— Когда батюшка умер, я почувствовал это за многие мили, — длинная ладонь с тонкими пальцами судорожно сжала коричневый жилет возле сердца. Такая ладонь могла бы принадлежать музыканту, хирургу или аристократу, но принадлежала очень странному субъекту.
Невероятно тощий, оборванный, нескладный, покрытый россыпью алых прыщей, — он выделялся решительно всем. Даже в комнате, набитой клоунами всех видов и расцветок, этот человек бросился бы в глаза и намертво врезался в память. Он стоял на единственном в округе возвышении, коим оказалась виселица, и громогласно вещал, время от времени одёргивая короткую мантию из рыжей собачьей шкуры. Голову оратора венчала громадная медная корона с разноцветными стекляшками. Специально для тех немногих, кто умел читать, её украшала надпись «КАРОЛЬ».
— Поэтому, когда гонец привёз письмо, я уже знал, что прочту… Мой отец… умер… — в конце фразы голос очень натурально дрогнул, усиливая эффект от грамотно расставленных пауз. Толпа ахнула, дородные крестьянки принялись утирать рукавами первые слёзы. — А я даже не успел с ним проститься! — проникновенно воскликнул субъект, простирая руку куда-то вдаль.
Жизнь Регентства последние несколько лет не была богата событиями. Более того, она ими совсем обнищала. Уже давненько не случалось ни войн, ни чумы, ни солнечных затмений, ни кардинальных реформ, ни дворцовых переворотов, поэтому народ заскучал даже в столице. То есть не то чтобы люди в Великом Брунегене совсем прекратили грызть друг другу глотки за место под солнцем, просто сейчас они делали это с ленцой и частыми перерывами на чай.
Спокойствия почтенных селян слишком долго ничего не возмущало, и те были вынуждены день за днём слушать одни и те же байки и обсуждать одни и те же происшествия. Ассортимент развлечений, и без того скудный, сократился до самых банальных вещей: алкоголь, драки, мелкие бытовые дрязги и слухи. Последние из-за долгих пересудов обрастали диковинными подробностями и чудовищно видоизменялись.
Народ яростно хотел, чтобы произошло хоть что-то. И он это «что-то» получил в виде стоявшего на виселице юнца с неплохими актёрскими способностями.
— Я должен был как можно скорее вернуться домой, — продолжал молодой человек. — Я знал — без меня начнётся смута. Те, кто окружал отца, начали бы резать друг друга за право сесть на трон! Началась бы ужасная война! Брат пошёл бы на брата! Отец на сына! Поля усеяли бы кости убитых, а над городами и сёлами не угасало бы зарево пожаров!.. — он жестикулировал словно художник, решительными мазками рисующий апокалиптическую картину, — и крестьяне её видели. В широко распахнутых глазах горели отблески подпиравших небеса пожаров и уходили за горизонт костяные поля.
— Я простился с верными друзьями и мудрыми учителями, а последний вечер провёл… — пауза. Опять идеально рассчитанная пауза, — …с моей любимой. Мы оба знали, что я не вернусь и нам не суждено будет встретиться, но понимали, что королевский долг выше любых чувств! Ах, эта тяжкая-тяжкая ноша — знать, что от тебя зависят жизни тысяч простых людей! Кем я был бы, если б бросил их на произвол судьбы?
Поглазеть на представление, несмотря на будний день, пожаловала целая толпа. Вместо обычной для такого времени стайки куриц и лохматого пса, лаявшего на всё подряд, собралось всё село, включая маленьких детей и пару оборванных бродячих гномов, промышлявших заточкой ножей, кос и топоров. Даже единственный представитель власти — глухой на одной ухо старый гренадер с седыми усами и деревянной ногой — отставил в сторону незаряженное ружьё и пытался уловить голос тощего «принца» здоровой барабанной перепонкой.
