Рыцарь пентаклей

7

Несмотря на глубокую ночь, Орди проводил беседы с представителями Цеха Сумасшедших Пророков. Нужно было успеть очень многое в чрезвычайно короткий срок: Тиссур сразу задал бешеный темп и не сбавлял его вот уже несколько дней. Сейчас он окопался в кабинете, заваленном грудами бухгалтерских бумаг, и пытался свести дебет с кредитом, а юноша занял давешний зал с камином. К прежней обстановке добавился только небольшой журнальный столик, погребённый под документами и канцелярией. Жёсткие деревянные кресла были развёрнуты друг к другу: одно занимал Орди, а другое — взлохмаченный мужчина с чумазым лицом. Молодой мошенник был готов спорить на деньги, что уже видел где-то этого человека, — и это было признаком высочайшего профессионализма Пророка. В честь собеседования тот сменил рабочие лохмотья на простой чёрный костюм — брюки, перчатки и сюртук с небольшой серебряной брошью. К креслу была прислонена грязная табличка с грубо намалёванной надписью «Конец близок».

Орди потянулся к набору письменных принадлежностей и вытащил железное перо — простое, из чёрного металла:

— Заставьте меня уверовать в эту ручку.

Пророк позволил себе полуулыбку: задание было стереотипным, но давало хорошую возможность раскрыть свой потенциал. Чумазый мужчина откашлялся, поднялся с кресла, воздел руки к небу и вскричал хорошо поставленным голосом:

— И было мне видение! Окружённый Всеми Богами, стоял я на облаке и вниз смотрел! Земля прекрасна была, зелена и реками блестела! Но узрел я язву прямо посреди цветения! Язва та огромна была, черна и кишела тварями подземными, что плоть её жрали! И спросил я Всех Богов, что это такое, — и ответили мне: «То есть Брунеген, город, забывший заветы, погрязший в грязи и пороке!» И тогда вопросил я, что же будет с этим грязным городом, что чернотой своей лик мира запятнал!..

Орди делал пометки той самой ручкой, о которой говорили Все Боги устами пророка. Несмотря на специфический внешний вид и, что уж греха таить, запах, эти ребята были мастерами влияния на общественное мнение. Их услуги стоили очень недёшево, но полностью оправдывали цену.

Молодой человек чувствовал, что слова Пророка, несмотря на их глупость и нелогичность, вызывают у него очень живой отклик и играют на струнах души, столь древних и первобытных, что об их существовании у себя Орди и не подозревал до сего момента.

— …Истинно говорю вам, близок конец! Ибо сказано Богами: «Когда кровавые закаты над Брунегеном подымутся, когда из рек выйдут ужасные твари, когда люди духом падут ниже зверей…

Орди поставил жирный плюс. Люди во все времена считают, что мораль куда-то падает и рвутся её спасать, поэтому подобный ход был, пусть и не совсем честным, зато очень эффективным.

— …Но есть и спасение! Как провозгласили Боги, только тот, чьё имя будет записано Ручкой, избегнет огня и тварей! Пусть черна она, как ночь и из металла её тело…

После того, как специалист закончил, Орди несколько раз хлопнул в ладоши:

— Недурно, очень недурно.

Пророк снова позволил себе полуулыбку:

— Благодарю.

— Мы вам напишем, — юноша поднялся и, пожав соискателю руку, довёл его до двери. В коридоре ожидал ещё с десяток претендентов, которые выглядели, как полоумные бродяги, обнаружившие, что одежда убитого ими богатого горожанина оказалась впору и на неё почти не попала кровь. — Следующий, прошу вас!..

Орди проводил собеседование за собеседованием, задавал каверзные вопросы, выслушивал ответы, оценивал попытки заставить его уверовать в какую-либо пишущую принадлежность и записывал на листе бумаги нечто, видимое только ему и изрядно нервировавшее соискателей.

— На сегодня всё, — сказал Орди дворецкому, который мистическим образом материализовался рядом как раз тогда, когда был нужен. Согласно контракту на покупку дома-замка, этот старик, целиком состоявший из хороших манер, прилагался к нему и был неотчуждаем. Впрочем, отчуждать его никто и не собирался: старый, как само время, прекрасно вышколенный, вежливый до зубной боли и ответственный, он знал абсолютно всё о доме и о том, как сделать жизнь своего хозяина комфортной. Кроме того, он принадлежал к, своего рода, аристократии среди прислуги и вёл родословную чуть ли не от первого человека, догадавшегося застелить шкурами пещеру вождя.

— Да, милорд, — ответил дворецкий. — Но только что прибыли Огромные Злобные Деревенщины по вашему запросу, — старик прекрасно умел произносить слова с большой буквы. — Мне распорядиться, чтобы их оставили в доме?

Орди кивнул:

— Да, пожалуй. Организуй им мытьё и ужин.

— Разумеется, милорд, — дворецкий проплыл мимо, и юноше показалось, что спина и ноги старика принадлежат двум разным людям: первая принципиально не гнулась, в то время как вторые делали широкие шаги. Слуга вернулся через пару минут, и обмякший в кресле Орди внимательно осмотрел его взглядом, который обычно используют портные, парикмахеры и хирурги, оценивающие фронт работ.

