Рысюхин, шампанского!

Глава 8

В понедельник прямо с утра подошёл к Васе, топор которого уничтожил накануне. Я сразу пообещал всё исправить, но попросил отложить это дело на понедельник, объяснив, что выходные у меня ОЧЕНЬ заняты. Поскольку фехтование стояло в расписании по вторникам и пятницам, топор мог подождать до конца занятий, на этом и сошлись. Вообще, понедельника ради, нам поставили три лекции и только одну практику, на второй паре, так что энергии накопилось достаточно не только для ремонта, но и для экспериментов. Причём в другие дни нас «выжимали» едва ли не досуха — вероятно, дали скидку на то, что после выходных студенты могут быть, скажем так, не в форме.

«Кстати, насчёт экспериментов. Надо будет тебе заняться изготовлением воздушных змеев — для начала, как первых летательных аппаратов тяжелее воздуха».

«Что значит, „для начала“? Ты хочешь предложить мне летать на воздушном змее⁈»

«Нет, что ты, это слишком экстремально и совершенно бессмысленно — кто будет бежать с верёвочкой от Дубового Лога до Могилёва, да ещё так, чтобы успеть за полтора часа?»

«Спасибо, утешил — а сейчас не отвлекай, ладно?»

Однако лёгкая задумчивость, в которую вылился наш с дедом диалог для внешнего наблюдателя, сейчас была к месту.

— Видите ли, Василий. Есть два варианта. Первый. Я могу просто соединить обе части вместе, на уровне кристаллической решётки, так, что это будет действительно единый кусок металла. Никакая обычная проверка не покажет следа ремонта.

— И что не так?

— Я буду знать, что он склеен из двух кусков. Ты это будешь знать. Наши сокурсники будут знать. И как и когда оно проявится на уровне концепций — не скажет никто.

— Хм, и правда. А второй вариант?

— Второй — я его не просто восстановлю, но и слегка изменю структуру, наподобие того, как у меня в мече. Можно сказать — топор будет перекован и сточки зрения свидетелей, и с точки зрения концепций.

— А монокристалл можешь сделать?

— Только если из чистого железа, и то — долго, сложно и, на мой взгляд — бессмысленно. А из стали — никак. Это, в конце концов, сплав — как ты предлагаешь рассовывать по кристаллической решётке атомы углерода и легирующих добавок? Вручную, все сколько-то там миллиардов или триллионов штук? Мне просто лень считать, сколько молей добавок будет в килограмме стали.

— А как же самоцветы и прочие кристаллы? Там же не чистое вещество?

— Там химические соединения, и в узлах решётки стоят молекулы, а не атомы.

— Ясно. Жаль.

Я, конечно, утрировал и немного привирал даже, но суть — суть от этого не менялась. Он бы ещё монокристалл морской соли сделать захотел, ага…

Я «склеил» два куска топора, заодно сгладив переходы из-за не совсем идеального совпадения — и запустил уже давно отработанное преобразование. Оно делало клинок — в данном случае тело топора — подобным многослойным клинкам, получаемым многократной проковкой и кузнечной сваркой, только ещё и между слоями задавались кристаллические связи, а сами слои шли, как в фанере, крест-накрест, если смотреть по ориентации кристаллов металла.

Раньше, до прорыва второго барьера и получения синергии моих стихий — застрелился бы такое делать. Это каждый микрокристалл приходилось бы формировать вручную — работёнка, которой и внукам хватило бы на всю жизнь. А так — задал образец кристаллической решётки, объём преобразования и влил свою ману. И всё, только подождать. Энергии, кстати, ушло больше, чем на укрепление целой боковины жёсткой крыши кузова грузовика, и заметно больше, хоть вес металла и меньше. Ну, так одно дело — разгонять легирующие добавки по объёму и проводить поверхностное упрочнение по принципу нагартовки и совсем другое — перестраивать кристаллическую структуру вещества, да ещё и формируя несколько видов кристаллов и задавая сложную объёмную структуру их расположения. Да ещё за размерами следить — металл уплотнился, объём должен уменьшится, при этом следует сохранить размер той части, которой тело топора крепится на топорище, а также длину лезвия и расстояние от него до обуха, чтобы он остался по руке владельцу. То есть, вся «усушка» в основном за счёт толщины, и за этим тоже следовало следить, чтобы не потерять в прочности. Пришлось делать что-то вроде рёбер жёсткости, точнее — формировать сетку рёбер, как на венских вафлях, выпечке вкусной, но бессовестно дорогой. Только расположил эти рёбра под углом примерно сорок пять градусов к условной линии лезвия. Надберёзовик наш, кстати, к этому блюду весьма неравнодушен — главное, чтобы за подколку не принял такую форму поверхности.