— Тотчас же я выехал, чтобы принять престол! Быстрые кони несли мою карету как ветер, я был всё ближе и ближе к дому, но!.. — юноша профессионально нагнетал атмосферу и вдруг замер на полуслове, заставив множество сердец пропустить удар. Псу, начавшему снова брехать, отвесили пинка, и тот убежал под ближайшее крыльцо.
— …Но меня ограбили, — по площади прокатился негромкий гул голосов, суть которых сводилась к фразе: «Да как же так можно-то?»
— Лихие люди под покровом ночи остановили карету, убили всех моих слуг и угнали коней! Даже праздничную одежду — и ту забрали!
В тишине послышался негромкий перестук копыт и скрип колёс — это на центральную улицу въезжала подвода, гружёная мешками зерна. Говоря по справедливости, на самом деле ею управляла гнедая лошадь, хорошо знающая дорогу и достаточно тактичная для того, чтобы не будить древнего старика, который спал, сжав вожжи в шишковатых натруженных ладонях. Позади него на мешках сидел чумазый растрёпанный мальчуган, плевавшийся во всё подряд горохом из деревянной трубочки.
— Я уговорил их оставить мне только одну вещь. Корону!
Над площадью пронёсся звук одновременного вдоха множества людей.
Чрезвычайно впечатлённые селяне стояли, раскрыв рты, на их лицах можно было прочитать написанные крупными буквами слова: «Вот это да!» История, рассказанная прыщавым принцем в медной подделке, определённо нашла путь к сердцам слушателей.
— И сейчас… — рука простёрта вдаль, умоляющий взгляд. — Сейчас я вынужден просить вас о помощи! Мне нужно только добраться до дома и вступить на престол и тогда — о, тогда я не забуду старых долгов. За каждую монету, которую вы дадите мне сейчас, я готов вернуть вам пять! Нет! Десять полновесных золотых монет! Я щедро награжу тех, кто помог мне в трудный час!
Люди зашептались, совещаясь, и принялись как бы невзначай охлопывать карманы.
— Клянусь могилой отца!.. — в принципе, дело уже было сделано, и «принц» мог больше ничего не говорить, но последние слова помогли ускорить принятие правильного решения. Это было сродни химии: интерес нужно лишь подогреть до определённого градуса, и вскоре толпа начнёт распалять саму себя.
Не прошло и минуты, как площадь преобразилась. Личности пошустрее, резонно опасаясь лишиться своей части наживы, не выдержали первыми и принялись локтями прокладывать дорогу к виселице. Карточный домик здравого смысла пошатнулся и рухнул. Люди двинулись вперёд, к юноше потянулись первые руки, раздались вскрики: «У меня! У меня возьми!»
Те, у кого денег с собой не оказалось, побежали домой — откапывать кубышки. Крестьяне словно сошли с ума. Вчерашние друзья и соседи отпихивали друг друга, лишь бы всучить фальшивому наследнику престола заветные кругляшки. Собственно говоря, это был уже не обман: люди вполне искренне хотели расстаться с деньгами.
— Нет-нет-нет! — неожиданно запротестовал принц. — Записать! Нужно обязательно всё записать, чтобы я знал, кому сколько должен!
Гомон стих, но лишь на мгновение. Крестьяне молча переглянулись и тут же вытолкали вперёд стеснительного рыжего мужичка в рясе — служку Храма Всех Богов и единственного грамотного человека в селе. В два счёта ему организовали большой лист бумаги, перо с чернильницей — и процесс пошёл. Монеты звенели, юноша, стараясь держаться подальше от люка виселицы, складывал их в карманы, размашисто подписывал векселя и сердечно благодарил каждого, иногда позволяя себе пустить слезу. Наиболее предприимчивые женщины успели сбегать домой и вернуться с глиняными кувшинами, полными молока, и караваями, которые вручали взамен на обещание возврата денег по курсу один к пятнадцати.
…А старая кобыла тем временем всё тащилась и тащилась к площади, пока не остановилась перед толпой. Телега вздрогнула, старик проснулся, мальчишка, заметив это, молниеносно спрятал трубку. Возница поднял глаза, протёр их, сладко зевнул, неторопливо потягиваясь и хрустя старыми костями, а затем спросил у группки мужиков, обрадованных удачным вложением средств:
— Чегой-то? Принц?
