Номер в одной из рекомендованных гостиниц обошёлся в сто пятьдесят рублей за сутки, при том, что выбирали хоть из числа приличествующих, но при этом поскромнее. Номер состоял из гостиной, кабинета и спальни с гардеробной, которая по размеру почти не уступала спальне. Лёгкий ужин в гостиничном ресторане без излишеств, даже без вина, хоть половой весь извёлся, намекая, встал ещё в полсотни целковых. Дорогое это удовольствие — на аудиенцию к Императору ездить. С учётом того, что во дворец с чемоданами не поедешь — после принесения присяги нужно будет вернуться в гостиницу, стало быть, номер надо держать за собой до полудня вторника минимум, то есть снимаем его на пять дней — это семь с половиной сотен только за жильё, без всего остального. Даже за приведение в порядок парадного костюма и Машиного платья надо было оплачивать отдельно, крохоборы столичные! В цену номера входило только то, что горничная, под присмотром Мурки, вынула из чемоданов и развесила одежду в гардеробной. Чистка, глажение, при необходимости — стирка и даже мелкий ремонт входили в перечень доступных услуг, но — за отдельную плату. Листочек, озаглавленный почему-то на английский манер «Прейс-курант[1]», висел на внутренней стороне двери в гардеробную и, как выразился дед — бодрил. Приведение в порядок моего «придворного» костюма согласно данному документу стоило дороже, чем мой парадный наряд в бытность гимназистом. И это без подгонки, перешивки пуговиц и прочих работ! Жлобьё столичное, одно слово.
Зато в номере стоял телефон — но тоже представлял собой больше видимость услуги, поскольку не был подключён к городской сети, с него позвонить можно было лишь на стойку регистратора или дежурному по этажу. Но и от такого была польза — утром по нему заказали экипаж, чтобы ехать в приёмную Императорского дворца. Не до самого дворца, разумеется — он в двадцати верстах за городом, а до вокзала, откуда отправляются поезда в нужном направлении.
В окна светило по-летнему яркое солнышко, я даже пожалел, что выбранный для поездки костюм — тот самый, тёмно-зелёный, для минского банкеты пошитый — слишком плотный. К нему ещё и тёмно-зелёная же фетровая шляпа. Пока мы спустились вниз и подошли к дверям — на улице царила серая хмарь и моросил дождь. Мы с Машей растерянно переглянулись, посмотрели на лёгкий зонтик от солнца в её руках, на открытую коляску, над которой возница спешно раскрывал парусиновый навес, зацепили краем глаза ехидно-предвкушающие лица персонала и каких-то непонятных лиц в фойе… Был бы я один — пришлось бы изображать стоицизм, но Маша у меня одарённая стихии воздуха! Со щелчком сложив зонт, она щелчком пальцев поставила над нами воздушный защитный купол, не боевой разумеется, а слабенький, который так и называется — «зонтик». К моему прискорбию, это заклинание к бытовым не относилось, являясь стихийным. Что-то того же назначения было у водников и даже огневиков, а вот в Тверди — увы. Возвращаясь к текущей, во всех смыслах, ситуации — мы уже дошли до коляски и Мурка, сделав изящный жест ручкой, потоков воздуха просушила салон коляски. Поднимаясь в экипаж успел ещё заметить разочарование в глазах некоторых свидетелей этой сцены.
— К вокзалу, милейший. К тому, с которого отправляются поезда в направлении летней императорской резиденции.
— Понял, ваши милости, десять минут!
Я обернулся к Машеньке:
— Спасибо, милая. Без тебя пришлось бы мокнуть.
— И явиться в канцелярию Его Величества в стоящем коробом костюме. Откуда вообще этот дождь взялся — из номера выходили, солнце сияло!
«Это Питер, детка! Если верить рассказам знакомых питерцев, тут через пятнадцать минут может снег пойти, через час — солнышко сиять, а через полтора — гроза греметь».
«И как тут местные живут⁈»
«Был анекдот, мол, коренного питерца можно узнать по тому, что он выходит из дому имея с собой одновременно солнечные очки, шарф и зонтик».
