Розовая мечта

Глава 1

Моя подруга Ассоль выглядит потрясающе. «На „зеленый лимон“», как утверждает она сама, имея ввиду миллион баксов! Великолепная, несокрушимая уверенность! Если рост 162 см и с утра до ночи приходится скакать на десятисантиметровых шпильках, если талия не сужается к бедрам, а как бы даже наоборот, то, вроде, имеется повод закомплексовать. Большинству представительниц прекрасного пола, только не ей. Сола, она же Асса, Ольга или просто — Аська, — без ума от «себя — любимой», и все окружающие, естественно, от неё тоже. Клинический случай самогипноза, переходящего в массовое помешательство.

Как известно ещё со времен К. С. Станиславского — «короля играет свита», то есть, ежели определенная группа людей падает ниц перед неким субъектом, то его следует считать главным, а чем неистовей поклонение подданных, тем выше власть главной. Ассоль никогда не появляется без соответствующего эскорта, основную доблесть которого составляет отвисшая от восхищения челюсть. Не стоит, однако, заблуждаться относительно щедрости Верховной жрицы — её свита содержится, в основном, на чистом энтузиазме бескорыстные, часто безмолвные, а иногда и безмозглые служители «культа красоты и Эроса», который Ассоль не без успеха представляет вот уже 36 лет. За эти годы «мальчик-паж», изображаемый Аськой со всем доступным чувством стиля (соответствующая прическа, брючки-клеш, походка задиристого пацана) превратился в «девочку-Дюймовочку» — соблазнительную малышку где-то на грани выпускницы, аспирантки и свеженькой м.н.с. — максимум двадцати шести лет. И ни шагу дальше! Да, черт возьми, она тысячу раз права!

Я вижу её в голубеньких вытертых шортах («Super Levis», цена 56$) и такого же цвета и той же фирмы очень вылинявшей, очень простенькой шелковой маечке (цена 18$) у поручней третьей палубы суперлайнера «Зодиак». Крепенькие бронзово-полированные ноги легко используют подпорку прозрачного штопора, выполняющего обязанности каблука при толщенной деревянной «платформе». Рука в тяжелых браслетах островного племени Лу-Кук (приобретены на Карибах) подхватывает белокурые локоны, взлохмаченные средиземноморским ветерком, темные очки модели «Элвис» скрывают ту часть лица, за которую принято опасаться женщине, перешагнувшей за 28. И даже с десятиметровой дистанции я представляю, как щурятся её голубые, чуть раскосые шальные глаза и капризно морщится чрезвычайно моложавый, в меру вздернутый нос. О, эти льняные локоны, незабудковые очи, этот милый, наивный носик! Сколько вдохновенных и опрометчивых деяний совершено в вашу честь, сколько бессонных ночей, пьяных слез, разбитых сердец на вашем счету!.. И какая же прорва тяги плотским радостям скрывает ваш «загадочный магнетизм»!

Завидую? Наверно… Само собой разумеется! Поэтому и начала с Солы. И ещё для того, чтобы сразу вписать две мужские фигуры, составляющие постоянный «фон» Дюймовочки. Но прежде всего стоит упомянуть «раму», позволяющую составить правильное представление о ценности заключенного в неё «полотна».

Получив в турагентстве Fantasy cruises проспект, изображающий четырехпалубного красавца, с подробным описанием всех его достоинств, я прежде всего разглядела около десятка баров, дюжину клубов, казино, пять ресторанов и великое разнообразие площадок для водноспортивного отдыха.

На макете палубы морского гиганта напоминали мне подносы с вожделенным ассортиментом прогулочных удовольствий. Везде пестрели клумбы ярких зонтиков и стайки разнокалиберных столов, искрилась неправдоподобно голубая вода в затейливых бассейнах и располагалось несметное число мест для кайфа под солнцем или в благодатной тени. Стоя, сидя, лежа в водяной либо воздушной стихии, здесь следовало исполнять лишь одну, хорошо оплаченную обязанность — предаваться блаженству безделья. Жевать, зевать, млеть, дремать, иногда подзывая щелчком загорелых пальцев улыбчивого стюарда и протягивать руку (всю в алмазных капельках брызг) к запотевшему бокалу с прохладительным напитком.