— Принц, дед, принц, — кивнул селянин — здоровый, с огромной рыжей бородищей и лицом, испещрённым оспинами. — Сам не видишь, чтоль? Из королевства… Как его там? — он обернулся к своим друзьям.
Друзья пожали плечами.
— У-у, — протянул дед. — Надо же, как быстро всё потратил.
— Не потратил, а ограбили, — влез щуплый мужичонка — сутулый, с клочковатой бородой и изогнутый, казалось, сразу во все стороны. — Вот вернёт он мне деньги — коня куплю…
— Что? Опять? — встрепенулся дед. — Ай-яй-яй, что делается…
— Ой, ехай уже, — отмахнулся изогнутый, но рыжий здоровяк его осадил:
— В смысле, опять?
— Что делается, ты смотри, — возничий зацокал языком. — Разбойников ведь тут отродясь не водилось. Я ещё как ты был, ездил в Брунеген зерном торговать, сейчас-то уже дорогу не осилю, не то, что раньше, а вот… — дед скрипучим голосом принялся рассказывать одну из старческих историй — непонятных, не имеющих конца и постоянно перескакивающих с одной сюжетной линии на другую.
Рыжий пытался вклиниться и периодически кряхтел, открывал рот и говорил что-то вроде «А вот» или «Слушай», но всё было бесполезно. Некоторые пожилые люди имели свойство пускаться в длительные рассуждения, которые невозможно было прервать без грубости, и хозяин телеги был как раз из их числа. Изогнутый пришёл на помощь:
— Дед, в смысле, опять ограбили?
— Кого? — старик вынырнул из счастливого прошлого и очутился в отвратительном настоящем с соответствующими последствиями для настроения.
— Принца!
— Какого?
Изогнутый выругался.
— Вон того! — перехватил инициативу рыжий.
— Что «того»?
В этот раз выругались уже все. Ещё пара минут ушла на то, чтобы вернуть деда к изначальной теме разговора и объяснить, что к чему.
— Ну так да. Мы ему третьего дня тоже денег собрали, а его опять, значить… Ограбили! Второй раз за неделю! Что делается-то, а?..
— Не путаешь? — напрягся рыжий.
— Да как же спутать? Морда прыщавая, шкура, корона… Как есть, он, — возница полез в карман пропылённых штанов. — Во! — он развернул обрывок бумаги с цифрой и росписью. Рыжий достал свой вексель и потратил какое-то время на сравнение количества крючков, палочек и завитушек.
Юноша уже успел дожевать хлеб, распихать полученные деньги по карманам, взвалить на плечо тощий мешок и сейчас судорожно допивал молоко, отчего острый кадык скакал по горлу вверх-вниз, когда над площадью прогремел медвежий рёв:
— Держи его!
Опытный «принц», моментально осознавший, что его раскрыли, не стал тратить время на оправдания, а тут же пустился наутёк, бросив за спину кувшин, от которого во все стороны полетели брызги молока и глиняные черепки.
Рыжему потребовалась всего пара крепких фраз, чтобы провести разъяснительную работу, и вскоре за самозваным принцем мчалась вся его недавняя публика, вооружённая садовым инструментом и выдернутыми из заборов жердями.
Очень быстро село осталось позади, и опальный наследник престола вырвался на залитую солнцем равнину. Пейзаж перед ним простирался прекраснейший: рыжая лента дороги рассекала надвое сочную зелень полевых трав и реденького леса. Чуть поодаль солнечные блики играли на зеркальной глади близкой реки, берег которой усеивали ряды странно одинаковых холмов, покрытых густым ельником.
Юноша добежал до резкого поворота, после которого дорога повела его к курганам — по вершине глубокого и мрачного оврага, на дне которого, невидимый из-за кустов и подлеска, журчал ручей.
