Сага Гарри Поттера в одном томе

Глава 28. Самое плохое воспоминание Снегга

Долорес Джейн Амбридж (генеральный инспектор) назначается директором Школы чародейства и волшебства «Хогвартс» вместо Альбуса Дамблдора.

Основанием настоящего приказа является Декрет об образовании N 28.

Подписано: Корнелиус Освальд Фадж,

министр магии.

К утру эти объявления были развешаны по всей школе, но они не объясняли, почему всем до единого обитателям замка стало известно, что Дамблдору удалось бежать несмотря на усилия двух мракоборцев, генерального инспектора, министра магии и его младшего помощника. Везде, куда бы ни пошёл Гарри, только и говорили что об этом побеге, и хотя некоторые его детали в ходе пересказывания слегка изменились (Гарри слышал, как одна второкурсница уверяла другую, будто Фадж сейчас лежит в больнице святого Мунго с тыквой вместо головы), можно было лишь удивляться тому, с какой достоверностью передавались основные факты. Все, например, знали, что Гарри с Мариэттой присутствовали в кабинете Дамблдора, когда там разворачивались главные события вчерашнего дня, а поскольку Мариэтта после этого очутилась в больничном крыле, Гарри, как единственный доступный очевидец происшедшего из числа учеников, был вынужден отвечать на бесконечные вопросы желающих узнать всё из первых уст.

— Дамблдор скоро вернётся, — уверенно заявил Эрни Макмиллан по дороге с урока травологии, выслушав рассказ Гарри. — Они не смогли надолго прогнать его, когда мы были на втором курсе, и теперь у них тоже ничего не выйдет. Толстый Проповедник мне сказал, — он заговорщически понизил голос, так что Гарри, Рону и Гермионе пришлось придвинуться к нему поближе, — что вчера вечером, когда они обыскали замок и территорию, но так и не нашли Дамблдора, Амбридж пыталась снова попасть к нему в кабинет, а горгулья её не пустила. Шиш ей, а не кабинет директора. — Эрни ухмыльнулся. — Небось чуть от злости не лопнула!

— Да уж конечно — она, наверное, спала и видела, как сидит за директорским столом, — мстительно сказала Гермиона, когда они поднимались по каменным ступеням к парадной двери замка. — Мечтала, как будет командовать другими учителями, эта тупая, надутая, завистливая старая…

— Ты уверена, что хочешь закончить эту фразу, Грейнджер?

Из-за двери выскочил Драко Малфой, а за ним показались и Крэбб с Гойлом. Бледное заострённое личико Малфоя светилось злобным торжеством.

— Боюсь, придётся мне снять по нескольку очков с Гриффиндора и Пуффендуя, — протянул он.

— Ты не имеешь права штрафовать старост, Малфой, — тут же возразил Эрни.

— Я знаю, что старосты не имеют права штрафовать друг друга, — откликнулся Малфой. — Но члены Инспекционной дружины…

— Чего? — резко спросила Гермиона.

— Инспекционной дружины, Грейнджер. — Малфой показал на крошечное серебряное «И», вышитое на его мантии прямо под значком старосты. — Особая группа учащихся, поддерживающих Министерство магии и отобранных лично профессором Амбридж. Так вот, члены Инспекционной дружины имеют право снимать очки… так что, Грейнджер, тебе минус пять очков за грубость в адрес нового директора. С Макмиллана пять за то, что возражал мне. Поттер, с тебя пять за то, что ты мне не нравишься. А у тебя, Уизли, рубашка не заправлена, поэтому с тебя тоже пять. Ах да, чуть не забыл — ты же грязнокровка, Грейнджер, так что с тебя за это ещё десять.

Рон выхватил палочку, но Гермиона оттолкнула её, шепнув: «Не надо!»

— Очень умно с твоей стороны, Грейнджер, — усмехнулся Малфой. — Новый директор — новые порядки… веди себя хорошо, Потти… Моё почтение, король…

И он, страшно довольный собой, зашагал прочь вместе с Крэббом и Гойлом.

— Он блефует. — Голос Эрни звучал испуганно. — Не может быть, чтобы им разрешили снимать очки… это же нелепо… какой тогда смысл назначать старост, и вообще…

Но Гарри, Рон и Гермиона уже автоматически повернулись к ряду огромных песочных часов, установленных в стенных нишах и предназначенных для подсчёта очков, — у каждого факультета были свои часы. Утром первое место делили между собой Гриффиндор и Когтевран. Теперь же, прямо у них на глазах, несколько драгоценных камешков поднялись, переместившись из нижней половины часов в верхнюю. Похоже, ничего не изменилось только в одних часах — слизеринских, наполненных изумрудами.

— Заметили? — послышался голос Фреда.

Они с Джорджем секунду назад спустились по мраморной лестнице и подошли к Гарри, Рону, Гермионе и Эрни, замершим перед песочными часами.

— Малфой только что оштрафовал нас всех очков на пятьдесят, — свирепо сказал Гарри, глядя, как в гриффиндорских часах всплывает вверх ещё горсть камней.

— Ага, и Монтегю на перемене пытался сделать с нами то же самое, — сказал Джордж.

— Что значит «пытался»? — немедленно спросил Рон.

— А он не успел договорить, — пояснил Фред. — Дело в том, что мы засунули его головой вперёд в Исчезательный шкаф на втором этаже.

Гермиона была потрясена.

— Но вам за это здорово влетит!

— Не раньше, чем Монтегю вернётся, а это вряд ли произойдёт в ближайшую неделю-другую: я не знаю, куда мы его отправили, — хладнокровно ответил Фред. — В любом случае мы решили больше не волноваться насчёт того, влетит нам или нет.

— Как будто это вас раньше волновало, — заметила Гермиона.

— Конечно, волновало, — сказал Джордж. — Нас ведь до сих пор не исключили, правда?

— Мы всегда знали, где остановиться, — сказал Фред.

— Ну разве что иногда чуть-чуть увлекались, — сказал Джордж.

— Но до настоящего членовредительства дело никогда не доходило, — сказал Фред.

— А теперь? — осторожно спросил Рон.

— Ну, теперь… — сказал Джордж.

— Когда Дамблдора больше нет… — сказал Фред.

— Мы считаем, что немножко членовредительства…

— Это как раз то, чего заслуживает наш драгоценный новый директор.

— Не надо! — прошептала Гермиона. — Пожалуйста, держите себя в руках! Она будет счастлива, если вы дадите ей повод вас выгнать!

