Рыцарь пентаклей

15

Языки пламени взлетали высоко в воздух. Тёмное ночное небо угрожающе побагровело, в него то и дело взмывали целые галактики искр и горящих частичек того, что когда-то было деревом, бумагой, соломой, тканью и ещё боги знают чем. А на земле в то же самое время творилось форменное безумие. Тени людей на фоне красного зарева метались туда-сюда, смешивались друг с другом и снова разъединялись, ломались и меняли очертания.

Вымазанные сажей и копотью люди кричали, хрипели, стонали: каждый своё, но всё это многоголосье сливалось в единственный надрывный вой: «Воды!»

Драгоценную влагу носили в вёдрах, тазах, чайниках и кастрюлях. Кто-то бегал сам, кто-то организовывал цепочки, по которым сосуды перемещались туда-обратно, — но всё это было тщетно. Отчасти потому, что огонь распространялся слишком быстро, а отчасти потому, что на стороне пламени были стражники. После наступления темноты два десятка крепких ребят в доспехах заявились на рынок, который принял условия Ординари, и начали крушить всё подряд. У них не было привычных алебард, зато нашлись дубины: никто не хотел никого убивать, разве что поучить. И урок удался на славу.

Пока здоровые тушили пожар, избитые группировались и оказывали друг другу первую помощь. Сломанные руки, ноги и рёбра, пробитые головы, — пространство вблизи рынка напоминало военный лагерь после боя. Багровые отсветы делали это зрелище ещё ужаснее.

Рынок прекрасно полыхал, поскольку такую вещь, как инспекция пожарной безопасности, ещё не изобрели, несмотря на то, что идея витала в воздухе, иногда в виде жирного чёрного дыма, в который превращался очередной квартал.

Стражники орали и угрожали дубинами, стараясь не подпускать водоносов к огню, но их было слишком мало. Люди прорывались и тушили, что могли, но, разумеется, это всё было бесполезно. Пламя перекинулось на дома и сараи, которые, весело потрескивая, занялись огнём. Под угрозой оказался весь квартал, а то и несколько.

И когда люди уже почти отчаялись, сквозь какофонию пожара: вопли, плач, команды, треск дерева, гул огня и ругательства, — донеслись на удивление прозрачные и чистые звуки нескольких небольших колоколов. К площади неслись четвёрки взмыленных лошадей, запряжённых в красные повозки. В каждой из них плескались водой на ухабах красные бочки и сидели бравые усачи с топорами, баграми и лопатами. Их пуговицы и шлемы отражали пламя и сияли ярче солнца.

Измученные кони остановились, тяжело дыша: их мокрые лоснящиеся бока раздувались, как кузнечные меха, а пожарные, спрыгнувшие на ходу, уже развернули шланги и принялись с характерным «хэть!» толкать ручки насосов, поливая стены тех домов, которых пламя ещё не коснулось. В отличие от горожан, огнеборцы прекрасно понимали: тушить то, чему суждено сгореть, бесполезно.

Предводитель стражников — невысокий человек в ржавых доспехах — увидел, что шоу подходит к концу. Он махнул рукой в сторону ближайшего тёмного переулка, давая команду покинуть сцену, и сам потрусил во главе отряда.

Здоровяки в доспехах поспешили присоединиться и спустя какое-то время всей оравой мчались в кромешной тьме, стараясь оказаться как можно дальше от места преступления. Под массивными подкованными сапожищами хлюпала грязь и хрустел мусор, а железо доспехов бряцало и лязгало, как сошедший с ума оркестр. Кроме того, сами люди издавали множество звуков: ругались, вскрикивали, спотыкались, пыхтели, стонали, плевались и сморкались прямо на ходу.

— Живее, живее! — торопил командир отряда, бежавший впереди. — Шевелись!

— Ой, не могу! — пробивались чьи-то слова сквозь тяжёлое дыхание. — Ой, помру…

Хлюп, чавк, шмыг, тьфу.