«Принц» мчался изо всех сил и имел все шансы избежать кары, — богатый опыт и частота упражнений делали своё дело. Сердце пело, деньги звенели и приятно оттягивали карманы, в боку кололо из-за съеденного и выпитого, а быстрые молодые ноги уносили фальшивого наследника прочь от возмездия. Юноша успел неплохо изучить психологию погони и понимал, что для большинства река станет той границей, за которой преследование потеряет всякий смысл. Это было поводом для радости, поскольку до вожделенного моста оставалось совсем немного.
Молодой человек уже прикидывал, на какое время ему хватит крестьянских сбережений, однако, как часто бывает в таких ситуациях, совершил единственную, но критическую ошибку. Зачем-то — и в будущем юноша часто спрашивал себя: «А действительно, зачем?» — он решил посмотреть, как далеко находятся преследователи. Это решение и оказалось роковым: незамеченная выбоина, камень, боль, громкий вскрик — и «принц» покатился кубарем, глотая дорожную пыль. Мешок полетел в одну сторону, корона — в другую, монеты веером рассыпались по дороге.
Крестьяне, возглавляемые рыжим здоровяком, воспряли духом и ускорились, открыв второе дыхание.
— Ай-яй-яй, — быстро тараторил юноша, ползая на четвереньках и лихорадочно пытаясь собрать как можно больше денег. — Ай-яй-яй… — но расстояние между ним и крестьянами неуклонно сокращалось. «Принц» решительно ничего не успевал.
Поднявшись, он сделал пару шагов, но вскрикнул от боли: в лодыжку словно вонзили острое тонкое шило.
— Ай-яй-яй, — продолжил напевать молодой человек, покрывшись потом, и судорожно соображая, что делать. — Ай-яй-яй…
А сельчане — красные, взмокшие, не привыкшие к долгим забегам и оттого ещё более злые — приближались с неотвратимостью разогнавшегося кабана.
Выбор был невелик: либо прямо по дороге, но ужасно медленно, либо в крутой овраг, рискуя сломать себе шею, но быстро и с возможностью выиграть немного времени. Несмотря на очевидную самоубийственность второго варианта, «принц» предпочёл его и, продолжая кричать, но уже не «ай-яй-яй», а нечто непристойное, шагнул вниз.
Юноша прекрасно понимал, что безопасно и безболезненно съехать на пятой точке у него не выйдет, а потому ничуть не удивился, когда покатился кувырком по крапиве, прошлогодней прелой листве и сухим хвойным веткам, которые оставляли жуткие царапины. Земля колотила по бокам не хуже крестьянских жердей, а мир перед глазами вращался, словно в калейдоскопе. Цветные пятна крутились всё быстрее, пока не превратились в круги и кольца.
И тогда прозвучал хруст. Хорошенько взболтанный мозг воспринял его, как нечто из другого мира — отдалённое и не имеющее к реальности никакого отношения. На какую-то долю мгновения юноше показалось, что он летит, но потом сильный удар вышиб из лёгких остатки воздуха.
Будто сквозь подушку «принц» слушал чьи-то стоны, пока не пришло осознание, что стонет он сам.
Спустя какое-то время стало полегче. Юноша, напряжённо охая, попытался вспомнить, как обращаться с сознанием и конечностями, и достиг определённых успехов. Вскоре он почти сумел сфокусировать зрение и сделал вывод, что находится где-то под землёй, поскольку было темно и пахло погребом.
На поверхности спорило очень много разгневанных людей, и среди целого сонма голосов особняком стоял рёв рыжего мужика, убеждавшего односельчан, что надо продолжать поиски. Именно поэтому первым, что сделал мошенник, несмотря на очевидные попытки организма лишиться чувств, поднялся на четвереньки и пополз в темноту. Даже в таком положении его качало и ужасно тошнило. Радовало лишь то, что желудок, не привыкший к такой роскоши, как трёх-, двух- или хотя бы одноразовое питание, вцепился в еду, не желая выпускать ни крошки.