— Неужели ты не понимаешь, Гермиона? — сказал Фред с улыбкой. — Нам совершенно не хочется здесь оставаться. Да мы ушли бы хоть сейчас — просто мы считаем, что сначала надо расквитаться за Дамблдора. В общем, как бы там ни было, — сказал он, взглянув на свои часы, — первый этап вот-вот начнётся. На вашем месте я бы сейчас отправился в Большой зал обедать — тогда всем учителям будет ясно, что вы не имеете к этому никакого отношения.

— К чему — к этому? — тревожно спросила Гермиона.

— Увидишь, — ответил Джордж. — Идите, нечего тут торчать.

Фред с Джорджем повернулись и исчезли в толпе учеников, спускающихся по мраморной лестнице к дверям Большого зала: время было обеденное. Эрни — вид у него был крайне обеспокоенный — пробормотал что-то насчёт недоделанного задания по трансфигурации и поспешил прочь.

— Пожалуй, нам тоже стоит поторопиться, — взволнованно сказала Гермиона. — Просто на всякий случай…

— Пошли, — сказал Рон, и они втроём двинулись в Большой зал, но едва Гарри переступил его порог, лишь мельком успев увидеть стремительно несущиеся по потолку белые облака, как кто-то похлопал его по плечу. Обернувшись, он едва не столкнулся нос к носу со смотрителем Филчем и поспешно отступил на несколько шагов: Филч лучше выглядел издалека.

— Директор хочет тебя видеть, Поттер, — с гнусной улыбочкой сказал смотритель.

— Это не я, — невпопад ляпнул Гарри, вспомнив предупреждение близнецов. Брылы Филча затряслись от беззвучного смеха.

— Совесть-то нечиста, — просипел он. — Иди за мной.

Гарри оглянулся на Рона с Гермионой — оба выглядели встревоженными. Он пожал плечами и зашагал вслед за Филчем обратно в вестибюль, навстречу потоку голодных учеников.

Настроение у Филча было самое радужное: пока они поднимались по мраморной лестнице, он что-то гнусаво напевал себе под нос. Когда они очутились на втором этаже, он сказал:

— В замке происходят большие перемены, Поттер.

— Я заметил, — холодно откликнулся Гарри.

— Да-с… Сколько лет я твердил Дамблдору, что он слишком много вам позволяет, — с противным смешком сказал Филч. — Вы, поганцы, небось не стали бы разбрасывать повсюду вонючую дробь, кабы знали, что в моей власти отхлестать вас до крови? Никто ведь и не подумал бы запускать в коридорах кусачие тарелки, если б я мог подвешивать вас за лодыжки у себя в кабинете? Но когда вступит в силу Декрет об образовании номер двадцать девять, тогда, Поттер, у меня будет право делать всё это… А ещё она попросила министра подписать приказ об изгнании Пивза… да, теперь, при новом начальстве, тут много чего изменится…

Амбридж явно постаралась привлечь Филча на свою сторону, подумал Гарри; беда в том, что он и впрямь может оказаться для неё ценным помощником, поскольку в том, что касается знания тайных ходов и закоулков Хогвартса, Филч уступает разве что близнецам Уизли.

— Ну вот, — ухмыльнулся он, трижды стукнув в дверь кабинета Амбридж, и распахнул её. — Поттер доставлен, мадам.

Кабинет Амбридж, хорошо знакомый Гарри благодаря его многочисленным наказаниям, почти не изменился — только поперёк её стола лежал массивный деревянный брусок с надписью золотыми буквами: «ДИРЕКТОР». В груди у Гарри что-то оборвалось, когда он увидел, что его «Молния» и «Чистометы» Фреда и Джорджа прикованы цепями к прочному железному штырю, торчащему из стены за спиной Амбридж. Сама она сидела за столом и что-то усердно писала на куске розового пергамента, но при виде вошедших широко улыбнулась.

— Благодарю вас, Аргус, — сладким голоском сказала она.

— Что вы, что вы, мадам, — отозвался Филч, кланяясь так низко, насколько позволял ему ревматизм, и пятясь обратно за порог.

— Садитесь, — коротко сказала Амбридж, кивнув на стул. Гарри сел. Некоторое время она продолжала писать. Он смотрел, как резвятся мерзкие котята на тарелочках над её головой, гадая, какой ужасный сюрприз она приберегла для него на этот раз.

— Ну, — сказала она наконец, отложив перо. Вид у неё был довольный, точно у жабы, готовящейся проглотить особенно аппетитную муху. — Что будете пить?

— Что? — спросил Гарри, уверенный, что ослышался.

— Пить, мистер Поттер, — сказала она, улыбаясь ещё шире. — Чай? Кофе? Тыквенный сок?

По очереди называя напитки, она каждый раз взмахивала волшебной палочкой, и на столе появлялись очередной полный стакан или чашка.

— Спасибо, ничего, — сказал Гарри.

— Но я хочу, чтобы вы со мной выпили, — сказала она. Её голос стал угрожающе приторным. — Выбирайте же.

— Ладно… тогда чай, — пожав плечами, сказал Гарри.

Она встала и, повернувшись к нему спиной, разыграла целое представление, доливая в чашку молоко. Затем выбралась с нею из-за стола, улыбаясь зловещей елейной улыбкой.

— Прошу, — сказала она, протягивая ему чашку. — Пейте, пока не остыло. Итак, мистер Поттер… по-моему, теперь, после печальных событий вчерашнего вечера нам с вами стоит кое-что обсудить.

Он ничего не ответил. Она уселась обратно в своё кресло и терпеливо ждала. Несколько долгих минут протекли в молчании, потом она игриво воскликнула:

— Что же вы не пьёте!

Он поднял чашку к губам и вдруг, неожиданно для себя самого, снова опустил её. У одного из отвратительных котят, изображённых на тарелочках, были огромные, круглые голубые глаза, точь-в-точь такие же, как волшебный глаз мракоборца Грюма, и Гарри внезапно подумал, что бы сказал Грюм, узнай он, что Гарри принял угощение из рук заведомого врага.

— В чём дело? — спросила Амбридж. Она по-прежнему не сводила с него глаз. — Положить вам сахару?

— Нет, — сказал Гарри.

Он снова поднял ко рту чашку и притворился, что отпивает из неё, но на самом деле даже не разжал губ. Улыбка Амбридж стала шире.

— Хорошо, — прошептала она. — Очень хорошо. А теперь… — Она чуть подалась вперёд. — Где Альбус Дамблдор?

— Понятия не имею, — быстро ответил Гарри.

— Пейте, пейте, — сказала она, всё ещё улыбаясь. — Итак, мистер Поттер, оставим детские игры. Я знаю, что вам известно, куда он направился. Вы с Дамблдором были заодно с самого начала. Подумайте о своём положении, мистер Поттер…

— Я не знаю, где он.

Гарри вновь притворился, что пьёт.

