Рыцарь пентаклей

17

Темно.

Шурх-шурх. Шурх-шурх. Бум.

— Ай! Осторожнее!

— Да как тут будешь осторожнее?

— Как-нибудь!

— Если ты такой умный, сам и топай впереди!

— Иди уже! — взмолился первый голос. — Тяжело!

— Нет-нет! — сварливо возразил второй. — Давай ты вперёд! Что, не хочешь?

— Да! Не хочу! — зашипел первый. — Топай, а то за всю ночь не управимся!

Шурх-шурх продолжилось, сопровождаемое ворчанием: «Умный самый, тоже мне, а сам меня по коленям бьёт».

Вскоре из темноты на свет небольшого масляного фонаря, закреплённого у самой крыши дилижанса, вышли два человека с небольшим, но увесистым сундуком. Тот, что был впереди, — сутулый и жилистый, в крестьянской одежде, подпоясанной неожиданно дорогим алым кушаком с золотым шитьём, — продолжал ворчать:

— А я ведь говорил, что нужно тележечку какую-нибудь…

— Заткнись! — неожиданно взорвался второй — молодой человек в кожаной куртке, широких штанах и разбитых сапогах. — Как же ты достал! Всё-то тебе не так! Всё не то! Каждую ночь одно и то же: «Бу-бу-бу, бу-бу-бу»!

— То есть, мне одному трудно?! — передний остановился.

— Да не стой ты, ради Всех Богов! — простонал молодой человек.

— А-а, значит, не только мне тяжело? — ехидно осведомился субъект в кушаке.

— Да! Да, мне тоже тяжело! — сквозь зубы процедил юноша.

— И тележка бы нам сейчас не помешала?..

— Я сейчас брошу этот сундук, и ты понесёшь его сам! — прошипел парень.

— Нет-нет, так не пойдёт! Согласись же, что с тележкой нам не пришлось бы так страдать?

— Да! Да, Боги, только иди!

— Извинись, — победно произнёс шантажист в кушаке.

Пауза.

— Ты совсем что ли?! — возмущённо воскликнул юнец.

— Извинись, и я пойду.

Снова пауза. В тишине послышался скрип зубов.

— Ладно… Извини.

— Другое дело, — мужчина в кушаке снова зашагал вперёд и даже перестал сутулиться. — Эй, Ларольф! — крикнул он. — Открывай двери!

Но пространство рядом с дилижансом было тихим и пустым. Козлы, где должен был сидеть кучер, пустовали.

— Ларольф! — позвал носитель кушака ещё раз, когда донёс сундук до места назначения.

— Может, отлить отошёл? — предположил молодой человек и указал взглядом на сундук. — Руки затекли, давай опустим, а?..

Сутулый мужчина открыл рот, чтобы ответить, но проглотил слова. Оба сундуконосца вздрогнули, когда в разговор вклинился третий голос — хриплый и неприятный:

— Я тебе отпущу!

Сундук рухнул на землю, подняв облачко пыли. Темнота вокруг дилижанса сразу же сгустилась и стала очень недоброжелательной. Напарники встали спина к спине.

— Вы чего делаете? — захорохорился сутулый. — Вы знаете, чьи это деньги?..

— Ага, — из темноты проявилась гнусная рожа и кивнула. — Знаем. Сундук поднимайте.

— Да сейчас, как же! — молодой человек выхватил нож. — Чтоб нас потом Ординари?.. — пока произносил конец фразы, рож стало намного больше и по степени гнусности они не уступали первой, порой её даже превосходя. Юноша оценил угрозу и благоразумно проглотил концовку предложения.

— Сундук, — повторила рожа. — Подняли и загрузили в дилижанс. И тогда никто вас не тронет.

Сундуконосцы переглянулись, но делать было нечего: пожав плечами, люди Ординари с пыхтеньем, сопением и громким «хэть!» забросили деньги в отсек, где обычно возили почту.

— Спасибо, — темнота превратилась в людей. Их чёрные фигуры моментально облепили дилижанс, щёлкнул хлыст — и спустя мгновение экипаж скрылся за поворотом, оставив незадачливых инкассаторов стоять с поднятыми руками в ожидании удара ножом.

— Мы выжили? — неожиданно заулыбался мужчина с кушаком. Его глаза странно заблестели. — Живы? Ох, я и перепугался. Ох и перепугался же я. А мы — живы! — по ночной улице разнёсся его визгливый истерический смех.

