Сага Гарри Поттера в одном томе

Глава 14. Перси и Бродяга

На другое утро Гарри проснулся первым в спальне. Он немного полежал, глядя, как плавает пыль в солнечном луче, проникшем через щель в пологе, и радуясь тому, что сегодня суббота. Первая неделя занятий казалась бесконечно долгой, как один сплошной урок истории магии.

Судя по сонной тишине и свежести солнечного луча, солнце взошло совсем недавно. Он раздвинул полог кровати, встал и начал одеваться. Кроме птичьего щебета вдали да мерного, глубокого дыхания соседей-гриффиндорцев, ничего не было слышно. Он тихо открыл свою сумку, вытащил пергамент и перо и пошёл в общую гостиную.

Направившись прямо к своему любимому мягкому креслу возле камина, давно погасшего, Гарри сел поудобнее, развернул пергамент и огляделся. Обычного мусора, накапливающегося здесь к концу дня — скомканных клочков пергамента, старых плюй-камней, конфетных обёрток и пустых пузырьков из-под ингредиентов, — сегодня не было. Не было и шапок, связанных Гермионой для эльфов. Лениво подумав о том, сколько эльфов уже отпущено на свободу, хотели они её или нет, Гарри откупорил чернила, обмакнул перо и, занеся его над гладким желтоватым пергаментом, глубоко задумался. Он сидел, глядя в пустой камин, и решительно не знал, что ему написать.

Теперь он понял, насколько трудно было Рону и Гермионе писать ему летом письма. Как рассказать Сириусу обо всём, что случилось за неделю, и задать вопросы, не дававшие покоя, но так, чтобы не поняли те, кто может перехватить письмо?

Он долго сидел, уставясь в камин, но наконец пришёл к решению и, снова окунув перо, начал писать:

Дорогой Нюхалз!

Надеюсь, что ты здоров; первая неделя здесь была ужасной, и я рад, что она кончилась.

У нас новый преподаватель защиты от Тёмных искусств, профессор Амбридж. Она почти такая же милая, как твоя мамочка. А пишу тебе потому, что то, про что писал тебе прошлым летом, опять случилось вчера вечером, когда я отбывал наказание у Амбридж.

Скучаем по нашему самому большому другу, надеемся, что он скоро вернётся. Пожалуйста, ответь поскорее.

Всего хорошего.

Гарри.

Он несколько раз перечитал письмо, пытаясь увидеть его глазами постороннего. Кажется, из него нельзя понять, о чём здесь говорится и кому оно адресовано. Он надеялся, что Сириус поймёт намёк о Хагриде и сообщит, когда Хагрид может вернуться. Открыто спрашивать он не хотел — это могло привлечь внимание к тому, чем занят Хагрид, пока отсутствует в школе.

Письмо, хотя и очень короткое, писалось долго: за это время солнце обогнуло чуть не половину гостиной, а в спальнях наверху уже слышалось движение. Аккуратно запечатав пергамент, он выбрался через портретную дверь и пошёл к совятнику.

— На твоём месте я бы этой дорогой не шёл, — сказал Почти Безголовый Ник, смущённо выплывший перед ним из стены в коридоре. — Пивз задумал подшутить над первым, кто пройдёт мимо бюста Парацельса по коридору.

— Шутка в том, что Парацельс упадёт ему на голову? — осведомился Гарри.

— Как ни смешно, да, — скучным голосом ответил Ник. — Остроумием Пивз никогда не отличался. Попробую найти Кровавого Барона. Может, он его урезонит… Пока, Гарри.

— Пока, — отозвался Гарри и свернул не направо, а налево, выбрав более длинную, но более безопасную дорогу к совятнику.

Настроение у него улучшалось: в одном окне за другим он видел яркое голубое небо; сегодня тренировка, и наконец-то он попадёт на поле для квиддича.

Что-то задело его лодыжку. Он посмотрел под ноги и увидел, что мимо шмыгнула тощая серая кошка смотрителя Миссис Норрис. Она глянула на него жёлтыми, как лампы, глазами и скрылась за статуей Уилфреда Унылого.

— Ничего такого не делаю, — крикнул ей вслед Гарри. У неё явно был вид кошки, намеревающейся донести на него хозяину, хотя с какой стати, Гарри не понимал — он имел полное право пойти субботним утром в совятник.

Солнце уже стояло высоко, и, когда Гарри вошёл в совятник, окна без стёкол ослепили его: широкие серебристые снопы солнечного света насквозь пронизывали круглое помещение, где сидели на балках сотни сов, несколько обеспокоенных ярким светом, — некоторые, похоже, только что вернулись с охоты. Отыскивая глазами Буклю, Гарри шёл, задрав голову, и устланный соломой пол похрустывал под ногами, когда он наступал на косточки маленьких животных.

— Вот ты где, — сказал он, увидев её почти на самом верху сводчатого потолка. — Давай сюда. Тут у меня письмо.

Тихо ухнув, она расправила большие белые крылья и спустилась к нему на плечо.

— Ну да, тут написано: «Нюхалзу», — сказал он, вкладывая ей в клюв письмо, и, сам не зная зачем, шёпотом добавил: — Но оно для Сириуса, ясно?

Букля мигнула жёлтыми глазами, и это означало, что она поняла.

— Тогда счастливого полёта.

Гарри поднёс её к одному из окон, и, оттолкнувшись от его руки, Букля взмыла в ослепительно яркое небо. Он смотрел ей вслед, пока она не превратилась в чёрную точку и не исчезла, а потом перевёл взгляд на хижину Хагрида — домик был хорошо виден из этого окна и явно необитаем: занавески задёрнуты, дым из трубы не идёт.

