Глава 7

В Дубовый Лог приехал в десять утра, к этому времени там всё было готово: и ведро «слив» разной степени зрелости, и оборудование для выжимки сока, и даже «добровольцы» образовались: у одного из наёмников вторые сутки болел зуб, что он пытался скрыть от командира, поскольку боялся стоматологов, второй поранил руку при чистке оружия. Ему всё зашили, забинтовали, но от службы отстранили — вот этих обоих командир и «приговорил» в качестве дисциплинарной меры участвовать в опыте, заведомо зная (в отличие от них), что я их гарантированно не отравлю.

Чтобы не тратить времени зря: анестетик по счастью оказался в соке. Шкурка просто нещадно «вязала» во рту и содержала дикое количество дубильных веществ, мякоть же, если отжать её от сока, имела небольшой слабительный эффект, многократно меньший, чем у зрелых фруктов, а высушенная нещадно воняла жжёными тряпками. Сок, как и любой, в принципе, обезболивающее, оказался легким токсином, чтобы получить заметные проблемы со здоровьем требовалось выпить полстакана минимум. В теории, если засадить залпом, это можно было попытаться сделать до того, как рот, пищевод и желудок онемеют, но на самом деле прямое воздействие на пищеварительную систему и, через слизистую — на кровеносные сосуды во рту было намного опаснее. Сок не просто отнимал чувствительность, он блокировал двигательные импульсы в мышцах и вызывал спазм мелких кровеносных сосудов. С точки зрения стоматолога — это положительные эффекты, пациент не будет дёргаться и меньше станет идти кровь, но как побочный при проглатывании… Примерно прикинул, что максимальная доза, при которой точно не будет серьёзных, устойчивых проблем — это чуть больше столовой ложки для взрослого человека массой около семидесяти килограммов. И, да — вылитый на открытую рану или вблизи неё сок снимал боль и отключал мышцы минут на десять–пятнадцать, на пять минут меньше, чем при закапывании в рот.

В целом вещество выглядело перспективно, но мои уверения об эффективности и сравнительной безопасности ничего не стоили ни для медиков, ни для медицинских чиновников, требовалось отправлять препарат на исследования. Распорядился заготовить три ведра сока, один отправить врачам с сопроводительной запиской, а ещё два — поместить в шкаф со стазисом у меня в особняке, разумеется, обклеив бутыли бумажками с предупреждениями.

Узнал ход сбора ягод, проконтролировал, что начато производство вытяжек для «изнаночной» настойки и в итоге разделался с делами часа за полтора. Лёгкий перекус в трактире и в полдень я, прихватив с собой зубного страдальца для сдачи в лапы стоматолога. Подумав, прихватил с собой флягу на полтора литра сока — показать, чем обезболивали, да и вдруг врач в Смолевичах решит сам попробовать? На подъезде к городу понял, что до поезда из Борисова буквально пятнадцать минут, потому немного поменял планы: забросил страдальца в частную стоматологию, а сам поехал на вокзал, встречать возможного будущего сотрудника.

Надо сказать, узнал я его сразу, и даже не потому что немногочисленны дачники и местные жители, ездившие по каким-то делам в соседний город, были в большинстве своём знакомы, пусть не лично, то хотя бы вприглядку. Просто среди пассажиров оказался только один в повседневной офицерской форме с погонами поручика, да ещё и озирающийся по сторонам на явно незнакомой станции. Хм, стало быть — отставка почётная, раз с правом ношения формы, или вовсе увольнение в запас. Лучше бы первое, это сильно снижает риск того, что его в случае чего призовут обратно в армию. Но лучше уточнить, конечно.

— Добрый день! Извините, это не вы на собеседование в дружину к барону Рысюхину?

— Да, я. А вы, простите…

— А я и есть тот самый барон Рысюхин. Так случилось, что проезжал мимо и решил вас здесь подобрать. Давайте продолжим в автомобиле.

Погодка, как для середины сентября — уже середина, четырнадцатое число! Каникулы же, кажется, только вчера закончились! — стояла слишком уж бодрящая, градусов пять тепла и какая-то противная мелкая морось. Это на изнанках, что в академии, что на моей — лето. И в кабине тоже тепло и сухо. Приезжий довольно крякнул:

— Замечательный автомобиль! Если не секрет — где разжились?

— Сам сделал. Точнее, переделал из серийного грузовика в семейный выезд. Если сговоримся, в вашем распоряжении будет что-то подобное, но не сразу.

— Прошу простить мои манеры — Старокомельский Иван Антонович, поручик в отставке.

Я вспомнил краткую биографию — из мещан, простолюдин с пробудившимся слабеньким воздушным даром и без личных способностей, после проявления дара поступил в военное училище, скорее даже курсы, выпустился через полтора года унтер-офицером, дальше — служба, быстрый рост до зауряд-прапорщика, двенадцать лет выслуги в этом звании, экзамен на классный чин и — длительная командировка, больше похожая на бессрочную ссылку. Внезапно я решил опять поменять планы, на этот раз — по-настоящему.