Юноша ничего не видел, лишь осязал, как пружинит под ладонями сырая рыхлая земля, перемежаемая иногда холодными осклизлыми камнями. Он успел несколько раз завалиться набок, запутаться в какой-то верёвке и ободрать локти о груду острых камней, пока, наконец, не отполз достаточно далеко от колодца, в который свалился. Молодой человек изо всех сил старался остаться в сознании, но, оказавшись в безопасности, всё-таки уронил голову на что-то стальное, холодное и угловатое и провалился в забытье…
— Эй! Эй! Эй, ты!
Приглушённый голос звучал совсем рядом. Причём звучал довольно назойливо.
— Эй, ты! Как тебя там?.. Ты живой? Ответь! Послали же боги… Эй!
Фальшивый принц открыл глаза, но светлее от этого не стало.
— Эй! Э-эй!
Мошенник никогда не подозревал, что обладает такими внутренними резервами. Его скачок из положения лёжа смотрелся бы очень впечатляюще, будь в подземелье хотя бы один источник света. «Принц» весь пропитался подземной сыростью, царапины саднили, а ноющие конечности давали понять, что скоро покроются гроздьями синяков, но это ничего не значило в сравнении с испугом, который взял его за грудки и отшвырнул подальше.
— Это ты шевелишься или крысы за падалью пришли? Эй!
Юноша вспомнил о своей находке перед потерей сознания, в то время как сама находка громко разорялась, требуя ответа.
— Эй! Ответь! Эй! Я здесь!..
Неизвестный голос не унимался достаточно долго: настолько, что молодой человек, ещё не сумевший толком прийти в себя, успел перевести дух, успокоиться и даже испытать любопытство. «В конце концов, раз уж из темноты никто не набрасывается и не пытается убить, то, может быть, всё не так уж и плохо? Возможно, кто-нибудь провалился сюда до меня?» — подумал «принц» и, бесшумно подкравшись к источнику вопросительно-негодующих звуков, осторожно протянул руку. Ладонь коснулась холодного угловатого предмета. Сундук. Да, это совершенно точно был сундук.
— Я слышу! Я тебя слышу! — раздался радостный голос. — Выпусти меня отсюда!
В голове юноши окончательно прояснилось. Он вспомнил древние курганы на берегу реки, затем вспомнил, для чего они создавались, и принял единственно верное решение: взвыл, опрокинулся на спину и засучил по сырой земле ногами, стараясь оказаться от призрака как можно дальше.
— Так, — снова донеслись слова. — Понимаю, как это выглядит, но… успокойся. Тебе сейчас ничего не угрожает. Я в заточении, тут, рядом. Но я ни в чём не виновен! Я король, чёрт побери! Помоги мне!
«Принц» молчал, тишину подземелья нарушал лишь стук его зубов.
Мошенник прекрасно понимал, что Регентство называлось Регентством не просто так, а потому, что королей в нём не водилось уже давным-давно.
— Помоги мне выбраться! — некто в сундуке лихорадочно искал возможность оказаться на свободе, но его слова возымели строго противоположный эффект. «Выбраться!» — мелькнула спасительная мысль, и фальшивый принц, вскочив, устремился к едва заметному кругу серого света. Тоненько повизгивая от ужаса, юноша достиг его в два прыжка, но вместо спасения натолкнулся на ещё один неприятный сюрприз: выход представлял собой вертикальную шахту в потолке. Ни допрыгнуть, ни уцепиться.
— Может, теперь всё-таки дослушаешь? — прозвучал голос за спиной.
Пораскинув мозгами, «принц» согласился, что от слушания вреда точно не будет, и вернулся, пытаясь ступать бесшумно.
— Ты подошёл? Да? Да, я слышу. Отлично. Так вот, я предлагаю помочь друг другу. Ты мне — я тебе, ну ты понял, — с подобными интонациями — сальными, округлыми и липкими — обычно предлагали взятку, и это юноше сразу не понравилось. — Тебя звать-то как?