— Скажите-ка, уважаемый Вортсворт, — дворецкий был настолько квалифицированным, что даже его фамилия была самой дворецкой из всех возможных, — только отвечайте честно. Что вы сделаете, если я скажу, что убил человека в этом доме?..

Вортсворт задумался лишь на половину секунды.

— Я сейчас же принесу ковёр, милорд, — дворецкий подмигнул и развернулся к двери, собираясь удалиться.

Орди не удержался от одобрительного возгласа.

— Стойте! Не нужно никаких ковров. Неужели вы и вправду бы скрыли убийство?..

— Вы — хозяин дома, милорд. Ваше слово — закон, — старик склонился в полупоклоне.

— Но вы знаете меня всего несколько дней. С чего такая верность? — усмехнулся Орди и тут же устыдился своей реакции, когда увидел глаза дворецкого.

— Вы — первый хозяин дома впервые за много-много лет. Мои предки веками поддерживали жизнь в этом замке и помогали его владельцам со всем усердием. Если вы вернёте жизнь в эти стены, я готов скрыть всё, что угодно.

— Спасибо, — растерянно пробормотал Орди. Ему не приходило в голову, что старик мог на самом деле переживать за эти развалины. «А ведь так и есть, — подумал юноша, представляя жизнь одинокого старика в пустом доме. — Он жил здесь, когда прежних хозяев не стало, пытался сохранить всё в порядке — просто потому, что иного смысла в его жизни не было, и видел, как, несмотря на все старания, всё медленно приходит в упадок. Это должно быть ужасно».

— Не за что, милорд, — снова полупоклон.

— Вообще, я действительно хотел попросить вас о помощи, но в другом деле, не менее деликатном. Мне нужно, чтобы в ближайшее время вы вели себя с гостями несколько по-другому.

— Как именно, милорд? — Вортсворт поднял бровь: как будто у него по лбу поползла седая мохнатая гусеница.

— Например, — Орди поразмыслил пару секунд, формулируя свои идеи. — Например, одежда. Я хотел бы, чтобы вы носили нечто длинное, похожее на мантию или балахон.

— Полагаю, у меня есть то, что вам нужно, — кивнул Вортсворт. Ни капли удивления, словно его каждый день просили переодеться.

— Ещё пара моментов: вы не могли бы научиться возникать у людей за спиной так, чтобы они пугались?

— Я уже умею это, милорд, — голос раздался где-то за спинкой кресла, отчего Орди дёрнулся и едва не вскрикнул.

— Отлично. Просто прекрасно, — похвалил он дворецкого, когда тот вернулся на прежнее место. Орди отогнал мысли вроде «Как ты там очутился, я же не сводил глаз?» и продолжил:

— Ну и далее, по поводу…

— Простите, милорд, думаю, я понял. Вы хотели бы, чтоб от меня у гостей был мороз по коже?

Юноша позволил себе широкую улыбку:

— Да. Именно этого я бы и хотел.

— Будет исполнено, милорд. Мне начать с завтрашнего утра?

— Да, пожалуй, именно с завтрашнего утра будет идеально, — согласился чрезвычайно довольный Орди.

— Могу ли я идти, милорд? — Вортсворт слегка склонил спину. Юноша почему-то ожидал услышать скрип дерева, но его не последовало.

— Да, на сегодня можешь быть свободен, — мало кто знал, что небрежный жест отсылания прислуги дался Орди путём долгих тренировок: в одночасье перековаться из, пусть и смышлёной, но всё-таки уличной шпаны в лорда было не так просто, как думалось изначально.

Дворецкий пожелал юноше спокойной ночи и сделал два шага в сторону двери, когда Орди вновь остановил его:

— Вортсворт!

— Да, милорд?.. — дворецкий прямо-таки излучал желание помочь. Это выглядело очень естественно, молодой человек старался рассмотреть фальшь и тщательно скрываемые мысли вроде «Да отцепись ты уже!», но не преуспел.

— И как это у тебя получается?..

— О, весь фокус в том, чтобы дождаться мигания, запомнить, какие половицы скрипят, а какие нет, и…

— Да нет же! Я о предугадывании. Ты сформулировал мои желания лучше, чем я сам. Это поразительно!

— Ах, это… Просто профессионализм, милорд. Просто профессионализм.

Дверь бесшумно закрылась, дворецкий исчез, а Орди остался сидеть в кресле с закрытыми глазами. Он прислушивался к гулу огня в камине, потрескиванию брёвен и почти уснул, но неожиданно для самого себя вскочил и охнул.

— Бр-р, — юноша помотал головой, отгоняя сон, и решил проверить, как успехи Его Величества на бухгалтерском фронте.

Молодой человек миновал вереницу комнат, заполненных мебелью, с которой ещё не сняли чехлы: в темноте это выглядело так, словно помещения были под завязку набиты фамильными привидениями буфетов, диванов и трюмо.

Лестница на второй этаж скрипела ровно настолько, чтобы казаться зловещей, а в коридоре вдоль стен, задрапированных красной тканью, толпились искусственно состаренные доспехи. Последние были настоящим шедевром кузнечного искусства. Когда Орди заказывал их, то попросил мастера — угрюмого гнома, неразлучного с громадной трубкой, — сотворить нечто пугающее. «Сделайте что-нибудь чёрное, с кучей шипов, а вместо забрала шлема — какую-нибудь маску пострашнее. Змеиную или волчью, на ваше усмотрение».