Верхушки деревьев в Запретном лесу раскачивал ветерок. Гарри смотрел на них, радуясь свежему воздуху, обвевавшему лицо, думая, что скоро квиддич… И вдруг увидел: из чащи, словно громадная нелепая птица, поднялась большая крылатая лошадь-рептилия, с раскинутыми перепончатыми, как у птеродактиля, крыльями — в точности такая, как те, что были впряжены в хогвартские кареты. Она описала в воздухе большой круг и снова опустилась в чащу. Всё это произошло так быстро, что Гарри не мог поверить своим глазам; однако сердце у него бешено забилось.

Позади открылась дверь. Он вздрогнул от неожиданности и, обернувшись, увидел Чжоу Чанг с письмом и свёртком в руке.

— Привет, — машинально произнёс он.

— Ой… привет, — испуганно отозвалась она. — Я думала, тут никого не будет в такую рань… Только что вспомнила: сегодня мамин день рождения.

Она показала свёрток.

— Ага, — пробормотал Гарри. У него словно что-то заклинило в голове. Он хотел сказать что-нибудь забавное, но мысли были заняты ужасной крылатой лошадью. — Хорошая погода. — Он показал на окно. Внутри у него всё съёжилось от растерянности. Погода. О погоде заговорил…

— Да. — Чжоу поискала взглядом подходящую сову. — В самый раз для квиддича. Я всю неделю не выходила. А ты?

— Тоже, — сказал Гарри.

Чжоу остановила выбор на одной из школьных сипух. Подманила её к себе на руку, и птица услужливо выставила лапу, чтобы к ней прикрепили посылку.

— А что, у Гриффиндора есть уже новый вратарь?

— Да. Мой друг Рон Уизли, знаешь его?

— Это который ненавидит «Торнадос»? — холодно осведомилась Чжоу. — А играть-то может?

— Да, — сказал Гарри. — Думаю, да. Хотя в игре его не видел. Отбывал наказание.

Чжоу перестала привязывать посылку к совиной лапе и подняла голову.

— Эта Амбридж подлая, — сказала она, понизив голос, — наказала тебя за то, что ты сказал правду про… про его смерть. Все об этом слышали, вся школа знает. Ты храбро поступил, что не поддался ей.

Гарри сразу ощутил такую лёгкость, что, казалось, вот-вот поднимется в воздух с заляпанного помётом пола. Какое ему дело до этих дурацких летающих лошадей? Чжоу считает, что он вёл себя храбро. Он даже подумал, не показать ли ей — как бы случайно — порезанную руку, пока помогает привязывать посылку… но в ту секунду, когда возникла эта соблазнительная мысль, дверь совятника снова распахнулась.

Пыхтя, вошёл смотритель Филч. Его обвислые, с прожилками щёки были в красных пятнах, подбородок дрожал, жидкие седые волосы взъерошены — он явно бежал сюда. Миссис Норрис семенила следом, поглядывая на сов и алчно мяукая. Наверху беспокойно зашуршали крылья, и большая бурая сова угрожающе щёлкнула клювом.

— Ага, — сказал Филч, решительно шагнув к Гарри и гневно тряся дряблыми щеками. — Мне сообщили, что ты намерен послать большой заказ на навозные бомбы!

Гарри скрестил руки на груди и хмуро уставился на смотрителя.

— Кто вам сказал, что я заказываю навозные бомбы?

Чжоу, тоже нахмурясь, переводила взгляд с Гарри на Филча, и сипуха, устав стоять на одной ноге, укоризненно ухнула. Чжоу пропустила её напоминание мимо ушей.

— У меня свои источники, — самодовольно прошипел Филч. — А ну-ка, дай сюда своё письмо.

Радуясь, что не замешкался с отправкой письма, Гарри сказал:

— Не могу, уже отправлено.

— Отправлено? — Лицо Филча исказилось от ярости.

— Отправлено, — невозмутимо подтвердил Гарри.

Филч захлопал ртом и стал обшаривать глазами мантию Гарри.

— А почём я знаю, что оно у тебя не в кармане?

— А потому…

— Я видела, как он отправил, — сердито вмешалась Чжоу.

Филч повернулся к ней:

— Видела?…

— Да, видела, — уже свирепо сказала она. Наступила пауза; Филч раздражённо смотрел на Чжоу, она отвечала ему таким же взглядом. Наконец он повернулся и зашаркал к двери. Взявшись за ручку, обернулся к Гарри:

— Если только учую навозную бомбу…

Он затопал вниз по лестнице. Миссис Норрис бросила последний жадный взгляд на сов и поспешила за ним. Гарри и Чжоу переглянулись.

— Спасибо, — сказал Гарри.

— Не за что. — Чжоу, покраснев, привязала наконец свёрточек к лапе сипухи. — Ты ведь не заказывал бомб, правда?

— Конечно, — сказал Гарри.

— С чего же он взял, что ты заказывал? — спросила она, неся птицу к окну.

Гарри пожал плечами. Он был озадачен не меньше её, но сейчас его это почему-то мало волновало.

Из совятника они вышли вместе. У входа в коридор, который вёл в левое крыло замка, Чжоу сказала:

— Мне сюда… Ну… до встречи, Гарри.

— До встречи.

Она улыбнулась ему и ушла. Окрылённый, Гарри двинулся дальше. На протяжении всего разговора с ней он ни разу не смутился. «Ты храбро поступил, что не поддался ей…» Чжоу назвала его храбрым… она не проклинает его за то, что он остался жив.

Конечно, она предпочла Седрика, это ясно. Хотя, если бы он пригласил её на бал раньше Седрика, всё могло бы обернуться иначе… Кажется, ей действительно было жаль, что приходится ответить отказом на приглашение Гарри.

— Доброе утро, — весело сказал он Рону и Гермионе, усаживаясь за стол Гриффиндора в Большом зале.

