Рысюхин, шампанского!

Глава 3

Так называемый пир хоть и был данью традициям, но проводился не в традиционном стиле, а в современном формате, который дед обозвал «фуршет с элементами шведского стола». И сюда уже допустили сопровождающих лиц, до трёх человек на каждого награждаемого. Вот и моя прелесть идёт, в своём васильково-сапфировом гарнитуре. Да, в её украшениях мы всё же рискнули использовать этот камень, хоть и по минимуму: сапфир был в подвеске на лбу — вечно забываю, как называется это украшение в виде крепящейся на голове цепочки со свисающим по центру лба камнем или кулоном. Ещё два небольших сапфира были в серёжках, в обрамлении индиговых турмалинов из недавно открытого месторождения в Забайкалье. Этим же камнем был украшен и браслет. Ожерелья и перстней в комплекте не было: на шее у жены висела женская вариация баронской цепи, увешиваться же цепочками как цыганка… Ну, и на пальцах нашлось место только для «статусных» колец, хотя иные дамы щеголяли с перстнями на каждом пальце, в самых запущенных случаях — ещё и не по одному. Но Маша была воспитана так, что предпочитала сдержанность и изящность, я тоже не считал пристойным вывешивать на себя годовой бюджет небольшого европейского королевства.

Кстати, эти турмалины очень даже неплохо смотрятся. Думаю, к моему костюму подошли бы лучше, чем синие топазы. Они, конечно, тоже красивые и яркие, но, кажется, слишком ярке и слишком светлые, контраст мог бы быть и поменьше. Так, стоп, я всерьёз рассуждаю об ЭТОМ⁈ Да ну нафиг! Лучше возьму Машеньку под руку и поведу вон к тому столику, с мясными закусками, мимо столика с шампанским. Тем более, что есть что отметить. Я теперь окончательно и бесповоротно — имперский барон. Присягнувший и подчиняющийся напрямую и непосредственно Государю Императору. Что, вообще-то говоря, само по себе великая честь, дающая немало прав, но и налагающая немало дополнительных обязанностей. Из прав — я могу без каких-либо дополнительных просьб и разрешений принимать участие в «больших» приёмах, как сезонных балах, так и собираемых по значимым поводам в семье Его Величества, нужно только уведомить секретариат Двора, чтобы зарезервировали место для меня и супруги. И там могу просить аудиенцию у Государя, уже безо всяких ссылок на иные, менее значимые основания, наподобие кабинетского подарка и прочего. Но лучше, конечно, этим не злоупотреблять и излишне внимания Его Величества не искать — придворные съедят. Из обязанностей, помимо необходимости блюсти своё имя особо, поскольку любой мой проступок ударит по сюзерену — Государь в любой момент может обратиться с просьбой, которую я обязан буду исполнить.

Ах да, ещё я могу решать через Имперскую Канцелярию любые вопросы из числа тех, что раньше приходилось разбирать в губернских присутствиях или канцелярии Великого Княжества, но тоже — не загружая этот орган мелочами. И Дворянским собраниям губернского уровня я не подотчётен, они могут только просить меня «соблаговолить принять участие» в чём-либо, не более того, но, опять же — зазнаваться и наглеть не стоит.

Выпив шампанского и чуть успокоившись заметил, наконец, что с Машей что-то не то, как-то она одновременно напряжена и взбудоражена.

— Так, радость моя, что с тобою случилось?

— Со мной? Ну, не совсем, чтобы со мной…

— Счастье моё, я же вижу, что тебя аж трясёт изнутри.

— Я с Их Высочествами познакомилась! Понимаю, что ты с самим Государем Императором общался, но для меня это… это…

— Что, со всеми⁈

— Нет, конечно! Их Высочества Великая княжна Анастасия и Великая княжна Анна пришли к нам в павильон, где мы ожидали. И…

— Что «и», радость моя? Ты, кстати, закусывай, балычком вот, например — шампанское, оно коварное, зараза.

Я бы сейчас лучше «Клюковки» рюмку выпил, больше толку, чем с этой шипучки, но — чего нет, того нет. Чтобы что-то появилось на ЭТИХ столах нужно иметь статус Поставщика Двора, да ещё и выиграть конкурс между другими такими же поставщиками. Ну, или личное распоряжение Его Величества, что само по себе может быть основанием для получения того самого статуса. Я же, простите, «рылом не вышел», да и не особо-то хотелось, если честно, поскольку количество суеты в жизни минимум удвоилось бы.