— Очень хорошо, — сказала она с недовольным видом. — В таком случае будьте добры, сообщите мне, где сейчас находится Сириус Блэк…

Желудок Гарри сделал сальто, а рука задрожала так, что чашка застучала о блюдце. Он поднёс чашку ко рту и наклонил, не разжимая губ; струйка горячей жидкости пролилась ему на мантию.

— Не знаю, — сказал он, пожалуй, чересчур быстро.

— Мистер Поттер, — сказала Амбридж, — позвольте напомнить вам, что именно я едва не поймала преступника Блэка в гриффиндорском камине. Я отлично знаю, что тогда, в октябре, он встречался не с кем иным, как с вами, и, будь у меня доказательства, ни один из вас не гулял бы сейчас на свободе, смею вас уверить. Итак, я повторяю, мистер Поттер: где Сириус Блэк?

— Не имею понятия, — громко сказал Гарри. — Ни малейшего.

Они смотрели друг на друга так долго, что глаза у Гарри начали слезиться. Потом Амбридж встала.

— Ну хорошо, Поттер, на этот раз я вам поверю, но имейте в виду: за мной стоит вся мощь Министерства. Все каналы связи со школой находятся под наблюдением. Диспетчер Сети летучего пороха контролирует все камины Хогвартса — за исключением, разумеется, моего собственного. Моя Инспекционная дружина вскрывает всю совиную почту, как входящую, так и исходящую. А мистер Филч следит за всеми тайными ходами, ведущими в замок и из замка. Если я найду хотя бы намёк на улику…

Пол под их ногами вздрогнул. Кресло Амбридж чуть не поехало в сторону, и она испуганно схватилась за стол.

— Что такое?…

Она смотрела на дверь. Гарри воспользовался моментом, чтобы опорожнить свою почти полную чашку в ближайшую вазу с сухими цветами. Он слышал беготню и крики на нижних этажах.

— Марш на обед, Поттер! — рявкнула Амбридж, выхватила палочку и стремглав кинулась прочь из кабинета. Гарри подождал секунду-другую, затем тоже вышел посмотреть, отчего поднялась такая суматоха.

Всё выяснилось очень скоро. Этажом ниже царил настоящий хаос. Кто-то (и Гарри догадывался кто) устроил прямо в школе гигантский волшебный фейерверк.

Драконы, состоящие целиком из зелёных и золотых искр, плавали под потолком, с грохотом изрыгая пламя; ядовито-розовые огненные колёса пяти футов в диаметре с угрожающим свистом проносились мимо, как летающие тарелки; ракеты с длинными хвостами из ослепительных серебряных звёзд метались по коридорам, отскакивая от стен; шутихи выписывали в воздухе нескромные слова; повсюду, куда ни глянь, точно бомбы, взрывались хлопушки — и вместо того, чтобы сгореть и с шипением потухнуть, все эти пиротехнические штучки словно набирали силу и начинали вытворять что-то совсем уж немыслимое.

Посреди лестницы, оторопев от ужаса, застыли Филч и Амбридж. На глазах у Гарри одно из самых больших огненных колёс, решив, по-видимому, что внизу негде развернуться, понеслось к ним со зловещим «вз-з-з-з-з». Завопив от страха, оба шарахнулись в сторону, а колесо вылетело в окно прямо за ними и усвистело куда-то в поля. Тем временем несколько драконов и большая летучая мышь, за которой тянулся пурпурный дымовой след, воспользовались открытой дверью в конце коридора, чтобы просочиться на третий этаж.

— Скорее, Филч, скорее! — взвизгнула Амбридж. — Если им не помешать, они заполонят всю школу… Остолбеней!

Из её палочки вырвался луч красного света и угодил в одну из ракет. Вместо того, чтобы замереть в воздухе, она взорвалась с такой силой, что прожгла дыру в картине с ведьмой, замечтавшейся на зелёной лужайке; та успела отскочить как раз вовремя и пару секунд спустя втиснулась в рамку соседней картины, где несколько волшебников, занятых игрой в карты, поспешно вскочили, чтобы освободить ей место.

— Не заклинайте их, Филч! — сердито крикнула Амбридж, словно это была инициатива несчастного смотрителя.

— Не буду, мадам! — пропыхтел Филч, хотя ему, сквибу, легче было бы проглотить шутихи, чем наложить на них заклятие. Кинувшись к ближайшему чулану, он вытащил оттуда метлу и принялся махать ею, пытаясь сшибить шутихи в полёте. Не прошло и минуты, как прутья метлы вспыхнули.

Гарри решил, что с него достаточно; смеясь, он пригнулся, пробежал немного по коридору до гобелена, за которым была известная ему потайная дверь, и, нырнув туда, обнаружил за ней Фреда и Джорджа — слушая вопли Амбридж и Филча, близнецы давились от хохота.

— Эффектно, — ухмыляясь, тихо сказал Гарри. — Очень эффектно… Пожалуй, доктор Фейерверкус может с лёгкой душой отправляться на покой…

— Да, недурно, — прошептал Джордж, вытирая слёзы, от смеха выступившие у него на глазах. — Надеюсь, теперь она попробует применить к ним Заклятие исчезновения… От этого их сразу станет в десять раз больше.

Пиротехнические изобретения близнецов продолжали гореть и носиться по школе до самого вечера. Хотя они причиняли немалый ущерб — особенно разрушительны были хлопушки, — других преподавателей это, похоже, не слишком огорчало.

— Ай-яй-яй, — саркастически промолвила профессор МакГонагалл, когда один из драконов, с рёвом изрыгающих клубы пламени, залетел в класс, где она проводила урок. — Мисс Браун, будьте так любезны, сбегайте к директору и поставьте её в известность о том, что у нас в классе находится сбежавший элемент волшебного фейерверка.

В результате всего этого новоиспечённому директору пришлось весь день бегать по школе в ответ на вызовы преподавателей, ни один из которых почему-то не мог избавиться от шутих и хлопушек без её помощи. Когда отзвенел последний звонок и гриффиндорцы с тяжёлыми сумками направились в свою башню, Гарри с огромным удовлетворением увидел растрёпанную, закопчённую Амбридж — мокрая от пота, она выходила из класса профессора Флитвика.

— Благодарю вас, профессор! — послышался тонкий, скрипучий голосок Флитвика. — Конечно, я и сам мог бы загасить все эти ракеты, но у меня не было уверенности, что я имею на это право.

И он с лучезарной улыбкой закрыл дверь за Амбридж, чьё лицо исказилось от злобы.

Вечером Фреда и Джорджа чествовали в гриффиндорской гостиной как героев. Даже Гермиона пробилась через возбуждённую толпу, чтобы их поздравить.

