Сага Гарри Поттера в одном томе

Глава 37. НАЧАЛО

Оглядываясь назад, даже месяц спустя, Гарри удивлялся, насколько плохо помнит дни, последовавшие за третьим испытанием. Видимо, после случившегося у него в сознании попросту не осталось места для новых впечатлений. Но то, что всё-таки сохранилось в памяти, причиняло жестокую боль — и самым ужасным из всего была встреча с родителями Седрика на следующее после состязания утро.

Они ни в чём не винили Гарри, наоборот, благодарили за то, что он доставил им тело сына. Мистер Диггори большую часть разговора проплакал. Горе миссис Диггори было так велико, что иссушило все слёзы.

— Значит, он почти не страдал, — сказала она, выслушав рассказ Гарри о гибели Седрика. — И потом, Амос… это случилось сразу после того, как он выиграл Турнир. Он, должно быть, умер счастливым…

Когда они уже поднялись, чтобы уходить, она посмотрела на Гарри и проговорила:

— Ты теперь будь очень осторожен.

Гарри схватил с тумбочки мешочек с деньгами.

— Возьмите, пожалуйста, — неловко забормотал он. — Это должно было достаться Седрику. Он первым туда добрался, возьмите…

Но она отшатнулась.

— Что ты, что ты, милый, это твоё, мы не можем… оставь у себя.

На следующий вечер Гарри возвратился в гриффиндорскую башню. От Рона с Гермионой он узнал, что за завтраком Думбльдор обратился к школе с речью. Он попросил, чтобы Гарри оставили в покое, чтобы никто не задавал ему вопросов, не докучал просьбами рассказать о случившемся в лабиринте. И действительно, Гарри заметил, что большинство ребят обходит его стороной, избегая встречаться с ним взглядами. Некоторые шептались, прикрывая рты ладошками. Видимо, многие поверили написанному в статье Риты Вритер, что он ненормален и оттого опасен. Возможно, у кого-то имелись свои соображения об обстоятельствах гибели Седрика. Но Гарри это было совершенно безралично. Лучше всего он чувствовал себя возле Рона и Гермионы, когда те беседовали на отвлечённые темы или играли в шахматы, а он молча сидел рядом. Ребята понимали друг друга без слов и, казалось, молча ждали какого-то знака, известия о происходящем вне «Хогварца» — а до получения точных сведений не имело смысла гадать, что будет дальше. Они затронули болезненную тему один-единственный раз — когда Рон рассказал Гарри о разговоре миссис Уэсли с Думбльдором, состоявшемся перед её отъездом.

— Она пошла к нему спросить, нельзя ли тебе этим летом поехать прямо к нам, — сказал Рон. — Но он хочет, чтобы ты поехал к Дурслеям, по крайней мере, сначала.

— Почему? — спросил Гарри.

— Мама говорит, что у Думбльдора свои резоны, — угрюмо покачал головой Рон. — Я так понимаю, мы должны его слушаться, верно?

Кроме Рона и Гермионы, Гарри мог общаться только с Огридом. Преподавателя защиты от сил зла в школе больше не было, и эти уроки были свободны. И вот, в четверг, ярким солнечным днём, ребята отправились навестить Огрида. Из открытой двери хижины выскочил Клык, гулко гавкая и размахивая хвостом.

— Кто там? — крикнул Огрид, выходя на порог. — Гарри!

Он пошёл навстречу, привлёк к себе Гарри одной рукой, взъерошил ему волосы и проговорил:

— Рад тебя видеть, приятель. Рад тебя видеть.

Войдя в хижину, ребята увидели на деревянном столе у камина две полуведёрные кружки.

— Мы тут по чайку вдаряли с Олимпией, — объяснил Огрид, — она только ушла.

— С кем? — с любопытством переспросил Рон.

— С мадам Максим, с кем же ещё! — сказал Огрид.

— Значит, у вас всё-таки сладилось? — спросил Рон.

— Не знаю, о чём это ты, — Огрид состроил непонимающую физиономию и пошёл к комоду за чистыми кружками. Потом, приготовив чай и подав на стол непропечёные бисквиты, Огрид сел, откинулся на спинку стула и окинул Гарри внимательным взглядом своих глаз-жуков.