— Чего это ты такой довольный? — удивился Рон.

— Ну… квиддич скоро, — радостно сказал Гарри, придвигая к себе большое блюдо яичницы с беконом.

— А-а… да. — Рон положил свой тост и глотнул тыквенного сока. — Слушай, ты не против пойти со мной чуть раньше? Немного погонять меня перед тренировкой? Чтобы я слегка пообвык.

— Давай, конечно, — сказал Гарри.

— Слушайте, по-моему, не стоит, — вмешалась Гермиона. — У вас обоих масса несделанных уроков, а вы…

Но она не закончила фразу: прибыла утренняя почта, и к Гермионе, как всегда, спускался «Ежедневный пророк» в клюве ушастой совы, которая приземлилась в опасной близости к сахарнице и протянула лапу. Гермиона сунула ей в кожаный мешочек кнат и, когда птица взлетела, критическим взглядом пробежала по первой странице.

— Что-нибудь интересное? — спросил Рон.

Гарри улыбнулся: понятно было, что Рон хочет отвлечь её от неприятной темы домашних заданий.

— Нет, — вздохнула она. — Сплетня о бас-гитаристке «Ведуний» — выходит замуж.

Гермиона развернула газету и скрылась за ней целиком. Гарри занялся второй порцией яичницы. Рон с несколько озабоченным видом смотрел на высокие окна.

— Постойте, — вдруг сказала Гермиона. — Ох, что же это… Сириус!

— Что такое? — сказал Гарри и схватился за газету так порывисто, что она разорвалась надвое, и у него и Гермионы оказалось в руках по половине.

— «Министерство магии получило сведения из надёжного источника, что осуждённый за массовое убийство Сириус Блэк… ля-ля-ля… в настоящее время скрывается в Лондоне!» — Гермиона прочла это упавшим голосом.

— Люциус Малфой. Спорю на что угодно, — тихо и с яростью проговорил Гарри. — Он узнал Сириуса на платформе…

— Как? — встревожился Рон. — Ты хочешь сказать…

— Тс-с, — остановили его оба.

— «…Министерство предупреждает волшебное сообщество, что Блэк крайне опасен… убил тринадцать человек… совершил побег из Азкабана…» Обычный вздор, — заключила Гермиона, положив свою половину газеты и с испугом глядя на Гарри и Рона. — Значит, опять не сможет выходить из дома, вот и всё, — прошептала она. — Дамблдор предупреждал его, что нельзя.

Гарри хмуро посмотрел на свою половину разорванного «Пророка». Большая часть страницы была посвящена рекламе «мантий на все случаи жизни» от мадам Малкин, видимо, устроившей распродажу.

— Эй, — сказал он, шлёпнув газету на стол, чтобы видно было Гермионе и Рону, — посмотрите сюда!

— Мне своих мантий хватает, — сказал Рон.

— Да нет. Вот на эту маленькую заметку.

Рон и Гермиона нагнулись к газете. Заметка была в несколько строк и помещена в самом низу колонки.

Стерджис Подмор, тридцати восьми лет, проживающий в Клэпеме, Лабурнум-Гарденс, 2, предстал перед Визенгамотом по обвинению во вторжении и попытке ограбления, имевшим место в Министерстве магии 31 августа. Подмор был задержан в час ночи дежурным колдуном Министерства Эриком Манчем, который застиг его за попыткой проникнуть в совершенно секретное помещение. Подмор, отказавшийся от защитительной речи, признан виновным по обоим пунктам и приговорён к шести месяцам заключения в Азкабане.

— Стерджис Подмор? — медленно проговорил Рон. — Это у которого голова как будто покрыта соломой? Он тоже из Орд…

— Тсс! — испуганно озираясь, оборвала его Гермиона.

— Шесть месяцев в Азкабане! — прошептал потрясённый Гарри. — Только за то, что хотел войти в какую-то дверь!

— Не будь наивным, не в двери дело. С чего это он оказался в Министерстве магии в час ночи? — прошептала Гермиона.

— Думаешь, он что-то делал по заданию Ордена? — шёпотом спросил Рон.

— Подождите, — вмешался Гарри. — Ведь Стерджис должен был нас провожать, помните?

Оба уставились на него.

— Ну да, он тоже должен был охранять нас по дороге на вокзал, помните? И Грюм досадовал, что он не явился, — значит, он не мог пойти туда по их заданию, так?

— Ну, может, они не думали, что он попадётся, — сказала Гермиона.

— Его могли подставить! — воскликнул Рон. — Нет… слушайте! — Под угрожающим взглядом Гермионы он заговорщицки понизил голос. — Министерство подозревает, что он человек Дамблдора, и… не знаю… никуда он не хотел проникнуть — его заманили в Министерство. Просто придумали, как его схватить!

Наступило молчание. Гарри и Гермиона задумались. Гарри казалось, что версия эта притянута за уши. Гермиона же отнеслась к ней всерьёз.

— Знаете, нисколько не удивлюсь, если это в самом деле так.

Она задумчиво сложила свою половину газеты. Гарри положил вилку и нож, и тут она будто опомнилась.

— Так, по-моему, надо заняться этой статьёй для Стебль — о самоудобряющихся кустарниках, и, если быстро справимся, успеем до обеда поработать над заклинанием Инаниматус Коньюрус для МакГонагалл.

При мысли о куче домашних заданий, дожидающихся его наверху, Гарри ощутил лёгкий укол совести, но небо было ясное, восхитительно голубое, а он уже неделю не садился на свою «Молнию»…

— Можно ведь и вечером, — сказал Рон, когда они с мётлами на плечах спускались по лужайке к полю для квиддича, и грозные предостережения Гермионы о том, что они завалят все свои СОВ, ещё звучали у них в ушах. — И ещё завтра целый день. Она чересчур заводится из-за работы — вот в чём её беда… — Он помолчал, а потом с лёгким беспокойством добавил: — По-твоему, она всерьёз сказала, что не даст списывать?