Молодой человек был настроен куда более скептически:

— Ага, — пробурчал он себе под нос. — Но только пока Ординари обо всём не узнает…

В то же самое время на улице с говорящим названием Сточная Нильс и Виго конфликтовали с такими же гнусными рожами. Точно так же, как инкассаторы, они стояли спина к спине, слушали ругательства в свою сторону и посылали в ответ шипение с рычанием.

Ситуация получилась патовая, поскольку рожи не желали лезть на рожон, а Виго с Нильсом не решались напасть первыми: даже несмотря на силу, им пришлось бы несладко. А если ещё и учесть, что Виго наотрез отказывался ввязываться в драку, а только пугал, дело принимало очень щекотливый оборот.

— Что, как людей обманывать, так смелые, а как на честный бой выйти, так страшно?! — подстрекала одна из рож.

— Ага! Жулики!

— Воры!

— Обманщики!

Виго волновался. С выпущенных клыков падала слюна. За спиной глухо рычал Нильс, но в рыке слышался испуг, а сам здоровяк ощутимо подрагивал. От него разило страхом и мокрой шерстью.

— Нечисть!

— Убирайтесь вон!..

— Да чего мы ждём, ребята? Чего ждём? — подстрекал, как это обычно бывает, самый маленький и нескладный бандит.

— Рассвета ждём, — ответил кто-то. Гнусные рожи гнусно захихикали.

Виго посмотрел в безлунное небо, усыпанное звёздами. До рассвета было ещё много времени, но рожи никуда не спешили и вполне могли подождать. И тогда… Не то, чтобы вампир слишком боялся солнечного света: в пасмурные дни хватало плотной одежды и крема от загара, — но сил днём у него точно не прибавится.

— Нильс! — шепнул упырь, наблюдая, как продолжают бесноваться бандиты. — Ты мошешь префратитса?

— Могу, — странно упавшим голосом ответил оборотень. — Но не буду.

— Как это не путу? — отросшие клыки мешали говорить и раздражали. — Я тумаю, сейчас не фремя тля растумий!

— Так если не время, чего ты сам на них не набросишься и кровь не выпьешь? — рявкнул в ответ здоровяк. Виго стушевался:

— Ну… Я хочу похутеть… И не пью крофь после шести.

— Что-то не особо помогает!.. И вообще, не рассказывай мне сказок. Я знаю, что ты в жизни мухи не обидел, — в голосе оборотня прозвучала какая-то странная и неуместная обида. — Дурак! Такие возможности не используешь!

— Да какие такие фосмошности?! — взвился вампир. — Сойти с ума? Стать пешеным убийтсей? Потерять контроль нат сопой?

— Нет! — вскрикнул Нильс. — Не это! Быть сильным! Держать всех в страхе! Вот о чём я говорю!..

— Если пы фсё пыло так просто! — простонал вампир. — Но я не смоку останофитса!.. И не хочу таше начинать. И я не понимаю, расфе ты не…

— Заткнись! — прорычал Нильс, и в тот же миг они с Виго заметили, что спорят в полной тишине. Гнусные рожи превратились в очень внимательных слушателей. — А вы чего замолчали?!

— Да так, — в темноте заблестели две вещи, выглядевшие угрожающе — нож и улыбка. — Вы слышали? — предводитель гнусных рож повернулся к своим. — Упырь — не проблема. А медведь сам боится! Бей их!

Нильс издал разъярённый рык, а Виго зашипел и попятился, уткнувшись в спину оборотня, но это не остановило нападавших. Они бросились к окружённой нечисти, потрясая ножами и дубинами, но бросились очень благоразумно — со скоростью, которая должна была одновременно и показать рвение, и дать как можно большему количеству людей себя обогнать.

Со стороны это смотрелось так, будто на все гнусные рожи разом напала хромота, одышка и кашель.

Вампир и оборотень с удивлением наблюдали, как атака захлебнулась: люди просто замедлились и начали отступать. Предводитель гнусных поднёс ладонь ко лбу и покачал головой.

Виго повернулся к Нильсу:

— Сейчас самое фремя прорыфаться! Тафай са мной! — и вампир взорвался вихрем летучих мышей, несмотря на протесты оборотня, кричавшего множество разновидностей слова: «Стой!»

Виго взвился в небо и глядел на то, как Нильс дёргался то в одну, то в другую сторону в поисках слабого места для прорыва, — но не находил его.