И мастер не подкачал, выковав нечто совершенно чудовищное.

Кошмарные стальные истуканы сжимали в латных перчатках жуткие топоры, копья и мечи. Ими никого нельзя было убить даже при всём желании: из-за максимального удешевления лезвия гнулись и ломались голыми руками, но расслабляться рядом с ними не стоило, так как существовала вероятность зацепиться за какую-нибудь выступающую железку и уронить на себя всю эту груду воронёного металла. Согласно заказу, шипов, лезвий, крюков и прочих острых штук было столько и в настолько неожиданных местах, что при угрозе падения даже мурашки отказывались бежать по спине, предпочитая отсидеться где-нибудь в тёмных углах.

В кабинете горели свечи. Их пламя освещало небольшой круг, в который попадал письменный стол, укрытый зелёным сукном, кусочек книжного шкафа и гобелен, изображающий какую-то старинную битву: на ткани сходились в конных строях люди в доспехах, очень похожих на те, что стояли в коридоре. Тиссур завис над столешницей, заваленной бумагами и, покачиваясь в воздухе, что-то шептал себе под нос. Появления Орди король даже не заметил.

— Как идут дела? — спросил юноша.

Его величество раздражённо вздрогнул, словно отмахиваясь.

— Пиши! — сказал он. — Тысяча пятьсот тридцать плюс восемнадцать.

Орди растерялся, поскольку был уверен, что обращались к нему. Кроме того, он был уверен ещё и в том, что в комнате никого не было, поэтому едва не схлопотал сердечный приступ, увидев, как резкая чёрная тень принялась выводить нечто на листе бумаги.

— Это ещё что?! — вскрикнул юноша, незаметно для самого себя очутившийся у дальней стены.

Тень оказалась рукой. Хотя, скорей, не рукой, а лапой — тёмной, тяжёлой, когтистой и, судя по очертаниям, грубо вырубленной из камня. Суставы локтя и пальцев сгибались со звуком, вызывавшим ассоциацию с работающими мельничными жерновами.

— А! Ты-то мне и нужен! — фиолетовый глаз уставился на Орди. — У меня кое-что сильно не сходится, поэтому есть вопросы.

— У меня тоже есть вопросы, — юноша мрачно кивнул в темноту. — Кто у тебя там?

— Ах да-а, — протянул Тиссур тоном, которым обычно говорят «надо же, как я мог забыть?» — Это Скульпо. Скульпо, покажись.

Захрустел беспощадно царапаемый когтями паркет — и сердце Орди застонало с ним в унисон. В круг света ступило существо — тёмно-серое, покрытое лишайником и потёками сырости. Могучий торс, бугрящийся рельефными мышцами, короткие, но массивные ноги, руки — каждая в обхвате с бедро Орди, голова со звериной оскаленной мордой и острыми ушами. За спиной — кожистые крылья. Существо не выглядело настоящим, хотя бы потому, что было слишком схематичным: будто его создатель руководствовался не полноценным чертежом, а наброском на салфетке. Слишком резкие формы, гипертрофированные части тела, странные движения… Орди присмотрелся и понял, почему именно они были странными: существо не задействовало «мышцы», а двигалось только в местах сгибов.

— Это же… Горгулья! — ошарашенно произнёс Орди.

Существо громко фыркнуло; по крайней мере, именно на фырканье смахивал звук удара булыжником о кирпичную стену, произведённый каменным носом.

— Всё в порядке, Скульпо, — Тиссур повернулся к своему новому знакомому. — Он не со зла. Ты же не со зла? — подсказал ответ король.

— Да, я не со зла, — быстро сориентировался юноша. Поссориться с созданием, которое весило вчетверо больше него и, к тому же, было вооружено огромными когтями, стало бы столь же огромной глупостью. Вполне возможно, последней. — Прошу прощения.

— Всё в порядке, — заговорило чудище, которое череп назвал Скульпо. Звук его голоса был похож на камнепад где-то в горах. Очень неторопливый камнепад. — Я привык.

— Видишь ли, Скульпо — не горгулья, — принялся объяснять Тиссур, — он, как бы выразиться… Эм-м, — король повернулся к каменному созданию, ища поддержки.

— Горгулий.

— Да! Именно! — воскликнул череп. — Просто с языка снял. А ещё у него большие способности в математике. И в переворачивании листов бумаги. Так вот, вопрос. Тут всё? Расписки, векселя, счета, чеки?

— Да, — кивнул Орди. — А что?

— Скульпо, думаю, мы можем продолжить завтра, — обратился король к горгулию.

— Хорошо, — простучал истукан. Он подошёл к окну, распахнул его, впустив ночную прохладу, и скрылся в темноте, аккуратно закрыв за собой створки.

— Где ты его нашёл? — прошипел Орди, опасаясь, что горгулий его услышит.

— Прямо здесь, на крыше, — ответил Тиссур. — А что?

Орди открыл рот, чтобы высказать, что именно было не так, но потом подумал: «А в чём, собственно, проблема?»

Поэтому, вместо гневной тирады, юноша задал второй по важности вопрос:

— Но как?..