— Очень качественная работа, — восхищённо сказала она.

— Спасибо, — ответил Джордж. Он выглядел удивлённым и польщённым одновременно. — Это Фантастический фейерверк «Фокус-покус». Жаль только, что мы израсходовали весь свой запас, — теперь всё снова придётся начинать с нуля.

— Но дело того стоило, — сказал Фред, который принимал заказы от гомонящих однокашников. — Если хочешь занять очередь, Гермиона, имей в виду: пять галеонов за Набор начинающего негодяя и двадцать — за порцию Великолепной взрывчатки…

Гермиона вернулась к столу — Гарри и Рон уже седели там и гипнотизировали взглядом свои сумки, точно надеясь, что домашнее задание выскочит оттуда и начнёт выполняться само.

— А почему бы нам сегодня не отдохнуть? — весело сказала Гермиона, глядя, как за окном с визгом проносится одна из хвостатых серебряных ракет Уизли. — В пятницу начинаются пасхальные каникулы — тогда времени у нас будет навалом…

— Ты хорошо себя чувствуешь? — недоверчиво спросил Рон, уставившись на неё.

— Раз уж ты спросил, — жизнерадостно сказала Гермиона, — я, так и быть, признаюсь, что чувствую себя немножко… непокорной.

Часом позже, когда они с Роном отправились в спальню, Гарри ещё слышал где-то вдалеке грохот взрывающихся хлопушек, а когда он разделся, мимо башни пролетела шутиха, упрямо выписывая в темноте слово «ТРАХ-ТАРАРАХ».

Зевая, он улёгся в постель. Без очков яркие вспышки за окном казались ему смазанными пятнами, похожими на сверкающие, прекрасные и таинственные облака в ночном небе. Он повернулся на бок, гадая, как чувствует себя Амбридж после первого дня на посту Дамблдора, и какова будет реакция Фаджа, когда он узнает, что школа сегодня чуть не развалилась на куски. Улыбаясь себе под нос, Гарри смежил веки. Хлопки и взрывы ракет на территории школы словно отодвинулись куда-то… а может быть, это он уносился от них в неведомую даль…

Он очутился в знакомом коридоре Отдела тайн. Он летел к простой чёрной двери… «Откройся… откройся…»

И она послушалась. Он оказался в круглой комнате с многочисленными дверями, пересёк её, коснулся ручки такой же двери напротив, и она отворилась внутрь…

Теперь он был в длинной прямоугольной комнате, наполненной странным механическим тиканьем. На стенах плясали световые зайчики, но он не стал разбираться, откуда они взялись… ему нужно было двигаться дальше…

В дальнем конце комнаты была дверь… она тоже открылась, стоило ему коснуться её…

И тут он очутился в слабо освещённом зале, просторном и высоком, точно храм, и весь его сплошь занимали ряды бесконечных стеллажей, на которых тесно лежали маленькие, покрытые пылью стеклянные шарики… Сердце Гарри быстро забилось от возбуждения… теперь он знал, куда идти… он побежал вперёд, но его шагов не было слышно в этом гигантском безлюдном помещении…

Здесь, в этом зале, хранилась вещь, которая была ему очень-очень нужна…

Эта вещь была нужна ему… или кому-то другому…

Его шрам болел…

Гарри проснулся мигом, растерянный и рассерженный. В тёмной спальне смеялись сразу несколько человек.

— Класс! — сказал Симус, чей силуэт вырисовывался на фоне окна. — По-моему, вон то огненное колесо столкнулось с ракетой — похоже, они сцепились друг с другом, ух ты!

Гарри слышал, как Рон с Дином вылезли из постелей, чтобы тоже насладиться интересным зрелищем. Он лежал неподвижно и тихо, пока боль в шраме не отпустила, и тогда на него волной накатило разочарование. Он чувствовал себя так, словно у него в самый последний момент отняли чудесное лакомство: ведь на этот раз он подошёл так близко к цели!

Теперь напротив окон гриффиндорской башни парили розовые крылатые поросята в серебряных блёстках. Гарри лежал и слушал восторженные крики гриффиндорцев с других этажей. Внезапно, с приливом тошнотворного ужаса, он вспомнил, что завтра у него урок окклюменции.

Весь следующий день Гарри боялся, что Снегг поймёт, как глубоко в недра Отдела тайн ему удалось пробраться накануне. Его мучил стыд, поскольку со времени их последнего урока он ни разу не практиковался в окклюменции: слишком уж много событий произошло со дня побега Дамблдора, и он был уверен, что не сможет освободить сознание от посторонних мыслей, даже если будет стараться изо всех сил. Однако он сомневался, что Снегг сочтёт это достаточным оправданием.

Для облегчения совести он пытался наверстать упущенное, сидя на других занятиях, но у него ничего не получалось. Стоило ему затихнуть, чтобы изгнать из сознания все мысли и чувства, как Гермиона сразу же спрашивала, что с ним такое, да и вообще — попробуй тут отключись, когда преподаватели то и дело бомбардируют учеников контрольными вопросами!

После ужина, готовый к самому худшему, он отправился в кабинет Снегга. Однако посреди вестибюля его нагнала Чжоу.

— Пойдём туда, — сказал Гарри, обрадовавшись поводу хоть ненамного отодвинуть встречу со Снеггом, и поманил её в угол, где стояли огромные песочные часы. В гриффиндорских уже почти ничего не осталось. — Ну как ты? Амбридж не пытала тебя насчёт ОД?

— Нет-нет, — поспешно ответила Чжоу. — Нет, я только… ну, я просто хотела сказать… Гарри, мне и во сне не могло присниться, что Мариэтта нас выдаст…

— Понятно, — хмуро сказал Гарри. Он и вправду хотел бы, чтобы Чжоу более придирчиво выбирала себе друзей. По его сведениям, Мариэтта до сих пор находилась в больничном крыле и мадам Помфри пока не удалось сделать с её прыщами ровным счётом ничего, но это было слабым утешением.

— На самом деле она очень славная, — сказала Чжоу. — Она просто совершила ошибку…

Гарри изумлённо воззрился на неё.

— Славная? Ошибку? Да она продала всех нас, включая тебя!

— Но… мы же все вывернулись, правда? — умоляюще сказала Чжоу. — Ты ведь знаешь, у неё мама работает в Министерстве, и ей по-настоящему трудно…

— Отец Рона тоже работает в Министерстве! — отрубил Гарри. — А у него на лице, если ты ещё не заметила, почему-то нет надписи «ябеда»…

— Со стороны Гермионы Грейнджер это просто свинство! — вспыхнула Чжоу. — Она должна была сказать нам, что заколдовала список…

— По-моему, это была замечательная идея, — холодно сказал Гарри.

