю оставшуюся жизнь.

Трудно дышим. Сперма вытекает, заляпывая бёдра, стекая по ногам. Пока Янка не спохватилась, подцепляю её на руки и несу, обмякшую и всхлипывающую, в ванную комнату.

Там поставив в душ, стремительно скидываю штаны с трусами, и прохожу к ней, настраивая воду.

— Я поеду, — говорит быстро озираясь, будто наконец-то пришла в себя.

— Мы ещё не закончили.

— По-моему, мы только что оба это сделали, — возражает.

— Я хочу ещё.

— Даня, — мотает головой. — Зачем это всё?

Непонимающе уставляется. Начинаю растирать мочалкой её грудь, впалый живот, задевая шрам от кесарева.

— Да-ня, — доверчиво утыкается лбом в моё плечо, когда ладонью касаюсь промежности. — Ммм…

— Останься на ночь, Ян, — упрашиваю, стирая губами капли на виске.

— Это только всё усложнит.

Отбрасываю мочалку, прижимаю к себе сдавшееся обнажённое тело и усмехаюсь:

— Куда уж, блядь, сложнее.