Пока доехали до вокзала, который так и назывался — Царскосельский, с которого поезда ходили только в направлении Царского Села, дождь успел прекратиться. Точнее, он здесь и не начинался, судя по относительно сухой брусчатке. Между летней резиденцией Императора и столицей в последние десятилетия возникло множество дачных посёлков, да и само «село» разрослось до города, с численностью населения где-то между Осиповичами и Смолевичами, это не считая обитателей самого дворцового комплекса. В итоге всего этого железнодорожная ветка была отнюдь не потешной, и движение по ней шло весьма бодрое, так что нужного поезда нам ждать пришлось менее получаса. За это время за окнами выглянуло солнышко, потом хлынул дождь, перешедший в лёгкую морось. Только обещанного дедом снега и не было.
В Царском Селе у вокзала дежурило немало извозчиков с экипажами разной степени вычурности, но мы, недоверчиво покосившись на вновь сияющее солнышко, решили прогуляться. Не полагаясь на мнения случайных прохожих, дорогу спросил у постового полицейского. Тот было насторожился, однако продемонстрированное невзначай приглашение — мол, мне бы ещё это вот место найти — привело служителя закона в благодушно-почтительное настроение, после чего мы получили краткое, но понятное описание маршрута.
Прогулка заняла чуть больше получаса, но для официального визита такой способ добраться от вокзала, разумеется, не подходит. На входе в дворцовый парк у нас проверили документы — хоть парк и был открыт для посещения публикой, но эту самую публику невзначай «фильтровали». Далее, на переходе в закрытую часть парка, и на входе во флигель дворца пришлось кроме личных документов предъявлять ещё и бумагу из канцелярии, как ответ на вежливо сформулированный вопрос о том, зачем мы сюда припёрлись, такие красивые.
В канцелярии на встрече посетителей сидел целый виконт, что без всяких слов давало понять, что по местным дворцовым меркам провинциальный барон — это такая мелочь, что находится где-то на границе неразличимости. Однако, когда он дочитал до фразы, что приглашают меня для принесения личной присяги Государю выражение скуки на лице секретаря… нет, не исчезло, но заметно уменьшилось, а к нему примешалась лёгкая тень любопытства. Проверив что-то по своим учётным книгам и сделав в них некие пометки, он перешёл к инструкциям:
— Прибыть надлежит за час до назначенного времени для получения детальных инструкций. Госпожу баронессу служительницы проводят в павильон для ожидающих. Возможно, павильон захотят посетить кто-то из Великих Княжон, поэтому вам также предстоит пройти инструктаж о правилах поведения в присутствии монарших особ.
Он внимательно на нас посмотрел — прониклись ли.
— Далее. Холодное оружие, как признак статуса, несомненно, допускается. Однако должно быть опечатано особым шнуром при входе и ни в коем случае не должно обнажаться, иначе как для защиты Его Величества либо Их Высочеств от прямой и явной угрозы. Огнестрельное оружие надлежит сдать при входе уполномоченному офицеру охраны в разряженном виде. Для образцов, которые могут быть разряжены только выстрелом есть специальная комната с пулеулавливателем, но лично я рекомендую просто не заряжать его без крайней на то нужды.
Виконт в конце этой фразы смотрел на меня, потому вопрос Машеньки застал его врасплох:
— Есть ли помещение, где дамы могут извлечь оружие скрытого ношения без ущерба для репутации?
— Что вы имеете в виду?
— Например, револьвер в набедренной кобуре.
— Странный выбор аксессуара для молодой дамы…
Не успел я вмешаться с вежливым замечанием насчёт того, что не его это, в принципе, дело, как вопрос закрыла сама Маша:
— Мой отец — полковник жандармерии. Профессиональная деформация, если угодно. — И так мило улыбнулась, что его светлость виконт подавился воздухом.
— Кхм… Лучше всего было бы, конечно, воздержаться от его приноса, но, если всё так серьёзно — я помечу этот вопрос для решения фрейлинами Двора.
— Возможно, это будет востребовано не только моей женой, но и другими дамами из числа военнослужащих либо их жён. Особенно из дальних гарнизонов.
К его чести, секретарь на пару минут задумался, после чего с благодарностью кивнул и сделал запись в личном блокноте.