Чжоу залилась румянцем, и её глаза заблестели ярче.

— Ну конечно, я забыла — это ведь придумала твоя драгоценная Гермиона…

— Только не надо опять реветь, — предостерегающе сказал Гарри.

— Я и не собираюсь! — выкрикнула она.

— Вот и отлично, — сказал он. — У меня сейчас и без того хватает проблем.

— Тогда иди и разбирайся со своими проблемами! — разъярённо воскликнула Чжоу, круто развернулась и гордо зашагала прочь.

Кипя от злости, Гарри спустился по лестнице в подземелье Снегга. Хотя он знал, что Снеггу гораздо проще будет проникнуть в его сознание, если он придёт к нему раздражённым и негодующим, ему ничего не удалось с собой поделать — по дороге к кабинету Снегга он продолжал придумывать, что ещё стоило бы сказать Чжоу насчёт Мариэтты.

— Вы опоздали, Поттер, — холодно сказал Снегг, когда Гарри затворил за собой дверь.

Снегг стоял спиной к Гарри, вынимая, как обычно, пряди своих мыслей и бережно опуская их в одолженный у Дамблдора Омут памяти. Положив в каменную чашу последнюю серебристую прядь, он повернулся к вошедшему лицом.

— Итак, — сказал он, — вы упражнялись самостоятельно?

— Да, — соврал Гарри, на всякий случай не сводя глаз с ножки письменного стола.

— Ну что ж, скоро мы это проверим, — спокойно заметил Снегг. — Вынимайте палочку, Поттер.

Гарри занял свою обычную позицию — по другую сторону стола, лицом к Снеггу. Его сердце сильно стучало — он всё ещё был сердит на Чжоу и вдобавок боялся, что Снеггу удастся извлечь у него из памяти слишком многое.

— Итак, на счёт три, — лениво сказал Снегг. — Раз… два…

Дверь кабинета со стуком распахнулась, и внутрь влетел Драко Малфой.

— Профессор Снегг, сэр… ох, извините…

Малфой с удивлением переводил взгляд со Снегга на Гарри.

— Ничего, Драко, — сказал Снегг, опуская палочку. — Поттер здесь, чтобы освоить приготовление кое-каких целебных зелий.

На физиономии Малфоя вспыхнуло злобное удовлетворение — в последний раз Гарри видел его таким, когда Амбридж неожиданно явилась инспектировать Хагрида.

— Я не знал, — сказал он, ядовито ухмыляясь, и Гарри почувствовал, как у него запылали щёки. Он дорого дал бы за то, чтобы выкрикнуть в лицо Малфою правду или, ещё лучше, угостить его хорошеньким заклятием.

— Ну, Драко, так в чём же дело? — спросил Снегг.

— Профессору Амбридж нужна ваша помощь, сэр, — сказал Малфой. — Они нашли Монтегю, сэр, — кто-то засунул его в туалет на пятом этаже.

— Монтегю сказал, кто это был? — осведомился Снегг.

— Нет, сэр, у него вроде как в голове помутилось.

— Ну что ж, очень жаль, Поттер, — сказал Снегг. — Придётся нам перенести занятия на завтрашний вечер.

Он повернулся и вышел из кабинета. Прежде чем двинуться следом, Малфой за его спиной беззвучно произнёс: «Целебные зелья?» — и показал Гарри язык.

Сердито засунув палочку обратно в карман, Гарри тоже направился к двери. По крайней мере, теперь он получил ещё двадцать четыре часа на то, чтобы поупражняться в окклюменции. Он понимал, что должен сказать судьбе спасибо за своё неожиданное избавление, хотя оно досталось ему дорогой ценой: ведь теперь Малфой наверняка раззвонит по всей школе, что ему назначили штрафные часы по зельеварению.

Он был уже у самого порога, когда вдруг увидел дрожащий на косяке блик света. Он остановился и загляделся на него, вспоминая что-то… потом вспомнил: этот блик был немного похож на те, которые он видел прошлой ночью во сне — во второй комнате, которую он миновал, путешествуя по Отделу тайн.

Он обернулся. Свет исходил из каменной чаши, стоящей на столе Снегга. Её серебристо-белое содержимое играло и переливалось внутри.

Мысли Снегга… Те, что он прятал от Гарри на случай, если тому удастся прорвать блокировку его сознания…

Гарри не сводил глаз с Омута памяти, и в нём всё сильней разгоралось любопытство… Что же именно Снегг так хотел от него скрыть?

Серебристые блики дрожали на стене… Напряжённо думая, Гарри сделал один шаг к столу, потом другой. Может быть, мысли, которые Снегг так упорно прячет, имеют какое-то отношение к Отделу тайн?

Гарри оглянулся. Теперь его сердце колотилось ещё быстрей и сильнее, чем раньше. Сколько времени понадобится Снеггу, чтобы вызволить Монтегю из туалета? Вернётся ли он после этого сразу к себе в кабинет или поведёт Монтегю в больничное крыло? Наверняка поведёт… Монтегю — капитан команды Слизерина по квиддичу, и Снегг наверняка захочет убедиться, что с ним всё в порядке.

Гарри подошёл к столу вплотную и склонился над Омутом памяти, вглядываясь в его глубины. Помедлил, прислушиваясь, затем снова вынул палочку. И в кабинете, и в коридоре царила полная тишина. Он тихонько коснулся палочкой содержимого Омута.

Серебряная субстанция внутри закружилась очень быстро. Гарри наклонился над ней и увидел, что она стала прозрачной. Он снова смотрел вниз, в какую-то комнату, словно бы через круглое окошко в потолке… Если он ничего не путал, это был Большой зал.

Его дыхание уже затуманивало поверхность мыслей Снегга… его волю будто парализовало… если он сделает то, к чему его так неодолимо тянет, это будет чистым безумием… он дрожал… Снегг мог вернуться в любой момент… Но Гарри подумал о рассерженной Чжоу, об издевательски ухмыляющемся Малфое, и в нём вспыхнула безрассудная решимость.

Он набрал полную грудь воздуха и окунул лицо в мысли Снегга. Пол кабинета тут же накренился, и Гарри полетел в Омут памяти головой вперёд.

Он падал в холодной тьме, отчаянно кувыркаясь по дороге, и вдруг…

Гарри стоял посреди Большого зала, но четыре факультетских стола куда-то пропали. Вместо них в зале было больше сотни отдельных парт, обращённых в одну сторону, и за всеми сидели ученики — низко склонив головы, они что-то писали на пергаментных свитках. Тишину нарушали только скрип перьев да редкий шелест поправляемого пергамента. Очевидно, здесь шёл экзамен.

