Рысюхин, шампанского!

Глава 17

В понедельник посыльный в начале большой перемены принёс мне вызов в ректорат. Даже немножко интересно, что там такое, и, честно сказать, страшновато. В ректорате меня не ждали, но после пары звонков, обругав «безголовых студентов, что даже вызов передать не могут правильно», перенаправили в приёмную ректора. Графа Кайрина на месте не оказалось, или он не захотел встречаться лично, его секретарь хоть титуловал меня «ваша милость», но держался отстранённо, как с незнакомым, и чая не предлагал, не говоря уж о бокале игристого, но это я уже от нервов шутить пытаюсь. Вместо напитков страж ректорского кабинета вручил мне запечатанный пакет из коричневой бумаги, за получение которого пришлось расписаться, и отправил на занятия. Пока запихивал пакет в саквояж (хорошо, что револьвер в кобуре подмышкой — много места освободилось) заметил, что он из канцелярии того графа Кайрина, который глава рода.

«Кстати, внучек. Я могу ошибаться, у нас это всё в большинстве стран мира вымерло давно, но есть вопрос. Сын графа же имеет право только на титул виконта, причём речь о „титуле вежливости“ или же „титуловании по обычаю“, а не о наследуемом?»

«Да, всё правильно».

«Тогда почему вы ректора графом именуете? Из лести, что ли? Я думал, у главы рода титул выше, и тут как с тем Гагариным, что в царской канцелярии дежурил. Но глава их рода тоже граф».

«А кто тебе сказал, что накопленные „запасные“ титулы должны быть обязательно младше? Могут быть и равные. Подмял когда-то род под себя три графства, но при этом прав претендовать на более высокий титул для главы не получил. Один носит сам, два отдал старшим сыновьям. По документам они все титулуются по-разному, а в обыденной обстановке просто по титулу и фамилии».

«Ага, например, Вася Пупкин, граф Заболоцкий, Ваня Пупкин, граф Заречный и Коля Пупкин, граф Залесский, но без официоза все трое — „граф Пупкин“, так примерно?»

«Примерно так, да».

Дед о чём-то задумался, я — тоже, о том, успею ли я в столовку, хоть пирожков каких перехватить. О полученном конверте за две оставшиеся пары забыл бы, не путайся он под руками каждый раз, когда нужно было что-то положить в саквояж или достать оттуда.

После занятий я выехал на лицо мира, опять испытав уже привычный переход из изнаночного лета в хмурую морось тринадцатого октября, после выезда из Буйнич свернул на дорожку, ведущую на поле, которая до весны явно никому не понадобится. Перешёл в салон, включил там свет и наконец достал полученный в приёмной ректора пакет.

В пакете лежало предложение о выкупе моей доли в гостиничном комплексе в Прибалтике. Мол, в связи с необходимостью, связанной с делами рода. В приложенном к официальным бумагам личном письме главы рода шло уточнение, что владения предназначены в приданое его внучке, и в этом случае наличие совладельцев совершенно неуместно. Также шла просьба рассмотреть предложение в пятидневный срок, если будут возражения — передать их через ректора, в противном случае договор будет считаться принятым обеими сторонами.

Дальше шли бухгалтерские документы и оценочные акты, согласно которым вся стоимость комплекса определялась в сто восемьдесят шесть тысяч рублей, с хвостиком, мои шесть процентов составляли одиннадцать тысяч двести рублей, к которым добавили ещё триста, как «выходное пособие» с той должности, что я формально занимал.

«Вот жлобьё, а⁈ Врут, как дышат!»

«Ты сейчас о ком и о чём?»

«О Кайриных. Там одна земля, если Викентьевку вспомнить, ты2сяч на двести потянет!»

«Сейчас — возможно, при покупке — нет. Кусок с мызой, дубравой и сосновой рощей вообще давно куплен, неизвестно, за сколько. Остальное считалось бросовыми землями и неудобьем. Плюс покупал-то граф, причём неизвестно, на каких условиях. Да и в целом там земли дешевле, дикие же места».

«На балтийском побережье⁈ Земли в паре сотен метров от моря — бросовые и никому не нужные⁈ Ну просто офигеть. Скажи ещё, что коса, которая залив от моря отделяет — тоже бросовой считается!»