Один из таких бокалов с торчащей из него соломинкой подрагивал в руке Игоря, склонившего к левому плечу Аськи кудрявую кавказскую голову и, видимо, нашептывавшего очередной анекдот. Справа от Дюймовочки, пуская дым по ветру и подставляя солнцу розовое с лупящимся носом лицо, курил свои последние сигареты Юра. Он решил после круиза завязать с «допингами», что придавало комичному облику отличника-толстяка некий прощальный трагизм.

Наибольший, пожалуй, интерес в элементах описаний «рамы» представляло пространство, разделяющее меня — возлежащую в шезлонге возле массивного куста густо цветущего олеандра и красующуюся у кормовых поручней троицу. А именно — возвышение с тремя круглыми углублениями, в которых кипела и бурлила пузырчато-газированная вода. Три сапфировых глаза в оправе розовато-черного мрамора, имитирующего роспись римских терм. А везде — по шею в воде, на золотых поручнях, спускающихся в «буруны», на мраморных плитах, в сетчатых креслах и просто так — на огромных полотенцах находились в состоянии крайнего удовольствия загорелые и очень сильно загорелые тела обоего пола.

Гидромассажные ванны, входящие в комплекс «солнечная сауна», никогда не пустовали. Тем более, что здесь же имелся тренажерный зал с распахивающейся на палубу стеклянной стеной. Цикл утренней до завтрашней или дневной дообеденной релаксации складывался из серии процедур, ведущей от качающих мышц железок к запотевшему бокалу на столике в тени трепещущего апельсинового (на этой палубе) тента. К моменту встречи с поощрительным призом в виде предпочитаемого напитка облегченное потерей лишних жиров, разморенное в сухом жару, оглаженное массирующими прохладными струями, умащенное загарными маслами и слегка прикрытое необременительными тканями тело находилось как бы уже на подступах к райским вратам. Которые вскоре и распахивались в виде ресторанного зала, манящего совершенно не диетическими запахами…

Итак, вокруг — до всех видимых горизонтов — синева. Воздух легкий, сквозящий, солоноватый на вкус, насыщенный морем и солнцем с летучими волнами дорогих парфюмерных ароматов. От Аськи веет резким букетом новых духов Ги Ларош, ни о чем, конечно, не говорящем эскортирующим её мужчинам. Возможно, Игорек и сможет назвать порядок капвложений, придающих блеск Аськиному очарованию, но вычислить духи… — сомневаюсь. Этот отменный «качек» из породы «новых русских» по фамилии Рустамов и по отчеству Рустам (как он сам представлялся, перефразируя Михалкова), к тридцати годам основательно преуспел не только в деловом и финансовом смысле. Он сделал решительный рывок из барышно-мафиозных низов «новых» к их элитарной верхушке. Не смею утверждать наверняка, поскольку знакома с Игорьком всего неделю, но могу предположить, что его английский так же свеж, как и общегуманитарные познания, старательно почерпнутые из светских журналов. Профессиональному глазу заметно также, что господин Рустамов лишь недавно недюжинным усилием воли сбросил с себя золотые цепи, браслеты и перстни, составлявшие отличительный ранговый знак в его бывших кругах, как в армии ромбики на офицерских погонах. Иногда его смуглая рука все ещё машинально касалась могучей шеи или запястья, где кроме вполне скромного Роллекса ничего больше не поблескивало. Смоляные кудри Игорька давно переросли стандартный «полубокс» «крутых деляг» и представляли собой хорошо ухоженный художественный беспорядок, как у Сильвестра Сталлоне, к примеру. Белые носки Рустамович одевал теперь под спортивные тапочки и страсть к анекдотам старался обуздать вполне актуальной тематической направленностью.

И все же этот весьма облагороженный мужской экземпляр просто-таки излучал такую первозданную, жадную похотливость, что мог быть занесен в Красную книгу как вымирающий вид человекообразного самца. Как утверждает Ася, у Игорька имеется жена — восточная красавица с двумя сыновьями и нет ни одной не охваченной «телки» в радиусе его жизнедеятельности. Игорь Рустамович — помощник финансового директора весьма солидной фирмы, открывшей филиалы чуть ли не на всех континентах. То, что его ещё не нашли застреленным в собственном подъезде, объясняется, на мой взгляд, не столько высоким классом его «секьюрити», сколько образом и местом проживания. Дом в комфортабельном, хорошо охраняемом поселке на Рублевском шоссе Игорь покидает редко — исключительно по делам фирмы, совмещенными с интимными радостями. К опасности он относится пренебрежительно, хотя шутить на эту тему не любит — то ли суеверен, то ли предчувствует что-то.