— Скажите, Иван Антонович, у вас нет каких-либо неотложных дел в Борисове в ближайшие пару дней? Например, кот не кормленный, назначенное свидание или собеседование на должность?

— Увы, ничего подобного, к моему сожалению. До пятницы — я совершенно свободен!

— А почему именно до пятницы? — ретранслировал я вопрос внезапно сильно заинтересовавшегося деда.

— В пятницу встреча с квартирной хозяйкой, ежемесячную плату за постой вносить.

«Тоже мне, Пятачок нашёлся…»

«Кто⁈»

«Долго объяснять, это из мультика».

— В таком случае, чем что-то объяснять на словах и показывать на пальцах — предлагаю поехать сразу на место и там всё осмотреть, только документы бухгалтеру заброшу. Тут недалеко, минут сорок езды, обратно вас привезут тоже, а мне сегодня ещё в Могилёв нужно, имение же по дороге.

— В целом — не против. Если ещё где-нибудь по дороге можно будет остановиться, прикупить кое-какие припасы…

— Отлично! Насчёт припасов не волнуйтесь, обеспечим всем необходимым, если это, конечно, не что-то особенное.

По дороге отставник рассказывал мне о своей службе, а я старался понять, что он за человек. Вроде пока всё ровно, возраст мой никак не прокомментировал, держит себя ровно — с одной стороны, я, конечно, барон, но и он — офицер, марку блюдёт.

Я специально поехал через Алёшкино, чтобы по пути показать возможному будущему сотруднику все наши заведения, пусть они и не требовали его внимания, но мало ли как оно повернётся в будущем. В «Прикурганье» мы даже и заехали — пообедать, да и с дальним прицелом тоже. Обед был снова с одной стороны — простым, с другой — достойным иного ресторана «с претензией». Уха и отбивная под ягодным соусом с картошкой. Только уха — из изнаночной рыбы и отбивная — из кенгуранчика под пряным соусом из изнаночной же голубики. Только овощи, что в ухе, что в гарнире были обычными, до того, чтобы выращивать на изнанке картошку с морковкой я ещё не дошёл. Или не докатился? Заинтересовавшемуся что за мясо и по какому рецепту поручику так и объяснил — мол, трактир мой, и продукты с моей же изнанки, которая тут в четырёх километрах с небольшим, если по дорогам мерять, получаются как бы не дешевле покупных. А вот проезжим купчинам продать можно за деликатес. Кстати, обратил внимание, что незнакомому и неженатому офицеру, да ещё и со мной за одним столом обедающему, кое-кто из подтянувшихся к середине трапезы местных дам начали глазки строить. И он это тоже вроде бы заметил. За обедом о делах говорить не принято, но после него заметил, что есть ещё посёлок в Могилёвской губернии, где тоже много всего интересного и нужен какой-никакой гарнизон, хотя бы для того, чтоб присматривать за арсеналом для ополчения на случай прорыва. Но туда поедем только если договоримся.

По дороге к Дубовому Логу я дошёл до неприятного:

— Но главной задачей пока является то, что вам наверняка остоп… эээ… безгранично надоело за время службы. А именно — охрана портала на изнанку. Обеспечить её — моя обязанность перед Империей.

— Да уж, поднадоело. Но тут хоть климат неплохой и люди рядом.

— Люди есть и прямо на объекте, сейчас увидите.

— А кто охраняет в настоящее время?

— Наёмный отряд. У них хорошие отзывы, им нужно восстановиться после потерь, а меня они устраивают. Договор у нас до Нового года, к этому времени хотелось бы иметь хотя бы основу дружины.

— Сколько планируете набрать людей?

— Сейчас приедем — я покажу вам свои расчёты. Тут как ни экономь, а минимум два с половиной десятка нужно. Благо, хоть оружие закупать нет необходимости — Государь Император подарил, надо только забрать в Борисове.

Форты, что на лице, что на изнанках, были хоть и типовые, но более современного проекта чем тот, где служил Иван Антонович. И новенький, с иголочки — без проржавевших труб, крошащихся кирпичей и прочего. Между прочим, познакомил поручика со своим каштеляном, представив как человека, который главный по всей хозяйственной деятельности и решает все вопросы взаимодействия с добытчиками, кроме охраны порядка.

— Как видите, места для размещения дружины хватает. Наёмники предпочитают жить на лице, помещения на нулевом и первом уровнях полностью свободны. Давайте так. Я оставлю вам все материалы и дам команду разместить вас в трактире, там есть гостевые комнаты или, если хотите — в форте, дня на три. Вы посмотрите, пообщаетесь с людьми, и примете решение, ладно? А мне ещё сто семьдесят вёрст ехать…

Подумав, решил не откладывать в долгий ящик то, что может стать проблемой.