Хрусть, бам, дзынь, шурх.

Стражники вели себя, как ватага помойных гоблинов. И так же, как ватага помойных гоблинов, оставляли пространство после себя вытоптанным и загаженным, даже несмотря на то, что в Брунегене при всём желании не получилось бы нагадить сильнее, чем уже было.

Именно поэтому их удалось обнаружить так быстро.

В конце извилистого переулка командир внезапно остановился — и полетел в грязь, когда на него со звуком удара молота по наковальне налетел следующий стражник. Этот звук многократно повторился, словно по переулку удалялось вдаль эхо, — и вскоре все бойцы лежали на земле, отдуваясь, ругаясь и пытаясь убрать чужие липкие сапоги со своего лица.

— Куда спешим? — угрюмо спросил Орди, откидывая капюшон. За его спиной зарычал Нильс и зашипел Виго. Огромная тень, увенчанная рогатым шлемом, хранила молчание и не шевелилась: Йоганн знал себе цену и не разменивался на дешёвую театральность. Откуда-то из-под груды тел выкарабкался командир отряда и, сняв шлем, шутливо отсалютовал:

— Доброй ночи, милорд. Не ожидал вас тут увидеть. Ну и напугали же вы нас, хе-хе, — Шиллинг мерзко хихикнул, а его пальцы, сжимавшие шлем, тщательно и быстро исследовали каждый атом его поверхности.

Лицо Орди вытянулось:

— Что вы тут делаете?

— Выполняем приказ Его Величества, — в свою очередь вытянулось лицо карманника. — А вы?..

Ординари беззвучно открывал и закрывал рот, не в силах произнести ни слова от возмущения.

— А я думал, вы нам на подмогу… — Шиллинг, опустив глаза, ощупывал каждую вмятину и царапинку на металле. Ситуация стала более чем неловкой.

— Ну-ка давай подробнее, — Орди усилием воли заставил себя успокоиться. — То есть, это Его Величество Тиссур приказал вам сжечь рынок?

— Да, — захлопал глазами Шиллинг. — А вы не в курсе?

— За мной! — рявкнул юноша и, резко повернувшись на пятках, зашагал к месту, где оставил карету.

Молодой человек чувствовал, как у него на скулах ходили желваки от злости, но в остальном был удивительно спокоен. Холодная ярость как она есть.

— А мы-то как? — жалобно крикнул Шиллинг вслед.

— Бегом!

Тиссур висел над столом и диктовал Скульпо письмо, когда двери распахнулись и в кабинет маленьким чёрным вихрем ворвался Орди.

— Что за дела с пожаром?! — прорычал он без всяких предисловий.

Король поднял глаз на юношу.

— Это я приказал.

— Но для чего?! — воскликнул Орди. Его бросило в жар.

— Мне казалось, это очевидно, — сохраняя хладнокровие, ответил череп. — Для того, чтобы окончательно дискредитировать Стражу.

Юноша фыркнул. Чтобы хоть куда-то деть рвущиеся наружу силы, он быстро зашагал по кабинету из стороны в сторону.

— Ты вообще знаешь, что натворили Шиллинг и его уроды? — спросил он.

— Спалили рынок? — огонёк глаза двигался, отслеживая передвижения Ординари.

— Именно! — воскликнул юноша. — Весь рынок! Даже пара домов загорелась! Ты этого хотел?

Скульпо со скрипом повернул голову в сторону короля и вопросительно поднял каменные брови.

— Да, — ответил Тиссур на невысказанный вопрос, после чего каменный истукан, громыхая, как обвал в шахте, вылез в окно. — И тебе тоже «да», — король повернулся к Орди. — Советую остыть. Что сделано, то сделано, и не имеет никакого смысла сейчас сюда врываться и устраивать скандал.

— Не так давно, если помню, — юноша остановился и ткнул в сторону Тиссура указательным пальцем, — ты сам говорил, что некоторые решения нужно принимать совместно.

