Развод. Игра на выживание

Глава 16. Яна

— Яна, будь добра, подай соль, — просит мама.

Протягиваю руку и вручаю ей солонку.

Мы обедаем на летней террасе с Олей. Мои дети играют неподалеку в саду, а племянник — тринадцатилетний Кирилл, как обычно, зависает в телефоне, вальяжно развалившись в кресле.

Погода прекрасная, но в душе непрекращающиеся ливни с грозами.

— Ты уже подписала документы на развод? — спрашивает сестра, наливая апельсиновый сок в свой стакан.

— Нет пока.

— Чего ждем?! — нахмуривает тонкие брови и стреляет многозначительным взглядом в маму. Мол, «вот посмотри, я же говорила»!

Если бы я знала ответ на заданный вопрос, то давно бы что-то сделала со своей поломанной жизнью. Папка с официальным заявлением на развод лежит в моей комнате, в верхнем ящике прикроватной тумбочки. За утро я прочла написанное раз десять, а потом трусливо спрятала туда.

Возможно, к вечеру мне удастся набраться сил… А сейчас вся моя неуверенность и пронзительная боль трансформируется в откровенную злость на сестру.

— Я сама решу, — отвечаю грубовато, пододвигая тарелку с супом, который приготовила помощница по дому.

— Яна, — предостерегающе произносит мама. — Держи себя в руках. Ты — Шацкая.

Горько усмехаюсь и откладываю ложку на стол. Есть перехотелось.

Как же меня достало это постоянное напоминание о том, кто я…

Откуда они всё про меня знают?

Отец, Богдан, мама, ещё и сестра…

— Пока я — Соболева, — поправляю упрямо. Больше для того, чтобы позлить Олю…

Она морщится так, словно в её тарелке с супом обнаружилась мертвая муха.

— Не называй эту фамилию за обедом. Меня от нее уже тошнит. Подумать только, связалась с таким уродом.

— Оля, — теперь мама осуждающе целится на сестру.

Я же зверею на глазах.

Мне словно необходим был повод, чтобы наконец-то высказать всё, что накипело за столько лет.

Мысленно вспоминаю карьер, на который ездили с Верой, и словно в глубокую пропасть оглушительно произношу то, что обязана была сказать хоть разок за время своего брака, но так и не решилась: — Закрой свой рот. Ты говоришь об отце моих детей.

— А ты не ори на меня, — её впалые от бесконечного правильного питания щеки покрываются румянцем. — Ты в жизни ничего не достигла, чтобы голос свой повышать.

— А ты достигла? — усмехаюсь.

— Девочки… — мама растерянно стреляет глазами то в одну дочь, то в другую. Это всё для нашей семьи слишком. — Вы же сестры.

— Я работаю, — цедит Оля. — Помогаю отцу в его нелегком деле. А ты на шее сидишь, ноги свесила.

— Я на ней не сижу, представь себе. У меня есть деньги.

Это действительно так. На мой счет сегодня утром поступила внушительная сумма. Богдан ничего не написал, но полагаю, так он оценил ближайшие расходы на детей, связанные с началом учебного года.

— Ахаха, наивная. Пока еще есть, — насмешливо произносит Оля, понизив голос. — Что ты будешь делать, когда они закончатся?

— То же что и все, — пожимаю плечами, — Выйду на работу.

— Куда? — усмехается. — У тебя ни образования, ни опыта. Ты всю свою жизнь потратила на этого беспородного мужика.

— Оля, хватит, — мама вскрикивает. — Остановись.

— Беспородного? — вскакиваю со стула.

Окидываю взглядом мирно качающихся на качелях детей. Обида так ударяет в кровь, что руки вмиг леденеют.

— Да, — повторяет сестра. — Мы тебе говорили, что этим все закончится. Но у тебя же великая любовь.

— Я покрайней мере знаю, что это такое, — бью наотмашь.

Оля принимает удар улыбаясь напоказ.

— И где сейчас твоя любовь? Смылся так, что и след простыл.

— Это мое дело, — проговариваю глухо. — Наше с Богданом, — поправляюсь.

— Твоё? — цедит она. — А то, что это заденет и отца тоже, ты подумала?! Соболев заручился поддержкой в городской администрации. Как это отразится на закупках, которые должны были достаться холдингу?! Папа, между прочим, за тебя заступался.

— Я не просила, — стискиваю зубы.

— Не просила она. Устроила всем проблемы и сидит, страдает. Любовь у неё…

— Да пошла ты. Ведешь себя, как сука, — выплевываю, разворачиваясь к детям.

— Яна, куда? Поешь.

— Не хочу, спасибо, — бросаю гневный взгляд на сестру, которая, кажется, только повеселела оттого, что в очередной раз довела меня.

Остаток дня проходит спокойно, если не считать того, что телефон закидывает звонками моя свекровь, а я трусливо не беру трубку. Юлия Сергеевна проявляет завидную настойчивость и успокаивается только к вечеру.

Укладываю вымотанных за день детей и наконец-то остаюсь в полном одиночестве.

К папе так и не выхожу, чтобы не слышать вопросов о подписи на документах.

Еще раз перечитываю от начала и до конца исковое заявление.