— Далее, о подарках Его Величеству. Если таковые будут — об этом надлежит сообщить заранее, то есть — сейчас. Вас встретят уполномоченные служители Двора, которые примут подарки и доставят их по назначению.
«Ага, а заодно и проверят по дороге на предмет злоумышлений или просто дикого шмурдяка».
«Ну, совсем уж откровенный шмурдяк вряд ли кто повезёт Императору, хотя идиотов на свете всяких хватает. Могут и из „народной медицины“ что-нибудь притащить, а там есть такие рецепты, что читаешь — и шерсть дыбом встаёт по всей тушке».
— Будут подарки.
Я вынул из внутреннего кармана бумажник, из которого извлёк красиво оформленный список, при виде которого у виконта, кажется, глаз дёрнулся. Да нет, не может быть — у него тут и не такое бывает, должен быть закалённым кадром.
И, да — подарки были. Мне их начали паковать под лозунгом «как же в гости — да без подарка» ещё с Алёшкино и Дубового Лога, а в Викентьевке добавили. Причём добавили от души, но сделали это так, что мне и возразить было нечего. А всего-то Клим Беляков заявил:
— Негоже своему монарху дарить меньше, чем было подарено чужому королю. Умаление достоинства получается!
При взгляде с этой стороны оставалось только махнуть рукой и пуститься во все тяжкие, а поскольку переть всё на себе было нереально — сомневаюсь, что и фургон помог бы, подарки были отправлены по железной дороге грузовым поездом. Точнее, поездами — один ящик из Осипович и ещё один — из Смолевич. Так примерно и объяснил придворному, насчёт подарков норвежскому королю, с которыми немного перестарался и необходимостью перекрыть их.
А, нет, действительно — дёрнулся глаз! Видимо, недавно тут работает, а сейчас дошёл до панциря изнаночной черепахи диаметром два и восемь десятых метра. Получилась, кстати, неплохая бронированная упаковка для других гостинцев.
Я, разумеется, проконсультировался в Могилёвском Дворянском собрании об уместности таких подарков в целом, на что получил целую лекцию. Она сводилась к тому, что данный вопрос документально никак не регламентирован, то есть это и не требуется, но и не запрещается, всё отдано на откуп традиции и общим правилам приличий. Но, как правило, везут — особенно провинциалы и владельцы каких-то особых угодий, лицевых либо изнаночных, без разницы.
— Тащат всё, что угодно — от редких трав для царской оранжереи, как будто там свободное место не знают, чем занять, до особо крупной глыбы малахита или яшмы. Скакунов — эти порой действительно под царское седло попадают, призовых свиней, даже декоративных кур или особого фасона сапог! — Рассказчик, такой же скучающий старик, как обитатель Геральдической палаты в Минске, хохотнул и добавил: — Хорошо хоть лапти дарить не додумались! А вот дочку один деятель степной привёз когда-то, царю в подарок.
Я посмотрел на задумавшегося виконта и признался:
— Подарки пришли по железной дороге, сейчас — на вокзале здесь, в Царском Селе. Можно хоть сейчас подъехать с уполномоченным представителем двора, чтобы было больше времени для проверки.
— Да, было бы неплохо… — задумчиво начал секретарь, и встрепенулся: — О какой проверке вы говорите?
— Да ладно вам… Со всей Империи тащат во дворец не пойми что в промышленных масштабах. Конечно, надо проверить это всё как минимум на безопасность, а потом, если оно того стоит — ещё и на качество. Идиотов же хватает, не говоря уже о реально больных на голову или злоумышленниках.
— Спасибо за понимание. А давайте я сам с вами прогуляюсь — из тех, кого вызывали на понедельник, уже все отметились, если кто сам придёт — мои помощники справятся.
По дороге виконт Гагарин окончательно растерял надменность и оказался вполне вменяемым человеком. И, да — мы с дедом угадали, он на самом деле работал в приёмной всего неделю. Подарки отправили с ним на двух ломовых телегах и отправились обратно в столицу — гулять, культурно просвещаться и ждать понедельника.
«А почему Гагарин — виконт? У нас это вроде княжеский род был!»
«У нас — тоже».