— Ну, ты как? — сипло спросил он.

— Нормально, — ответил Гарри.

— Нет, не нормально, — покачал головой Огрид, — вижу, что не нормально. Но — всё будет хорошо.

Гарри промолчал.

— Я знал, что он вернётся, — просто сказал Огрид. Гарри, Рон и Гермиона испуганно вскинули на него глаза. — Знал уж много лет, Гарри. Знал, что он где-то прячется, выжидает. Это должно было случиться. И вот — случилось. А мы теперь должны просто жить дальше. Будем бороться. Может, получится его остановить — до того, как он наберёт полную силу. По крайней мере, такой план у Думбльдора. Великий человек, Думбльдор. Пока он у нас есть, я не очень-то беспокоюсь.

Поглядев на недоверчивые лица ребят, Огрид поднял кустистые брови.

— Какой толк сидеть и боятся, — продолжил он. — Что будет, то будет — наше дело встретить это достойно. Думбльдор мне про тебя всё рассказал, Гарри.

Огрид поглядел на Гарри и весь раздулся от гордости.

— Ты поступил так, как поступил бы твой отец — а выше этого у меня похвалы нет.

Гарри улыбнулся. Первый раз за много дней.

— А что Думбльдор попросил тебя сделать, Огрид? — спросил он. — Он посылал профессора МакГонаголл за тобой и за мадам Максим… в ту ночь.

— Да так, подкинул на лето кой-какую работёнку, — неопределённо ответил Огрид, — секретную. Мне про это говорить не положено, даже с вами. Может, и Олимпия — для вас мадам Максим — со мной поедет. Наверно, поедет. Кажись, я её уговорил.

— Это связано с Вольдемортом?

При звуке этого имени Огрид поморщился.

— Может, и так, — он уклонился от прямого ответа. — Ну, а сейчас… кто хочет пойти со мной поглядеть на последнего дракла? Шучу я, шучу! — поспешно добавил он при виде скисших лиц.

Вечером в спальне, перед самым возвращением на Бирючиновую аллею, Гарри с тяжёлым сердцем упаковывал вещи в сундук. Он с ужасом думал о предстоящем прощальном пире — обычно весёлом празднике, на котором объявляли победителя соревнования между колледжами. С момента выхода из больницы он, страдая от любопытных взглядов, избегал появляться в Большом зале при большом скоплении народа, предпочитая есть, когда там почти никого не было.

Когда они с Роном и Гермионой вошли в зал, им сразу же бросилось в глаза отсутствие праздничного убранства. Обычно для прощального пира Большой зал украшали цвета колледжа-победителя. А сегодня стена позади учительского стола была затянута чёрным — в знак траура по Седрику.

За учительским столом сидел настоящий Шизоглаз Хмури. Деревянная нога и волшебный глаз были на месте. Хмури постоянно дёргался, подскакивал, стоило кому-нибудь с ним заговорить. Вполне объяснимо, подумал Гарри. И без того присущая Хмури боязнь нападения не могла не усилиться после десятимесячного заточения в собственном сундуке. Кресло профессора Каркарова пустовало. Усаживаясь за стол вместе с остальными гриффиндорцами, Гарри гадал, где сейчас может быть Каркаров и не разделался ли с ним Вольдеморт.

Мадам Максим была здесь. Она сидела рядом с Огридом, и они тихо о чём-то разговаривали. Чуть дальше, рядом с профессором МакГонаголл, сидел Злей. Их с Гарри взгляды на какое-то время встретились. На лице Злея застыло странное — но, в любом случае, желчное и неприязненное, как всегда — выражение. Гарри долго смотрел на Злея, уже после того, как тот отвернулся.

Интересно, что делал Злей по приказу Думбльдора в ту ночь, когда возродился Вольдеморт? И почему… почему… Думбльдор так уверен, что Злей действительно на их стороне? Когда-то он был нашим шпионом, так Думбльдор говорил в дубльдуме. Злей стал «нашим осведомителем, ценою огромного риска для своей жизни». Что же он сделал сейчас? Может быть, связался с Упивающимися Смертью? Притворился, что никогда по-настоящему не переходил на сторону Думбльдора? Что он, подобно самому Вольдеморту, выжидал?