— Орди, — то ли из-за страха, то ли из-за холода голос юноши сел, и ему пришлось откашляться.
— А меня… — глубокий вздох. — Ладно, буду честен. Я Тиссур, сын Вирда. Да, тот самый. Понимаю, что поверить трудно…
Тут он не угадал, поскольку Орди было вполне легко поверить, что ему встретился некто с именем Тиссур. На всякий случай юноша перебрал в памяти всех известных иллюзионистов, умеющих прятаться в предметах малого объёма.
— Рад знакомству, — прервал неловкую паузу сундук. — Так вот, если ты ещё не догадался, мы сейчас в кургане. И чтобы выйти отсюда, тебе понадобится моя помощь. А для того, чтобы получить мою помощь, ты должен открыть замок. Понимаешь?
Как уж тут было не понять…
Несколько секунд на размышления.
— А как ты докажешь, что не заколдуешь меня или ещё чего? — приступ ужаса проходил, уступая место прагматизму.
— Заколдую? Зачем? — искренне удивился сундук. — Чтобы навредить тебе, мне достаточно просто замолчать и ничего не делать. И вообще, с чего ты взял, что у тебя есть выбор? Нет, ты, конечно, можешь поискать выход самостоятельно. Но сперва спроси у меня, каковы шансы найти его.
Орди не умел предсказывать будущее, но почему-то знал ответ заранее:
— И какие же у меня шансы найти его? — спросил он, приподнимая бровь.
— Никаких, — радостно ответил сундук. — Совершенно. Даже если ты найдёшь выход из этого зала, то точно попадёшь в одну из ловушек. Похороненный тут вождь был большой затейник.
Юноша нахмурился и в который раз прокрутил в голове ситуацию. Ему не хотелось погибать среди сырости, плесени и мха, но верить кому-то или, что более вероятно, чему-то хотелось ещё меньше.
— А если я всё-таки попробую?.. — решил он поинтересоваться.
— Тогда мне придётся ждать ещё пятьсот лет, пока сюда не занесёт очередного болвана. Ну так что?..
Под едкие комментарии, доносившиеся из сундука, Орди принялся медленно обходить зал. Со стен опадали, рассыпаясь в пыль, занавеси из дорогих тканей, сорвался и покатился, оглушительно лязгая, громадный щит. От мечей при малейшем прикосновении оставались одни костяные рукояти: дрянное местное железо давно истлело. Под ногами хрустели глиняные черепки. Ладони Орди собрали со стен много грязи, сырости, мха и паутины, но — вот досада! — не нащупали ни единого намёка на выход.
Похоже, как бы ни было сильно желание оставить сундук запертым, иного выхода не существовало. Юноша придумал множество доводов против, но все они разбивались об одно «за»: самостоятельно ему не выбраться. Наконец, Орди обречённо вздохнул и, понимая, что совершает большую ошибку, нашарил в темноте изъеденную временем и сыростью железку — замок.
— Ключа тут, насколько я понял, нет, — проворчал фальшивый принц.
— Да просто сорви его! — раздражённо бросил сундук. — Это же старьё!
Однако не в пример мечам, замок был выполнен из куда более прочного металла. Это было весьма неожиданно и позволяло сделать интересные выводы о приоритетах древнего вождя. Металл поддался только с третьего раза: первые два Орди примерялся, кряхтел и ругался, но затем, хорошенько поднатужившись, дёрнул дужку действительно изо всех сил. Раздался треск, смешанный с лязгом, — и юноша кубарем покатился по земле, а из сундука, распахнув крышку, вылетел человеческий череп. Выглядел он жутко — старый, жёлтый, потрескавшийся, лишённый половины зубов. Внутри его правой глазницы тускло светился маленький фиолетовый огонёк: пробиваясь наружу тонкими лучиками через множество природных и не совсем отверстий, дырок и трещин, он придавал очертания всей «мёртвой голове».