— А некоторые — в одиночку, — парировал король. — Я знал, что ты начнёшь верещать про бедных торгашей, которым теперь придётся искать новые доски и — о ужас! — гвозди, чтобы заново собрать свои кособокие прилавки.

— Но ведь горели не только прилавки, — Орди изрядно подрастерял уверенность в собственной правоте, но продолжал наступать. — Дома, лавки на первых этажах, хибары, в которых хранился товар.

— А что, их много сгорело? — поинтересовался Тиссур.

Юноша мысленно посчитал.

— Немного. Но в любом случае это…

— Мы возместим убытки, — у короля не было рук, но создалось полное впечатление, что он отмахнулся. — И всё станет, как было.

— Нет, не станет! — настаивал юноша.

— Боги, ну что не так? — закатил глаз король.

— Да всё не так! Мы не работаем такими методами, это… — Орди замолчал, подыскивая нужные слова, но подобрал всего одно, — …это неправильно.

— Неужели? — усмехнулся Тиссур. — И почему же?.. Ты меня, конечно, прости, я обещал не упоминать твой прежний род занятий, но, по-моему, очень забавно слышать о неправильности методов от мошенника. Да и наш нынешний способ заработка, я имею в виду всю эту аферу с грязью и финансовыми пирамидами, — очень сомнителен.

— Да, но у тебя же открытое насилие!

— И что? — Тиссур покачался в воздухе. — Мы применяли насилие к людям Грифа и остальных. Даже сейчас мы их принудительно удерживаем и заставляем работать, чтобы выживать.

— Да, но это было заслуженно! Мы защищались! — замахал руками Орди, распаляясь всё больше. — А тут — люди, которые ни в чём не виноваты!

— О, боги, да ну и что?! — рявкнул Тиссур, выходя из себя. — Слушай, я всё понимаю, ты — идеалист, пусть и с очень странными понятиями о правильном. Но я в этой игре уже очень давно. Я знаю, как делаются дела. И знаю, что иногда нужно действовать жёстко — ещё жёстче, чем твой противник. Мы сейчас не играем в игрушки и не трактирщиков грабим, а пытаемся взять власть в королевстве. И действовать должны максимально эффективно и бескомпромиссно, иначе нас сомнут и затопчут.

Ординари замер, зажмурился и, сжав переносицу пальцами, сосчитал про себя до пяти.

— Вот скажи мне, — начал он, когда открыл глаза. — Кого ты считаешь плохим человеком?

— Какая разница? — насторожился Тиссур.

— Большая. Ну так кого?

— В первую очередь, Вильфранда, — фыркнул король. — Как будто ты не знал.

— А почему ты его считаешь таким? — Орди наконец-то почувствовал полное спокойствие.

— Потому что он предал меня! Закончим разговор, он бесполезен…

— Подожди, — юноша остановил Тиссура. — А ещё? Разве предательство — это всё?

— Нет. У него целый список недостатков. Гордыня, честолюбие, коварство, жестокость, — раздражённо перечислил король. — К чему ты клонишь?

— К тому, что если ты поступаешь, как Вильфранд, то ничем не отличаешься от него. Если ты поступаешь, как злодей, то ты и есть злодей.

— Что бы ты ни говорил, я — это я, а Вильфранд — это Вильфранд, — снова ощущение, что король отмахнулся. — Мы разные люди. И если я возьму власть, то не стану рубить головы сотнями или сжигать неправильных людей на кострах. В отличие от. Так что можешь приберечь свои душеспасительные беседы для кого-нибудь другого. На моей стороне богатый опыт интриг и грызни за власть, а на твоей?..

— Я просто пытаюсь донести, что нужно оставаться человеком, — скривился Орди. — Если тебя не проняли мои душеспасительные беседы, как насчёт обыкновенного расчёта? Нам сейчас нужно стать как можно более популярными. А вдруг кто-то узнал ребят Шиллинга? Представляешь, какой это будет удар по всему нашему предприятию? Такие вещи могут всё похоронить.