— И подошли ко мне знакомиться! Не сразу, конечно, сперва обошли гостей, перекинулись парой фраз со знакомыми, а потом — ко мне. Спросили: «Вы ведь — баронесса Рысюхина, Мария Васильевна?», я говорю, мол, да. Тут вынимают из такой плоской сумочки, что одна из фрейлин несла, нашу последнюю пластинку и спрашивают, мол, правда ли, что я для неё музыку сочиняла? Я говорю, что не совсем — я помогала мужу с аранжировкой, как композитор, и исполнила несколько партий духовых. Они обрадовались, говорят, мол, у них как раз вопросы по аранжировке и есть вопросы, как правильно сыграть некоторые места.

Машенька безо всякой водки раскраснелась щёчками, но не забывала поглядывать по сторонам и сдерживать голос.

— В общем, перешли мы в музыкальный салон, он рядом, за стенкой, а с нами и почти все остальные. И там полтора часа занимались музыкой. Их Высочества разрешили к ним просто по имени и отчеству обращаться! Анна Петровна такая милая, так и хочется потискать! А если что-то не получается — надувается почти как наша Васька, просто один в один, так забавно!

Мурка моя разговорилась, и взахлёб делилась подробностями. Дед, правда, сделал из этого свои выводы:

«Пока Маша отвлекалась на мелочь великокняжескую — та, что постарше ей форменный допрос устроила. Вон, слышишь — о песнях про кошек речь зашла. Думаю, княжна Анастасия сейчас про выпускной спектакль твоей жены знает больше, чем ты сам, не говоря уж про всё остальное».

«Великая княжна».

«Ну, великая — это единственное, что ты услышал⁈»

«Не „ну“, а важно — ты, считай, полковника лейтенантом обозвал. Не генерала лесником, как в том твоём анекдоте, но всё равно. А что Мурку разговорили, это понятно».

«И какой вывод? А вывод такой — лишние подробности чего бы то ни было жене пока что лучше не рассказывать, а всякий случай».

«Ты, дед, не перегибай — отказаться отвечать дочери Императора, это надо основание иметь. И особую силу духа».

Тем временем Маша перешла на описание инструментов. Если серебряная труба удостоилась сдержанной похвалы за особую чистоту звука, то про саксофон она рассказывала с такой мечтательной поволокой в глазах…

— Это не инструмент, это просто чудо, это воплощённая мечта о звуке! Он такой, такой… Если бы не была за тобой замужем — я бы с ним поженилась, наверное, честное слово!

Я аж поперхнулся от такого признания. Оглядевшись по сторонам увидел, что со мною явно хотят поговорить некоторые из присутствующих, а вот шокированных признанием в странной любви рядом, к счастью, нет. Убедившись, что супруга более-менее пришла в норму, передал её на попечение удачно подвернувшейся рядом баронессы Гребешковой и подал знак готовности к переговорам. Следующие полтора часа именно ими и занимался, пока распорядитель не намекнул, что пора бы и расходиться. Устал, как ездовая собака по дороге на полюс и обратно. А вот Маша, которая занималась тем же самым — наоборот, цвела и пахла, по крайней мере — по виду. Самое обидное, что толку от этих всех разговоров — около нуля, только из одной беседы может получиться что-то интересное — а может и не получиться, да с награждёнными офицерами немного поговорили о качествах клинков, придя к выводу, что такие беседы надо вести предметно и неспешно, и хорошо бы как-нибудь посидеть по этому поводу. Но учитывая вопросы географии и подневольность военнослужащих приказам — это очень вряд ли.

Из важного можно отметить личное, хоть и мимолётное, знакомство с главой Отдельного Корпуса жандармов, князем Ласкиным. Он подошёл уже под конец приёма, когда приглашённые устремились к гардеробу за шляпами и прочим имуществом, как-то незаметно оказавшись рядом с нами. Поздравил меня и жену, передал привет и пожелание дальнейших успехов Машиному папе и оставил мне свою визитку, где были только фамилия и номер телефона. На прощание заметил, что был бы не против видеть меня в штате, причём не только в качестве эксперта, но и среди аналитиков, после чего исчез так же незаметно, как и пришёл.