Первым делом Тиссур рассмеялся, громко клацая челюстью, в которой было слишком много свободных мест для зубов, а затем воскликнул:
— Прощай, гробокопатель! — и, сделав прощальный круг над опешившим юношей, понёсся к шахте, выкрикивая ругательства и радостно гогоча.
— Стой! — Орди опомнился и побежал следом, однако череп двигался слишком быстро.
Демонически хохочущий Тиссур резко взмыл вверх.
— Теперь твоя очередь сидеть тут пятьсот лет! Аха-ха-ха!.. Э… Что?..
Стоявший на дне колодца Орди с удивлением наблюдал, как череп буквально за два мгновения успел замедлиться, остановиться, замереть в некоем шатком равновесии, а затем, отчаянно ругаясь, рухнуть обратно, едва не стукнув своего освободителя по макушке.
Воцарилась тишина. Тиссур лежал у ног фальшивого принца и косился на него фиолетовым огоньком. Орди нахмурился.
— Я всё могу объяснить.
«Принц» скрестил руки на груди:
— Попробуй.
— Свобода вскружила голову, — сказал череп тоном, который обычно приберегают для старых приятелей, готовых простить мелкий проступок. — Но я готов тебя вывести. Даю честное слово.
Орди смотрел на фиолетовый огонёк в глазнице. Тот слегка пульсировал и смотрел на него в ответ. «Да уж, — подумал Орди. — Прямо как в древних сказках».
— Ну хорошо, — юноша стащил жилет, снял рубаху и с некоторой опаской протянул руку к черепу.
— Ты понимаешь, что это выглядит странн… Эй! Эй, ты что делаешь? Да как ты смеешь?! — вскрикнул тот, но было уже поздно: в два счёта «принц» замотал короля в ткань так, что наружу выглядывал только глаз. Получившаяся конструкция была похожа на воздушный шар с рукавом вместо ниточки.
— А теперь указывай дорогу, — юноша привязал рукав к запястью. Череп болтался внизу, освещая путь. — И без шуток, а то торчать тебе рядом с моим телом, пока ткань не сгниёт.
— Кстати, о ткани. Её надо хоть иногда стирать. И мыться самому, — проворчал Тиссур.
— Простите, ваше величество, — Орди подавил две вещи: желание сделать шутливый книксен и мысль: «Как он может чувствовать запах?» — Веди!
— Ладно. Сейчас, не пугайся только, я попробую встать ещё раз… — череп снова попытался взлететь. Медленно, мотаясь из стороны в сторону и кряхтя от чрезмерных усилий, он взмыл примерно до уровня шеи Орди, но через пару мгновений снова упал.
— Что случилось? — заинтересовался «принц», поднеся к глазам раскачивающегося короля.
— Ничего, — буркнул череп. — Иди сейчас вперёд, там должен быть проход. Ищи камень с гравировкой и нажимай.
Орди поднял череп, чтобы подсветить. Тиссур возмутился:
— Это просто унизительно!.. — но юноша обратил на него внимания не больше, чем на мох под ногами. После нажатия на искомый камень часть стены с оглушительным скрежетом отъехала в сторону, открывая тёмный коридор, заплетённый паутиной. Сквозняк пахнул в лицо ароматами сырости, плесени и застоявшегося воздуха.
— Ну, — подбодрил Орди сам себя, — вперёд!
И шагнул во тьму.
Склон оврага, поросший густой крапивой. Сквозь переплетённые кроны деревьев пробивается свет полной луны: он выглядит так, словно на землю кто-то набросил серебристую сеть. Где-то тревожно вскрикивает ночная птица. Внизу, на самом дне оврага, журчит ручей. Стоит подуть ветру, даже самому слабому — сладкому, летнему, — как деревья оживают и начинают перешептываться между собой, раскачиваясь и шурша листвой.
Но сейчас ветра нет, и кажется, что весь мир замер, чтобы понять, откуда исходят странные звуки.
Стук.
Ещё. И ещё.
Кусок склона проваливается, в нём появляется бездонно-чёрная дыра, из которой слышны приглушённые ругательства. Мир всё ещё тих — он наблюдает.
