Розовая мечта

Глава 36

Я пришла в себя от холода и растерянно огляделась. Ночное загородное шоссе, бетонный закуток автобусной остановки с панно из серии «Человек и Вселенная». Выщербленная керамическая плитка влажно поблескивала в тусклом свете фонаря. Пахло мочой и гнилью — под моими ногами лежала куча мусора из перевернутой урны. Я сидела на скамейке, прижавшись спиной к холодному боку космического корабля с надписью «СССР». Чуть дальше, у орбиты неизвестной планеты, сгорбилось темное тело. Звон в моей голове мгновенно затух. Повисла гробовая тишина., сквозь которую пробивался лай собак в невидимом за деревьями поселке, и шелест крыльев бьющейся о фонарь мошкары. У человека, сидящего на скамейке, сквозь дыры в брюках просвечивали глянцевые мослы коленей.

Юл! — Я бросилась к нему, обнимала, тормошила, трясла. Он не пошевелился, с плеча на плечо перекатывалась безжизненно свисшая лохматая голова. Юл… Я отступила, каменея от ужаса. Мертв… Юл — мертв…

— Пить… — чуть слышно прошептали одеревеневшие губы и приоткрылись бессмысленные, мутные глаза.

— Где болит? Что с тобой, что?

Вспомнив азы медицинской практики, я терла ему виски, а потом, взяв за плечи, резко наклонила вперед, вызывая тем самым прилив крови к мозгу.

— Хватит… У-фф! Что это было? Меня ранили?

— Не думаю. Попробуй встать. Так. Где болит?

— Везде. Голова… И пересохло во рту…

— Прекрасно. Кажется, это не смертельно. При первичном осмотре поверхностных повреждений не обнаружено. Зрачки расширены. Похоже, тебе вкатили дозу наркотика, чтобы деликатно вывести из строя. Мне досталось поменьше.

Я ликовала — ни ран, ни переломов у него не было, а судя по состоянию, мы подверглись схожей обработке, следовательно, самое страшное позади.

По шоссе пронеслась машина, значит, мы можем голосовать, мы можем выбраться отсюда, от этого «Аполлона», устремленного к солнцу… Что? Я присмотрелась к мозаике, а потом к жестяной вывеске с названием станции и номеру автобуса. Невероятно — мы были в трех километрах от моей дачи! Именно этот космический корабль я показывала маленькой Соньке, поджидая автобус. Тогда мы ещё не имели машины… Машины… Если нас любезно «подбросили» прямо к дому, то не позаботились ли и о транспорте?

— Юл! Посмотри-ка на ту сторону шоссе. Не твой ли «жигуль»? — Мы бросились к мирно приткнувшемуся в бурьяне автомобилю. Ключи по лучшим правилам джентльменской услужливости торчали в дверце.

Я села за руль, привалив к своему плечу постанывающего, но уже вполне пришедшего в себя Юла.

Через двадцать минут я поила пострадавшего детектива горячим кофе. Потом нам захотелось перекусить и немного выпить, выпив — посмеяться.

Ну и ну! Детективная команда школьников 3 «Б» класса имени Павлика Морозова двинулась с сачками на ястребов. Но и ястребы оказались почти голубками — маленько усыпили наивных противников и подвезли почти к дому. Но кто это был и что с Юрой?

— Не думаю, что он пострадал. Мне кажется, сегодня работала совсем другая «команда», от другого лагеря. — Заключил размышления Юл. Гуманитарная помощь переоценившим свои возможности дилетантам. Нам просто показали фигу, Слава… Это так любезно…

— Вот видишь! — Обрадовалась я. — Значит, Геннадий появился не зря. Мне кажется, мы выбрались из этого живописного уголка живыми не без его помощи.

Юлий с усилием выдавил насмешливую улыбку.

— Рано подводить итоги, доктор. Я лично вообще ничего не соображаю и, несмотря на кофе, буквально засыпаю. Надышался какой-то гадости. Свали меня под стол или на уютный диванчик. Кровати под балдахином не требую.

