Развод. Игра на выживание

Глава 30. Яна

После интервью с Каролиной у меня неожиданно поднялась температура.

Это похоже на вспарывание зажившей раны. Из неё снова хлынула кровь, унося с собой нарывы.

Было очень паршиво.

Но помимо отрицательных эмоций, я ощутила и много жизнеутверждающих. Словно для себя крайне важно было ещё раз пройти этот опыт.

И возможно, быть полезной.

Раньше я вообще не задумывалась, что, даже будучи домохозяйкой, можно просто помогать другим. И дело вовсе не в деньгах. Ведь поддержка на ней не заканчивается.

Я так упорно пыталась что-то доказать родным их же методами. Выгрызала своё место так, как умею. С помощью нового дома, успешного мужа-бизнесмена, дорогостоящей сумки или ненавистного чайного сервиза. Стремилась стать похожей на отца, маму и Олю.

И это тоже довольно закономерно.

Потому что я и есть они. Моя семья.

Это ведь не мной придумано. Так заложено природой. Берёза может сплестись с дубом, прорасти сквозь раскидистые ветви, нежиться в его громадной тени, но от этого не примется плодоносить желудями.

Пример банальный, но факт.

Сейчас, спустя время и массу обстоятельств, наконец-то начинаю прозревать и улавливать важное. Ведь, помимо того, чтобы чувствовать себя частью родовой системы, определяющее значение будет иметь решающий момент — когда ты наконец-то увидишь свои различия с ней же.

Я — Шацкая. Но с оговорками. Со своими зазубринами и неровностями на стволе. С собственной историей, вот уже десять лет тесно связанной с Соболевым. И глупо от этого отнекиваться.

Данное открытие внезапно воодушевило и заставило расправить крылья, как никогда.

Следующим утром, будучи в отличном настроении, везу детей в школу и сад. Отправляясь на работу, первым делом звоню своему адвокату.

— Яна, привет, — отвечает Арсений живо.

— Доброе утро. Я готова обсудить условия соглашения.

— Однако, — удивляется. — Я рад.

— Давай назначим встречу Богдану и его новому защитнику, — надеюсь он уже его нашёл?

— Хорошо, я сегодня же свяжусь с ними. Есть какие-то конкретные пожелания?

— Как можно скорее, Арсений, — твёрдо проговариваю.

— Я тебя услышал. Позвоню.

Рабочий день начинается сумбурно.

К нам в центр вот уже в третий раз возвращается Тася Волкова.

Девушку систематически избивает муж, которого не смущают двое сыновей, пугающихся до смерти. Бывший подающий надежды, а позже травмированный боксёр-тяжеловесник просто не может найти иное применение собственной силе, кроме как срывать её на хрупкой жене.

Трёхлетние близнецы сегодня ведут себя чересчур неестественно.

Обычно они носятся с другими детьми, играют в монстров и прилипают ко всем подряд с вопросами. Сейчас же молча выполняют просьбы и совершенно не смотрят в глаза. Ближе к обеду тот, что помельче начинает мучительно рыдать, и я срочно вызываю на работу Алексея Геннадьевича.

Мы с Тасей оставляем парней на него, и едем на моей машине в травмпункт, чтобы в очередной раз зафиксировать побои, а позже направляемся в районный отдел полиции.

Я стараюсь не наседать, не напоминать девушке о том, что всё это уже было. Буквально пару недель назад.

Иван, её муж, на время меняется, становится послушным, внимательным, вымаливает о прощении, но позже снова начинается непрекращающийся кошмар.

Замкнутый круг.

Волкова молча держит пакет со льдом у виска и периодически всхлипывает.

— Как ты себя чувствуешь? — спрашиваю, поглядывая на зажатую в трясущейся руке справку из травмпункта.

— Лучше, чем в прошлый раз. Уже знаю, как себя вести, когда Ваня… сердится.

Возмущённо качаю головой и сжимаю зубы покрепче. Хочется многое высказать, но Тася обратилась к нам за помощью, а не за причитаниями и лишними советами.