Тиссур склонился набок:

— Ну, тут да, тут согласен. Но у меня всё было детально проработано.

— Всех мелочей нельзя учесть, — возразил Орди. — Например, ты не думал, что люди, которые поверили мне и заплатили за защиту, лишились всего за одну ночь? Что они подумают? Что Ординари лжёт и не сможет их защитить? Не оказал ли ты медвежью услугу нам самим?

— Ай, да брось, это же элементарно. Всё для того и планировалось. У тебя будет прекрасный повод показать заботу, — король покачался в воздухе. — Раздашь денег пострадавшим, а потом как-нибудь ночью Виго вывалит посреди рынка кучу доспехов Стражи, залитых свиной кровью. И никто больше не будет возмущаться.

— Надо же, как всё просто… — съязвил юноша. — Но в любом случае я хочу, чтобы ты держал меня в курсе всего!

Череп ощутимо дёрнулся, как будто от неприязни. Глаз засиял ярче.

— Поубавьте тон, молодой человек, — отчеканил он так, что Орди захотелось вытянуться во фрунт. — А то в последнее время мне слишком часто кажется, что ты перетягиваешь одеяло на себя.

Щёки Ординари зарделись от несправедливого обвинения:

— Я?! Перетягиваю? — воскликнул он. — Я же просто хочу как лу…

— Сядь! — это слово, произнесённое очень тихо, не было приказом, но юноша даже не задумался, что можно не подчиниться. Он опустился в кресло и уставился на короля. — Вот в этом и кроется вся проблема. Ты хочешь как лучше. Я хочу как лучше. Но у нас разные методы и подходы. Ты не приемлешь насилия: возможно, из-за идеализма, возможно, из-за чего-то ещё. Но как по мне — просто потому, что не умеешь им пользоваться. А я умею. И потому в моих руках насилие не будет чем-то плохим. Всего лишь инструмент. Как твои хитрости и уловки. Топором одинаково можно рубить как деревья, так и головы.

Орди хмыкнул.

— Хочешь выражаться фигурально — давай. А что, если твой топор соскочит и попадёт в чью-нибудь голову? Что если ты допустишь ошибку? Сегодня пострадали те, кто жил у рынка: у них сгорели дома, но могли сгореть и они сами. А если бы огонь вовремя не остановили? Сколько тогда было бы жертв и разрушений? Может, лучше вообще не использовать такие ненадёжные методы?.. Да, ты прав, я не знаю, как использовать насилие, и не в последнюю очередь благодаря пониманию, что его можно не использовать вообще. Если без него можно обойтись, то для чего оно тогда нужно? — Орди пожал плечами.

Тиссур хмыкнул:

— Потому что насилие — это и есть власть. Верней, право его применять и вера людей в то, что это право у тебя есть. Ты пойми, власть — она не в буквах на бумаге, не в коронах, не в тронах и не в стенах замков. Она начинается тогда, когда ты можешь кому-нибудь съездить по морде и тебе за это ничего не будет. Даже более того: тот, кому ты врезал, ещё и останется виноват. У власти вообще много форм: деньги, сила, армия и так далее, но суть одна — это право на насилие и принуждение.

Орди нервно дёрнул щекой:

— Ладно, пусть так. Как бы там ни было, такие вещи нам нужно обсуждать. И я ничего не пытаюсь на себя перетянуть, что бы ты ни думал.

— Я допускаю, это происходит неосознанно, — смягчился король. — Но почему-то несмотря на все усилия весь город знает лорда Ординари, а не короля Тиссура. Когда придёт время брать власть, может получиться конфуз.

— Всё будет в порядке, — уверил юноша. Он уже и сам успел остыть после перепалки. — К тому времени, как мы возьмёмся за дело всерьёз, я уйду в тень. В твою тень.

Череп молчал. Глаз слабо пульсировал.

— Надеюсь на это, — проворчал он. — Очень надеюсь…