Розовая мечта

Глава 41

Мне не терпелось рассказать о встрече с ясновидцем Юлу, но предупреждение о молчании прозвучало сурово. Если, конечно, доверять всему, что наговорил здесь Саша. Я могла бы объяснить свое внезапное доверие к его «пророчествам» гипнозом. Он заставил меня поверить в чудеса, напустив туману с Гумилевым, шарфиком, фотографией. Но как бы ни относиться к подобным явлениям, нельзя не признать — многое Саше удалось угадать. В правоту его заверений хотелось верить потому, что невозможно было представить мертвую Аську.

Юл застал меня в раздумьях. На столе, рядом с чайными чашками и вазочкой с рафинадом лежала фотография и леопардовый шарф.

— Приятельница заходила. — Объяснила я. Что нового?

Он сел и, взяв фото, молча крутил его в руке, словно собирался разглядеть что-то на первый взгляд незамеченное. Недельная щетина придавала лицу Юла выражение лихости и каторжной обреченности одновременно. Он избегал смотреть мне в глаза, что было плохим знаком.

— У тебя неприятности? Не тяни, прошу тебя… Что стряслось?

Юл поднял на меня грустные глаза и поморщился.

— Извини, Слава, ты все равно узнаешь, — Ася погибла.

Я села, поставив поднос с посудой, который собиралась отнести на кухню.

— Когда? Где это произошло?

— Три дня назад. Но данные поступили к нам только сегодня… Это случилось в Африке…

— Что?!

— Бедняга, она решила сбежать — купила индивидуальный тур «Африканское сафари» и через Дакар чартерным рейсом отбыла в Республику Чад. Там семерых человек, прибывших за экзотическими впечатлениями из разных стран, усадили в местный вертолет, чтобы отвезти в саванну. Вертолет взорвался в воздухе. Никому не удалось спастись. Личности погибших установили по документам в туристической фирме «Жираф». Там остались анкеты с фотографиями и подписью клиентов о том, что «Жираф» не несет ответственность за их жизнь во время путешествия по диким местам.

— Но почему её понесло туда? Аська терпеть не может бытовые лишения и палаточную экзотику… А уж в смысле охоты на диких животных… Уфф! Ассоль это могло бы заинтересовать в последнюю очередь. — Я все ещё не хотела верить услышанному, записать Ассоль в списки мертвых. Ведь всего пару часов назад Саша Чекмарев разглядел на её фото «живую» ауру.

— Ты уверен, что ничего не перепутал?

— Я видел её фото, полученное по электронной почте… И, знаешь, что особенно интересно? Одним из пассажиров рейса Москва-Дакар был Геннадий Раменков, тот самый, что студеной февральской ночью «прикрывал» тебя от бандитов, а потом собирал грибы у домика Юры.

— Ты полагаешь, что некий Геннадий не «прикрывал» меня, а «подставлял»? Ты думаешь, это он был с теми, кто пытал Юру и похитил Ассоль?

Юл пожал плечами.

— Факты, только факты. И ещё информация к размышлению: по нашим данным, Г. С. Раменков, бывший капитан ГБ, бывший сотрудник ФСБ, а ныне коллега и оперативный сотрудник фирмы Баташова, — имеет отличный послужной список. За ним числится одно очень ответственное дело в Афганистане, пара операций за кордоном в наши дни и с дюжину «подвигов» на Родине.

— Что ты хочешь сказать?

— Убийства, взрывы, диверсии. Высокий уровень мастерства…

На мгновение мое сознание, переполненное противоречивой информацией, словно омыло родниковой водой, унося паническую неразбериху. Стало совершенно ясно, что есть только этот июньский вечер с лохматыми пионами, жужжанием комаров, с визгом электропил на соседнем участке и криками ребят, перебрасывающихся в волейбол среди сосен. А мрачные криминальные разборки навязчивая чепуха, которую надо забыть и отбросить подальше, как надоевший детектив. Потом, одев мягкие тапочки и купальник, пробежаться до ближайшего леска, полежать на поляне или песчаном откосе, спускающемся к карьеру. И если нельзя окунуться в обмелевший, затянутый ряской пруд, то лучше окатиться водой прямо среди кустов смородины, а потом пить чай с прошлогодним вареньем, сумерничать в прозрачной белизне июньской ночи и говорить о пустяках. О таких вот дачных вечерах, о дворянских усадьбах, влюбленных студентах, скрипящих над озером уключинах и Незнакомках в траурных перьях — о всем том, загадочном, вечном, что разлито в томной печали летнего сада, в соловьиных пересвистах и яблоневой метели…

