Русская поэзия XIX века. Том 2

Хоть мы навек незримыми цепями

Прикованы к нездешним берегам,

Но и в цепях должны свершить мы сами

Тот круг, что боги очертили нам.

Все, что на волю высшую согласно,

Своею волей чуждую творит,

И под личиной вещества бесстрастной

Везде огонь божественный горит.

У царицы моей есть высокий дворец,

О семи он столбах золотых,

У царицы моей семигранный венец,

В нем без счету камней дорогих.

И в зеленом саду у царицы моей

Роз и лилий краса расцвела,

И в прозрачной волне серебристый ручей

Ловит отблеск кудрей и чела,

Но не слышит царица, что шепчет ручей,

На цветы и не взглянет она:

Ей туманит печаль свет лазурных очей,

И мечта ее скорби полна.

Она видит; далеко, в полночном краю,

Средь морозных туманов и вьюг,

С злою силою тьмы в одиночном бою

Гибнет ею покинутый друг.

И бросает она свой алмазный венец,

Оставляет чертог золотой

И к неверному другу — нежданный пришлец —

Благодатной стучится рукой.

И над мрачной зимой молодая весна,

Вся сияя, склонилась над ним

И покрыла его, тихой ласки полна,

Лучезарным покровом своим.

И низринуты темные силы во прах,

Чистым пламенем весь он горит,

И с любовию вечной в лазурных очах

Тихо другу она говорит;

«Знаю, воля твоя волн морских не верней,

Ты мне верность клялся сохранить, —

Клятве ты изменил, но изменой своей

Мог ли сердце мое изменить?»

Не жди ты песен стройных и прекрасных,

У темной осени цветов ты не проси!

Не знал я дней сияющих и ясных,

А сколько призраков недвижных и безгласных

Покинуто на сумрачном пути.

Таков закон: все лучшее в тумане,

А близкое иль больно, иль смешно.

Не миновать нам двойственной сей гранит

Из смеха звонкого и из глухих рыданий

Созвучие вселенной создано.

Звучи же, смех, свободною волною,

Негодования не стоят наши дни.

Ты, муза бедная, над смутною стезею

Явись хоть раз с улыбкой молодою

И злую жизнь насмешкою незлою

Хотя на миг один угомони.

Под чуждой властью знойной вьюги

Виденья прежние забыв,

Я вновь таинственной подруги

Услышал гаснущий призыв.

И — с криком ужаса и боли

Железом схваченный орел —

Затрепетал мой дух в неволе,

И сеть порвал, и в высь ушел.

И на заоблачной вершине,

Пред морем пламенных чудес,

Во всесияющей святыне

Он загорелся и исчез.

Бескрылый дух, землею полоненный,

Себя забывший и забытый бог…

Один лишь сон — и снова, окрыленный,

Ты мчишься ввысь от суетных тревог.

Неясный луч знакомого блистанья,

Чуть слышный отзвук песни неземной —

И прежний мир в немеркнущем сиянье

Встает опять пред чуткою душой.

Один лишь сон — и в тяжком пробужденье

Ты будешь ждать с томительной тоской

Вновь отблеска нездешнего виденья,

Вновь отзвука гармонии святой.

Мыслей без речи и чувств без названия

Радостно-мощный прибой…

Зыбкую насыпь надежд и желания

Смыло волной голубой.

Синие горы кругом надвигаются,

Синее море вдали.

Крылья души над землей поднимаются,

Но не покинут земли.

В берег надежды и в берег желания

Плещет жемчужной волной

Мыслей без речи и чувств без названия

Радостно-мощный прибой.

Меркнет день. Над усталой, поблекшей землей

Неподвижные тучи висят.

Под прощальным убором листвы золотой

И березы и липы сквозят.

Душу обняли нежно-тоскливые сны,

Замерла бесконечная даль;

И роскошно блестящей и шумной весны

Примиренному сердцу не жаль.

И как будто земля, отходя на покой,

Погрузилась в молитву без слов,

И спускается с неба невидимый рой

Бледнокрылых, безмолвных духов.

Бедный друг! истомил тебя путь,

Темен взор, и венок твой измят,

Ты войди же ко мне отдохнуть.

Потускнел, догорая, закат.

Где была и откуда идешь,

Бедный друг, не спрошу я, любя;

Только имя мое назовешь —

Молча к сердцу прижму я тебя.

Смерть и Время царят на земле, —

Ты владыками их не зови;

Все, кружась, исчезает во мгле,

Неподвижно лишь солнце любви.

Озеро плещет волной беспокойною,

Словно как в море растущий прибой.

Рвется к чему-то стихия нестройная,

Спорит о чем-то с враждебной судьбой.

Знать, не по сердцу оковы гранитные!

Только в безмерном отраден покой.

Снятся былые века первобытные,

Хочется снова царить над землей.

Бейся, волнуйся, невольница дикая!

Вечный позор добровольным рабам.

Сбудется сон твой, стихия великая,

Будет простор всем свободным волнам.

Вся ты закуталась шубой пушистой,

В сие безмятежном, затихнув, лежишь.

Веет не смертью здесь воздух лучистый,

Эта прозрачная, белая тишь.

В невозмутимом покое глубоком,

Нет, не напрасно тебя я искал.

Образ твой тот же пред внутренним оком,

Фея — владычица сосен и скал!

Ты непорочна, как снег за горами,

Ты многодумна, как зимняя ночь,

Вся ты в лучах, как полярное пламя,

Темного хаоса светлая дочь!

Милый друг, иль ты не видишь,

Что все видимое нами —

Только отблеск, только тени

От незримого очами?

Милый друг, иль ты не слышишь,

Что житейский шум трескучий —

Только отклик искаженный

Торжествующих созвучий?

Милый друг, иль ты не чуешь,

Что одно на целом свете —

Только то, что сердце к сердцу

Говорит в немом привете?