— Он ведь никогда не изменится, да? — спрашивает отчаянно.

— Я… не знаю, — выдыхаю жалостливо.

— Снова ему поверила, — плачет. — Две недели как по струнке ходил, даже на работу устроился. В соседний супермаркет охранником. С детьми время проводить стал, был ласковым.

— Как всё началось в этот раз?

— Так же, как и в прошлый. Смотрел футбол, пиво пил. Максимка сражался рядом солдатиками, шумел, наверное. Ваня психанул, распинал все игрушки, я заступилась и отхватила за дело.

Раздражённо щёлкаю поворотником и разворачиваю автомобиль, когда вижу пробку впереди.

— За дело? — переспрашиваю, меняя маршрут в навигаторе.

— Ну да. Он так говорит, — со злостью отвечает. — Получила, потому что сама напросилась.

Наша беседа прерывается телефонным звонком, а мы попадаем в очередной затор из машин.

— Извини, — шепчу быстро Тасе, прижимая к уху мобильный. — Да, слушаю.

— Яночка, — звучит встревоженный голос Юлии Сергеевны. — Ты можешь говорить?

— В пробке стою. У вас что-то случилось?

— Богдан пропал.

— Как пропал? — взволнованно озираюсь зачем-то.

— Должен был с утра заехать. Я его ещё вчера попросила. Сейчас телефон недоступен, и помощник ничего не знает.

— Странно, — задумчиво закусываю губу. — Он вечером Маше не позвонил. Я тоже удивилась.

— А что, если с ним несчастье приключилось? — свекровь начинает причитать, а у меня пальчики на ногах поджимаются от ужаса.

— Не переживайте пока, — осекаю стенания. — Я как освобожусь, попробую его найти.

— Сделай одолжение. Спасибо, моя хорошая.

Устало вздыхаю. Убираю телефон на противоскользящий коврик, приклеенный к панели и взволнованно сдавливаю пальцами руль.

— Спасибо Яна, у вас своих дел по горло, а вы со мной опять возитесь, — произносит Тася.

— Это моя работа.

— Вы, наверное, считаете, что я дура, да?

— Нет, — возражаю. — Я думаю, что ты запуталась Тася. А ещё тебе надо подумать о детях.

— Понимаю.

— Мы взрослые, как-то справимся. А вот мальчишки твои… Что они видят хорошего? Чему учатся? Как это на них отразится? — поворачиваюсь. — Жизнь — это не плёнка, не отмотаешь назад, так и здесь, ты делаешь им хуже.

— Я всё это знаю, — со злостью откидывает пакет со льдом на колени. С сожалением смотрю на изуродованное фингалом лицо. — Я плохая мать, плохая жена и человек не очень.

— Ну кто тебе это сказал, Тась? — примирительно беру девушку за руку.

— Сама вижу. Вы вон какая… красивая. Одеты всегда с иголочки. У вас и дети такие же, я уверена. И муж вас любит, такую машину вам купил. Зарплата-то вряд ли большая…

Усмехаюсь.

— Ты видишь картинку. У меня тоже не всё складывается.

Вообще, ничего не складывается, — про себя договариваю уныло.

— Отчего-то в это сла́бо верится.

В полнейшем молчании доезжаем до отделения полиции. Там проводим около часа. Тася пишет заявление не сомневаясь, активно повествует участковому о произошедшем. Тот поглядывает на меня украдкой, как бы напоминая, что всё это слышал.

— Можно, мы пока в центре побудем? — узнаёт Тася по дороге обратно.

— Очень на это надеюсь. А ещё верю в то, что ты наконец-то позвонишь своим родителям и расскажешь правду.

Семья Таси живёт в соседнем посёлке. О происходящем не знают, и девушка боится рассказывать. Так же, как и я, тревожится, что не оправдала чужих ожиданий.

— Наверное, да, время пришло, — морщится. — Я к нему больше не вернусь.