Во всяком случае, я готова прослезиться от умиления над участью «человека трудной профессии» — лихого парня, имеющего мужество стать миллионером в стране физических и нравственных калек, нищих и убогих, относящих свои жалкие сбережения в добренькие банки и запевающих «Смело, товарищи, в ногу» под алой сенью первомайских стягов.

— Ты спала с господином Рустамовым, Ассоль? — задала я совершенно лишний вопрос подружке, представившей мне на борту «Зодиака» своих друзей.

Она снисходительно усмехнулась:

— Ну, конечно, нет! — и подняла на меня широко распахнутые глаза такой невиннейшей голубизны, что я застеснялась своей наивности.

Интимная близость с интересным представителем мужского пола была для Аси столь же естественным жестом, как рукопожатие. Что вовсе не означало обязательного развития каких-то дальнейших отношений — просто для составления досье Аське было необходимо сделать пометку и в этом пункте анкеты.

— Может быть рекомендован для особ с гормональной недостаточностью и любительниц «фирменных презентов» средней весовой категории. В отдел мехов и бриллиантов лучше Игорька не затягивать… Ох, дурында ты моя беспросветная! — чмокнула меня в подбородок Дюймовочка. — Я же совсем в другого «зверя» целюсь!

То, что объект охоты Аськи составляет не луноликий Юра, мне объяснять не пришлось и даже задаваться вопросами его мужских достоинствах — тут сразу все было ясно. И столь же несомненным являлось то, что предмет для очередного брачного эксперимента Ассоль выбрала со вкусом.

…Тело Аськи на секунду напряглось, как у борзой, берущей след, и вот она уже облокотилась о поручни особо небрежно и грациозно, а её смех призывно зазвенел в воздухе в аккомпанементе ставшего вдруг одурительно пряным запаха её духов. Это означало, что в поле зрения Солы появился «объект» — Аркадий Родионович Тайцев. Он вышел из дверей сауны полностью одетый, приятно утомленный и тут же заметил меня. Темные глаза ласково прищурились.

— Как это у вас получается, нежнейшая? Неделю на самом пекле и никакого ущерба прелестям. Вот только веснушками слегка пересыпало клубнично-сливочное великолепие, словно золотой пылью… Знаете, есть такой камень — авантюрин… — Аркадий закурил, отойдя за спинку шезлонга, чтобы не дымить в мою сторону. — В нем прямо из глубины золотые искорки светятся… Но я никогда не видел розового камня. Может поискать для вас, а?

— Я не знала, что вы геолог, Аркадий.

— Да ведь его не в горах ищут, а на витринах. Авантюрин искусственное образование… Но искать я люблю. И знаете, что? — Он наклонился к моему уху и я заметила тревогу в движениях искоса наблюдавшей за нами Аськи. — Приключения. Только это — тсс! Секрет. Если захотите, потом расскажу… Да, редкая масть!

Скользящим движением эксперта, представляющего призера собачьей выставки, он коснулся моего плеча. А потом, приподняв поля моей сдвинутой на лоб соломенной шляпы, заглянул прямо в глаза.

— Приятно быть белой вороной?

— Не очень. Я старалась, как могла, загубить свою индивидуальность два месяца жарилась на подмосковной даче, неделю на Корсике и принимала сеансы кварцевого саркофага после бассейна почти всю зиму… Видите, я достаточно избалованная солнцем барынька. Но моя кожа категорически незагораема — врожденный недостаток пигмента.

— Я бы сказал, — врожденное достоинство, — Аркадий придвинул поближе пустой шезлонг. — Составлю компанию, если не возражаете? До обеда ещё полчаса, успею переодеться… — Он с наслаждением расслабился в кресле, вытянув длинные ноги в спортивных тапочках. — Простите за мой затрапезный вид.

— Мы же не в казино и я не в вечернем платье. — Небрежно фыркнула я, не желая вдаваться в дискуссию.