— По-моему, да, — ответил Гарри. — Но и потренироваться надо, если не хотим, чтобы нас выгнали из команды.

— Правильно, — повеселев, сказал Рон. — Времени у нас на всё хватит.

Подходя к полю для квиддича, Гарри посмотрел направо, туда, где колыхались тёмные вершины Запретного леса. Никто не взлетел оттуда, небо было пустынно, если не считать нескольких сов вдалеке, круживших около башни совятника. Забот у него и так хватало, от летающей лошади никакого вреда ему нет; он перестал о ней думать.

В раздевалке они достали из шкафа мячи и принялись за дело — Рон охранял три высоких шеста, а Гарри играл за охотника и пытался забросить квоффл в кольца. У Рона, на взгляд Гарри, получалось неплохо — он отразил три четверти бросков и с каждым разом действовал всё увереннее. Часа через два они вернулись в замок на обед, в ходе которого Гермиона ясно дала им понять, что считает их безответственными. После обеда пошли на общую тренировку. Вся команда, кроме Анджелины, была уже в раздевалке.

— Порядок, Рон? — спросил его Джордж и подмигнул.

— Ага, — сказал Рон, хотя по дороге к полю он заметно присмирел.

— Покажешь нам, где раки зимуют? — сказал с ехидной улыбкой Фред, высунув всклокоченную голову из ворота спортивного костюма.

— Заткнись, — с каменным лицом огрызнулся Рон, впервые надевавший форму. Костюм был Оливера Вуда и пришёлся ему почти впору, хотя Оливер был шире в плечах.

Анджелина, уже переодетая, появилась из капитанской комнаты и сказала:

— Внимание! Начинаем. Алисия и Фред, будьте добры, ящик с мячами. Да, тут будут наблюдать за нами кое-какие зрители — прошу не обращать на них внимания.

Произнесла она это безразличным тоном, но Гарри почему-то подумал, что ей известно, кто эти зрители. И в самом деле: когда они вышли из раздевалки на яркое солнце, их встретило улюлюканье и глумливые выкрики слизеринской команды и десятка болельщиков, сбившихся в кучку на пустой трибуне. Голоса их гулким эхом разносились по стадиону.

— Что это там оседлал Уизли? — насмешливо пропел Малфой. — Какими заклинаниями научили летать это гнилое старое полено?

Крэб, Гойл и Пэнси Паркинсон загоготали. Рон оседлал метлу и взлетел, Гарри следом; сзади было видно, как покраснели у Рона уши.

— Не обращай внимания, — сказал он, нагнав друга, — посмотрим, кто будет смеяться после матча.

— Вот правильное отношение, Гарри, — одобрила Анджелина, взмыв над ними с квоффлом под мышкой, и зависла перед своей командой. — Так, начинаем с перепасовки для разогрева, участвуют все…

— Эй, Джонсон, что за причёска? — завопила снизу Пэнси Паркинсон. — Кто это придумал, чтобы волосы выглядели как черви?

Анджелина откинула со лба заплетённые в косички волосы и спокойно скомандовала:

— Расходимся и посмотрим, на что мы годны.

Гарри отлетел назад к кромке поля, Рон — к шестам на другой стороне. Анджелина подняла квоффл одной рукой и с силой метнула Фреду, тот отпасовал Джорджу, Джордж — Гарри, Гарри — Рону, и Рон его выронил.

Слизеринцы, возглавляемые Малфоем, оглушительно заржали. Рон устремился вниз, чтобы поймать мяч до того, как он упадёт на землю, вышел из пике неудачно, завалившись набок, весь покраснел, но всё же снова поднялся на рабочую высоту. Гарри увидел, как переглянулись Джордж и Фред, однако, вопреки обыкновению, промолчали, за что он их мысленно поблагодарил.

— Бросай, Рон, — крикнула как ни в чём не бывало Анджелина.

Рон бросил квоффл Алисии, Алисия отпасовала Гарри, Гарри — Джорджу…

— Эй, Поттер, шрам не беспокоит? — крикнул Малфой. — Прилечь не хочешь? Пора уж — целую неделю как не был в больничном крыле. Личный рекорд небось?

Джордж бросил квоффл Анджелине, она вернула его Гарри, который не ожидал этого, но всё же поймал мяч кончиками пальцев и сразу отправил Рону. Рон ринулся за мячом — и промахнулся.

— Давай повнимательнее, — сердито крикнула Анджелина вслед Рону, устремившемуся к земле за квоффлом.

Когда Рон вернулся на рабочую высоту, трудно было сказать, что краснее — его лицо или квоффл. Малфой и остальные слизеринцы задыхались от смеха.

С третьей попытки Рон поймал квоффл и, наверное, от радости так запустил им в Кэти, что мяч пролетел у неё между рук и ударил прямо в лицо.

— Извини! — простонал он и бросился к ней посмотреть, силён ли ушиб.

— Вернись на место, она цела! — рявкнула Анджелина. — Но когда пасуешь своему, постарайся не сбить его с метлы! Для этого есть бладжеры!

У Кэти шла кровь из носа. Слизеринцы на трибуне топали ногами и улюлюкали. Фред и Джордж подлетели к Кэти.

— На-ка, — сказал Фред, вынув из кармана что-то маленькое малинового цвета, — остановит мигом.

— Ладно, — крикнула Анджелина. — Фред и Джордж, берите биты и бладжер. Рон — к шестам. Гарри, когда скажу, выпускай снитч. Начинаем забрасывать Рону.