Качаю головой, не надеясь на её увещевания, но наставляю:

— И не пропускай беседы с Алексеем Геннадьевичем. В жизни может всякое произойти, но ты должна понять, что с тобой обращаться так нельзя. Ты у себя одна.

— Спасибо, Яна.

Закончив с делами, еду за детьми, кормлю их ужином, расспрашивая о том, как прошёл день. Ближе к вечеру не выдерживаю, вызываю на помощь Галину Семёновну.

Часто набираю Богдану, но каждый раз натыкаюсь на монотонный голос автоответчика. Беспокойство звенит в груди всё отчётливее, стараюсь всячески его заглушить. Отмахиваюсь от плохих мыслей.

Чёрт бы тебя побрал, Соболев. Умеешь вывести даже на расстоянии.

Одевшись в спортивный костюм, лёгкий пуховик и утеплённые кроссовки, выбегаю из дома с ключами от машины. Пока снова и снова пытаюсь дозвониться, принимаю входящий вызов от Веры.

— Привет, подруга, — настороженно проговаривает Стоянова.

— Привет, что-то срочное?

— Да нет, хочу узнать, как вы?

— Обычно, — пожимаю плечами.

— Хмм… ясно.

Вера замолкает, а на меня будто бы озарение находит.

— Что-то случилось, да? — пугаюсь. — Что-то с Богданом? — вереницей в голове пролетают разные события, о которых могла узнать журналистка.

Нападение, авария, несчастный случай. Боже мой.

— При чём здесь твой благоверный? — удивляется.

— Не можем его нигде найти. Телефон недоступен.

— Чёрт, — вздыхает Вера, яростно шепча отборный мат, смешанный с фамилией мужа. — Ты меня убьёшь, Янка.

— Что…?

— Я вчера тебя сдала, и он… Богдан, скорее всего, слышал твоё интервью.

— Вера, зачем? — округляю глаза.

— Прости. Подумала, так будет лучше.

— Ну спасибо, Стоянова, — в бешенстве отшвыриваю телефон.

В душе́ рой из мыслей.

Всё слышал!

Господи.

Я бы ни за что не отважилась ему рассказать всё вот так. С деталями, в красках. Не потому, что жалею его чувства, нет.

Просто не смогла бы.

Конечно, сомнения закрадывались, что может по голосу узнать, но Даня практически не включает радио и в дневное время постоянно зависает в офисе.

На улице поздний вечер и я довольно быстро добираюсь по пустынным проспектам до жилого комплекса.

Взлетев по лестнице, давлю на звонок, но в ответ тишина. Плюнув на всё, возвращаюсь к машине и отыскиваю ключи.

Вскрываю дверь, нерешительно озираясь по сторонам.

— Богдан? — зову в темноте.

Скинув обувь, прохожу на кухню и щёлкаю выключателем. Осматриваюсь, пытаясь найти малейшие изменения в интерьере. Но всё на своих местах.

В холодильнике, правда, мышь повесилась. Полупустая упаковка с сосисками и контейнер с едой из соседнего ресторана.

Негусто, Соболев.

Включив свет в гостиной, исследую территорию, боясь натолкнуться хотя бы на малейший намёк о наличии другой женщины в жизни мужчины, с которым развожусь.

Вопреки ожиданиям ничего такого нет.

На столике куча сваленных документов и наручные часы. В кресле рабочий портфель. Прихватываю полупустой флакон мужской туалетной воды. Вдыхаю любимый аромат, вызывающий в моей голове разнообразные картинки.

Со стороны двери слышится звук открываемого замка и я, чувствуя себя воришкой, начинаю метаться по комнате. Потом, конечно, успокаиваюсь и отправляюсь в прихожую.

Я, вообще-то, беспокоилась. Он отец моих детей.

— Привет, Ян, — здоровается Даня, уводя покрасневшие глаза.

Скидывает ключи от мотоцикла на комод, начинает разуваться.

Наблюдаю за неловкими движениями и застываю.

— Привет, — отвечаю шокировано.