Но Васе проступивший на боковинах топора узор наоборот понравился.

— О! Вафелька! Здорово!

Он несколько раз взмахнул топором в воздухе.

— Слушай, вес и баланс вообще не изменились!

— Конечно. Я же металл не добавлял и не изымал. Я только уплотнил его, за счёт чего пришлось поиграть с толщиной, остальные размеры, вес и форма лезвия остались прежними.

Вася нанёс несколько ударов по стоявшему здесь манекену и посмотрел на оставшиеся зарубки. Подавая команду (и энергию) на восстановление инвентаря, он обернулся ко мне и спросил:

— Слушай, может ты мне ещё что-нибудь сломаешь, а потом вот так починишь? — И тут же сам рассмеялся, переводя это в шутку.

— Ага, руку, например…

— Не-не-не, такого нам не надо!

В общем, уходил я из академии, оставив за спиной абсолютно счастливого сокурсника, который всё не мог наиграться с восстановленным топором, ласково называя его то «Вафелька», то «Моя боевая вафля». Дед мерзко (он это умеет) хихикал и что-то бормотал насчёт «шуток за триста», но подробности говорить отказался. Но в чём-то дед опять оказался прав: самый простой способ сделать человека счастливым — это сделать ему хуже, а потом вернуть, как было. Если же не «как было», а «даже лучше» — то в итоге получим чистый восторг, как у Василия нашего Олеговича.

Оставив Надберёзовика крушить манекены, сам отправился в ректорат, отчитываться о своём новом статусе. Пусть среди студентов и устанавливалось директивно «корпоративной равенство», да и то — только в учебное время, для удобства преподавателей в первую очередь, но учёт вёлся и по сословному составу тоже, к тому же разница была в предоставлении жилья, пусть мне и ненужного, в оплате обучения в целом и питания в частности. Так что мои новые документы в канцелярии были нужны. Но отдавать подлинники я не хотел, тем более, что о наличии титула уведомил ещё в августе, так что совесть была спокойна. Поэтому заказал копии и дождался их изготовления. В канцелярии пытались высказать своё «фе» и то, что документы нужно сдавать своевременно, до начала учебного года, но дед пресёк всё одной фразой:

— Хорошо, при следующей встрече сделаю Его Величеству замечание, что он назначает аудиенции без учёта ваших пожеланий.

Меня в ответ облили ледяным презрением, но нудить и требовать неизвестно чего перестали, так что через четверть часа смог отправиться домой, к Мурке и к Мявекуле — кстати, как там её назвали у Мурлыкиных официально? Не помню, хоть ты тресни — слишком много версий предлагалось и слишком редко я слышал, как к ней обращаются. Кстати, я так и не понял, что от меня хотели канцелярские работники и работницы, когда нудили о необходимости подавать документы «вовремя»? Чтобы я быстренько сбегал в август и принёс тогда⁈ Хотел даже спросить, но дед не дал.

«И правильно сделал. Всё. что ты получил бы в ответ — это получасовую лекцию о том, какой ты злодей и безусловный враг человечества, а также о том, как своими глупыми и неуместными шуточками отвлекаешь людей от работы. И не дай тебе все боги мира заметить, что эта лекция заняла больше времени, чем работа по приёмке документов — точно отправят приходить завтра, а завтра кого-то, да не будет».