Гарри помчался за близнецами.

— У Рона всё через пень-колоду, — буркнул Джордж, когда они приземлились возле ящика с мячами.

— Просто волнуется, — сказал Гарри. — Утром мы упражнялись вдвоём, и он играл нормально.

— Будем надеяться, он не прошёл пик формы, — угрюмо сказал Фред.

Они поднялись в воздух. Анджелина дала свисток, Гарри освободил снитч, а Фред с Джорджем отпустили бладжер. С этой минуты Гарри почти не замечал, что делают остальные. Его задача — поймать трепетный золотой мячик, приносящий команде сто пятьдесят очков, а это требовало исключительной быстроты и сноровки. Он ускорялся, с креном закладывал виражи, подлетал к охотникам и удалялся; тёплый осенний воздух бил в лицо, в ушах звенели далёкие бессмысленные крики слизеринцев… но недолго — его остановил свисток.

— Стоп… стоп… СТОП! — крикнула Анджелина. — Рон, ты не прикрываешь средний шест!

Гарри оглянулся на Рона: тот парил перед левым кольцом, оставив без присмотра остальные два.

— Ой, извини.

— Ты всё время смещаешься, следя за охотниками! — сказала Анджелина. — Или стой в центре, пока не надо прикрыть боковое кольцо, или циркулируй между ними, а не дрейфуй в сторону — из-за этого ты пропустил три последних гола!

— Извини, — повторил Рон, и лицо его горело на фоне голубого неба, как красный бакен.

— А ты, Кэти, не можешь как-нибудь остановить кровь?

— Она только хуже идёт, — хрипло сказала Кэти, утираясь рукавом.

Гарри оглянулся на Фреда: тот встревоженно шарил в карманах. Потом вытащил что-то малиновое, осмотрел и с нескрываемым ужасом обернулся к Кэти.

— Ну, попробуем ещё раз, — сказала Анджелина. Она не обращала внимания на слизеринцев, затянувших нараспев: «Гриффиндор — сапожники, Гриффиндор — сапожники», но посадка её на метле стала несколько скованной.

На этот раз свисток Анджелины остановил их через каких-нибудь три минуты. Гарри как раз заметил снитч у противоположных шестов и был раздосадован остановкой.

— Ну что опять? — раздражённо спросил он Алисию, ближайшую к нему.

— Кэти, — кратко ответила она.

Гарри повернулся и увидел, что Анджелина, Фред и Джордж мчатся к Кэти. Вместе с Алисией он устремился туда же. Ясно было, что Анджелина вовремя остановила игру: Кэти, белая как мел, обливалась кровью.

— Её надо в больницу, — сказала Анджелина.

— Мы её доставим, — сказал Фред. — Она… это… по ошибке проглотила Кровяной Волдырняк.

— Продолжать без загонщиков и одного охотника нет смысла, — мрачно сказала Анджелина, когда Фред и Джордж, поддерживая Кэти с двух сторон, полетели к замку. — Всё, переодеваемся.

Слизеринцы проводили их до раздевалки глумливыми выкриками.

Получасом позже Гарри и Рон вошли через портретную дверь в общую гостиную Гриффиндора.

— Как прошла тренировка? — холодно спросила Гермиона.

— Тренировка? — начал Гарри.

— Совсем паршиво, — глухим голосом закончил Рон, опустившись рядом с ней в кресло.

Гермиона посмотрела на него и немного оттаяла.

— Первый блин комом, — утешила она Рона. — Надо втянуться…

— Кто сказал, что из-за меня паршиво? — огрызнулся Рон.

— Никто, — растерянно сказала она. — Я думала…

— Ты думала, я ни на что не годен?

— Да нет же! Ты сказал: «паршиво» — ну я и…

— Я намерен заняться уроками, — сердито объявил Рон и затопал к лестнице в спальню.

— Он паршиво играл?

— Нет, — ответил Гарри, как и положено другу. Гермиона подняла брови. — Ну, наверное, он мог и лучше сыграть, но ты правильно сказала: всё-таки первая тренировка…

В тот вечер и Рон, и Гарри не сильно продвинулись с уроками. Гарри понимал, что Рон огорчён своей плохой игрой, да и у самого него до сих пор гремело в ушах: «Гриффиндор — сапожники!»

Всё воскресенье они просидели в гостиной, зарывшись в книги, между тем как комната то наполнялась народом, то пустела. День опять был погожий, и большинство однокашников-гриффиндорцев проводили его на воздухе, последний раз в году наслаждаясь ярким солнцем. К вечеру Гарри почувствовал себя так, как будто его мозгом колотили изнутри по черепной коробке.

— Знаешь, наверное, надо поплотнее засесть за уроки на неделе, — сказал он Рону, когда они наконец отложили длинную работу о заклинании Инаниматус Коньюрус для МакГонагалл и уныло взялись за такое же длинное сочинение о спутниках Юпитера для профессора Синистры.

— Да, — согласился Рон, бросив пятый испорченный обрывок пергамента в камин, и потёр покрасневшие глаза. — Может, попросим Гермиону показать, что она сделала?

Гарри посмотрел в её сторону: она сидела с Живоглотом на коленях, весело болтала с Джинни, и в руках у неё мелькали спицы — вязался очередной бесформенный носок для домового эльфа.

— Нет, — твёрдо сказал он, — ты же знаешь, она не покажет.

И они продолжали работать, пока не потемнело за окнами. Гостиная потихоньку пустела. В половине двенадцатого к ним, зевая, подошла Гермиона.

— Заканчиваете?

— Нет, — лаконично ответил Рон.

— Самый большой спутник Юпитера — Ганимед, а не Каллисто, — она показала пальцем на строчку в сочинении Рона, — а вулканы — на Ио.