— Я бы лучше окунула тебя в бочку с водой — ты изрядно вывозился в глине.

— А как же, — сопротивлялся! И на затылке шишка… Эх, если бы меня не оглушили, я бы хоть успел сорвать чулок с морды того типа… Мы немного побарахтались в луже, пока я не отключился. — Юлий внимательно посмотрел на меня. — Зато ты совсем чистенькая, словно играла на стороне противника. Он подозрительно поднял брови. — А ты, вообще, где была все это время, Славка?

— На дуэль вызову завтра. А пока — восстанавливай силы, Бонд.

— «Меня зовут Джеймс Бонд». — Отшутился он известной цитатой из фильма и, прихрамывая, побрел за мной.

В столовой уютно светился оранжевый абажур, а на диване с уютной деревянной спинкой и круглыми кожаными валиками сохранились остатки вытертого ковра. Со стены приветливо взирали на нас неизвестные люди в фанерных, лобзиком выпиленных рамочках.

— Я хочу спать здесь. Я видел такие комнаты только в кино. Пусть мне приснится дедушка Киров или товарищ Берия… Или вон та хорошенькая блондинка в шляпе, как у Утесова в «Веселых ребятах». — Бормотал Юлий, укладывая свое длинное тело на скрипучее ложе. Я успела подсунуть ему под голову вышитую болгарским крестом подушку. А когда притащила старое меховое одеяло, мой мальчик уже спал, скрутившись калачиком и положив на ладонь щеку… «Вот это настоящий профессионализм, — подумала я. — В полуобмороке, едва скользнув взглядом по блеклым фотографиям, он все же заметил её лицо».

Полумрак в доме казался уютным и мирным. Безумно хотелось спать, но желание смыть с себя следы сегодняшней эпопеи оказались более сильными. Притащив ведро воды, я разделась, и встав босыми ногами на половицы веранды, облилась. Дух заняло, на секунду, кажется, замерло сердце, но тут же жаром охватило все тело, и кровь мощно побежала по кругу от затылка до кончиков пальцев.

Нагая и мокрая, я опрометью кинулась в спальню и, обернувшись махровым полотенцем, залезла под одеяло. Это была так называемая двухспальная кровать на панцирной сетке, провисшей как гамак. Замерзшему человеку засыпается в таком гнездышке очень сладко. Особенно, если в соседней комнате посапывает тот, с кем просто необходимо быть рядом.

…Я выспалась очень быстро. Ночь только расцвела в полной красе прямо в окно светила полная, яркая луна. В саду послышались шаги — это они и разбудили меня. Тихие, крадущиеся, вот уже кто-то ступает по террасе. Я замираю, боясь вскрикнуть и позвать Юла. И вдруг — шелест водопада, фырканье и топот мокрых босых ног.

— А ну-ка подвинься! — Бесцеремонно столкнув меня в лунку, Юл рухнул рядом — мокрый, дрожащий, и крепко прильнул ко мне. Мы лежали очень долго, слушая, как бьются наши сердца — его — часто и гулко, мое — ровно и потаенно. Но вот и оно стало частить, будоража кровь.

— Эй, я так больше не могу, я сваливаюсь на тебя! Да здесь не кровать — ловушка… Я же хотел только погреться.

— Ну разве ещё не жарко? — спросила я, не размыкая объятий.

— Отличная кровать! Как раз для паралитиков или травмированных. Нас подбрасывает, как на батуте! — Обрадовался Юл. — Можно объявить «сталинский марафон» — круглые сутки «нон стоп»!

Мы выбрались из-под одеяла после полудня и только потому, что заговорили о еде. Стали вспоминать всяческие экзотические блюда, съеденные в ресторанах. Меня не порадовало, что за последние месяцы Юл сильно развил свои кулинарные познания. Сомневаюсь, что в тех случаях, когда я не могла составить ему компанию, мой мальчик ужинал в ресторанах один.