«Да там вообще не земли, а недоразумение, кому они нужны⁈»

Дед аж застонал внутри меня.

«Куршская коса — сплошная цепь санаториев, пансионатов и прочих домов отдыха, куда даже с большими деньгами не влезть было. Только с очень большими или с высокими знакомствами. Ну, или получить участок по наследству. У меня в мире так было — до того, конечно, как в Вымиратах население на сорок процентов упало, по сдержанным подсчётам, и потом туристов почти пропал».

Дед немного подумал и добавил:

«Возможно, этот самый комплекс послужит началом того, что отдыхать в Прибалтике станет модно и цены на землю взлетят. Может, прикупить пару километров косы, пока она по цене оформления бумаг идёт?»

Я даже комментировать это не стал, только вздохнул тяжко.

«Ладно, пусть земля там бесплатная — только главное здание, вспоминая расценки Суслятиных сколько стоит?»

«Дед, успокойся. Ты всерьёз собираешься собачиться с графским родом ради того, чтобы сумму отступных увеличить? Нет, конечно, можно — но тогда надо сразу и заявление об отчислении писать».

«Это понятно, но ведь жлобьё же!»

«Знаешь, я думаю, потратив половину этой суммы на судебные издержки и адвокатов они могли бы вообще доказать, что никакой договорённости о доле не было. Причём минимально постаравшись — сделали бы это даже без урона репутации. Так что это можно рассматривать как предложение разойтись, но по-хорошему. Разрыв отношений без взаимных претензий».

«В целом-то да, но всё равно осадочек неприятный. Да и проект жалко — загубит его этот профессор архитектуры, или кто он там. А самое обидное — что испоганит не только конкретную реализацию, но и некоторые идеи в принципе, на уровне концепции».

«Нет, дед, строить рядом ещё один гостиничный комплекс, чтобы показать, как надо было — мы не будем! Я просто сдохну, ещё один проект тянуть!»

В общем, пришли к выводу, что деньги лишними не бывают, а ссориться с ректором ВУЗа, где учишься из-за борьбы своей и его жадности — этот как раз тот случай, который описывается поговоркой «жадность порождает бедность». Можно сказать, один из каноничных вариантов. Так что я подписал бумаги, сложил их обратно в конверт, дома добавлю туда листок с реквизитами «накопительного» счёта, конверт — в саквояж и поехал домой. Меня там девочки мои ждут.

Так, стоп. Не все девочки, что меня там ждут — мои.

Девочек оказалось больше ожидаемого количества — Василиса прибежала «проведать Мявуню», а с ней в компанию отправили Ириску, потому как возвращаться будут, когда стемнеет, и одну Васю отпускать страшно. Вот, честно — не понимаю логику. Какая может быть опасность, с которой справится Ира, но от которой не сможет убежать Вася⁈ Не говор я уж о самом простом, логичном и надёжном варианте, в котором я подвожу Василису на автомобиле до входа во двор.

«У многих родителей есть такое — что, мол, вдвоём не так страшно, и плевать, что два нуля в плане самозащиты вместе составят такой же ноль. Сам тоже этим грешил, да».

Но одна польза от Иры уже проявилась — она, в отличие от младшей сестры, догадалась связаться с Машей и предупредить о визите, поэтому, когда сели обедать — еды хватило на всех, кухарка успела поправить закладку продуктов.

Эх, сюда бы пирожков Ядвиги Карловны, из изнаночных ягод! Там у меня, кстати, сезон «голубики» уже сходит на нет, добычу ведут только частники — женщины из соседних деревень, частью для себя, но в основном на продажу моему же каштеляну. Эти ягоды уходят не только в настойку: ягодный соус к мясу на их основе просто лидер по заказам от проезжающих, он хорошо пошёл не только с мясом кенгуранчиков, но и с курицей, особенно с грудкой, и со свиными рёбрышками. А местные жительницы, включая бабку-травницу из Уборок, ближайшей деревни в сторону Червеня, решили, что отвар из неё должен помогать от простуды, мол, согревает же изнутри.