Не объяснять же ему, что мне хорошо известны достоинства его светло-серого спортивного костюма со скромной маркировкой CD, как и непритязательной, но супер-дорогой модели кроссовок «Газель». И что, вообще, женщине моего круга не трудно заметить, с какими возможностями и где приобретены все вещи А. Р. Ясно — не на ярмарке в Лужниках и даже не в салоне на Тверской. Но я поддерживаю заданные правила игры, изображая неосведомленность или равнодушие. Ведь господин Тайцев отличается скромностью, чурается какой-либо демонстрации своего финансового и общественного положения. Нам положено лишь догадываться, что Аркадий глава преуспевающего концерна и, со всей очевидностью, — шеф Игорька и Юры. Никто из них, правда, не брызжет угодливым подобострастием, не лезет с заверениями преданности и низкопробной лестью, однако… Не чувство же стиля заставляет самоуверенного Игорька и болтунишку Юру подтягиваться в присутствии Аркадия, как перед командующим армией и называть его в весьма приватных разговорах и даже за глаза по имени-отчеству! Никакого «Аркаши» и даже Аркадия — избави Боже! На крайний случай — коротко и значительно: А. Р. Т. А ведь на вид — никакой возрастной или имущественной дистанции вроде все равные «бизнес-партнеры» и путешествуют с равным размахом — в люксах и с прочими преимуществами «элит-класса». Единственное неоспоримое преимущество Аркадия перед своими коллегами — редкая, породистая красота и представительность. Хоть в президенты баллотируйся, хоть в рекламе банка «Империал» снимайся! Исключительно в роли царственных особ отдаленного исторического прошлого. Сдержанность, ум и море обаяния. Хотя, сдержанность, конечно, на первом месте. Мы путешествуем уже неделю и общаемся одной компанией, но А. Р. Т. всегда немного отстранен — деликатно держит дистанцию, будто опасается, что кто-нибудь невзначай наступит ему на ногу и огорчится. Как чеховский чиновник Червяков, умерший с горя после того, как чихнул в затылок начальнику.

Вот расположился возле меня, отдыхает, а те трое, ожидавшие его появления с трепетом собаки, караулящей хозяина, не решаются подойти, нарушить негласно установленную шефом мизансцену.

— Ваши купальные костюмы настолько целомудренны, что могут сойти за экстравагантное вечернее платье. — Он искоса глянул на меня и снова устремил прищуренный взор к едва различимой полоске горизонта. — Завтра утром мы увидим сверкающие купола стамбульских базилик и мутные воды Босфора… А право, отчего такой строгий стиль?

— Нетактичный вопрос, Аркадий Родионович. А если я скрываю незаживающие язвы или следы нервной экземы? — Слегка обиделась я за свой темно-синий цельный купальник, эффектно поддерживающий излишне тяжелый бюст.

— Фу! Что за анатомические противности! И ничего так такого нет. Прошлой зимой в сауне у Покровских — забыли? Мы виделись, правда, одно мгновение.

— Однако у вас фотографическая память высококвалифицированного агента, — пошутила я, тут же испугавшись, что попала в точку. Кто их знает, нынешних…

Брякнула от неловкости, поскольку никак не ожидала такого: в парилку сауны в зоне отдыха Покровское для очень высоких чинов, где томились мы с Аськой, заглянул некто в вязанной шапочке до бровей.

Мы, естественно, возлежали «ню», а я даже не успела повернуть головы, так стремительно захлопнулась за ретировавшимся гостем дверь и столь бурной была реакция Аси:

— Ну, видела? Голого в шапке? Это он!.. Охотиться прибыл. Про его душу я тут и торчу — с весны иду по следу, — он за кабаном, а я за «орлом». Лакомый кусочек, да никому не по зубам. Уж и не соображу, в чем дело. Болтают разное. Только после смерти жены А. Р. уже лет восемь круглый вдовец. М-м! Слово-то какое! — Она чмокнула кончики пальцев. — Изюм с мармеладом, «Сникерс» с «Баунти»…

— Мне-то что, я — мужняя жена. Женщина избалованная, семейная и сексуально незаинтересованная.

— Не о тебе речь, фефёла! Лучше о подруге подумай. — Аська плеснула на разогретые камни травяной отвар и мы задохнулись в мятном пару. — Уфф! Вон как за своей формой слежу, надрываюсь… Пора уже в 28 личную жизнь устраивать.

