— Только не кричи, — предупреждает Богдан, не поднимая взгляда.
Мои руки дрожат от ужаса, когда он, тяжело вздыхая, расстёгивает заляпанную кожаную куртку и осторожно её снимает, сваливая у порога. Его футболка в тёмных высохших пятнах.
И это не грязь.
Не выдержав громко «ахаю», прикрывая рот ладонью.
Я в ужасе.
Богдан освобождается от футболки, отправляя её в ту же кучу.
Хаотично кружу глазами по сильному телу, которое знаю наизусть. Вдоль и поперёк, мать его.
Ни одной царапины.
Ни одной раны на груди у Соболева.
Это значит… Боже мой!
Даня подступает ближе, аккуратно обхватив мои плечи, отодвигает, чтобы пройти в ванную комнату.
По инерции плетусь за ним, ощущая распространяющийся солоноватый запах. Сердце колотится как ненормальное. На широкой спине тоже чисто. Слава богу, конечно. Я бы вряд ли пережила, если бы с ним что-то случилось. Но… Это ведь кровь на футболке?!
— Со мной пойдёшь? — усмехается, расстёгивая ремень на джинсах.
— Нет, — резко мотаю головой, пугаясь. — Ты… ты что кого-то убил?
Богдан упирается ладонями в мойку, чуть наклонившись и, наконец, смотрит на меня через отражение в зеркале.
Замираю, пытаясь разгадать послание, запечатанное в серых глазах. Но там ничего нет. Словно мёртвые. Впервые в жизни такие пустые, будто из них совком выскребли весь смысл.
Его тело напряжено. Всё — поза, движения — выражают лютую агрессию, но не ко мне. Он будто на взводе.
Тронешь — взорвётся.
Страх разъедает кровь, но я упорно отказываюсь воспринимать действительность. Для меня настолько удивительно видеть мужа таким. Как бы Даня ни злился, как бы я не доводила бесконечными истериками, он никогда по-настоящему не сердился вот так чудовищно. Я всегда, стопроцентно была уверена в том, что он никогда не причинит мне вред.
Мне.
А другим?!
— Что ты наделал? — шепчу.
— С осуждёнными разводят без вопросов, Ян, — шутит мрачно, перекидывая взгляд на своё отражение. — В одностороннем порядке.
— Соболев, — рычу сквозь зубы, подлетаю ближе и бью кулаком по спине. — Что ты натворил, признавайся?!
Богдан мгновенно расслабляется. Резко разворачивается и привлекает меня к себе. Хрипло смеётся, но получается немного нервно. Меня окутывает теплотой, хочется, чтобы не выпускал из объятий, хоть и развод — дело решённое.
— Всё в порядке, Ян, — твёрдо проговаривает. — Все живы. Я сейчас приду, хорошо?!
Потерянно киваю и выхожу из ванной, плотно закрывая дверь.
Вынимаю из ящика в прихожей объёмный пакет и складываю туда куртку с футболкой. Стараюсь не дышать. Чувствую себя грёбаной соучастницей. Словно патроны ему подаю.
Убрав всё, хожу из угла в угол на кухне.
Шум воды в ванной комнате стихает, через минуту Даня проходит в спальню. Вокруг узких бёдер — белое полотенце, по мышцам на спине стекают прозрачные капли. Вопреки здравому смыслу смотрится довольно сексуально, поэтому от греха подальше остаюсь на кухне.
Усаживаюсь на стул и лихорадочно перебираю пальцами по столу.
— Тебя все потеряли, — произношу, когда он появляется на кухне. Босой, в спортивных штанах и чистой футболке.
Даня мельком стреляет в меня коротким пустым взглядом.
— Прости. Телефон сдох.
Молча наблюдаю, как ставит мобильный на зарядку и выкладывает из кармана пачку Мальборо с блестящей зажигалкой.
— Ничего… ну, что я сама сюда зашла, без разрешения? — спрашиваю, чтобы занять паузу.
Соболев ухмыляется и открывает холодильник.
— Это и твоя квартира, — отвечает тихо.
— Пока, да, — киваю. — Просто, может… у тебя есть кто-то.
Дверка с шумом закрывается.
Даня никак на моё предположение не реагирует и я дальше мысль не развиваю.
— Есть будешь? — интересуется, поглядывая на единственный контейнер в руках.
— Нет, я ужинала с детьми, — отказываюсь.
— Как они?
— Нормально всё. Не болеют. Маша тоже тебя потеряла. Ты вчера не звонил, — ничего не могу с собой поделать. В голосе проскальзывает обвинение. Во мне так много вопросов, что, боюсь, взорвусь, он тоже это чувствует. Всегда чувствовал.
— Прости, — ещё раз извиняется, включая микроволновку. — Завтра заберу их сам со школы и из сада.