— Ещё о неприятном. Я сделал несколько запросов на эту вакансию, и пока вы думаете — снимать их не буду. Так что, если найдётся кто-то более подходящий — например, с более широким опытом, или вы сами решите, что не потянете все задачи — я смогу предложить вам только надоевшую должность начальника гарнизона в статусе заместителя командира дружины.

— Ну, тут есть разница. Как минимум, здесь есть живые люди вокруг и климат лучше. Ну, и никаких пустых надежд…

— Кстати, о надеждах. На какой уровень оплаты вы рассчитываете?

— Если отталкиваться от уровня оплаты армейского поручика…

— Давайте не будем о грустном[1]. Предлагаю отталкиваться от уровня оплаты моих управляющих. Для должности командира дружины запланирован денежный оклад уровня старшего управляющего, четыреста пятьдесят рублей. Для командира гарнизона форта — триста пятьдесят. Плюс оружие, обмундирование, питание. В общем, смотрите, думайте, решайте. Своё решение скажете Егору Фомичу Белякову, моему главному управляющему. Он часто бывает здесь, или можно вызвать через трактирщика по телефону.

Уже когда поручик провожал меня к фургону, я решился задать вопрос по поводу смущавшей меня несуразности:

— Господин поручик, если это не касается каких-то секретов, поясните: как вы оказались в удалённых районах, если служили в Борисовском полку?

— Ха! Служил я на Кольском полуострове в одной из полигонных частей — мы числились охраной полигона, между прочим. Когда я написал рапорт об отставке — встал вопрос о доставке мне сменщика и моём вывозе. Это приурочили к весенней смене призывников, так что вывезли меня оттуда в апреле, а срок увольнения был в августе. Требовалось куда-то пристроить на четыре месяца, с Севера меня уже увезли, в столичном округе я такой красивый нафиг никому не всрался, простите за выражение, отправили в распоряжение Северо-Западного округа, а здесь пристроили на дослуживание на полигон Борисовского гарнизона.

Вот, казалось бы — ничего особо и не делал, так, поговорил с человеком, а выехал из Дубового Лога уже в четвёртом часу. Хотя, это, опять же — как посмотреть. Когда-то на коне только съездить из имения в Смолевичи и обратно означало потратить полдня на одну дорогу. Но во время традиционной остановки в Березино около семи вечера — уже темнело — я обратился к деду:

«Что ты там говорил про час-полтора от имения до Могилёва?»

«Я говорил полтора-два, час — это если повезёт с погодой».

«Что для этого нужно?»

«Мотор нужен, остальное всё от него пляшет. Основные параметры конструкции я наизусть помню — там и помнить-то особо нечего, но сделать сразу идеально „вылизанный“ вариант палевно, да и подгонку под местные материалы никто не отменял. Но главное — мотор, от него и кабина зависит, и всё прочее. Если придётся ставить бензиновый — аппарат получится сильно хуже прототипа, поскольку движки тут у вас пока ещё чудовищно тяжёлые. А вот если на макрах… Многое придётся пересчитывать, зато получится сущая конфетка!»

«Подробностей, значит, не скажешь?»

«Пока мотор не найдёшь — нет. Чтобы зря не балаболить и не дразниться».

Дед замолчал на какое-то время, но стоило нам выехать на тракт, как стал что-то напевать себе под нос. Я прислушался, если так можно выразиться.

'Ты узнаешь её по вымени!

По усам, щупальцАм, по хоботу!

Её запах на ёлке высечен

Агрегатами археологов!'

«Дед, а вот в чём интерес твой — песни портить? Хочешь петь, так пой нормально, или в чём дело?».

«Портить? Нормально⁈ Ну-ну. Там дальше слова есть: 'И её изумрудные брови колосятся под знаком Луны», как тебе такой ужас?

«Нууу… Довольно поэтичное описание, скажем, хлебной нивы».

«Не-а, это про человека. Вот и гадай — то ли автор не знает, что такое „колоситься“, то ли его подружка — чудовище. Или вот ещё, песня, правда, другая, но стиль и направление те же: „Губки у неё — створки две в воротах рая“, каково, а?»

«Какая ещё Рая?»

«Не рая, а рай — в местной религии место посмертного блаженства праведников, не в этом дело».

«Подожди, как не в этом⁈ Губы — вход в загробный мир⁈ Жуть какая! Я бы такое даже палкой трогать не стал!»

Дед не засмеялся — заржал.

«А мне вот такая трактовка даже в голову не приходила! Засасывает насмерть, ага! Хотя автор имел в виду, что они блаженство дарят небывалое. Я же про другое: представь себе губы — и ворота».