Осталось зайти во флигель, где размещалась Канцелярия, и забрать свои экземпляры документов, свидетельствующих о сегодняшнем изменении статуса. Исходный ритуал не предусматривал составления каких-либо бумаг, но в современных условиях без них никуда, так что приходилось заниматься ими отдельно и незаметно. Так же в документе будет указано моё полное титулование — сказал бы мне кто года два назад подобное, дал бы в глаз, чтобы не издевался. Прежде чем прикладывать к полученным бумагам свой перстень, тем самым заверяя их со своей стороны, решил внимательно прочитать документ. Что-что, а привычку ничего не подписывать не глядя, папа и дед (который невидимый) вколотили в меня крепко, и не надо на меня коситься и фыркать. Итак, что тут у нас в реквизитах сторон, как это дед называет? «Его милость владетельный имперский барон….» Что⁉

— Какой ещё «ярл Рысюхин», вы что⁈

— Если один монарх, имеющий право присваивать некий титул, назвал им некоего дворянина прилюдно, либо в официальном документе, либо перед лицом иного владетеля, то титул считается дарованным оному дворянину. Если же сюзерен оного дворянина не выкажет запрета, то титул утверждается. Всё по закону и покону, а также по указанию Его Императорского Величества.

«Товарищ Император пошутить решил, похоже. У нас императоры тоже порой развлекались, на прошениях о смене фамилии, особенно если просящие свой желаемый вариант не писали, зато умничать начинали».

«Какой ещё „товарищ“⁈ Дед, не дай боги я что-то из твоих шуточек вслух ляпну!.. Но — да, похоже, что развлекается Пётр Алексеевич».

«Ну, чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не забеременело».

«Какое ещё дитя⁈ Ты озверел там, что ли⁈»

— Если Его Величество в курсе, то моё… ммм… удивление по поводу наличия у меня иностранного (я выделил это слово голосом) титула можно считать развеянным.

Не найдя больше никаких сюрпризов, я приложил свой перстень в указанных местах, служитель «заламинировал» по выражению деда документы и выдал мне мой экземпляр. Снять копии и повесить в домах — в Смолевичах, Дубовом Логе и Могилёве — и паломничество соседей гарантировано. Ни много ни мало — ряд между мною и Императором.

«Равноправный договор между пастухом и… овчаркой».

«Я это даже комментировать не буду».

«Вот только не надо обижаться. Хотел бы обидеть — сказал бы „с бараном“, да».

Не успел я развернуться к выходу, как служитель, на сей раз, кстати, не титулованный, остановил меня:

— Подождите, пожалуйста, ваши милости. Просили вам передать.

Он выложил на стол тёмно-бордовый сафьяновый ларец, на углу которого блестела полированной латунью табличка: «Баронессе Марии Рысюхиной от благодарной ученицы. Е. В. В. К. Анна Кречет». О-хре-неть. Вот просто взять — и охренеть на месте. Независимо от того, что внутри, и есть ли там хоть что-то — этот кофр, установленный в кабинете за спиной Маши, сразу на порядок поднимает стоимость даваемых ею уроков, если она захочет этим заняться.

«Ты теперь лицо титулованное, учись выражаться культурно. Не „охренеть“, а „фалломорфировать“, а то выражаешься, как чурбан неотёсанный!»

Так, деда опять потянуло на шуточки. Значит, тоже нервничает и переживает. А в кофре, который Мурка, любопытная, как все кошки, тут же и вскрыла оказался саксофон. Судя по тому, какие героические усилия моя прелесть предпринимала, чтобы не завизжать от восторга — тот самый. Знать бы ещё, почему и зачем Государь (а подарки от младшей, несовершеннолетней ещё, дочки без его ведома не делаются) делает мне и моей супруге такие авансы? И титул ярла, и табличка на кофре, которая дороже этого самого саксофона не знаю даже, во сколько раз…

«Вот именно из-за этого я, внучок, и нервничаю. Бесплатный сыр бывает только в мышеловке, и то — достаётся второй мышке».

«Да не станет Император губить последнего в роду!»

«Дай-то боги, Юра, дай-то боги…»

От того, насколько серьёзным тоном произнёс это дед, и каким получился контраст с его дуракавалянием за минуту до — меня аж мороз по спине продрал. Да уж, умеет он и утешить, и взбодрить!