— Просто попросил, — почему-то Орди показалось, что на этих словах король пожал плечами. — Пальцы не работают, а зубами много бумаги не поворочаешь. Плюс нужно было считать и записывать. А поскольку слугам пока нельзя меня видеть, я решил попытать счастья в другом месте.

— С ума сойти, — всплеснул руками юноша. — То есть, ты просто вылетел в окно и спросил у первой же горгульи: «Простите, вы умеете составлять бухгалтерский баланс?»

— Ну, в общих чертах… — покачался в воздухе Тиссур. — Но я не могу понять, что тут такого? Да, местные горгульи неразговорчивы, но у меня как-то получилось достучаться до них.

— Неразговорчивы?! Да весь город считает, что горгульи — неживые!.. Впрочем, думаю, я знаю, в чём дело, — усмехнулся Орди. — Даже если бы я окаменел сотни лет назад и не проявлял никакого интереса к окружающему миру, летающий череп всё равно привлёк бы моё внимание.

Тиссур прокряхтел нечто недовольное: всё никак не мог привыкнуть к тому, что Орди начал, наконец, называть вещи своими именами.

— Так вот, — король предпочёл сменить тему. — Проблема в том, что у тебя кто-то, кажется, ворует.

— Как? — искренне удивился Орди.

— Да-да, я понимаю, что обычно воруешь ты, — череп не удержался от сарказма, — но ситуация и впрямь непонятная. Я нашёл большую «дыру» в бюджете. Вот смотри, — король кивнул на бумаги. Орди подошёл.

— Тут указано, что несколько тысяч — бешеные деньги, между прочим, — ушли в какую-то контору с названием «Мать Иоанна и Отец Иоанн». И не указано назначение платежа.

— Ах, это, — Орди махнул рукой. — Всё в порядке. Деньги ушли куда нужно. Я знаю об этом платеже.

— Взятки? — деловито осведомился Тиссур.

— Нет, тут… — Орди замешкался, подыскивая слова. — …Тут другое. Не бери в голову.

— То есть, ты просишь меня разобраться с бухгалтерией, но при этом не брать в голову… Сейчас уточню, — череп покосился в бумаги, — Четыре тысячи восемьсот тридцать два талера?

— Да, — твёрдо сказал Орди, но почему-то покраснел. — Именно так.

— Слушай, мне не нравится этот подход. Мы договорились работать вместе. Поэтому, если это выпивка…

— Нет!

— …Азартные игры… — продолжал Тиссур.

— Нет! Говорю же…

— …Или продажные женщины, то я пойму. Мы взрослые люди и незачем скрывать свои мелкие грешки. Нужно доверя…

— Я открыл приют! — выкрикнул Орди, покрасневший до того оттенка красного, при котором обычно случается инфаркт.

Мгновение тишины.

— О.

Это было очень неловкое «О», после которого последовала ещё более неловкая пауза.

— А почему ты сразу не рассказал?

— А тебе какая разница? — ощерился Орди.

— Спокойно, — усмехнулся Тиссур. — В этом нет ничего плохого. Наоборот, это даже… — король снова покачался в воздухе, подыскивая нужные слова. — Неожиданно и очень похвально. Это из-за того, что ты сам рос в приюте?

— Да, — соврал Орди. — Поэтому. В общем, воровства тут нет, но, если найдёшь что-нибудь ещё — держи в курсе.

— Хорошо. Как пророки? — осведомился Тиссур. — Выбрал кого-нибудь?

— Да, десяток кандидатов. Должно хватить для того, чтоб рассказать горожанам о нас и донести, что древний король вернулся. Так что одна из гарантий у тебя уже есть.

— Хорошо. А громилы?

— Уже приехали, — кивнул Орди, зевая. — Сейчас моются и едят. Что, прямо с завтрашнего дня начинаем?

— Конечно. Иди спать, а я ещё в бумагах покопаюсь, — Тиссур аккуратно взял зубами один лист из стопки и положил перед собой.

— Как дела вообще? — поинтересовался юноша.

— Ужасно, — ответил король. — Ничего не учитывается. Доход большой, но неравномерный. К тому же, некоторые твои решения очень… сомнительные.

— Но ты же сможешь привести всё в порядок? — с надеждой спросил Орди, ожидавший услышать несколько иной прогноз. «Всё прекрасно» вполне подошло бы.

— Конечно.

Юноша вышел из кабинета и поплёлся в спальню, которая находилась в соседней комнате.

В огромном зале размером с ипподром совсем потерялся старый гардероб и кровать, на которой мог бы разместиться дракон вместе с сокровищами. К кровати прилагались балдахин, шнуры с кистями и прочая аляповатая роскошь, а за неимением сокровищ всю поверхность ложа покрывала груда подушек и подушечек всех цветов радуги. Орди начал раздеваться на ходу и, дойдя до кровати, чертовски запыхался. Обернувшись и едва разглядев где-то на горизонте дверь, он с ужасом подумал: «А что, если ночью захочется в туалет?», — и тут же отогнал эту мысль.

Упав и как следует зарывшись в подушки, молодой человек закрыл глаза и приготовился спать, но это оказалось не так-то просто. Мозг, разогнанный за день, всё ещё мчался вперёд со скоростью хорошего скакуна: что-то продумывал, генерировал идеи, считал, — и стоило хороших усилий хоть как-то его затормозить.