Во вторник на нас оторвались по полной, словно компенсирую относительную расслабленность понедельника. Семинар первой парой, потом две пары практических занятий выжали нас досуха в плане магических сил, потом бальные танцы лишили сил моральных, а фехтование, поставленное последним — выдавило силы физические. Хорошо, что оно стояло последней парой — можно было спокойно, без суеты и спешки, смыть с себя пот и переодеться. Вот когда это занятие в расписании стоит в середине дня — тогда да, приходится постараться, чтобы не вонять потом на всю округу во время следующей лекции. Если фехтование перед большой переменой — с помывкой проще, но тогда обед оказывается под угрозой пролёта, что тоже не радует. Дед говорит, у них тоже такое бывало, так что проблема неудобного расписания — она, похоже, общая для всех миров и народов. В общем, когда Пескарский позвонил и сообщил, что у них в лаборатории случился небольшой потоп и мой приезд переносится на завтра, а то и вовсе на четверг — я испытал искреннее облегчение.

Осенний бал в этом году прошёл без меня и мимо меня вообще — я в те дни как раз сидел в столице в ожидании приёма у Императора, и мне было настолько не до того, насколько это в принципе возможно. Но тут уж пришлось узнавать новости, причём сразу из нескольких источников. Во-первых, сокурсники, сокрушавшиеся, что без меня «было не то» и академия обошлась только грамотой об участии. Причём поначалу начали было репетировать моих «Три белых коня», потом переиграли — мол, не соответствует тематике, и запилили один из широко известных романсов «Осень печальная — утро седое». Рассказчики делились на три лагеря. Одни говорили, что нечего было менять песню, с ней бы лауреатами стали. Другие сокрушались, что стоило сразу брать романс и проработать его как следует. Третьи, по сути, были разновидностью первых, их позиция была простой: раз начали репетировать — то и продолжать стоило, лучше бы получилось, чем скакать туда-сюда, с песни на песню. Неужели брат ректора так обиделся, что родственнику пожаловался?

МХАТ же, как обычно, удостоился лауреатства, причём своими усилиями. Маша сказала, что был вариант взять попурри из её с сокурсниками дипломной работы — музыкального спектакля «Кошки» (тут дед отчётливо икнул), но решили «не дразнить гусей», используя песни за авторством студента другого ВУЗа и запустили полностью свой проект, без заимствований. Более того — сам профессор Лебединский тряхнул стариной и вытряс замечательную во всех смыслах вещь. Его размышления о «Новом романсе» дали плоды, да и наша с ним совместная работа подтолкнула, а «Вальс-бостон» усилил эффект. Итогом стал всё же романс, но не заунывно-завывательный, а бодро-джазовый и не о страданиях как таковых, а о преодолении преград и с отчётливым намёком на счастливый конец. Чую, ждёт этот романс большое концертное и пластиночное будущее. Надо, кстати, поздравить профессора с возвращением в категорию активно пишущих авторов. Ну, и авторитет его у студентов, и без того высокий — скакнул вовсе куда-то за облака.

Неделя шла своим чередом, в среду дали слегка отдышаться в части практической магии, в четверг — выдавили и суточное накопление, и из многих — запасённое в среду. В пятницу «осушать» не стали, но и «жировать» не дали, а в субботу ждали семинары. Это на прошлой неделе их по счастливому для меня стечению обстоятельств не было, а то бы заработал прогулы, потому как даже в голову не пришло поинтересоваться.

Но до субботы было ещё далеко, когда последовали два звонка. Причём один из них я ждал и знал о нём заранее, второй же — не исключал, скажем так, в ближайшем будущем.

Первым в среду вечером с мобилета Егора Фомича со мной связался поручик Старокомельский. Он, когда уходил из армии, хотел изменений к лучшему, я же мог предложить только ту же службу по охране портала, которая ему надоела до синей пелены перед глазами. Но у меня были и козыри — лучший климат, а с учётом разницы календарей на лице и изнанке можно было при желании жить так, чтобы было пять месяцев лета, более высокая оплата, возможность самому набрать себе подчинённых и, самое главное — наличие людей вокруг, в том числе людей в юбках. И, да, дед, ты прав — речь не о шотландцах. Смех смехом, но по местным меркам поручик — завидный жених, причём не только для сельчанок. Более того, кто-то из дворян вполне готов будет рассматривать его в качестве жениха, при условии его вхождения в род, то есть — пойдёт в примаки.