Разворачивается ко мне и приподнимает бровь. Мол, говори уже.
— Я не уйду, пока ты мне всё не расскажешь, — произношу отчётливо, укладывая дрожащие руки перед собой. — Что всё это значит? — киваю в сторону прихожей, где находится мешок с уликами.
— Ты за рулём? Маша с Ванькой у родителей?
— Нет, они с няней.
— Выпьешь со мной немного? — спрашивает, кивая на шкафчик, в котором обычно хранятся алкогольные запасы.
Неуверенно пожимаю плечами. Такое у нас впервые.
— Надо только сообщить Галине Семёновне, — решаюсь.
Даня кивает на свой телефон.
— Звони.
Пока я договариваюсь с няней, извлекает бутылку коньяка, пару стопок и плитку шоколада. Одним движением вскрывает крышку.
Никогда не была фанатом горячительных напитков, но мне надо его разговорить.
— Как это пьют? — спрашиваю, когда Богдан пододвигает ко мне наполненную стопку.
— Залпом, — отвечает тихо и с сомнением обводит взглядом моё лицо. — Давай, лучше красного вина́?
Мотаю головой и послушно выпиваю коньяк, закусываю долькой горького шоколада. Горло полыхает нестерпимо, но уже через минуту становится гораздо лучше. Молча наблюдаю, как Богдан приговаривает одну стопку и тут же наполняет другую.
Позже, пока он спокойно жуёт что-то вроде Карбонары, исследую коротко — стриженную макушку и обращаю внимание на руки.
— Ты что… его убил? — спрашиваю, замечая свежие царапины.
— Нет.
С облегчением выдыхаю.
— Со мной был Роб. Остановил.
Нервно сглатываю скопившуюся слюну.
— Как ты его нашёл?
— Кого?
— Соболев, хватит, — рычу. — Вера мне всё рассказала.
Богдан зло усмехается.
— Вера… язык без костей.
— Как ты его нашёл? — повторяю.
Даня чертыхается и признаётся:
— Это было несложно. Двор весь камерами утыкан, как грибами.
— Но прошло уже столько времени, — неверяще качаю головой.
— Срок хранения видеозаписей на удалённом сервере — три месяца. Оказывается, у нас хорошая управляющая компания — раскошелились на дорогое оборудование. В следующий раз за них же проголосую.
— Ясно, — шепчу.
Не знаю, что со мной творится… возможно, алкоголь так будоражит кровь, но внутри ощущаю ненормальное ликование. Вместе с тем тревожно проговариваю: — Зачем? А что, если… напишет заявление. Тебя посадят.
— Не напишет. Не переживай.
— Откуда такая уверенность, Дань?
— У старого козла дома семеро по лавкам, примерный семьянин. Жена педагог со стажем, даже внуки имеются. Не будет он подставляться, Ян. Говорю же, не волнуйся.
Замираю в ужасе.
Разве так бывает?! Такие люди? Чтоб дома примерный семьянин, а сам маньяк — маньяком.
— Будешь ещё? — кивает Богдан на бутылку.
— Пропущу, — шепчу, следя, как он опрокидывает очередную стопку без закуски.
Осторожно отодвигает полупустой контейнер. Громко задерживает дыхание, затем устало растирает лицо ладонями и уставляется на меня.
Смотрим друг на друга в упор.
Наверное, алкоголь влияет не только на меня, потому что в светлых глазах, в конце концов, мелькают живые эмоции.
Смесь отчаяния с тяжёлой виной. То, чего опасалась и не хотела.
— Прости, — говорит он, прерывисто вздыхая. — Не знаю, что сказать, Ян.
— Я тебя не виню, — облизываю пересохшие от волнения губы. — Поначалу… может быть. И в ту ночь.
Богдан морщится, будто это не может быть правдой.
— Потом поняла, что подобное могло случиться когда угодно, — нервно убираю налетевшую на лицо прядь волос. — И с кем угодно.
— С тобой этого не должно́ было случиться никогда, — разбито произносит Даня, стискивая стопку в ладони.
— Но случилось, — развожу руками.
— В одном ты была права, хреновый из меня муж вышел. Безопасность — задача, которую я с треском провалил. Не справился. За это прошу у тебя прощения.
— Мы оба не справились.
Соболев резко поднимается. Хватает пачку с подоконника и приоткрывает окно. Закуривает отворачиваясь.
— Ты всё сделала правильно, Ян.
— Что именно?
— Теперь всё встало на свои места. Я всё думал, зачем ты подала на развод? Ещё и с таким апломбом. Да, были проблемы, конфликты, но… развод, — опускает голову.
— Дурак, — выдыхаю, прикрывая глаза руками. — Я никогда бы этого не сделала, если бы отец не заставил.