— Слава, детка, где ты витаешь? Я понимаю, как тебе трудно. — Юл прижал меня к себе, гладя волосы, плечи. — Умоляю тебя, уезжай! Я разберусь здесь сам. А потом… а потом приеду к тебе! — Он ободряюще встряхнул меня и улыбнулся худосочной надежде, прозвучавшей в этих словах.

— Так чеховские три сестры все восклицают, восклицают — «уедем, уедем в Москву, будем работать, увидим небо в алмазах»… Хотя, «небо в алмазах» — это из «Вишневого сада»… Но ничего не происходит. Жизнь разбивает иллюзии, уничтожает одну за другой их мечты… Как бы хотелось верить, что ты ошибся, Юл, что ваша служба информации введена в заблуждение… Я говорю об Асе… Аркадий знает?

— Нет. И никто, кроме тебя, пока не должен знать. Там очень запутанная ситуация…

— Что ты имеешь в виду? — спросила я, думая о другом, но Юл отвел глаза, словно коснулся самого больного места.

— В любом случае, тебе пора уезжать, Слава…

— Послушай, я намерена покинуть это все лишь вместе с тобой… Я сумею «выкупить» твою свободу у Сергея.

Он заметался по веранде с каким-то звериным отчаянием. Невзначай оборвал натянутую между балясинами веревку с кухонными полотенцами, опрокинул ирисы, так живописно стоявшие в толстой бутылке…

— Черт! Иной раз мне хочется разнести все в щепки! Я чувствую, — меня заводят, заводят! То пугают, то манят, то злят… Такое ощущение, что я пластилиновый. Лепи, что хочешь… Несколько дней назад, когда хоронили Юру, я был готов повязать этого Тайцева, пришлепнуть его как комара… Потом калейдоскоп чуточку повернули, и картинка изменилась! Оказывается, Тайцева подставили, сделали жестоким «мистером Х», приписав ему и неудавшуюся, чрезвычайно грязную операцию в Стамбуле, и уничтожение посвященных в неё лиц… Кто-то задумал составить на него «черное досье» вывалять в грязи, а потом, шантажируя — прибрать к рукам… В официальном деле, хранящемся у Ртищевых, есть все улики против Аркадия. Они поработали отлично — все сходится — Ира, Игорь, Юра, теперь Ассоль… Но я ломился башкой сквозь стену, копался, искал «второе дно» — и я его нашел! Знаешь, кто организовал спектакль по составлению «черного досье» Тайцева? Ведомство С. Баташова! Твой муж сам, как бывшее доверенное лицо Аркадия, разработал эту операцию, цель которой — запятнать и подчинить. Тайцев — далеко не мелкая сошка. Его концерн ворочает миллиардами, и лишь С. Баташову известно, откуда и куда текут эти деньги. Здесь множество чистых и мутных источников — большой бизнес, «деньги партии», война в Чечне… Я в это не лез… У меня отсутствует призвание миссионера. Разгребать авгиевы конюшни горячо любимой родины я не намерен. — Он отвернулся, скользнув прощальным взглядом по фотографиям на стене, затем, постояв в раздумье над патефоном, выписал на его запыленной крышке большой вопросительный знак. — Больше всего на свете мне хотелось исчезнуть отсюда вместе с тобой, оказаться где-то в другом измерении, вытряхнув из памяти эту головоломку…

До рассвета мы просидели на террасе, взявшись за руки и думая каждый о своем. Нам казалось, что ты разошлись, оставшись один на один со своими проблемами. А когда решение созрело, каждый счел нужным скрыть его, спасая любимого. Будто сговорясь, мы не решались войти в спальню. Любовь смягчает сердца и затуманивает рассудок. А каждый из нас выбрал войну.