«Превращайся! — мысленно умолял его вампир. — Ну же, дубина!»

Но Нильс упорно сохранял человеческую форму: и упырь, не применяющий насилия, не мог его за это судить. Вихрь летучих мышей спустился пониже, однако гнусные не обращали на него ни малейшего внимания и сжимали кольцо окружения всё плотнее.

Неожиданно оборотень поднял голову и прокричал:

— Приведи помощь! Скорее!.. — лицо громилы было перекошено от ужаса.

Виго хотел ответить, что поторопится, но когда ты представляешь из себя кучу перепуганных летающих зверьков, у каждого из которых есть свой разум и чувства, все силы уходят на поддержание плотности собственного тела: чтобы не пришлось потом целыми неделями искать, под крышей которого из сараев спит твоё ухо. Вампир бросил прощальный взгляд на своего напарника и застал момент превращения.

Что ж, это было не так отвратительно, как Виго считал ранее, но всё равно приятного в зрелище оказалось мало.

На глазах бандитов (которые в очередной раз остановились и отступили, по-джентельменски уступая дорогу своим товарищам) тело Нильса начало распухать, хрустеть, чавкать и ломаться под немыслимыми углами. Под одеждой здоровяка словно вздувались огромные пузыри.

Волосы на голове несколько раз меняли цвет, ткань трещала по швам и опадала лоскутами на землю (или на то, что считалось таковой на Сточной улице), и открывала вид на огромное тело, покрытое шерстью, под которой перекатывались мускулы… Или не мускулы?..

Гнусные рожи замерли, разглядывая то, во что превратился их противник. Противник плюхнулся в грязь, помахал им пухлыми лапами и умильно заурчал.

Над Сточной улицей прозвучало единогласное «о-о-о». Это была та разновидность мягкого «о-о-о», которую обычно воспроизводят люди, наблюдающие за играющими или спящими котятами.

Вместо груды мышц изумлённый Виго увидел жирок и невероятно пушистую шерсть, мягкую и плюшевую даже с виду: серебристую на животе, спине и толстых щёчках и чёрную на лапах, вокруг глаз и на круглых ушках, которые так и тянуло потрепать.

Технически Нильс не обманул: он, разумеется, был медведем. Только травоядным.

Одна из гнусных рож сделала шаг вперёд и, протянув руку в сторону панды, позвала:

— Кис-кис!

Остальные прыснули со смеху.

— Это же не кот!

Но, несмотря ни на что, Нильс поднялся, подошёл к гнусной роже и, снова заурчав, неуклюже плюхнулся в грязь, вызвав очередное «о-о-о». В два счёта рожи окружили оборотня и принялись, улыбаясь и гыгыкая, его чесать, уделяя особое внимание толстым пушистым щёчкам.

Предводитель заорал во всю глотку:

— Вы что вообще делаете?! Вы его бить должны! Это же нечисть!

— Извини, — толстяк с лицом, покрытым россыпью угрей, пожал плечами. — Но ты посмотри на него!

Нильс взмахнул лапами и заурчал. Рожи заулыбались шире и принялись вычёсывать его с утроенной силой.

— И что?! — возмутился главарь. — Это же он! Тот торгаш! Который продаёт грязь вашим доверчивым мамам и бабушкам.

— Мою маму в своё время повесили за убийство папы, — ответил кто-то.

— А моя в тюрьме за воровство и бродяжничество. И бабушка вместе с ней.

Предводитель взревел как буйвол.

— Если сейчас же приказ не будет выполнен, никто не получит денег!..

Молчание. Нильса прекратили вычесывать.

Оборотень издал вопросительное: «Ур-р?», но в этот раз на него не обратили внимания.

— Что значит, не заплатят? — обиженно спросила одна из рож.

— Это что ж, мы зря весь вечер и ночь этих торгашей ловили?

— Да! — злорадно ответил главарь. — Ни золотого. Если вы что-то и получите за неповиновение, так это наказание! Так что вперёд!

Взгляды скрестились на Нильсе, которые сложил лапы перед мордочкой и состроил самый грустный взгляд на всём белом свете.

— Нет, ну это уже ни в какие ворота, — сказал один из гнусных, и остальные одобрительно загудели.

— Ай! Идиоты! — вскрикнул предводитель, брызгая слюной. Дёрганой походкой он подошёл к панде и занёс над головой медведя дубинку с вбитыми гвоздями. — Смотрите, как надо!..