«И почему я соврал?» — спросил юноша сам себя, вспомнив разговор с Тиссуром.

Он мысленно перебирал события дня, когда понял, что хочет изменить город.

Это произошло спустя три недели с момента, как Орди прибыл в Брунеген. Он уже успел стать богатым человеком, но всё равно сохранил старые привычки: например, любил гулять в людных местах, нащупывая кошельки в карманах горожан. Он не воровал их — просто хотел пощекотать себе нервы и поддержать навыки.

В тот день ноги сами принесли молодого мошенника на старый рынок, выросший у заброшенного дворца, как плесень на забытом куске хлеба. Каменное строение с заколоченными окнами потеряло львиную долю привлекательности: лепнина частично обвалилась, колонны не помешало бы побелить, а стены из песчаника покрывали серо-зелёные потёки сырости, однако здание всё равно оставалось величественным и по-своему красивым.

Возле него располагалась небольшая площадь, в центре которой высился привычный постамент без памятника, а всё свободное пространство, вплоть до стен грязных и уродливых домов, было занято небольшими лотками и прилавками, собранными из чего попало. Ряды были переплетены не хуже, чем улицы Брунегена, и пройти между ними мог только очень худой человек. Пахло несвежим мясом, дымом и дёгтем.

Публика тоже не блистала: подмастерья с горящими от голода глазами и вышитыми гербами цехов на вытертых зелёных куртках, мелкие ремесленники, горожане победнее и, разумеется, вездесущие гоблины, копающиеся в мусоре и пытающиеся что-то стянуть. В некоторых районах Брунегена эти существа заняли экологическую нишу крыс — не в последнюю очередь благодаря тому, что употребляли их в пищу с большим аппетитом.

Орди покружил по рынку, прощупал карманы у мелкого лавочника с седой козлиной бородкой и собрался уже уходить, как вдруг услышал гвалт и крики. Навстречу юноше побежали люди, началась толкотня. Орди вытянул шею и увидел, что на площади гарцует, едва держась в седле, тучный гвардейский драгун — бородатый, с пышными чёрными усищами, начищенными до блеска пуговицами на мундире и пьяный до невменяемости. Он громко хохотал и стегал плетью всех, кто попадался под руку. Люди разбегались в стороны, но гвардеец не сдавался, раз за разом направляя коня в самую гущу толпы. На глазах Орди под копыта взмыленного скакуна попал лакей в красной ливрее, вскрикнул жалобно и затих. За всем этим безучастно наблюдали стражники — верней, не наблюдали даже, а стояли, отведя взгляд, словно и не слышали криков, свиста нагайки и конского ржания.

В глазах у Орди потемнело, а в ладонях сам собой материализовался увесистый булыжник. Схватив его покрепче, юноша пошёл против толпы, уворачиваясь от бегущих, а затем улучил момент и метнул снаряд прямо в голову усача.

Раздался странный чавкающий звук — и камень опрокинул всадника, едва не выбив из седла. Однако драгунская выучка взяла своё и усач удержался: он быстро выпрямился, но обмяк и согнулся, обхватив голову ладонями в белых перчатках. Издалека Орди заметил, что между пальцев сочится кровь. Конь, увидев просвет в толпе, рванулся вперёд и, громко цокая подковами по камню, унёс седока прочь.

И — вот удивительно! — тут же ожили стражники. Они принялись орать и колотить дубинками всех без разбору, а юноша, осознав, что у него могут быть неприятности, поспешил исчезнуть. Внезапно интуиция приказала проверить собственный карман — и не обманула. Внизу раздался писк, и мошенник с удивлением обнаружил, что сжимает грязную тонкую ручонку, принадлежащую совсем маленькому мальчишке. Из-за толстого слоя грязи и одежды, больше похожей на разрозненные куски ткани, он смахивал на гоблина, но огромные зелёные глаза говорили, что это всё-таки человек.

— Ой! Пустите! — заверещал ребёнок.

— Ты что это делаешь, крысёныш? — прошипел Орди.

Но маленький воришка прекрасно знал, как действовать в таких случаях:

— Помогите! Спасите! — громко завопил он. Тонкий детский голос резанул по ушам так, что юноша поморщился, но хватки не ослабил.

Орди поймал на себе первые взгляды.

— Брат, — виновато улыбнулся он, отвечая на все вопросы сразу. — Из дома сбежал.

— Неправда! Не брат ты мне! — возразил ребёнок.

Но взгляды тут же исчезли. К счастью, молодой человек уже был одет достаточно дорого для того, чтобы его принимали за порядочного горожанина.

— Мать тебя обыскалась уже! Как ты мог?! — Орди и отвесил мальчишке отеческий подзатыльник. — А ну пошли!.. — он стиснул его руку и потащил подальше от рынка. Площадь осталась позади. Мальчишка пытался укусить Орди и упирался, босые грязные ноги скользили по осклизлой мостовой, но юноша был сильнее и тащил воришку за собой, не обращая на сопротивление никакого внимания.

— Так, — Орди присел на корточки перед ребёнком. — Ты что творишь?