— Благодарю, — буркнул Рон, зачёркивая ошибку.

— Извини, я просто…

— Ну да, приходишь только критиковать…

— Рон…

— Некогда мне слушать нотации, ясно? У меня тут работы по горло.

— Ой, посмотри!

Гермиона показала на ближнее окно. Снаружи на подоконнике стояла красивая сипуха и смотрела на Рона.

— Не Гермес ли это? — изумилась Гермиона.

— Ух ты, он! — тихо сказал Рон и вскочил, бросив перо. — С чего это Перси мне пишет?

Он открыл окно, Гермес влетел в гостиную, опустился на сочинение Рона и протянул лапу с привязанным письмом. Рон снял письмо, и птица тотчас улетела, оставив чернильные следы на рисунке Ио.

Рон прочёл надпись на свитке: «Рональду Уизли, Гриффиндор-Хаус, Хогвартс» — и сел в кресло.

— Почерк Перси. — Он поднял глаза на Гарри и Гермиону. — Ну, что?

— Открывай! — нетерпеливо сказала Гермиона, и Гарри кивнул.

Рон развернул свиток и начал читать. Чем дальше скользили его глаза по свитку, тем сильнее он хмурился. И когда закончил, на лице его было написано отвращение. Он бросил письмо Гарри и Гермионе, и они, наклонившись друг к другу, прочли его вместе.

Дорогой Рон!

Я только что услышал (не от кого иного, как от самого министра магии, который узнал это от твоей новой преподавательницы, профессора Амбридж), что ты стал старостой Хогвартса.

Я был приятно удивлён этой новостью и раньше всего хочу тебя поздравить. Должен признаться, я всегда опасался, что ты пойдёшь, если можно так выразиться, «дорожкой Фреда и Джорджа», а не по моим стопам, поэтому можешь вообразить, с каким чувством я воспринял известие о том, что ты перестал пренебрегать требованиями руководства и взял на себя реальную ответственность.

Но хочу не только поздравить тебя, Рон, я хочу дать тебе некоторые советы — почему и посылаю это письмо ночью, а не, как обычно, утренней почтой. Надеюсь, ты прочтёшь его вдали от любопытных глаз и избежишь неудобных вопросов.

Из того, что говорил мне министр, сообщая о твоём назначении, я заключил, что ты по-прежнему часто общаешься с Гарри Поттером. Должен сказать тебе, Рон: ничто не угрожает тебе потерей значка больше, чем продолжающееся братание с этим учеником. Не сомневаюсь, мои слова тебя удивят, и ты, безусловно, возразишь, что Поттер всегда был любимцем Дамблдора, — но должен сказать тебе, что Дамблдор, вероятно, недолго будет оставаться во главе Хогвартса, и влиятельные люди совсем иначе — и, наверное, правильнее — оценивают поведение Поттера. Распространяться не буду, но если ты просмотришь завтрашний «Ежедневный пророк», то получишь хорошее представление о том, куда дует ветер… и, быть может, наткнёшься на имя твоего покорного слуги!

Серьёзно, Рон, нельзя, чтобы считали, будто вы с Поттером одного поля ягода. Это может очень повредить тебе в будущем — я имею в виду и карьеру после школы. Как тебе должно быть известно, поскольку в суд его провожал наш отец, этим летом у Поттера было дисциплинарное слушание перед Визенгамотом в полном составе, и прошло оно для него не лучшим образом. Его оправдали чисто формально, если хочешь знать моё мнение, и многие, с кем я говорил, по-прежнему убеждены в его виновности.

Возможно, ты боишься порвать отношения с Поттером — я знаю, что он бывает неуравновешен и даже буен, но, если ты обеспокоен этим или заметил ещё что-то тревожащее в его поведении, настоятельно рекомендую тебе обратиться к Долорес Амбридж. Эта замечательная женщина, я знаю, будет только рада помочь тебе советом.

Перехожу ко второй части. Как я уже заметил выше, режиму Дамблдора в Хогвартсе, возможно, скоро придёт конец. Ты должен быть предан не ему, а школе и Министерству. Я с огорчением услышал, что в своих попытках произвести в Хогвартсе необходимые изменения, которых горячо желает Министерство, профессор Амбридж встречает очень мало поддержки со стороны персонала (впрочем, с будущей недели ей станет легче — смотри опять-таки завтрашний номер «Ежедневного пророка»!). Скажу ещё: ученик, выказавший готовность помочь профессору Амбридж сегодня, года через два получит очень хорошие шансы стать старостой школы!

Жалею, что редко виделся с тобой этим летом. Мне больно критиковать родителей, но боюсь, что не смогу жить под их кровом, пока они связаны с опасной публикой из окружения Дамблдора. (Если надумаешь писать матери, можешь сообщить ей, что некий Стерджис Подмор, близкий друг Дамблдора, недавно заключён в Азкабан за незаконное проникновение в Министерство. Может быть, это откроет ей глаза на подлинную сущность мелких преступников, с которыми они теперь якшаются.) Считаю большой удачей для себя, что избежал позорного общения с такими людьми — министр проявил ко мне величайшую снисходительность, — и надеюсь, Рон, что семейные узы не помешают и тебе понять всю ошибочность взглядов и поступков наших родителей. Я искренне надеюсь, что со временем они сами осознают, насколько они заблуждались, и, если настанет такой день, с готовностью приму их извинения.

Пожалуйста, обдумай хорошенько всё, что я здесь написал, в особенности о Гарри Поттере, и ещё раз поздравляю тебя с назначением старостой.

Твой брат Перси.

Гарри повернулся к Рону.

— Ну что ж, — сказал он так, словно воспринял всё это как шутку, — если хочешь… Что там у него? — Он заглянул в письмо. — Ага, порвать со мной отношения, клянусь, я не буду буянить.

