На следующий день, послав Аську в магазин, мы уговорили Юру поработать «подсадкой». Тщательно продуманный план вступил в действие с Пятницы.
Отправив дочку к бабушке, он сообщил знакомым, что намерен порыбачить и провести уик-энд в своей избушке на Оке. На автоответчик он записал информацию о своем отъезде и оставил телефон друга на тот случай, если понадобится его экстренно разыскать. Сердечный приступ жены врачам удалось снять и в середине следующей недели её обещали выписать из больницы.
Три года назад Юра приобрел брошенный сруб в разбежавшейся деревеньке на берегу реки. С тех пор туда не наведывался, давая ключи приятелям-рыбакам.
В соответствии с разработанным планом мы должны были следить за Казановым на расстоянии. Юлу пришлось занять у кого-то потрепанного «Жигуленка», из которого нам предстояло вести наблюдение. Я сказала Сергею, что пару дней посижу с приболевшей матерью и прямо от неё поеду на дачу продолжать там строительство. Не знаю, поверил ли Сергей. С тех пор, как я призналась ему о связи с Юлом, мы заключили негласный договор — никто никому не задавал лишних вопросов и принимал решение другого как должное.
Не уехав из России, вопреки совету мужа, я окончательно установила между нами «китайскую стену». «Давно следовало заняться дачей», — одобрил беспрекословно мои действия Сергей. Ничего не спросил он и на этот раз, хотя обоим нам было ясно, что отговорка с болезнью матери слишком наивна.
Но мне было необходимо принять участие в детективной акции по охране Юрия Казанова. Ведь именно от того, что предстояло нам узнать в эти дни, зависела разгадка всех проклятых вопросов.
Словно дети, игравшие в детектив, мы с Юлом одели темные очки, серенькие курточки и всячески старались не привлекать к себе внимание. Это настолько увлекло нас, что истинная цель поездки на время отошла на второй план.
Красная «десятка» Казанова победно мчалась по Рижскому шоссе, мелькая в потоке автомобилей, подобно плащу тореадора. В роли разъяренного быка выступал наш далеко не резвый «Жигуленок». Больше желающих поохотиться за Юрой, к счастью, не оказалось. Преодолев жуткие проселочные дороги, на которых в клубах серой пыли кроме красной «десятки» и загаженных коров не было видно ни одного движущегося предмета, мы несколько огорчились. Похоже, нам предстояло провести пару дней в тщетных наблюдениях. Кроме бинокля и «пушки» у Юла имелась «удочка» — прибор прицельного подслушивания на расстоянии и фотоаппарат с «дальнобойным» объективом. С погодой нам повезло — и для рыбака, и для наблюдателя пасмурный дождливый день весьма благоприятен. Пригоден такой сумрачно-скользкий день и для поджидаемого нами бандита.
Место оказалось живописным — пять-шесть пустых срубов на крутом берегу в зелени бесхозных, густо разросшихся садов. С высоты близлежащего холма, увенчанного березовой рощицей, мы наблюдали, как подъехал к своему владению Юра, открыл избу, вытащил из багажника туристические причиндалы и огляделся, словно ища веселого просвета в сумрачном, полном взъерошенных туч небосклоне. Юл дал мне бинокль и, повернул окуляры, я увидела вспотевшее от напряжения круглощекое лицо в рамке жизнерадостных рыжик кудряшек. Положительно, карьера трагика Юрке не светила. Но в его голубых глазах, возникших так близко, что мне захотелось отодвинуться, застыл настоящий страх.
День только начинался и меня чрезвычайно радовал тот факт, что провести его нам придется вместе. Какое мучительное удовольствие находиться наедине с тем, кого должна забыть, но не можешь отказаться от желания увлечь и соблазнить.
Дня три назад Юл перестал бриться и русая щетина на его щеках и подбородке придавала его облику небрежную мужественность. Вытянутый синий свитер и старые джинсы с лохматыми прорехами на коленях шли ему больше, чем парадный смокинг. Вот он стоит у березы, широко расставив длинные ноги в походных ботинках и прицелив бинокль к жилищу Юры. Я смотрю на светлые пряди, падающие на спину, на узкие бедра, покачивающиеся от нетерпения, и думаю о том, что Лара просчиталась, подбросив свой амулет: я не намерена уступать ей этого парня.
— Ты так загадочно улыбаешься, как Джоконда… — Развернувшись, он рассматривал меня в бинокль. — Только далеко-далеко, за краем реальности.
Я заслонила ладонью окуляры, отведя бинокль, и наши глаза встретились. Мы были на грани поцелуя, притягиваемые друг другом, как магнитом. Но Юл шагнув в сторону и зашагал прочь по косогору.
— Здесь старое кладбище. — Крикнул он, не оборачиваясь. — Веселенькая ночь нам предстоит!
Конечно же, на пригорке, среди берез, полагалось находиться погосту, вот с такими покосившимися крестами, забытыми, поросшими травой холмиками и свежими могилами, на которых ещё розовели поблекшие пластиковые розы.
— Здесь в округе остатки деревенек и, видимо, сюда свозят последних старожилов. Чтобы любовались с холма на родные места, где выросли, женихались, рожали детей… — Начала я.
— …А потом варили самогонку, страдали от побоев мужа и доставали из оврагов облеванных сыновей. — Продолжил Юл.