Солнечные лучи потоками струились через высокие окна на склонённые головы, которые на ярком свету отливали золотым, медным, каштановым… Гарри осторожно огляделся вокруг. Где-то здесь должен быть Снегг… ведь это его память…

И он действительно был тут — за партой, прямо позади Гарри. Гарри смотрел как зачарованный. Снегг-подросток выглядел чахлым и нездоровым, словно деревце, выращенное в темноте. Его прямые сальные волосы подметали столешницу, от крючковатого носа до пергамента, на котором он строчил, было не больше полудюйма. Гарри зашёл к нему за спину и прочёл на экзаменационном листе заглавие: «Стандарты Обучения Волшебству. Защита от Тёмных искусств».

Значит, Снеггу сейчас примерно столько же, сколько Гарри, — лет пятнадцать-шестнадцать. Его рука так и летала по пергаменту — он написал по крайней мере на фут больше своих ближайших соседей, хотя его почерк был совсем мелким и строчки тесно лепились друг к другу.

— Ещё пять минут!

Гарри чуть не подскочил от неожиданности. Обернувшись, он увидел невдалеке, между рядов, макушку профессора Флитвика. Профессор двигался мимо мальчика с взъерошенными чёрными волосами… сильно взъерошенными чёрными волосами…

Гарри дёрнулся так резко, что сбил бы соседние парты, будь он из плоти и крови, но вместо этого просто скользнул, как во сне, через два ряда в третий. Спина черноволосого мальчишки стала ближе… вот он распрямился, отложил перо и подвинул к себе пергамент, словно для того, чтобы перечитать написанное…

Гарри остановился перед партой и посмотрел сверху вниз на своего пятнадцатилетнего отца.

Его захлестнуло волной возбуждения — он точно смотрел на самого себя, но с некоторыми заметными отличиями. Глаза у Джеймса были светло-карие, нос чуть длиннее, чем у Гарри, а на лбу не хватало шрама, но у обоих были одинаково тонкие черты лица, те же губы, те же глаза; вихор у Джеймса на затылке был точно таким же, как у Гарри, его руки могли бы быть руками Гарри, и Гарри сразу понял, что, если его отец встанет, они окажутся практически одинакового роста.

Джеймс отчаянно зевнул и взъерошил волосы, растрепав их ещё сильнее. Потом, кинув взгляд на профессора Флитвика, повернулся на сиденье и ухмыльнулся мальчишке, сидящему на четыре ряда дальше его.

С новым приливом восторга Гарри увидел Сириуса, поднявшего большой палец в ответ на ухмылку Джеймса. Сириус лениво откинулся на спинку стула, наклонив его так, что он стоял только на двух ножках. Он был очень обаятелен: его прямые чёрные волосы падали на лоб с небрежным изяществом, о каком не могли бы и мечтать ни Джеймс, ни Гарри, и сидящая за ним девочка с надеждой глядела на него, хотя он, похоже, вовсе её не замечал. А ещё через две парты от неё — под ложечкой у Гарри снова сладко ёкнуло — сидел Римус Люпин. Довольно бледный и изнурённый на вид (может быть, приближалось полнолуние?), он был поглощён работой — перечитывал свои записи, почёсывал подбородок кончиком пера и слегка хмурился.

Значит, где-то поблизости должен быть и Хвост… И действительно, не прошло и нескольких секунд, как Гарри заметил его — щуплого мальчишку с острым носиком и мышиного цвета волосами. Хвост казался встревоженным: глядя в свой пергамент, он грыз ногти и ковырял носками пол. Время от времени он с надеждой косился на свиток соседа. С минуту Гарри наблюдал за ним, потом снова переключился на Джеймса, который от нечего делать рисовал что-то на обрывке чернового пергамента. Он изобразил там снитч, а теперь выводил рядом буквы

Что они означали?

— Отложите перья! — проскрипел Флитвик. — Это и к вам относится, Стеббинс! Пожалуйста, оставайтесь на местах, пока я не соберу ваши работы! Акцио!

Больше сотни пергаментных свитков взмыли в воздух и, ринувшись в протянутые руки профессора, сбили его с ног. Раздался смех. Несколько учеников с передних парт встали и, взяв Флитвика под локти, помогли ему подняться.

— Благодарю вас… благодарю, — пропыхтел Флитвик. — Очень хорошо. Теперь все свободны!

Гарри взглянул вниз, на отца — тот поспешно зачеркнул украшенную завитушками надпись «Л. Э.», вскочил на ноги, сунул перо и экзаменационный билет в сумку, забросил её за спину и подождал, пока к нему присоединится Сириус.

Гарри обернулся и заметил неподалёку Снегга, который пробирался к двери, перечитывая на ходу свой билет. Сутулый и угловатый, он двигался как-то судорожно, точно паук, и его сальные волосы подпрыгивали при каждом шаге.

Стайка щебечущих девочек отделила Снегга от Джеймса, Сириуса и Люпина, и Гарри, внедрившийся в её середину, старался не терять Снегга из виду одновременно прислушиваясь к разговору, который вели между собой Джеймс и его друзья.

— Тебе понравился десятый вопрос, Лунатик? — спросил Сириус, когда они вышли в вестибюль.

— А как же, — весело отозвался Люпин. — «Назовите пять признаков, по которым можно узнать оборотня». Прекрасный вопрос.

— Ты уверен, что тебе удалось правильно перечислить все признаки? — с притворной озабоченностью спросил Джеймс.

— Думаю, да, — серьёзно ответил Люпин, когда они присоединились к скопившейся у выхода толпе учеников, которым не терпелось выбраться из замка на залитый солнцем луг. — Признак первый: он сидит на моём стуле. Признак второй: он носит мою одежду. Признак третий: его зовут Римус Люпин.

Все, кроме Хвоста, засмеялись.

— Я написал про форму морды, зрачки и кисточку на хвосте, — взволнованно сказал он, — а больше ничего не мог…

— Ты что, совсем тупой, Хвост? — нетерпеливо сказал Джеймс. — Раз в месяц гуляешь с оборотнем всю ночь напролёт…

— Говори тише, — взмолился Люпин.

Гарри снова беспокойно оглянулся. Снегг шёл за ними, всё ещё поглощённый чтением, — но это была его память, и если бы ему вздумалось выбрать на свежем воздухе другой маршрут, то Гарри, очевидно, больше не смог бы наблюдать за Джеймсом и его друзьями. Однако, к его огромному облегчению, когда Джеймс и трое его друзей направились через лужайку к озеру, Снегг двинулся вслед за ними — он никак не мог оторваться от своего пергамента и явно не смотрел, куда бредёт. Держась чуть впереди него, Гарри по-прежнему внимательно следил за Джеймсом и остальными.