Юл встрепенулся с первыми лучами солнца.

— Мне пора, детка. Я не могу уснуть и не могу стать самим собой, пока не осуществлю задуманное. Я даже не могу позволить себе любить тебя… Дай мне слово, что выполнишь одну-единственную просьбу — ради нас, ради будущего…

Помедлив, я согласно кивнула.

— Ты ничего не будешь предпринимать и улетишь завтра же. Первым рейсом. Я найду тебя в «Корале» в Интсоуне. Или у гильотины. — Он улыбнулся. — Как только завершу дела.

Опустившись у моих колен, он быстро и нежно целовал мои руки. И категорическим жестом остановил мой порыв проводить его до калитки.

Я осталась на веранде одна, глядя, как торопливыми, размашистыми шагами удаляется от меня мой мальчик. — «Юл! Юл!» — шепотом я заклинала его вернуться, думая о том, что вижу в последний раз. Он даже не поцеловал меня на прощанье. Завелся мотор, развернувшись на песчаной дорожке, «аудио» растворился в утреннем тумане…

Я стиснула зубы и кулаки — война! Я объявляю войну. Мне удалось расшифровать загадку ясновидца Саши. На балконе альпийского отеля Сергей не зря убеждал нас, что миром правит Сатана. Он стоял, могущественный и грозный, глядя в жар пылающего заката. Алый отсвет заливал его мощное тело, а за спиной клубился лиловый промозглый мрак. — Саша назвал Ч — конечно же — это начальная буква одного из имен дьявола. Двуликий Сергей, продавший душу тьме, стал монстром. Он — выродок, оборотень, Черт!

Я позвонила домой и попросила Сергея приехать.

— Нам пора выяснить все до конца. Это серьезно.

— Ты немного торопишься, детка. Спектакль ещё не закончен. Мне необходима, как минимум, неделя. И чтобы ты убралась отсюда подальше.

— Я завтра улетаю. Боюсь, времени для разговоров у нас больше не будет, — резко заявила я.

— О'кей. Я захвачу оружие. Похоже, ты решила избавиться от меня. Удобный способ разделаться с надоевшим мужем, — в его шутках появилось что-то новое — ехидная злость, открытая неприязнь ко мне.

— Стрелять я не умею. А «пушка» и так всегда при тебе. Постараюсь действовать классическими методами — как насчет грибного рагу?

— Не возражаю. Только, пожалуйста, на первое пусть будет борщ. Я уже давным-давно не ел домашнего.

Если мужчина просит женщину сварить борщ — это, действительно, серьезно. Трагедия неотвратимо превращается в бытовую драму — уютную, благостную, как запах свежевысохшего на зимнем дворе белья.

Повесив трубку, я покорно отправилась на кухню варить мясо. Мне стало казаться, что все происходящее — дурной горячечный сон, а я просто жду мужа, стараясь, как всегда, приготовить хороший обед.

Решительно, июньский день — неудачная декорация для выяснения отношений. Особенно, если яркая небесная синева перемежается пухлыми тучками, а вслед за торопливым, частым дождиком сияет солнце. Чего такого ещё нужно, когда в столовой, прохладной от сквозняков, накрыт крахмальной скатертью стол и ждет наготове старый фаянсовый супник с прадедовской серебряной поварешкой, а в духовке шкворчит нашпигованная чесноком баранья нога?!

Как славно жилось нам в этом доме! И пока московской квартиры ещё не было, и потом, когда здесь собирались в воскресные дни наши друзья — пылкие и прямодушные до идиотизма, как Павка Корчагин. Постепенно они менялись юношеский энтузиазм угасал под напором делового цинизма и профессиональной жесткости. С кем мы остались последние годы? — И не поймешь… Толя, Лара с Афанасием, да кое-кто из «бывших», задержавшихся в окружении Баташова случайно. А нормально ли это — терять друзей?..