Гнусные рожи потупили глаза и отвернулись, чтобы не видеть печального взгляда пушистого мишки, а предводитель хорошенько размахнулся и… с воплями поднялся в воздух, облепленный стаей летучих мышей.

Над Сточной улицей раздалось шипение: не бессильное шипение вампира-пацифиста, а громкое, оглушительное и зловещее, наводящее ужас на любого жителя северных лесов и скал. Рожи мгновенно сориентировались и разбежались.

Нильс, неожиданно оставшийся в одиночестве, неуклюже перекатился и встал на задние лапы. Он приготовился к худшему и спасения не ждал, и потому был озадачен. Вопли бандита где-то вверху отдалялись и становились всё тише. Нильс огляделся, принюхался, с тоской посмотрел в тёмное небо, громко фыркнул и поковылял вслед за напарником.

— Не надо! Пожалуйста, не надо! Не кусай меня! — далеко разносилось над высокими крышами Брунегена, и Нильс гадал, насколько ужасными будут завтрашние слухи.

Шерсть на лапах и животе панды покрылась слоем липкой вонючей грязи. Во многом из-за этого Нильс не любил обращаться в черте города, но сейчас было не до личной гигиены: медведь упорно бежал (хотя верней будет сказать «переваливался») вслед за безнадёжно удалявшимися воплями. Он пыхтел, урчал, шумно сопел, но никак не мог двигаться быстрее Виго. Нильс уже проклял всё на свете и чувствовал, как к нему в виде предательской слабости конечностей подкрадывается отчаяние, когда увидел впереди острый шпиль заброшенной башни с часами, стрелки которых остановились на без четверти двенадцатого.

В стенах строения зияли проломы (кто-то явно прельстился дармовыми строительными материалами, и по цвету кирпичных «заплаток» на стенах близлежащих домов можно было понять, кто), крыша лишилась большинства черепицы, а в гнёздах на стрелках вылупилось и выросло не одно поколение голубей, но башня всё ещё стояла. По крайней мере, пока.

Нильс заметил, как кричащий вихрь скрылся в одном из широких окон, и поспешил туда изо всех своих немногих пандовых сил.

Забраться в башню оказалось не так уж просто: вход был завален грудой битого камня. Нильс несколько раз пытался её штурмовать, но неизменно скатывался и смешно плюхался у подножия. Какое-то время он просидел, раздумывая, стоит ли боль, сопровождающая перерождение обратно в человека, выигрыша в подвижности — и со вздохом понял, что всё-таки стоит.

Панда заурчал, но на этот раз от боли — громко и с визгливыми нотками — и, завалившись набок, принялся кататься по ступенькам, выгибаясь от невыносимых мучений.

Шерсть отслаивалась вместе с кожей, оставался лишь самый нижний её слой — практически оголённое мясо. На тело моментально налип песок — и, словно боли было недостаточно, к ощущениям от превращения прибавилось непередаваемое чувство, будто тело Нильса обрабатывали крупнозернистой наждачной бумагой.

Рычание и крики до сорванного голоса.

Когти, скребущие камень, отламывались, и на их месте вырастали обычные человеческие ногти, которые в свою очередь тоже скребли камень и ломались…

Превращение заняло немного времени, и вскоре на камнях в позе эмбриона лежал человек.

Всхлипывая, Нильс поднялся и, пошатываясь, принялся взбираться по груде обломков, заваливших вход. Камни были острыми, но в сравнении с болью, пережитой при превращении, уколы и порезы даже не ощущались — подумаешь, лёгкое покалывание.

Внутри башни отчётливо пахло тем, чем обычно пахнет в заброшенных помещениях, расположенных около оживлённых улиц. Кругом валялись кучи старого тряпья, и это говорило о том, что тут живут бродяги. Нильс поднял взгляд и хрипло выругался: башня уходила вверх на головокружительную высоту, казалось, к самим небесам. Несмотря на то, что уцелели почти все деревянные перекрытия, лестница не внушала доверия: многих ступеней не хватало, а те, что всё ещё не обвалились, скрипели от малейшего движения воздуха и даже без оного.

— Кровопийца несчастный… — Нильс попробовал ногой первую ступеньку и поймал себя на мысли, что в кои-то веки искренне понимает своих соплеменников с их нелюбовью к вампирам.