Зато сезон сбора «мясной ягоды» и слабительных слив, они же дынные, они же войлочные, они же «волосатые», они же орешниковые — надо, кстати, навести порядок с этим делом и дать, наконец, одно официальное название — на подъёме. И бабушкины знакомые уже обрывают телефон в Смолевичах, на тему «где наша прелесть». Надо, кстати, заказать, чтоб передали с оказией в Могилёв ведро мясной ягоды и сколько-то ещё голубики, ранее привезённую всю уже съели в той или иной форме. И слив килограмма так три хотя бы, а лучше — пять. Подарить невзначай кое-кому из знакомых, кто в возрасте. Я через выходные собирался ехать туда сам, проводить эксперименты с композитной бронёй для автомобилей, предназначенных дружинникам, заодно бы и ягод на обратном пути прихватил, но теперь уже даже и не знаю.

После обеда Маша и Ульяна рассказали о ходе репетиций с ансамблем. Мол, гитарная партия есть, фортепиано — тоже, из духовой секции трубу и валторну прописали, осталось отрепетировать. Саксофон не знают, ставить или нет. Барабанщику надо настучать по голове его же палочками. Виолончель встала вообще классно, но инструмент не совсем эстрадный, с другой стороны, по сравнению с фортепиано…

Девочки захотели устроить домашнюю репетицию, для чего мне вручили гитару, Маша взяла трубу, Ульяна села за клавиши, Ире вместо виолончели дали скрипку — она когда-то училась игре на этом инструменте, как и Маша, а Василисе вручили маракасы, поручив отбивать ритм, вместо барабанов.

Раза с четвёртого даже начали более-менее попадать в один ритм, а в большинстве случаев — и в ноты, но всё равно больше дурачились и веселились, чем всерьёз работали. Минут сорок так развлекались, пока не надоело, после чего меня попросили просто спеть под гитару «Что такое осень», затем — «Осенний вальс», к которому подключилась Маша с подаренным саксофоном, потом импровизированный концерт продолжился уже без моего участия «зимними» песнями и «пиратскими», где я снова взялся за гитару. Горничная и кухарка слушали этот концерт, стоя у дверей из гостиной в хозяйственный коридор и им, похоже, нравилось. Потом выпили чая, смочить пересохшее и натруженное — особенно у слишком активно вопившей в «пиратских» припевах Василисы — и я повёз девиц Мурлыкиных домой. На улице накрапывал дождик, так что я предложил прислуге подвезти за одно и их, но те смутились и отказались. Ладно, как говорит дед, «моё дело предложить, ваше дело — отказаться».

Вернувшись домой застал Машу и Ульяну сидящих с чашечками кофе на диване в гостиной. Обе были явно после душа и одеты в одинаковые тонкие шёлковые халатики. Тонкие достаточно для того, чтобы не сомневаться, что одеты они только в халатики, но недостаточно для того, чтобы считаться полупрозрачными. Пока я избавлялся от верхней одежды и переобувался в тапочки, они подошли ко мне и синхронно, как тренировались, поцеловали в обе щёки. Я только вздохнул тяжко и отправился в кабинет — работать. Обзвонить всех управляющих, узнать, как день прошёл, какие есть вопросы и проблемы… Помимо смеха на два голоса за спиной.

В Викентьевке всё было штатно и ровно: песчаный карьер работал, дамба между болотами понемногу отсыпалась, её сначала сделали узкой и низкой, чтобы сразу начинала работать, теперь не торопясь поднимали вверх и делали шире. Даже возник план отсыпать северный склон камнями, в обилии собираемыми крестьянами с окрестных полей, но это пока так, на уровне прожектов. Работа на торфяном разрезе встала из-за погоды — похоже, сезон добычи торфа закончен. Благо, перерабатывать тот, что перевезли в село можно было под построенным навесом, а затем и в каком-никаком, но здании, где готовились смеси, формовочные и грунтовые, и которое было снабжено даже и отоплением, только печи топились снаружи, из соображений противопожарной безопасности. Из этих же соображений была устроена и вентиляция, взрыва взвеси из торфяной пыли и опилок мне было совсем не нужно. Запаса сырья в яме, имевшей диаметр почти сто пятьдесят метров, должно было хватить до весны с запасом.