— Но я же изучал наиболее экзотические и дешевые точки питания. Вот смотри, у филиппинцев в «Маниле» самое дорогое блюдо — фаршированный грибами и сладким перцем лобстер «Терминатор» — стоит менее сотни баксов. И между прочим, под соусом на кокосовом молоке. Там ещё готовят на пару потрясающие пельмени с креветками, рисом, грибами, овощами и особыми специями. А напитки — исключительно европейские.

— Раз так, сейчас же переодеваемся и едем обедать. Здесь на чердаке сохранились костюмы из чесучи и парусиновая обувь. А я подыщу себе скрепсатиновое платьице с декольтированной спиной… Постой, не дергайся, вначале давай помечтаем… Я буду разжигать твой аппетит описанием яств «Храма Луны» — это один из самых уютных китайских ресторанов в Москве. Как насчет куриного филе под кокосовой стружкой или приготовленных по рецепту китайской императрицы Гуй Фэй куриными крылышками в соусе с грибами и приправами? Но лично мне больше всего нравится филе из аллигатора с овощами… Особенно рекомендуется для тех, кто не собирается мирно спать. Ехидничала я, поглаживая грудь Юла. — Одно из двух: после филе аллигатора ты проводишь ночь либо в обнимку с унитазом, либо с чем-нибудь более возбуждающим… А тебя не приглашали в натурщики? Честное слово, все юные античные боги, мне кажется, писаны прямо с тебя.

— Довольно, тебе не удалось испортить мне аппетит. Я отправляюсь на кухню готовить свое фирменное блюдо. — Юл огляделся, ища одежду, но и моя и его экипировка, вымазанная в глине, осталась на веранде. Я бросила ему стеганный атласный халат.

— Только постарайся не думать в этом костюме об исторических фармациях. Могут прийти гениальные мысли. Кажется, это рабочая одежда деда. Там ещё дырочка на груди от значка лауреата сталинской премии. — Я старалась отыскать в шкафу что-нибудь для себя.

Приодевшись, Юл заключил меня в жесткий турникет вытянутых рук.

— Не отпущу, пока не скажешь, какое блюдо в моем исполнении ты любишь больше всего на свете?

Прижатая спиной к тройному шифоньеру, я попыталась вывернуться, но Юл лишь сильнее притиснул меня к прохладной полировке.

— Ладно, сдаюсь без сопротивления: жареный хлеб! Правда, милый, никогда не ела ничего более опьяняющего… Почему считается, что приворотное зелье — это напиток? Ты «опоил» меня своим жареным «бородинским». Это настоящий любовный напиток…

Мой монолог не мог не завершиться жарким поцелуем, а поцелуй — любовью на залитой солнцем террасе. Кусты сирени и елки, окаймляющие сад, делали нас недоступными для любопытных взглядов. Лишь дятел, трудившийся на сосне, в перерывах косил на нас маленьким черным глазом…

…мы позвонили Юре часа в три. Автоответчик выдавал вчерашнюю программу. Друг Казанова заверил, что Юра не звонил. Но вчера все допытывался, где его можно разыскать, некий коллега по имени Геннадий, заядлый рыболов. Друг объяснил коллеге, где найти Юру. Но больше никто присоединиться к компании рыбаков не желал. Прослушав в четыре часа все ту же запись, мы понеслись обратно — к домику у реки.

Дождевые облака бесследно сгинули. Явившееся миру после трехдневной отлучки солнце было настолько желанным, что цветы, деревья, кусты, озерца, деревеньки — все-все сущее здесь словно устроило парад, демонстрируя себя в полной красе и блеске. «Косые лучи заходящего солнца», столь любимые Достоевским, настолько преображали окружающее, что душа не могла не переполняться восторгом. Умиление! Умиление — вот что будоражит и волнует, заставляет смеяться и плакать, когда солнце светит вот так — прямо для тебя, в тебя, сквозь тебя…

Мы неслись за солнцем, щурясь от его ласкающих, привораживающих лучей.

— Детка, ревновать к солнцу — это большая честь для меня. Но все же, не отдавайся ему прямо на моих глазах!