«Тогда как так?»
«У любого старого аристократического рода накапливается немало титулов, причём порой и своих, и иностранных. И глава рода может передать один из них кому-либо из родственников, как с выделением младшей ветви, так и без такового. Потому в княжеском роду могут быть и графы, и бароны, как с другой фамилией, так и с той же самой».
Культурную программу мы с Муркой сорвали. Просто чем ближе была дата аудиенции — тем сильнее мы с ней нервничали. Дошло до того, что я одну газетную полосу три раза перечитывал, а потом понял, что не помню ни слова из прочитанного — какие тут в подобном состоянии музеи⁈ Только и оставалось, что гулять по паркам, когда погода позволяла, да пить кофе в маленьких кафешках с видом на осеннее море. И при этом, по выражению деда, «вибрировать с переменной амплитудой». Он периодически подбивал меня на то, чтобы я «брал свою Машку и тащил в койку», уверяя, что это — лучшее средство от стресса, и один раз я даже попытался это сделать, на что получил ответ:
— Юрка, ты что⁈ Я вообще сейчас ни о чём таком даже думать не могу! Я как камень вся!
И никакие попытки убедить или размягчить не удались — может и от того, что были пресечены в корне. Вообще Маша по ночам, стоило нам лечь в постель, начинала пересказывать свои страхи на тему «что может случиться или пойти не так», которые дед метко окрестил «сценарии катастрофы». Вообще моя супруга за эти дни перечислила, пожалуй, всё, вплоть до наводнения в городе и прорыва с изнанки прямо на путях.
«Не хватает только падения астероида и вторжения инопланетных зомби-жуков. Ты, главное, идею ей не подавай, ага».
«Зомби-жуки⁈ Почему именно жуки, и отчего инопланетные⁈»
«Ну, чтобы убить зомби — надо отрубить ему голову. А жук без головы может жить неделю, пока от голода не умрёт. Жук-зомби получается вообще штука трудно убиваемая! А инопланетные — потому как у нас и у вас такое, к счастью, не водятся».
«Спасибо, теперь у меня появится новый любимый ночной кошмар».
«Всегда пожалуйста, обращайтесь!»
«Зараза ты! Инопланетная…»
«Ага! А твоей жене надо сочинять сценарии для ужастиков, бешеных денег заработает!»
«Дед, ау! Какие ещё ужастики⁈»
«Ну, для начала — романы ужасов. Отберёт лавры у автора „Франкентшейна“ запросто!»
«У кого? У чьего автора⁈»
«Ага, это отдельная тема».
Дальше дед рассказал сюжет знаменитого в его мире романа. Ну, так себе — рассказ-анекдот про попытки какого-то придурка механистически воспроизвести работу целой группы магов: мага смерти, жизни, химеролога или големостроителя. А самое смешное в том, что у него якобы что-то получилось'.
«Да уж. У нас это был самый первый и жутко популярный роман ужасов, прародитель жанра. На котором спекулировали ещё минимум полторы сотни лет. А здесь — не смешной анекдот».
«Песни тоже не все подходят».
«Это очень мягко говоря!»
В понедельник мы проснулись в половине пятого утра. Ну как «проснулись» — всю ночь еле-еле дремали вполглаза. Полежали немного, переглянулись — и начали собираться. Я надел свой глубоко-синий костюм и шляпу в тон, хоть её и придётся сдать в гардероб, Маша — насыщенного василькового цвета платье, а к нему — шляпку, туфли и сумочку на тон темнее. От перчаток моя радость отказалась, чтобы не закрывать статусные перстни — благо, пока считался летний сезон и этикет подобную вольность допускал.
В Царское Село мы приехали первым «приличным» поездом, но были такими не одни — судя по количеству нарядно одетых и сильно нервничающих людей в зале ожидания вокзала. И количество таковых прибывало с каждым приходящим поездом. Наконец, когда напряжение в зале стало чуть ли не физически ощутимым, мы с женой плюнули и отправились в Летний Дворец решив, что лучше уж погулять по парку, чем сидеть здесь и пропитываться нервным духом.
[1] До революции именно через дефис писали, только ещё и с «лишними буквами».