Очень аккуратно, продвигаясь шаг за шагом и чувствуя, как сердце уходит в пятки в то время, как очередная доска с хрустом отламывается и улетает в чёрную бездну, оборотень почти добрался до вершины, когда услышал голоса. Первый принадлежал Виго, а второй поначалу был принят оборотнем за пленённого бандита — настолько отличалось звучание, интонации и громкость. Создавалось впечатление, что от этого жуткого рёва дрожал сам воздух: он раздваивался и растраивался, временами превращаясь в целый хор, и эта оглушительная, но неслышная вибрация проникала прямо в мозг.

— Передайте лорду Ординари, — начинал Виго, — что я НЕ СОБИРАЮСЬ НИКОГО УБИВАТЬ, — закончил второй голос, прозвучавший прямо в голове. — И не только не убивать, А ВООБЩЕ НЕ СОБИРАЮСЬ ПРИЧИНЯТЬ НИКОМУ ВРЕДА!..

Оборотень осторожно поднялся наверх и застал жуткую картину.

Сквозь высокие окна, давным-давно выбитые, в помещение проникал тусклый багровый свет города. Половину зала занимала тёмная громада часового механизма — сплошные углы и зубцы. В полу под ним зиял чёрный провал люка: некогда там находился огромный маятник, сейчас, вероятно, уже украденный, проданный, переплавленный на сотни нужных в хозяйстве вещей и проданный ещё раз. Прямо напротив механизма стоял, прижавшись к стене, поседевший и постаревший на несколько десятков лет предводитель гнусных рож. Он не шевелился — и понять, что головорез жив, можно было лишь по тому, что его грудь медленно вздымалась и опадала. То, что главарь ещё дышал, уже было хорошей новостью.

Нильс всматривался в темноту, но никак не мог увидеть своего напарника. Лишь когда вампир снова заговорил, стало ясно, что он сидит верхом на стальной балке под крышей и совершенно сливается с темнотой.

— Я сказал ему, что в любой момент могу ПОТЕРЯТЬ КОНТРОЛЬ!

Нильс вспомнил, что весь покрыт кровью из-за порезов, и запоздало понял, что соваться к вампиру в таком виде — не очень хорошая идея. Однако не очень хорошие идеи на этом не закончились.

— Э-э… Виго? — позвал оборотень и чуть не скатился по лестнице обратно, когда в темноте зажглись два ярко-алых глаза и заблестели длинные белые клыки.

— Лорд Ординари, он НЕ ХОТЕЛ НИКОМУ ПРИЧИНЯТЬ БОЛЬ! Но жажда КРОВИ может быть НЕОБОРИМОЙ! Нельзя ВЫПУСКАТЬ ЗВЕРЯ НАРУЖУ! — последние слова едва не вскипятили мозг Нильса. Он зажмурился и зажал уши ладонями, но голос, раздававшийся внутри черепа, это не заглушило. Когда оборотень решился открыть глаза, Виго стоял прямо перед предводителем гнусных рож. «Прямо перед» в данном случае означало, что они едва ли не соприкасались носами. Вампир, пухлый и кудрявый, обычно похожий на приболевшего херувима, в этот раз выглядел просто жутко. Его клыки смахивали на две огромные сабли, черты лица заострились, а в глаза невозможно было смотреть. Красные зрачки, которые расширились так, что «съели» всю радужку, так и напрашивались на сравнение с порталами в иной мир, полный крови и безумия. Казалось, оттуда глядит совершенно другое существо — сильное, коварное и жестокое.

— Я никогда не пил ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ КРОВИ И ДАЖЕ не пробовал её НА ВКУС! — Виго кричал двумя голосами в лицо бандиту, а тот стоял, тихонько всхлипывая, и мечтал только о том, чтоб всё это поскорей закончилось — и неважно, как именно.

Вампир раскрыл рот так широко, словно тот был резиновым: нижняя челюсть свесилась едва ли не до груди.

— Виго, стой! — вскрикнул Нильс. — Не смей! Остановись!

Если бы его неуверенность в правильности собственных действий материализовалась, то сравнилась бы в размерах с Замком Брунегена.

Оборотень взглянул на вампира и обомлел: алые точечки упырьих глаз на мгновение погасли, и лицо Виго неуловимо изменилось. Вампир, уже открывший рот для того, чтобы отведать крови, смотрел с немой мольбой.