— А по мне, вопросы были — лучше не надо, — услышал он голос Сириуса. — Я удивлюсь, если не получу, как минимум, «превосходно».

— Я тоже, — сказал Джеймс. Он полез в карман и достал оттуда трепыхающийся золотой снитч.

— Где взял?

— Стащил, — небрежно сказал Джеймс. Он принялся играть снитчем, отпуская его не больше чем на длину руки и ловя снова — реакция у него была великолепная. Хвост смотрел на него с благоговением.

Они остановились в тени той самой берёзы на берегу озера, где Гарри, Рон и Гермиона однажды провели воскресенье за домашним заданием, и бросились на траву. Гарри ещё раз оглянулся через плечо и, к своей радости, увидел, что Снегг устроился неподалёку, в густой тени кустарника. Как и прежде, он изучал материалы экзамена, и Гарри спокойно уселся на траву между кустарником и берёзой, глядя на четвёрку товарищей под деревом. На поверхности озера сверкали яркие блики, а на берегу, тоже залитом солнечным светом, сидела компания девочек, только что вышедших из Большого зала, — сняв туфельки и носки, они болтали ногами в прохладной воде и смеялись.

Люпин вынул книгу и углубился в неё. Сириус с надменным и скучающим видом, что очень ему шло, поглядывал на прогуливающихся вокруг учеников. Джеймс по-прежнему играл снитчем, позволяя ему отлетать всё дальше и дальше — казалось, что он вот-вот вырвется на свободу, — но неизменно ловя его в самый последний момент. Хвост наблюдал за ним с открытым ртом. Всякий раз, когда Джеймс демонстрировал особенно сложный бросок, Хвост ахал от восхищения и принимался аплодировать. Минут через пять Гарри стал недоумевать — его удивляло, почему Джеймс не попросит Хвоста держать себя в руках, но Джеймсу, похоже, нравилось чужое внимание. Гарри заметил, что у его отца была привычка взлохмачивать себе волосы — он словно боялся, что его причёска покажется кому-то чересчур аккуратной. Кроме того, он всё время косился на девочек у воды.

— Перестань, — наконец сказал Сириус после того, как Джеймс снова эффектным броском поймал снитч, и Хвост издал очередной ликующий вопль, — а то Хвост описается от восторга.

Хвост слегка покраснел, но Джеймс ухмыльнулся.

— Как скажешь. — Он засунул снитч обратно в карман. Почему-то Гарри был почти уверен в том, что Сириус — единственный, ради кого Джеймс готов прекратить рисоваться.

— Скучно, — сказал Сириус. — Когда наконец будет полнолуние?

— А я бы и без него обошёлся, — мрачно сказал Люпин из-за своей книги. — Между прочим, нам ещё трансфигурацию сдавать. Если тебе так скучно, можешь меня проверить. — И он протянул ему книгу.

Но Сириус лишь презрительно хмыкнул.

— Оставь себе, я всю эту чепуху наизусть знаю.

— Сейчас развлечёмся, Бродяга, — спокойно сказал Джеймс. — Гляди, кто там…

Сириус повернул голову — и замер, как пёс, почуявший кролика.

— Великолепно, — мягко сказал он. — Нюниус.

Гарри обернулся и посмотрел в ту же сторону. Снегг около кустов только что поднялся на ноги и теперь прятал свои листки в сумку. Когда он вышел из тени и зашагал по лужайке, Сириус и Джеймс встали.

Люпин и Хвост остались сидеть. Люпин по-прежнему смотрел в книгу, хотя его зрачки не двигались и между бровей пролегла едва заметная морщинка. Хвост переводил взгляд с Сириуса и Джеймса на Снегга и обратно, и лицо его светилось жадным нетерпением.

— Как дела, Нюниус? — громко сказал Джеймс.

Снегг отреагировал так быстро, как будто ждал нападения: уронив сумку, он сунул руку в карман и уже доставал оттуда волшебную палочку, но тут Джеймс воскликнул:

— Экспеллиармус!

Палочка Снегга подлетела вверх футов на двенадцать и шлёпнулась в траву позади него. Сириус рассмеялся отрывисто, словно залаял.

— Импедимента! — сказал он, направив палочку на Снегга, и Снегг, рванувшийся за своим оружием, упал ничком на полпути к нему.

Гуляющие стали оборачиваться в их сторону. Некоторые ученики поднимались на ноги и подходили ближе. Одни смотрели на происходящее с неодобрением, другие — с удовольствием.

Снегг, тяжело дыша, лежал на траве. Джеймс и Сириус приблизились к нему с поднятыми палочками; по дороге Джеймс поглядывал через плечо на девочек у озера. Хвост тоже поднялся на ноги и наблюдал за ними с жадным интересом — он даже отошёл от Люпина, чтобы лучше видеть.

— Как прошёл экзамен, Нюнчик? — спросил Джеймс.

— Я смотрел на него — он возил носом по пергаменту, — злорадно сказал Сириус. — Наверное, у него вся работа в жирных пятнах, так что ни слова не разберёшь!

Кое-кто из зрителей засмеялся: Снегга явно не любили. Хвост пронзительно захихикал. Снегг пытался встать, но заклятие ещё действовало, и он корчился, будто связанный невидимыми верёвками.

— Вы у меня дождётесь! — выпалил он, глядя на Джеймса с откровенной ненавистью. — Дождётесь!

— Дождёмся чего? — хладнокровно сказал Сириус. — Что ты хочешь сделать, Нюнчик, — вытереть о нас свой сопливый нос?

Из уст Снегга извергся поток ругани и проклятий, но его палочка лежала в трёх шагах от хозяина, и ничего не случилось.

— Ну и грязный же у тебя язык, — презрительно сказал Джеймс. — Экскуро!

Изо рта у Снегга тут же полезла розовая мыльная пена, она покрыла его губы, и он задыхался в ней…

— Оставьте его в покое!

Джеймс и Сириус оглянулись. Свободная рука Джеймса немедленно взлетела к волосам.

Кричала одна из девочек у озера, с густыми тёмно-рыжими волосами до плеч и поразительно зелёными глазами миндалевидной формы — такими же, как у Гарри.

Его мать.

— Что, Эванс? — сказал Джеймс. Самый тембр его голоса вдруг изменился — он стал более глубоким и мелодичным, более взрослым.

— Оставьте его в покое, — повторила Лили. Она смотрела на Джеймса с откровенной неприязнью. — Что он вам сделал?

— Ну, — сказал Джеймс с видом человека, серьёзно обдумывающего заданный ему вопрос, — пожалуй, всё дело в самом факте его существования, если ты понимаешь, о чём я…

Многие зрители, включая Сириуса и Хвоста, засмеялись, но Люпин, до сих пор притворяющийся, что читает, даже не улыбнулся. Не появилось улыбки и на лице Лили.