— Дай. — Рон протянул руку. — Он… (Рон разорвал письмо пополам)… самый большой (разрывая на четыре части)… гад (разорвав на восемь)… на свете.

Он бросил обрывки в камин.

— Давай, до утра надо с этим закончить. — Он подтянул к себе сочинение по астрономии.

Гермиона смотрела на него со странным выражением.

— Дай-ка сюда, — вдруг сказала она.

— Что? — удивился Рон.

— Дай мне. Я их посмотрю и исправлю.

— Серьёзно? Гермиона, ты наша спасительница, — сказал Рон. — Что я могу для тебя?…

— Ты можешь сказать: «Мы обещаем, что больше не будем волынить с домашними заданиями до ночи». — Она протянула обе руки за их сочинениями, но вид у неё был весёлый.

— Спасибо большое, — слабым голосом сказал Гарри. Он отдал ей сочинение, снова опустился в кресло и потёр глаза.

Было уже за полночь, гостиная опустела, остались только они трое и Живоглот. Скрипело перо Гермионы, исправлявшей их сочинения, шуршали страницы справочников, по которым она проверяла факты. Гарри очень устал. А в животе было странное, противное ощущение пустоты, вызванное отнюдь не усталостью, а письмом, в виде чёрных хлопьев догоравшим в камине.

Он знал, что половина народа в Хогвартсе считает его странным, если не сумасшедшим; он знал, что «Ежедневный пророк» из месяца в месяц поливал его грязью, но, прочтя то же самое в письме Перси, прочтя, что Рону советуют порвать с ним и даже доносить на него профессору Амбридж, он осознал своё положение с небывалой ясностью, он четыре года учился с Перси, жил у него в доме во время летних каникул, делил с ним палатку на чемпионате мира по квиддичу. Перси даже поставил ему высший балл за второе испытание на Турнире Трёх Волшебников — а теперь Перси считает его психически неуравновешенным и, возможно, буйным.

Волна сочувствия к крёстному захлестнула его: среди его знакомых Сириус, наверное, единственный, кто мог бы действительно понять его чувства — он сам в таком же положении. В волшебном мире чуть ли не все считают Сириуса страшным убийцей, приспешником Волан-де-Морта, и с этим ему пришлось жить четырнадцать лет…

Гарри заморгал. Ему привиделось в огне что-то, чего там не могло быть. Мелькнуло и исчезло. Нет… невозможно… померещилось, потому что думал о Сириусе…

— Перепиши это, — сказала Гермиона Рону, толкнув к нему сочинение и исписанный ею самой листок. — И добавь заключение, которое я написала.

— Гермиона, честно, ты самый прекрасный человек на свете, — пролепетал Рон, — и если я когда-нибудь опять буду с тобой груб…

— Я пойму, что ты снова стал самим собой, — докончила Гермиона. — Гарри, у тебя всё нормально, кроме этого вот, в конце. Ты, наверное, не расслышал профессора Синистру. Европа была покрыта льдами, а не львами… Что с тобой?

Гарри сполз с кресла и, стоя коленями на вытертом, в подпалинах каминном коврике, глядел в огонь.

— Эй, Гарри, — неуверенно окликнул его Рон, — ты почему там?

— Потому что увидел в огне голову Сириуса.

Гарри ответил совершенно спокойно. В конце концов, он видел здесь же голову Сириуса в прошлом году и говорил с ней; и всё же он не был уверен, что действительно увидел её сейчас, — она исчезла мгновенно.

— Голову Сириуса? — повторила Гермиона. — Как в тот раз, когда он захотел поговорить с тобой на Турнире Трёх Волшебников? Но не сейчас же — это было бы слишком… — И, глядя в огонь, вскрикнула: — Сириус?

Рон выронил перо. Посреди пляшущего пламени была голова Сириуса, и длинные чёрные волосы спадали на его улыбающееся лицо.

— Я уж подумал, вы уйдёте спать раньше, чем остальные разойдутся, — сказал он. — Каждый час заглядывал.

— Каждый час залезал в камин? — со смехом спросил Гарри.

— На несколько секунд — проверить, чисто ли на горизонте.

— А если бы тебя увидели? — испуганно спросила Гермиона.

— Кажется, одна девочка, первокурсница, как будто видела мельком. Но не волнуйся, — сказал Сириус, заметив, что Гермиона поднесла ладонь ко рту, — я тут же скрылся. Наверняка приняла меня за странное полено или что-нибудь вроде.

— Но это же громадный риск… — начала Гермиона.

— Ты говоришь прямо как Молли, — сказал Сириус. — Это был единственный способ ответить на письмо Гарри, не прибегая к шифру. А шифры расшифровываются.

При упоминании о письме Гермиона и Рон разом повернулись к Гарри.

— Сам написал, а нам — ни слова, — с упрёком сказала Гермиона.

— Забыл, — ответил Гарри, и это было правдой. Встреча с Чжоу в совятнике вытеснила всё из головы. — Не смотри на меня так. Никаких секретов из письма нельзя было извлечь, верно, Сириус?

— Да, очень хорошо составлено, — улыбнулся тот. — Однако поторопимся, а то, чего доброго, помешают… Твой шрам…

— А что?… — начал Рон, но Гермиона его перебила:

— Потом объясним. Дальше, Сириус.

— Понимаю, когда шрам болит, удовольствия мало. Но, по-моему, беспокоиться пока не из-за чего. Ведь он весь прошлый год болел?

— Да, и Дамблдор сказал, что это происходит, когда Волан-де-Морта обуревают сильные чувства, — сказал Гарри, как всегда не обращая внимания на то, что Рон и Гермиона вздрогнули. — Так что не знаю, может, он был зол или ещё что нибудь в тот вечер, когда я отбывал наказание.