— Я не могу сопротивляться! — воскликнул он, а затем глаза снова сверкнули багровым огнём, и жуткий второй голос закончил фразу: — НО ЭТО СИЛЬНЕЕ МЕНЯ. ЭТО ЧАСТЬ МЕНЯ. НЕТ! ЭТО И ЕСТЬ Я!

Пасть, в которую голова скулящего бандита могла поместиться целиком, снова распахнулась, и Нильс понял, что сейчас случится непоправимое. И потому он сделал единственное, что пришло в голову: разогнался как можно сильнее, подобрался и сбил вампира с ног, ударив всем своим немалым весом.

Мертвяк же весил на удивление немного, и эффект от удара Нильса был равносилен попаданию пущенного из катапульты мешка картошки.

Виго яростно зашипел и попытался достать оборотня жуткими синюшными когтями, но Нильс вовремя перехватил его руки. Они боролись, катаясь по полу: перед носом оборотня клацали огромные зубы, а глаза — те самые багровые глаза — смотрели, не мигая и гипнотизируя исходившим от них едва ли не осязаемым ужасом и безумием.

А потом пол неожиданно кончился, и Нильс обнаружил себя летящим вниз с головокружительной высоты.

За сегодняшний день оборотень много раз поступал откровенно по-идиотски и решил, что в целой горсти глупостей щепотка подлости ни на что не повлияет. Поэтому, действуя на одних лишь рефлексах, несколько заторможенных из-за усталости, он барахтался в полёте таким образом, чтобы оказаться над вампиром перед тем, как…

На какое-то время Нильс попросту перестал существовать.

Под телом Нильса, у которого не было сил даже кричать, что-то хлюпало, хрипело и трещало, как будто в гнилой тряпке ворочалась большая слюнявая собака. Оборотень, невыносимо страдая от острой режущей боли во всём теле («Интересно, уцелела ли хоть одна кость?») отполз в сторону. Стороной стала «кровать» бродяги, собранная из сена и старого тулупа, населённого целой цивилизацией вшей.

Столкновение с землёй сопровождалось бурей ощущений, обработать которые мозг попросту не смог и, не придумав ничего лучше, отключился.

Нильс взглянул на то, что осталось от Виго. Лучше бы он этого не делал: вампир, и до падения круглый, выглядел так, словно его положили на доску и хорошенько раскатали скалкой. С каждой секундой он приобретал всё более выпуклую форму: чёрная сукровица медленно сползалась к артериям и венам, царапины и ссадины заживали буквально за секунды, конечности выправлялись, восстанавливались кости… Нильс тоже мог быстро залечивать раны — иначе и нельзя, когда твой скелет, кожа и внутренние органы деформируются, изменяясь до неузнаваемости, — но сейчас искренне завидовал таким способностям.

Виго всхлипнул и открыл глаза. Оборотень навис над ним и с облегчением выдохнул: багровый огонь ушёл.

— Ну ты меня и напугал, — покачал головой здоровяк. — Что ж ты делаешь-то, а?

— Те… — вампир откашлялся, выплюнув себе на грудь и подбородок несколько вязких чёрных сгустков. — Тебя спасал.

— Спасибо, — искренне поблагодарил его Нильс. — Что это с тобой случилось? С кем ты разговаривал?

— Не помню, — вампир пожал плечами. Правое при этом громко хрустнуло. — Может, сам с собой. Может, с кем-то ещё. Я не помню.

— Ты что, попробовал кровь? — Нильс чувствовал, как внутри него нестерпимо зудят, восстанавливаясь, повреждённые органы и кости.

— Да. Или нет, — снова непонятно ответил Виго. — Я не знаю. Не помню. Пойми меня правильно: я становлюсь совсем другим. Сейчас во мне больше от человека, а в те моменты — от вампира. Поэтому я и стараюсь не проявлять агрессии, даже малейшей. Потому что если я дам себе волю, выпущу того, другого, наружу, то уже не смогу остановиться. Так что лучше вовсе не начинать.

— Ого… — Нильс почесал в затылке. — А я не знал, что у вас, у вампиров… так.

— А что, у кого-то иначе? — удивился Виго.

Нильс задумался и утвердительно покачал головой. Мысль оказалась неожиданно глубже, чем он предполагал.

— Тот бандит! — неожиданно вскрикнул вампир, словно что-то вспомнив. — Я был в его голове и там… Нам нужно к Ординари!