— Не бейте меня, дяденька, — малец решил сменить тактику и захныкал. — Денег нету, есть нечего, мамка с папкой умерли-и-и, — запричитал он, подвывая.

Орди вздохнул. Словам воришки можно было поверить, но интонация…

— Ой, не верю, — сказал юноша. — Ой, фальшивишь, мелкота… Искреннее надо. По-настоящему надо плакать, если хочешь, чтобы тебе поверили. Настоящая слеза — страшная сила.

Мальчик тут же перестал хныкать.

— А ты кто такой вообще? — агрессивно поинтересовался он. — Чего пристал? А? — к удивлению Орди, воришка начал его толкать, однако эффект был таким же, как если бы мальчуган толкал кирпичную стену.

Молодой человек снова вздохнул и покачал головой. Злость ушла, зато пацана стало жаль.

— Ты вообще живёшь где-нибудь?

— Ага. В Замке, — ехидно заметил воришка. — А Регент — папка мой. Не видишь чтоль, с улицы я!

Юноша усмехнулся: с сарказмом у ребёнка было всё в порядке, значит, жить будет.

— Пошли со мной, — Орди поднялся на ноги.

— Это ещё зачем? — настороженно взглянул мальчуган.

— А ты есть разве не хочешь?

— Хочу, — с готовностью отозвался воришка, но тут же с подозрением прищурил зелёный глаз. — А чего это ты такой добренький?..

— А что, я не могу сделать хорошее дело?

— Можешь. Только я в хорошие дела за просто так не верю! Я тут давеча у Храма Всех Богов стоял, так подъехала карета. Там господин — толстый такой, надушенный, напудренный, с буклями. В золоте весь. Тоже жрать предлагал! А когда я к нему в карету сел, начал руками лезть куда не надо!

Орди скривился.

— Я не такой.

— Да все вы не такие, пока к вам в карету не сядешь, — мальчуган сделал шаг назад.

— Ну, не хочешь — не надо, — молодой человек примирительно поднял ладони. — Я не заставляю. Счастливо оставаться, — с этими словами он повернулся и зашагал обратно к рынку, намереваясь оставить воришку в прошлом. Но тот внезапно одумался: за спиной юноши раздались шлепки босых ног по булыжнику.

— Нет уж! Обещал жрать, так давай!.. — ребёнок поравнялся с Орди и заглянул ему в лицо.

Тот лишь пожал плечами:

— Тогда пошли. Я живу тут близко.

— А ты котов тоже кормишь? — полюбопытствовал вдруг мальчишка.

— Котов? — удивился Орди. — Ну да. Котов тоже кормлю.

— А можно мы Рыжего с собой возьмём? Он болеет, уже не ходит почти. Охотиться сам не может, — юноша опустил голову и натолкнулся на взгляд сорванца — не ехидный и саркастичный, а живой и сопереживающий единственному, должно быть, близкому живому существу.

— Ладно, — кивнул Орди, проглотив ком в горле. — Только сам его неси, мне блохи не нужны, — проворчал он для проформы.

Мальчишка повёл мошенника какими-то совсем жуткими переулками, которые больше напоминали трещины между домами. Юноша в мгновение ока перепачкался о стены, вечно покрытые слизью, сыростью и лишайником и шёл, негромко ругая себя и порыв, который его сюда завёл. Тут легко можно было переломать ноги о мешанину из старых досок, мусора, жердей и каких-то тряпок.

Наконец, беспризорник остановился на небольшом пятачке, зажатом между стенами трёхэтажных каменных домов. Чёрные окна скалились зазубренным стеклом, а из дверей подвала воняло даже хуже, чем вокруг, хотя представить подобное было сложно. Дворик сильно походил на колодец, как по виду, так и по размеру, однако в сравнении с тесными переулками казался настоящей площадью.

— Ну и где там твой Рыжий? — недовольным голосом спросил Орди.

— Прямо тут, — хихикнул мальчишка, засунул в рот два грязных пальца и оглушительно свистнул.

У Орди не было опыта общения с енотами, но то, что произошло после, было очень похоже на нападение целой стаи. На одежде повисли десятки маленьких тел — и руки с ногами оказались зафиксированы надёжнее, чем в капкане. В то же самое время десятки маленьких ладоней делали десятки маленьких дел: зажимали юноше глаза, уши и рот, выворачивали карманы, расстёгивали пуговицы…

Он смог бы отбиться — о, да, разумеется, смог бы. Но детей было так много, и действовали они так быстро и организованно, что Орди успел только подумать: «Что тут происхо-о-о…», — и осознал себя стоящим в одном нижнем белье. Даже ботинки каким-то образом ухитрились снять.

А из окон верхних этажей торчали десятки маленьких чумазых мордашек — милых, но изрыгавших чудовищные оскорбления и кидавшихся камнями, осколками стекла и сухими лошадиными яблоками. Орди поспешил укрыться в ближайшем переулке. Его уши и щёки горели от стыда.

— Зачем? — обиженно воскликнул он. — Ну зачем так-то? Я же помочь хотел!

— Ага, как же! — донёсся ответ с верхнего этажа. — Знаем мы таких!

— Да каких «таких»?! — прорычал Орди. — Я один из вас! Я такой же, как вы!