Село выросло до семидесяти двух дворов, население, считая с детьми и стариками, достигло четырёхсот человек, из них податного населения, по методике налогового ведомства — сто семьдесят шесть душ. В эту категорию включалось всё мужское население старше шестнадцати и младше шестидесяти лет, а также женщины от шестнадцати до пятидесяти, за вычетом кормящих матерей и ведущих домашнее хозяйство. Поселенцы были преимущественно молодые, взрослых детей в семьях было мало, зато в возрасте от трёх до десяти — натуральная орда. Начальную школу, по требованию инспектора, построили, но столкнулись с тем, что учителей для неё днём с огнём не сыскать. Для повышения привлекательности заказали проект по тем рисункам, что я когда-то готовил для Кайриных, на двухэтажный коттедж на две семьи, и заложили строительство сразу двух таких домов, но пока детей приходилось возить на учёбу в Осиповичи, в школу на окраине, обслуживающую рабочую слободу и окрестные деревни. Для этого пока используем тентованный грузовик с лавками в кузове, чтобы отвезти учеников туда и обратно. Но к зиме нужно или находить учителя, или строить автобус. Правда, другие ученики, и городские, и сельские, и так смотрят на «викентьевских» с завистью из-за того, что тех два раза в день на автомобиле катают, с появлением автобуса зависть ещё больше усилится, но мне важнее, не поморозить мелких в дороге, хотя бы для того, чтоб их родители работали спокойно, а не отвлекались на лечение своих чад.

Забросили удочки во все педагогические училища, обещая жильё, питание и приличный оклад, но новый выпуск будет в любом случае только в конце весны. Но, может, удастся сманить кого-то из других мест?

В Смолевичах, Алёшкино и трактирах всё шло по плану, с отклонениями в пределах ожидаемого. Главной новостью можно было считать известие о беременности жены Лёньки Патрикеева. Там, правда, срок был уже месяца два с половиной, просто они это в секрете держали.

В Дубовом Логе командир дружины нашёл, в том числе — по рекомендациям знакомых из Борисова, четверых кандидатов в дружину, но один из них, когда узнал о будущей проверке послужного списка жандармами, исчез не прощаясь, чем заставил Ивана Антоновича о многом задуматься. Трёх оставшихся, чтобы дурью не маялись, привлекли к изучению берега Умбры в поисках места для причала, как на случай, если договоримся с военными, так и для своих нужд. Вниз по течению наш, правый берег Умбры оставался высоким и обрывистым, в одном только месте высота склона уменьшилась до семи метров, максимальная же была около пятидесяти. И, судя по всему, такая картина будет до самого слияния Умбры и Щучьей. Зато вверх по течению нужное место нашлось всего в трёх с небольшим километрах. Там нашлась старица, уже полностью утратившая связь с рекой и превратившаяся в заболоченное озерцо. Собственно говоря, это место нашли ещё те люди, что собирались строить черепаховую ферму, но чем-то оно их не устроило, оставшись в числе «запасных вариантов». Между старицей и руслом получилась более-менее ровная площадка длиной метров шестьдесят и шириной чуть больше ста, если длину считать вдоль реки. Был и спуск с нашего холма, требующий минимальной доработки, чтобы стать проезжим, и глубина уже в двух-трёх метрах от берега была больше двух метров. Каштелян получил задачу выделить хотя бы трёх-четырёх человек, чтобы заготовить вешки и разметить дорогу, а бойцы — охранять эту самую бригаду, а то мало ли: например, небольшой прорыв с первого уровня, в который войдёт тройка змееруков, и всё — вырежут неодарённых крестьян, те даже пикнуть не успеют. И то, что я на своей земле разрешил «всем лично свободным» ношение холодного оружия, за исключением мечей, сабель и производных от них не сильно поможет: мало иметь копьё или цеп, надо ещё уметь ими пользоваться не так, как вилами или при молотьбе на току.

Закончив со звонками, взялся за домашние задания по учёбе. Закончил с которыми только в половине одиннадцатого вечера. И то, часть сделал откровенно «на отцепись», надо будет попробовать на перемене как-то это дело улучшить, но не сейчас — слишком спать хочется. В душ и в кровать.