Когда моя прелесть смогла взять под контроль эмоции, я забросил бумаги в кофр к саксофону, и мы направились к выходу из дворца. Ну, а что — саквояж я с собой не брал, не в руках же их нести, на всеобщее обозрение!

В пролётке по пути к вокзалу Машенька молчала — всё ещё переваривала мысленно подарок и время от времени нежно гладила кожаный бок ящичка. Нет, она не глупая — просто эмоции зашкаливают. У неё сегодня возникла большая и светлая мечта, а потом она взяла, и исполнилась, сразу же! Ничего, успокоится, включит голову — и поймёт, как ценность таблички, так и её цену, которую, боюсь, ещё придётся выплачивать.

Зато в поезде супруга продолжила рассказ о знакомстве с Великими княжнами. И, да — они её раскололи по полной. Маша даже записала им слова и ноты двух песен, которых не было на диске. Анне Петровне понравилась «Я кошка, кошка, кошка» — девочка под неё даже ходила, имитируя руками движения лапок, а вот Анастасия Петровна заинтересовалась песней «Чёрный кот» и историей непростых взаимоотношений чосонцев (они же корейцы) с кошками. Хотя, думаю, ей важнее было то, что мелодия — изначально танцевальная.

Поговорили они и про украшения, как же без этого. Началось, по словам супруги, это с того, что старшая из Великих княжон поинтересовалась своеобразным оттенком сапфиров, на что Маша ответила, мол, в сапфирах её ходить не по чину, и это полудрагоценный камень. Но потом по секрету призналась, что пару настоящих сапфиров она среди индиголитов всё же спрятала. Как итог — дочери Императора заинтересовались этим минералом, и даже решили заказать себе «что-нибудь синенькое».

— Эх, жаль!

— Почему это⁈

— Да я хотел завести набор из запонок и зажима для галстука с такими камнями — они, думаю, к этому костюму лучше подошли бы.

— Да, ты прав, интересно получится. Так в чём дело?

— Цена на эти камушки, боюсь, взлетит сейчас в несколько раз, да и найти их может стать непросто. Ведь стоит хотя бы одной Великой княжне на самом деле заказать, а тем более — начать носить их, как следом подтянутся сперва фрейлины, потом прочие придворные, затем желающие «быть в общем потоке» завсегдатаи приёмов, а следом и все столичные модницы.

— Не думала об этом…

Я проглотил просившуюся на язык фразу «Ты вообще о многом не думала», как несвоевременную и несправедливую. Думаю, подойди ко мне в непринуждённой обстановке мастерской Алексей и Андрей Кречеты — я бы тоже вряд ли многое в секрете удержал.

Среди прочих бумаг лежал билет первого класса на поезд «Петербург — Кисловодск» до Могилёва с открытой датой. Как мне объяснили, нужно просто подать его в кассу и назвать дату выезда — из числа тех, когда этот поезд курсирует. На мой вопрос, что в этот день может не быть свободных мест получил ответ с лёгким оттенком недоумения:

— Просто прицепят ещё один вагон. Если других пассажиров в нём не будет, то в Могилёве отцепят.

И плечами пожал. Просто, ага… Просто прицепят, просто отцепят. От такой простоты даже оторопь берёт.

Приехав в Питер первым делом заехали на Витебский вокзал, и я почти не удивился увидев, что ближайший рейс — завтра в четверть первого дня, а следующий — через три дня после него. То есть, выбор или быстро вернуться домой или погулять три дня по столице. Переглянувшись с Машей погасили билет на завтра. Как раз заканчивается время аренды номера, уедем из гостиницы в одиннадцать, чтобы не спеша загрузиться в вагон — думаю, курортный поезд из столицы подадут к перрону не за пять минут до отправления, а сильно заранее. Именно так, только без лишних подробностей, и сказал приказчику в гостинице раньше, чем он успел спросить, будем ли продлять номер.

Хоть было ещё только около пяти часов вечера, но не было ни сил, ни желания не только для прогулок, а вообще ни для чего. Даже для ужина, хоть царский пир и не позволил особо насытится, там главным блюдом были разговоры. Так, перекусили немного. Но сейчас есть не хотелось тоже — перегорели, перенервничали, да и физически вымотались так, будто канавы весь день копали, по крайней мере я. Так что просто рухнули в постель и проспали до половины девятого, когда с трудом доползли до душа и лёгкого ужина, после чего уснули до самого утра, пока горничная не пришла нас будить.