Ладонь. Вторая. Возле неё падает какой-то предмет. Звук от падения странно похож на клацанье челюсти.
— Ай! Осторожнее!..
Ещё полминуты — и на склоне, тяжело дыша, сидит перемазанный землёй молодой человек в жилете на голое тело. Рядом с ним тускло светится шарообразный предмет, напоминающий лампу.
— Размотай меня! — потребовал Тиссур.
Орди огляделся, пытаясь высмотреть возможную опасность, и задумался, может ли эта костяшка быть полезной. На первый взгляд нет. Но если добраться до города и отыскать какого-нибудь торговца диковинами…
— Ты заснул там, что ли?..
— Нет, — покачал Орди. — Ты что вообще такое?
Тиссур поперхнулся. Это выглядело бы забавно будь у него горло.
— Как это «что»? Во-первых, не «что», а «кто»! А во-вторых, встань, когда говоришь с королём! — голос черепа звучал так уверенно и твёрдо, что юноша едва не подчинился. — Пятьсот лет назад тебя бы казнили за такое!
— Пятьсот лет назад, сдаётся мне, ты не лежал в сундуке в виде одноглазого черепа.
— В смысле? — искренне удивился Тиссур. — Что значит одноглазого черепа?..
Орди вздохнул: странности начали ему надоедать. Он устал и больше всего на свете мечтал сейчас отмыться от глины, плесени и паутины и переодеться в чистое. Юноша подтянул рубаху к себе, размотал ткань и выпустил череп из рук. Вообще-то он не собирался его отпускать — просто предположил, что в таком состоянии его находка не сможет далеко убежать. А если и сможет — что ж, так тому и быть. «Горевать точно не стану».
Король, гневно вскрикивая, скатился немного вниз по склону и застрял в крапиве, а молодой человек забросил рубашку с жилетом на плечо и принялся, шипя от крапивных укусов, спускаться на звук ручья, чтобы выстирать одежду и смыть грязь и глину, покрывавшие всё тело.
— Стой! — неожиданно позвал Тиссур.
Юноша остановился, почёсывая зудящие бока и плечи.
— Что ещё?
— У меня есть задание для тебя.
— Надо же, — усмехнулся Орди. — И какое?
— Я ослаб за время заточения и не могу ходить. А оставаться тут в одиночестве особе, вроде меня… — он сделал красноречивую паузу. — Сам понимаешь. Если меня найдут люди Вильфранда или какие-нибудь разбойники, может случиться непоправимое. Королевство нуждается во мне, особенно сейчас, в эпоху смуты после моего исчезновения. Доставь меня в замок и получишь щедрое вознаграждение.
— Да неужели? И чем же ты меня щедро вознаградишь? — юноша прихлопнул комара, тонко жужжавшего прямо над ухом. Проклятые кровопийцы почуяли человеческое тепло и торопились на пиршество. — Листьями? Камнями и глиной? Тебе не кажется, что за пятьсот лет твой замок мог пятьсот раз развалиться? А этот Вильфранд, которого ты так боишься, скорее всего, уже давно мёртв.
Тиссур закатил глаз.
— Только не он. Я скорей поверю в то, что я мёртв.
Орди поднял указательный палец и открыл рот.
Орди опустил указательный палец и закрыл рот.
— Даже если мой замок и разрушен, что, безусловно, полная чушь, то остались тайники на случай непредвиденных обстоятельств. Понимаешь, о чём я? — снова этот округлый тон взяточника.
«Принц» понимал. Прекрасно понимал. Словам про сокровища он ни капли не поверил, но дело было и не в них. Мозг Орди лихорадочно заработал и на-гора выдал несколько интересных сценариев, в которых ему бы очень пригодился говорящий череп с горящим глазом. А на крайний случай оставались торговцы диковинами.
— Хорошо, ваше величество, — лучезарно улыбнулся юноша. — Будьте здесь и никуда не уходите. Я скоро вернусь.