Короче говоря, уверенности, что он согласится не было, но шансы я расценивал как достаточно высокие, потому как найти себе супругу он мог и без поступления ко мне на службу. Тут надо ещё учесть вот что: должность командира дружины — она очень особенная. При возможности на неё назначают кого-то из родичей, причём достаточно близких, а если нет — то приводят кандидата к присяге, привязывающей к работодателю очень крепко, а то и вовсе берут в слуги рода. Но это слишком серьёзный и, если можно так выразиться, слишком интимный шаг, на который я совсем не готов, да и не во мне дело — человека нужно узнать намного лучше. Так что пока — только клятва на верность.

Поручик, несмотря на вроде как присущую военным лаконичность и конкретность — присущую, замечу, по стереотипам обывателей, и то не всех — начал из далека, с уточнения условий. В частности, его заинтересовала вскользь брошенная мною фраза о том, что в его распоряжении могут оказаться автомобили нашей переделки.

— Да, я планирую изготовить несколько штук. Но они будут отличаться от гражданских, проекты сейчас прорабатываю, большая часть узлов и решений уже испробована, в том числе на специальных автомобилях для геологов и на пожарном автомобиле. Но есть вопросы, которые трудно решить без консультаций с профессионалами, я имею в виду — с военными.

— И какие же?

— В первую очередь — нужно ли бронирование? Я могу изготовить композитную броню из разных видов металлом и неметаллов, сравнительно лёгкую и тонкую, которая способна будет выдержать стандартную цельнолитую пулю калибра тринадцать миллиметров с расстояния около пятидесяти метров, с гарантией. Или даже с тридцати, и это под прямым углом. Но…

— Дорого?

— И это тоже. И изготовление займёт много именно моего времени, которого и так ни на что не хватает. Плюс вес — какая бы она лёгкая ни была… А, самое главное — есть ли в ней смысл? С одной стороны, с людьми я воевать не собираюсь, вообще. С другой — изнаночные монстры редко когда пользуются метательным оружием, оно действует намного слабее, чем тот же коготь — «оружие в руке» действует на всех, в том числе и на неразумных. При этом серьёзная тварь порвёт эту броню, как ребёнок фантик из фольги на конфете. С третьей — откуда у нас на изнанке серьёзные твари? Хотя, тот же медведь — на лице живёт, а при случае может устроить похохотать, в том числе и легкобронированной технике. С четвёртой — есть ещё летучие твари. В общем, не могу решить — надо или нет.

— Есть ещё, если позволите, как минимум в-пятых и в-шестых.

— Вот видите — уже польза от разговора со специалистом!

— В-пятых — это банды, которые рано или поздно возникают на всех частных добывающих изнанках и на многих казённых. Это пока к вам, по везению или каким ещё причинам, приходят только честные работяги, но лишь вопрос времени, как скоро придут те, кому проще ограбить другого добытчика вне зоны видимости со стены. И с ними придётся бороться.

— Не хотелось бы такого развития событий.

— Не то слово. А в-шестых — сопровождение ценных грузов, как наших — вы, я слышал, отправляете в Скандинавию грузы, которые стоят десятки тысяч рублей под охраной одного отставного казака? Пусть даже краденое придётся продавать на порядок дешевле — найдутся те, для кого это огромный куш. Да и зарабатывать на сопровождении можно.

— Вот видите — только начали разговор, а уже польза есть. Значит, бронированным версиям быть. Но мы это с вами ещё обсудим, например, на зимних каникулах. Всё равно пока на этих автомобилях ездить некому, зимой будет некуда, вот к весне как раз и соберём штук так несколько. И ещё — этот наш разговор можно понимать как ваше согласие?

— Да, ваша милость.

Пусть и отдан был приказ «без чинов», да и по телефону допускается упрощённый этикет, но в некоторых случаях без должного титулования никак.

— Тогда поступим с вами следующим образом…