В нем подробно расписано то, что брачные отношения между мной и мужем прекращены, и мы не ведем совместную хозяйственную деятельность. А также, что я, как истец, прошу суд о единоличной опеке над детьми.

Дальше указан список совместно нажитого имущества, включая ООО Газснабкомплект, собственником которого является Соболев Богдан Анатольевич.

Вся моя жизнь описана в одной примитивной бумажке, которую я снова упрямо прячу в файл.

Ночью просыпаюсь от неясной тревоги и шороха.

— Мамочка, — слышится в темноте тонкий голосок.

Резко поднимаюсь.

— Маш. Ты чего?

Дочь топает босыми ножками к кровати. Отгибаю уголок мягкого одеяла, чтобы она улеглась рядом.

Обнимаю крепко, прижимаясь. От ее волос вкусно пахнет ягодным шампунем. Это успокаивает.

Господи, как прекрасно, просто кого-то обнять!

Почему я десять лет не замечала этого?! Каких-то элементарных вещей, что можно просто повернуться ночью к живому, теплому телу?!

Я уже не говорю о сексе…

— Мама, папа меня не любит больше, потому что я кашу не ела? — спрашивает дочка, горько всхлипывая.

В груди словно невидимые стальные кольца сжимаются. Душа рвется в мелкие лоскутки, которые я стараюсь собрать и что-то ответить своему родному ребенку, который в данную минуту страдает.

— Ты чего, малыш? Ну кто тебе сказал, что папа тебя разлюбил?

— Позвони ему, — просит Маша. — Пообещай, что я всегда-всегда буду есть кашу. Даже манную. Даже комочки съем. Лишь бы он меня любил.

— Маш, папа тебя не разлюбил. И не надо ничего есть через силу, я тебе много раз об этом говорила.

— Почему он тогда не приезжает?

Сжимаю хрупкое тельце, и сама не сдерживаюсь, слезы льются бурным потоком по щекам. В этот момент я сама готова съесть любую кашу, лишь бы этот кошмар закончился. Маша вся дрожит, её боль словно по невидимым волнам передается мне.

Да гори оно всё!

Достаю телефон из-под подушки и набираю контакт, переименованный со вчерашнего дня в сухую подпись «СОБОЛЕВ».

Так проще.

— Да, — эхом раздаётся в тишине.

Молча слушаю то, как он дышит. Интересно, где Богдан сейчас?! В квартире?!

Как он питается? С кем встречается? Кто гладит ему рубашки на каждый день?

Вопросов так много, что я зависаю от калейдоскопа мыслей в своей голове.

— Яна, — зовет Даня на выдохе. Голос ровный и… не озлобленный. — Ты позвонила, чтобы молчать?!

Мотаю головой, будто он сможет это увидеть.

Муж пообещал меня уничтожить, напоминаю. А я звоню ему в два часа ночи, оправдавшись даже для себя тем, что все это ради нашей с ним рыдающей дочери. Выгляжу при этом крайне жалкой, поэтому просто передаю трубку Маше.

— Па-па, — всхлипывает дочка так пронзительно, что я лихорадочно подскакиваю с кровати.

— Да… малышка, — слышу дрогнувший голос. — Я соскучился. Очень сильно по тебе и Ване.

— Я тоже, папочка. Когда… ты приедешь?

— Скоро. Вот увидишь, совсем скоро мы встретимся.

— Папа, ты что больше не любишь маму? Нас не любишь?

— Тебя очень люблю, моя девочка. И Ваню люблю. Всех.

Слезы душат. Внутренности выворачивает наизнанку. Ничего не соображаю. Сминаю в руках ткань атласной ночнушки, а потом переступаю с ноги на ногу.

Включаю свет в ванной и захожу внутрь, прикрывая за собой тяжелую дверь. А потом слабо стекаю по ней на холодный пол. Озираюсь.

Здесь все чужое.

Здесь я чужая.

Богдан прав. До конца Соболевой я так и не стала. По крайней мере, в его понимании. Но, я уже и не Шацкая… Слишком много времени прошло.

Зависла где-то посередине и качаюсь словно тряпочка на ветру. Каждый, кто проходит мимо, дергает, а я держусь из последних сил.

А кто я вообще?! Когда я об этом всерьез задумывалась?!

Почему мне все указывают, что делать? Почему сестра вправе говорить о моих недостатках и оскорблять отца моих детей? Когда я что-то в себе упустила, раз позволила такое?!

Голос за стенкой стихает, и я поднимаюсь. Умываюсь теплой водой, спешу обратно в комнату.

Маша спит, а экран телефона погас.

Утро начинается с того, что я сама не заметив, спросонья отвечаю на звонок свекрови.

— Яна, здравствуй. Скажи мне, пожалуйста? Я тебя чем-то обидела? Почему ты мне не отвечаешь?

— Доброе утро, Юлия Сергеевна! Я… не знаю. Извините, — проговариваю искренне.

— Если я чем-то обидела, прошу прощения. Я на коленях перед тобой стою, дочка. Поговори, пожалуйста, с отцом. Умоляю.

Дальше, словно в тумане слушаю её стенания и просто поверить не могу, что мой родной отец на такое способен…