— Слышали? Он такой же! Ботинки с подковками носит, а туда же! Пожрать дать захотел, слышали? Щедрый какой! — многоголосый детский смех и летящие вниз камни окончательно уронили самооценку мошенника. Юноша подхватил спадающее бельё и поковылял обратно, стараясь не задумываться, что это у него под босыми ногами чавкает и хлюпает.

«Идиот! Ой, идиот!», — ругал он себя. Чувство обиды и не думало униматься, наоборот, росло, клубилось, как грозовая туча и уже начинало громыхать истерикой. Поначалу он сам не понимал, из-за чего так сильно отреагировал: в конце концов, его били не раз и не два, да и грабили тоже часто.

Лишь когда Орди выбрался в более-менее цивилизованное место и поймал извозчика, в разговоре с которым применил все свои навыки убеждения и пообещал золотые горы, пришло понимание.

Ни камни, ни ограбление, ни унижение, ни обман не были для него так обидны, как неверие детей в то, что он — один из них. Уши до сих пор резала фраза «щедрый какой». Он ехал в открытой коляске, не обращая внимания на удивлённые взгляды прогуливавшихся по улицам состоятельных жителей Брунегена и вспоминал своё детство.

После побега из приюта и до того, как прибиться к бродячему цирку, он был таким же — чумазым, вечно голодным, успевшим хлебнуть лиха, а потому — недоверчивым и озлобленным. Если бы ему тогда протянули руку помощи, он бы, скорей, вцепился в неё зубами.

«Да. Я поступил бы точно так же», — подумал Орди. И из этой мысли проистекала другая: он уже успел забыть, как это — быть голодным беспризорником. Следовательно, он и вправду больше не один из них. И, вроде как, это не было чем-то плохим, но юношу всё равно изнутри грызло неприятное чувство, словно он предал важную часть себя и стал законченным подлецом.

Орди вернулся домой. В собственный особняк.

Орди встретили слуги. Они помогли ему отмыться, принесли новую одежду и вообще всячески суетились, наперебой показывая заботу.

Орди прошёл к себе в кабинет. Настоящий рабочий кабинет с огромным стальным сейфом, куда он начал складывать деньги: впервые в жизни он мог не тратить их прямо сейчас на насущные нужды, а откладывать, поскольку золота стало в избытке.

Но ни первое, ни второе, ни даже третье не принесло молодому человеку радости. Он долго думал, вспоминал детство, анализировал то, что произошло днём, и под вечер, когда в кабинете стало уже темно и Вортсворт принёс подсвечник, принял решение. Не откладывая дело в долгий ящик, Орди велел запрячь лошадей и помчался в ближайший Храм Всех Богов. Однако там ему не помогли, и пришлось объехать ещё несколько, прежде чем один из жрецов назвал имя — и меньше, чем через час, юноша уже стоял на пороге покосившегося домика на окраине Брунегена, стуча в дверь. Долгое время на стук отзывались только окрестные собаки, лаявшие на любой шум, но потом раздалось приглушённое «иду-иду!», и дверь отворил согнутый годами старичок в рясе. То ли из-за неровного света масляной лампы, то ли от природы его лысина имела потрясающе насыщенный розовый цвет.

— Отец Иоанн? — спросил Орди.

— Да, — осторожно ответил старик. — А с кем имею честь?..

— Я по поводу детей и приюта. Можно войти?

— Приюта? — острый и умный взгляд чуть не пронзил Орди насквозь. — Чего же вы хотите? Вы явно не мой бывший воспитанник, поэтому скажу, что я больше не…

— А с чего вы взяли, что я — не ваш воспитанник? — усмехнулся Орди. — Мне говорили, что у вас их были сотни.

— С того, что я помню всех, молодой человек, — последние слова старик произнёс с интонацией, доступной только учителям. — Лица, голоса. Если б вы были одним из моих детей, я это понял бы даже в темноте. Так чего вы хотите?..

Орди вкратце объяснил.

— Нет-нет, я больше не преподаю. Если Цех Кузнецов снова хочет получать специалистов, пусть ищут кого-то другого. Какая наглость! Я же говорил, что после закрытия приюта не хочу иметь с ними ничего…

Орди уверил, что не представляет какой-либо Цех.

— В любом случае, — воспоминания подействовали на настроение старика не лучшим образом, — я больше не преподаю. Вы приходите сюда, пугаете Иоанну, поднимаете меня с постели… До свидания.

Орди назвал сумму.

Старик замер.

— Одну минутку, — просипел он внезапно севшим голосом. — Я скажу Иоанне, чтобы собирала вещи. Хотя… Учитывая, размер оплаты, к чему нам это старьё?

Утром юноша, не желая быть узнанным, надел балахон с капюшоном, нанял десяток громил-охранников в агентстве с хорошей репутацией и отправился к месту вчерашнего ограбления. Его новообретённые бойцы негромко ругались, протискиваясь между стенами домов. То и дело кто-нибудь из них цеплял камень металлическим нагрудником, после чего раздавался отвратительный скрежет, от которого Орди вздрагивал. Некоторым повезло ещё меньше: они тащили на себе тяжёлые сумки и мешки, которые так и норовили застрять.