— Да, теперь он вернулся, и болеть будет чаще, — сказал Сириус.

— Так, по-твоему, это не из-за того, что Амбридж дотронулась до меня, когда я отбывал у неё наказание?

— Вряд ли, — сказал Сириус. — Я знаю её репутацию и уверен, что она не из Пожирателей смерти.

— По подлости своей вполне может быть, — мрачно заметил Гарри, а Рон и Гермиона энергично закивали.

— Да, но человечество не делится на хороших людей и Пожирателей смерти, — с невесёлой улыбкой возразил Сириус. — Хотя знаю, существо она преотвратное… Послушали бы, что о ней говорит Римус.

— А Люпин её знает? — быстро спросил Гарри, вспомнив её замечание об опасных полукровках на первом занятии.

— Нет, — сказал Сириус, — но два года назад она составила законопроект против оборотней, и теперь он не может получить работу.

Гарри вспомнил, что Люпин теперь совсем обносился, и Амбридж стала ему ещё противнее.

— Чем же ей не угодили оборотни? — сердито спросила Гермиона.

— Боится их, я думаю. — Сириуса забавляло её негодование. — Должно быть, не переносит полулюдей: в прошлом году агитировала за то, чтобы отловить водяной народ и навесить всем бирки. Представляешь, тратить на это время и энергию, когда такая рвань, как Кикимер, гуляет без ярлыка.

Рон рассмеялся, а Гермиона огорчилась.

— Сириус, — сказала она с укоризной, — если бы ты немного поработал с Кикимером, он наверняка переменился бы. Как-никак ты последний член его семьи, и профессор Дамблдор сказал…

— Ну, а что на уроках у Амбридж? — перебил Сириус. — Обучает вас убивать полукровок?

— Нет, — сказал Гарри, не обращая внимания на обиженную Гермиону которой не дали защитить Кикимера. — Она вообще не позволяет нам прибегать к магии!

— Читаем дурацкие учебники, и больше ничего, — сказал Рон.

— Всё понятно, — сказал Сириус. — По нашим сведениям из Министерства, Фадж не хочет, чтобы вас обучали борьбе.

— Обучали борьбе? — изумился Гарри. — Он думает, мы что, собираем тут какую-то армию магов?

— Именно так он и думает, — подтвердил Сириус. — А вернее, боится, что этим занят Дамблдор — формирует свою личную армию, чтобы захватить Министерство магии.

Молчание. Потом заговорил Рон:

— В жизни не слышал ничего глупее, включая рассуждения Полумны Лавгуд.

— Значит, нам не дают изучать защиту от Тёмных искусств потому, что Фадж боится, как бы мы не использовали заклинаний против Министерства магии? — возмутилась Гермиона.

— Точно, — подтвердил Сириус. — Фадж решил, что Дамблдор готов на всё ради захвата власти. С каждым днём он всё больше превращается в параноика. Того и гляди, Дамблдора арестуют по какому-нибудь сфабрикованному обвинению.

Тут Гарри вспомнил о письме Перси.

— Не знаешь, в завтрашнем «Ежедневном пророке» будет что-нибудь о Дамблдоре? Брат Рона Перси пишет, что да.

— Не знаю, — сказал Сириус. — В выходные никого из Ордена не видел — заняты. Мы тут одни с Кикимером.

В голосе Сириуса прозвучала обида.

— Так и о Хагриде ничего не слышно?

— А… ему полагалось бы уже вернуться, — сказал Сириус, — никто не знает, что с ним. — И, увидев их огорчённые лица, добавил: — Но Дамблдор не беспокоится, и вы не дёргайтесь. Уверен, Хагрид жив-здоров.

— Но если он должен был уже вернуться… — слабым голосом сказала Гермиона.

— С ним была мадам Максим, мы связались с ней, и она говорит, что они распрощались по дороге домой. Но нет никаких оснований думать, что он пострадал или с ним что-то не так.

Ребят это не убедило, они встревоженно переглянулись.

— И не задавайте слишком много вопросов о Хагриде, — поспешил добавить Сириус, — так вы только привлечёте внимание к его отсутствию, а Дамблдор этого не хочет. Хагрид сильный, он не пропадёт. — Видя, что их это не успокоило, он спросил: — Когда вас опять отпустят в Хогсмид? Думаю, эта маскировка под собаку на станции нам удалась, а? Я решил…

— НЕТ! — в один голос воскликнули Гермиона и Гарри, а Гермиона спросила:

— Сириус, ты видел «Ежедневный пророк»?

— А, это, — ухмыльнулся он, — они всё время гадают, где я, и всё невпопад.

— Да, но на этот раз, может быть, угадали, — возразил Гарри. — Малфой в поезде как-то странно выразился и, похоже, догадался, что это ты. И его отец был на станции — знаешь, Люциус Малфой. Так что ты тут лучше не появляйся. Если Малфой опять тебя узнает…

— Ладно, ладно, понял, — сказал Сириус. — Я просто думал, вам захочется повидаться…

— Да, только не хочется, чтобы тебя опять упрятали в Азкабан! — сказал Гарри.

Сириус молча смотрел из огня на Гарри, между бровей у него залегла глубокая складка.

— Ты меньше похож на отца, чем я думал, — сказал он наконец с холодком в голосе. — Отец радовался бы риску.

— Слушай…

— Мне, пожалуй, пора. Слышу, Кикимер спускается по лестнице, — сказал Сириус, но Гарри ему не поверил. — Значит, когда снова соберусь к вам в камин, сообщить тебе время? Если для тебя это не слишком рискованно.

Лёгкий хлопок, и там, где была голова, осталось только пляшущее пламя.