«Стой, подожди! Одни — горизонтально, вторые — вертикально! Как так?»

«Ну, у меня есть четыре варианта. Первое — автор и исполнитель никогда в жизни не видели ворот. Только ворота гаража, которые вверх поднимаются. Второе — она мутант, с хелицерами, как у паука».

«Жуть! А остальные?»

«Третий вариант — что имелись в виду не те губы, которые на лице…»

«Дед! Ты пошляк!»

«Не я, а автор! Кстати, ещё момент. Праведники, конечно, зверь редкий, но всё равно — представь, сколько народу должно было пройти через те ворота? Хотя бы в год?»

«Дееед! Фу на тебя! Я про четвёртый вариант вообще уже спрашивать стесняюсь».

«А четвёртый — самый правдоподобный: им просто лень было думать, взяли первый попавшийся стереотипный образ и вставили. Вообще не задумываясь ни о логике, ни об уместности, ни о контексте, под лозунгом, что и так сойдёт».

«Но это же неуважение к слушателю!»

«Конечно! Но есть персонажи, что уважают только деньги. Действуют по озвученному одним из них принципу „пипл схавает“, что по смыслу можно перевести как „быдло сожрёт“. Так вот, теперь подумай и скажи — можно ли это вот в принципе испортить, хотя бы теоретически?»

Я подумал. Подумал-подумал, и…

— Ты узнаешь её по вымени!..

Причём в исполнении деда «археологи» превращались почти в «архи-олухов», и, я думаю — он этого и хотел. Так, распевая песни, в том числе — и уже запущенные в мой мир, например — «пиратские», из того забавного мультфильма, а также и те, что выпускать никак нельзя, но их уже — только внутри себя, хоть никто и не мог бы меня услышать в закрытой кабине движущегося автомобиля.

Домой приехал уже в десятом часу, на улице стояла настоящая ночь — а ведь ещё совсем недавно в это время гулять ходили, в сумерках. Да уж, на лице мира наступает осень и приближается зима. Сезон закладки запасов — и выдержанных напитков на следующий год, а также разлива дозревших. А значит — в разы больше работы с договорами и прочими документами. Я со штатом управляющих порой в голос выть готов, и даже не хочу пытаться представить, как бы выкручивался в одиночку. Ну вот, сам себе настроение испортил объёмом работы — и тут же улучшил, сообразив, на кого можно будет скинуть большую её часть.

Дома меня встречали две кошки — Мурка и Мявекула, и хоть одна из них была человеком — головой об меня тёрлись почти одинаково. Потом был душ и ужин, во время которого пришлось выслушивать длинный рассказ супруги о том, как она провела двое суток, хотя по мне так там всё можно было уложить в две-три фразы, я имею в виду — значимую часть. Мне, например, это вполне удалось. А кошка растеклась по коленям в позе, какую я в жизни не заподозрил бы в удобстве, скорее счёл бы пыточной, и милостиво позволяла гладить её и даже чуть-чуть чесать пузико.

Глядя на это чёрное мурчащее пятно вспомнил дедово определение: «К-жидкость — сверхтекучая, сверхволосатая, сверхлипкая». Да уж, прилипла — не отдерёшь, да и отдирать-то не хочется.

[1] Вопреки всё ещё существующим стереотипам, царские офицеры, по крайней мере — до полковника, в нашей реальности отнюдь не жировали. Уже давно ходят по рукам сведения, что к 1914 году у штабс-капитана по штатам мирного времени оклад денежного довольствия был около 42 рублей. Правда, это были не все положенные выплаты, о чём многие «источники» умалчивают — по незнанию или по иным соображениям, не знаю — ещё полагались деньги за должность, за выслугу, за награды, мундирные (эти выплачивались не каждый месяц), можно было не питаться по месту службы, а получать «котловые» наличными — в диапазоне 15–20 рублей. Кое-где кое-когда могли быть ещё доплаты на съём жилья и на проезд, но это экзотика. В среднем «на круг» у того же штабс-капитана, в зависимости от должности, выходило в месяц около 120–140 рублей. У поручика — около сотни, плюс-минус. Для сравнения, подсобный рабочий (вообще без квалификации) зарабатывал 50–70 копеек в день, рабочий с низшим, но разрядом — 40–45 рублей в месяц, квалифицированный — 60–80, «рабочая аристократия» на некоторых, для справедливости, фабриках — 100 и больше. При сравнении стоит учесть, что офицер — это специалист с высшим образованием, которого надо бы сравнивать с инженером. Плюс офицер — это человек, несущий личную ответственность не только за кучу дорогостоящего имущества, но и за жизни десятков людей.

В мире РОС рубль «дешевле», месячный суммарный доход поручика, с котловыми и мундирными, примерно 250, зарплаты «низового» персонала уже приводил не раз, как и зарплаты управляющих.

Загрузка...