— Но ведь не все так! — Зло перебила я.
— Много, Слава, слишком много людей загублено. Слишком много, чтобы не помянуть КПСС и Сатану. Впрочем, они, видимо, родственники. Или сотрудники.
— Ты совсем не похож на эгоистичного, капризного мальчика, каким хотел казаться доктору Баташовой девять месяцев назад.
— Не знаю, почему меня — городского, прожженного циника, достали эти брошенные хаты, эти торчащие на пепелищах трубы, гниющие в бурьяне телеги и хомуты. А эти поваленные столбы и оборванные провода?! А разрушенные колодцы и брошенные сады?! — Он сжал зубы и на скулах заходили злые желваки. — Словно Чернобыль какой-то… А ведь живая земля!
— Ничего, милый, все теперь должно как-то выправиться, расправить плечи, выжить… — Успокаивала я его, обрывая лепестки ромашки, произнося мысленно детскую считалочку. Последний белый лепесток вспорхнул, оставив круглую золотую головку — «любит»! Я положила руку на его плечо и встала рядом, как комсомолка под пули фашистов. — Так хочется верить в счастливый конец. Вернее, в начало. В свет в конце тоннеля. Смотри, ты же прав, кругом цветущая, рвущаяся к солнцу земля, а на ней — живые и почти что светлые души…
— Что-то многовато упырей развелось на каждую живую душу. — Зло буркнул Юл. — Это агентство — хуже ассенизаторской службы. Такое ощущение, что весь в дерьме с головы до ног. Но не сам вывалялся, а тебя «подставили» и ещё пинка под зад дали — лети, милый, туда тебе и дорога…
— Кажется, мы проведем время в увлекательных философских дискуссиях. Это школа Лары? — Съязвила я, отчаявшись поднять настроение Юла. В этот день его трудно было настроить на лирический лад.
— Расскажи лучше, что прихватила перекусить? — Примирительно похлопал он меня по плечу и подтолкнул к машине.
…Мы устроили чудесный пикничок на траве, но начал моросить дождь и пришлось забраться в машину, свалив сидения. По нашему уговору на дереве возле Юркиного дома трепетала мокрая тельняшка. Если там произойдут какие-то изменения — появится что-то ещё или тельняшка исчезнет, — это будет сигнал тревоги. На экстренный случай Юра был снабжен ракетницей.
Мы видели, как с удочками наперевес, в рыбацких сапогах и куртке, наш подопечный направился к берегу. И вскоре после этого у дома появился мужичок, очевидно, из местных. Покрутился, осматривая автомобиль, и свернул на тропинку, ведущую в рощицу.
— Глянь-ка, — передал мне бинокль Юл. — Вроде неприметная личность.
Я настроила линзы и остолбенела: сдвинув на лоб мятую кепку, по дорожке шагал Геннадий. Его кирзачи скользили по размокшей глине, ивовый прутик в руке ловко охаживал плечи, отгоняя оводов и слепней. Он шел явно со стороны озера, хотя и не имел при себе снастей или удочек.
— Ты его узнала? — вцепился в меня Юл. — Эй! Не тяни — кто этот мужик, а?
Я села на камень, потеряв сразу силы и дар речи. Юл присел рядом и заглянул мне в лицо.
— Это Аркадий?
— Это тот, кому прострелили руку в моем подъезде.
— Друг Сергея?
— Друг, помощник, агент — не знаю. Может, уже враг. Не знаю, не знаю!
Дождливые сумерки казались бесконечными — время зависло в туманной мути между днем и ночью. Закрывшись в машине, я дремала на сидении, когда дверца тихо приотворилась и Юл жестом выманил меня наружу. Нацелив бинокль на избу, я увидела рядом с тельняшкой Юры оранжевое пятно его рыбацкого жилета.
Мы переглянулись. Теперь надо было обойти дом с тыла и постараться заснять «покупателей». Мы договорились, что Юра «продаст» все, что ему известно. Кем бы ни был этот мистер Х, защитить его интересы ценой собственной жизни, разумеется, не стоило. «Предоставь акулам возможность сожрать друг друга. — Сказал на прощание Юл. — А мы запечатлеем на пленку их славные мордашки».
У меня от волнения часто забилось сердце: сейчас мы, наконец, узнаем, что за гость наведался к Юре, выследив его одинокую поездку. И зачем? А вдруг, это вовсе не «покупатель», а присланный хозяином киллер? Ведь убийца должен опередить «покупателя» — не дать возможность компрометирующей информации попасть в чужие руки.
Юл достал пистолет и взвел предохранитель. Прячась за деревьями и кустами, стараясь не шуметь, мы стали спускаться к дому.
— Останься тут. — Одними губами приказал Юл, когда мы пересекли окружавший избу заброшенный сад.
Несколько метров по открытой дорожке разделяло нас от стены дома. Я проявила непокорность, но он резко остановил меня. И тут же что-то хрустнуло совсем рядом: за спиной Юла вырос мужской силуэт и Юл начал медленно оседать на землю, запрокинув посеревшее лицо. Крик застрял в моем горле — крепкая ладонь зажала губы и к носу прижался тампон с резким эфирным запахом. Чернота, в которую я полетела, звенела сотнями тонких и острых струн…