— Считаешь себя остроумным, — холодно сказала она. — А на самом деле ты просто хвастун и задира, Поттер. Оставь его в покое, ясно?

— Оставлю, если ты согласишься погулять со мной, Эванс, — быстро откликнулся Джеймс. — Давай… пойдём со мной на прогулку, и я больше никогда в жизни не направлю на Нюнчика свою волшебную палочку.

Тем временем Чары помех, наложенные на Снегга, слабели. Медленно, дюйм за дюймом, он подползал к своей палочке, отплёвываясь от мыльной пены, но Джеймс этого не видел.

— Я не согласилась бы на это, даже если бы у меня был выбор между тобой и гигантским кальмаром, — сказала Лили.

— Не повезло, Сохатый! — весело сказал Сириус и снова повернулся к Снеггу. — Стой!

Но он опоздал: Снегг уже направил свою палочку прямо на Джеймса. Вспыхнул яркий свет, и на щеке Джеймса появился глубокий порез. Кровь хлынула ему на мантию. Ещё одна яркая вспышка — и Снегг повис в воздухе вверх тормашками; мантия свалилась ему на голову, обнажив тощие, бледные ноги и серые от грязи подштанники. Многие в маленькой толпе разразились ликующими криками; Сириус, Джеймс и Хвост чуть не захлебнулись от хохота.

В уголках губ у Лили что-то дрогнуло, и Гарри на мгновение показалось, что выражение ярости на её лице вот-вот сменится улыбкой. Но она громко сказала:

— Опусти его!

— Пожалуйста, — сказал Джеймс и взмахнул палочкой.

Снегг шлёпнулся на землю, точно груда тряпья. Выпутавшись из подола мантии, он быстро вскочил на ноги с палочкой наготове, но Сириус сказал: «Петрификус тоталус!» — и Снегг снова упал плашмя, как доска.

— Оставьте его в покое! — крикнула Лили. Она тоже выхватила палочку. Джеймс с Сириусом настороженно следили за ней.

— Послушай, Эванс, не заставляй меня с тобой сражаться, — серьёзно сказал Джеймс.

— Тогда расколдуй его!

Джеймс тяжело вздохнул, повернулся к Снеггу и пробормотал контрзаклятие.

— Ну вот, — сказал он, когда Снегг вновь с трудом поднялся на ноги, — тебе повезло, что Эванс оказалась поблизости, Нюниус…

— Мне не нужна помощь от паршивых грязнокровок!

Лили прищурилась.

— Прекрасно, — спокойно сказала она. — В следующий раз я не стану вмешиваться. Кстати, на твоём месте я бы постирала подштанники, Нюниус.

— Извинись перед Эванс! — заорал Джеймс, угрожающе направив на Снегга палочку.

— Я не хочу, чтобы ты заставлял его извиняться! — закричала Лили, обращаясь к Джеймсу. — Ты ничем не лучше его!

— Что? — взвизгнул Джеймс. — Да я никогда в жизни не называл тебя… сама знаешь кем!

— Ходить лохматым, как будто минуту назад свалился с метлы, выпендриваться с этим дурацким снитчем, шляться по коридорам и насылать заклятия на всех, кто тебе не нравится, только потому, что ты от природы… Непонятно, как твоя метла ещё поднимает в воздух твою чугунную башку! Меня от тебя тошнит!

Она круто развернулась и быстро зашагала прочь.

— Эванс! — крикнул Джеймс ей вслед. — Погоди, Эванс!

Но она так и не обернулась

— Какая муха её укусила? — сказал Джеймс, безуспешно пытаясь сделать вид, что ответ на этот вопрос его вовсе не интересует.

— Сдаётся мне, она считает тебя немножко зазнайкой, дружище, — сказал Сириус.

— Ну ладно. — В голосе Джеймса зазвенела обида. — Ладно же…

Опять вспыхнул яркий свет, и Снегг снова повис в воздухе вниз головой.

— Кто хочет посмотреть, как я сниму с Нюниуса подштанники?

Но Гарри так и не узнал, выполнил ли Джеймс свою угрозу. Кто-то словно щипцами сжал ему руку чуть повыше локтя. Едва не вскрикнув от боли, Гарри обернулся — и, к своему величайшему ужасу, увидел позади себя другого, взрослого Снегга с побелевшим от ярости лицом.

— Развлекаетесь?

Гарри почувствовал, что его поднимают в воздух; летний день вокруг него растаял, как дымка. Он летел вверх сквозь ледяную тьму, и рука Снегга по-прежнему не отпускала его. Потом у Гарри на секунду захватило дух, как после головокружительного сальто-мортале, его ноги ударились о каменный пол снегговского подземелья, и он снова очутился в сегодняшнем дне, рядом с Омутом памяти, стоящим на столе в полутёмном кабинете преподавателя зельеварения.

— Итак, — сказал Снегг, сжимая руку Гарри так крепко, что она начала неметь. — Итак… вам понравилось, Поттер?

— Н-нет, — ответил Гарри, пытаясь высвободить руку. Ему стало страшно: губы у Снегга дрожали, лицо побелело, зубы оскалились.

— Приятным человеком был твой отец, правда? — сказал Снегг, встряхнув Гарри так сильно, что у того очки съехали на нос.

— Я… я не…

Снегг изо всей силы оттолкнул его от себя. Гарри упал и больно ударился о каменный пол.

— Не вздумай рассказать кому-нибудь о том, что ты видел! — прорычал Снегг.

— Нет-нет, — пробормотал Гарри, поднимаясь на ноги и стараясь держаться от Снегга как можно дальше. — Конечно, я никому…

— Вон отсюда! И чтоб духу твоего здесь больше не было!

Гарри опрометью кинулся к двери, и у него над головой лопнула банка с сушёными тараканами. Он рывком распахнул дверь и бросился бежать по коридору. Остановился он только тогда, когда между ним и Снеггом пролегли три этажа. Тяжело дыша, он прислонился к стене и стал растирать руку, на которой обещал вскочить огромный синяк.

У него не было никакого желания возвращаться в Гриффиндорскую башню так рано и рассказывать Рону и Гермионе о своём приключении.

Гарри был страшно расстроен и выбит из колеи вовсе не потому, что на него накричали и швырнули ему вслед банку с тараканами. Дело было в том, что он знал, каково это, когда тебя унижают на глазах у посторонних. Он точно знал, что чувствовал Снегг, когда его отец издевался над ним, и, если судить по увиденному им в Омуте памяти, Снегг отнюдь не преувеличивал, называя его отца высокомерным хвастуном и позёром.