Найти дорогу не составило труда, и очень скоро Орди вместе с людьми оказался на том же самом пятачке. Здесь было очень тихо, но тишина выдавала присутствие множества настороженных ушей.

— Давай, — юноша кивнул ближайшему охраннику — судя по лихо закрученным седым усам, бывшему гренадеру.

Он развернул бумажку, откашлялся и зачитал:

— Юные друзья!.. — от зычного голоса ветхие стены едва не рухнули. Орди, стараясь действовать незаметно, прикрыл ладонью одно ухо. — Лорд Ординари приглашает всех вас прийти на улицу Старого Камня! Там вас ждут крыша над головой, еда и обучение! Никаких телесных наказаний! Никаких молитв! После пяти лет ученичества каждый из вас может получить работу в Цеху…

— Ага! А в задницу целовать будут? — из окна высунулась белобрысая голова.

Стражник усмехнулся.

— Нет. В задницу — не будут. Но и тебя не будут заставлять никого целовать.

— Проваливайте! — другая голова в другом окне. — Не нужен нам никакой лорд Ординари! Кто он вообще такой?

— Лорд Ординари — такой же бывший оборванец, как и ты! — усач покосился на Орди. Тот махнул рукой — мол, всё в порядке, оборванец и есть. — И он хочет помочь вам стать достойными гражданами.

— То есть, ваш лорд Ординари был таким, как мы, а затем разбогател? — спросила первая голова.

— Именно.

— А вам не кажется, что, раз уж лорд Ординари стал лордом Ординари, то мы уже сейчас на правильном пути?

Юноша громко захохотал.

— Ладно, достаточно, — он положил ладонь на плечо охраннику, который начал закипать. — Мы оставим вам кое-что в знак доброй воли, — обратился Орди к детям. — Если хотите, можете просто прийти и посмотреть, что да как. Не понравится — держать не буду, но учтите, что свободных мест немного. Думаю, быстро найдутся те, кто не хочет голодать, спать на земле, воровать и умереть в тюрьме в пятнадцать лет.

Стражники опустили мешки на землю и попятились, Орди развернулся и зашагал в переулок.

А спустя день на улицу Старого Камня, к крепкому двухэтажному дому, в котором ранее располагалась таверна-гостиница, потянулись первые дети. Сытые, одетые во всё новое и с полюбившимися игрушками, — содержимое мешков Орди, к счастью, дошло до адресатов. Отец Иоанн и Мать Иоанна принимали будущих воспитанников, мыли, стригли, выводили вшей, определяли в комнаты и находили занятие.

Не прошло и недели, как вся банда, насчитывавшая пару десятков детей, дружно перекочевала в новый приют и втянулась в работу и учёбу. Кто-то через пару дней сбежал сам, предварительно забрав с собой побольше добра, кого-то выгнали, но те, кто остался, трудились на совесть. Отчасти сыграли роль условия: денег Орди не жалел, но куда большее значение имели сами Иоанн и Иоанна. Дети в них просто влюбились, и это чувство вскоре стало взаимным.

— Как идут дела? — спросил Орди, когда пришёл с инспекцией. В бывшем питейном зале бывшие чумазые сорванцы, ныне носившие простую, но ладную форму, сидели за книгами и что-то зубрили.

— Прекрасно, — сказал Отец Иоанн, улыбаясь. — Чудесные дети. Способные. Я рад, что вы их нашли, в противном случае, из них ничего хорошего не выросло бы…

Орди внимательно посмотрел на Отца Иоанна:

— А сколько вообще в городе беспризорников?

Наставник удивлённо поднял брови:

— Никто не считал. Сотни. Может быть, тысячи — я не знаю. А что?..

Орди не ответил. Фраза «я рад, что вы их нашли» завертелась в голове, как кошка на слишком маленьком стуле. Да, этим детям улыбнулась удача. Но что делать с остальными?..

С тех пор каждую ночь, засыпая в своём особняке, юноша ворочался в огромной кровати, полной подушек, представляя, как тысячи детей прямо сейчас засыпают в заброшенных домах, подвалах, на кучах вшивого тряпья и гнилой соломы. Многие из них болеют, очень многие голодны, и абсолютно все мёрзнут.

Да, Орди хотел им помочь, но не мог. На открытие и содержание не одного, а десяти приютов не хватило бы никаких денег, а забыть обо всём и бросить беспризорников на произвол судьбы не давала совесть. Впервые в жизни мошенник с необычайной остротой почувствовал ответственность за тех, кому повезло меньше него, и бессилие от невозможности что-либо кардинально изменить.

Собственно, в попытке хоть как-то решить эту проблему Орди и пришёл к мысли о том, чтобы заручиться поддержкой Тиссура. Идея была неплоха: поправить с его помощью дела, затем посадить на трон, а самому занять должность какого-нибудь министра общественного призрения…

Юноша перевернулся на бок, возвращаясь из воспоминаний в реальность. Реальность под ним рассыпалась десятками мягких подушек.

«Так почему я солгал?» — повторил Орди вопрос десятиминутной давности и понял, что не сможет ответить. Возможно из-за ограбления: Тиссур явно высмеял бы юношу, не стесняясь в выражениях. А возможно, из-за чего-то другого. Но чего именно, было не суждено понять, потому что Орди наконец-то провалился в сон.