Ассоль смахнула со лба прилипшие кудряшки и подмигнула мне, не дав раскрыть рот с законными возражениями. Двадцать восемь так двадцать восемь! Мне-то что, я не отдел кадров.

— Выходит, мы с тобой в одном классе не учились? — уточнила я на всякий случай официальную версию.

Аська изучающе присмотрелась ко мне:

— Учились в одной школе. Только ты на два класса старше.

— Значит, на тридцатник все же тяну?

— Это как когда. Если профессора из себя не строишь.

— Я думала, звание мне к лицу.

— Когда вот так, кверху розовой жопой лежишь, то очень даже пикантно получается: «Уважаемый профессор!» — Аська с удовольствием прошлась по моей спине распаренным веником. — А когда нацепишь очки и нос задираешь — прямо эта, из кинофильма «Весна», — «Масса солнца составляет…»

— А я знаю, что вы доктор наук и к тому же — преуспевающий врач. Как бы невзначай бросил реплику Аркадий, возвращая меня к реальности. Путешествие движется к концу и я могу раскрыть вашу тайну.

— Не сомневалась, что Ася сразу же проговорится.

— Похвасталась подругой. Это редкость у женщин — такая солидарность. Но ведь у вас есть ещё кое-какие секреты?

Я сняла очки, присматриваясь к его темным, лениво жмурившимся глазам что там, — ловушка или легкое подтрунивание, имитирующее флирт? Ничего, кроме блаженства, пустого, полусонного трепа.

— Пожалуй, я действительно перегрелась. Почти «вставка».

— «Солнечный удар», — перевел Аркадий. — Так назвал Бунин свой известный рассказ. Вспышка бешеной страсти. Между прочим, на пароходе. Две сумасшедшие ночи — и случайно встретившиеся, сраженные наповал любовью, люди расстались навсегда…

— В приволжской гостинице, кажется. Последнюю ночь они провели в провинциальной гостинице, — уточнила я и поднялась. Накинув на плечи легкий длинный халат в сине-белую морскую полосу и бросив в соломенную сумку едва пролистанный «Штрек», кивнула. — До встречи за обеденным столом.

Очевидно, А. Р. Т. сделал какой-то знак Игроку. Тот, подхватив Ваську под локоток, тут же направился к нам.

— Новый русский поймал золотую рыбку и спрашивает: «Чего тебе надоено, золотая рыбка?» — Доложил он прямо с лету.

Никто не засмеялся, только Аська снисходительно потрепала шутника по смуглой щеке:

— Вот уже третий раз от тебя эту сказочку слышу и все не пойму, когда смеяться?

— Я же тренируюсь! Чем чаще рассказываешь, тем лучше запоминаешь, а то я иногда все байки путаю.

— Хорошо, что не «бабки». — Заметил Юра, с трепетом провожая взглядом брошенный в урну «бычок». — Как финансист ты у нас вне конкуренции. А вот как юморист… «Встречает новый русский старого. „Как дела?“ — спрашивает. — „Плохо, — отвечает старый. — Три дня уже ничего не ел“. „Так нельзя, старик, нужно себя заставлять“.»

Игорь с недоумением обратился к Аське:

— Это про что?

— Юрочка хотел сказать, что у «старого» вообще жрать нечего… Не очень-то смешно, конечно, — согласилась та.

— Но зато прямо к обеду. Возбуждает дикий аппетит. Сегодня я, кажется, покажу высокий пилотаж. Так на этих железках умотался. — Продемонстрировал позу бодибилдинга Аркадий. — Боюсь, если срочно не верну пару-тройку килограммов, могут в кино забрать. Буду есть за двоих. И за «старых» и за «новых».

— Ну, тогда и за меня. Я, пожалуй, пропущу обед. Что-то и впрямь голова кружится. — Я закинула сумку за плечо и сделала всем ручкой. — Чао, друзья, до вечера!

— Не забудьте, госпожа Баташова, — крикнул мне вслед Аркадий, — у нас сегодня вечером маленький банкет по случаю прощания со Средиземным морем.

— Странновато все же, почему ты опасаешься произносить её имя? Спросила Аркадия Аська и я удивилась не столько присутствию ревности в её тоне, сколько тому, что эта мысль пришла в голову наблюдательной Ассоль только сейчас.