Гаррины размышления прервал профессор Думбльдор. Он встал из-за преподавательского стола. В Большом зале, где и так было гораздо тише, чем обычно бывает на прощальном пиру, воцарилось гробовое молчание.

— Наступил конец, — заговорил Думбльдор, обводя взором собравшихся, — очередного учебного года.

Он сделал паузу, и его глаза остановились на столе «Хуффльпуффа». За этим столом с самого начала было тише всего, оттуда и сейчас смотрели самые бледные и самые грустные лица.

— Я о многом собираюсь поговорить с вами сегодня, — продолжил Думбльдор, — но сначала хочу сказать о замечательном мальчике, который должен был бы сидеть сейчас здесь, — он сделал жест в сторону хуффльпуффцев, — и веселиться на прощальном пиру. Я прошу всех встать и поднять бокалы в память о Седрике Диггори.

Все встали, все до единого. Заскрипели скамьи — весь Большой зал встал, поднял бокалы и повторил единым низким раскатом: «за Седрика Диггори».

В толпе Гарри случайно заметил Чу. По её лицу катились молчаливые слёзы. Гарри опустил глаза и уставился в стол. Потом все сели.

— Седрик воплощал в себе многие прекрасные качества, присущие истинным хуффльпуффцам, — сказал Думбльдор. — Он был добр, трудолюбив, был хорошим товарищем. Он ценил честность превыше всего. Его смерть затронула каждого из вас, независимо от того, хорошо вы его знали или нет. И, как мне кажется, именно поэтому вы имеете право знать, что произошло.

Гарри поднял голову и поглядел на Думбльдора.

— Седрика Диггори убил Лорд Вольдеморт.

По Большому залу пронёсся испуганный ропот. Школьники, в ужасе от услышанного, неверяще смотрели на Думбльдора. Директор хранил невозмутимое спокойствие и ждал, пока гомон прекратится.

— В министерстве магии, — продолжал Думбльдор, — возражали против того, чтобы я сообщал вам это. Возможно, ваших родителей шокирует то, что я всё-таки это сделал — потому ли, что они не верят в возвращение Лорда Вольдеморта, потому ли, что считают вас слишком маленькими для подобных известий… Однако, по моему глубокому убеждению, правда вообще предпочтительнее лжи, и, если я стану делать вид, что Седрик погиб в результате несчастного случая или допущенной им же самим ошибки, то это будет прямым оскорблением его памяти.

Все лица, потрясённые, испуганные, были сейчас повёрнуты к Думбльдору… или почти все. Гарри увидел, что за слизеринским столом Драко Малфой шёпотом бормочет что-то Краббе и Гойлу. Внутри всё вскипело горячей, мучительной злобой. Но Гарри заставил себя повернуться к Думбльдору.

— Есть ещё один человек, о котором непременно нужно упомянуть в связи со смертью Седрика, — говорил в это время директор, — я, разумеется, имею в виду Гарри Поттера.

По Большому залу пробежала рябь — многие головы на мгновение повернулись к Гарри и сразу же отвернулись обратно, к директору.

— Гарри Поттеру удалось спастись от Лорда Вольдеморта, — объявил Думбльдор. — С риском для своей жизни он вернул тело Седрика в «Хогварц». Он продемонстрировал, во всех отношениях, такую храбрость, какую перед лицом Лорда Вольдеморта удавалось показать лишь очень немногим колдунам, и за это — честь ему и слава.

Думбльдор с суровым видом повернулся к Гарри и ещё раз поднял бокал. Практически все в зале повторили его действия. Они тихо произнесли его имя, как до этого — имя Седрика, и выпили за него. Однако, в просвете между поднявшимися со своих мест ребятами, Гарри увидел, что Малфой, Краббе, Гойл и многие другие слизеринцы демонстративно остались сидеть и даже не прикоснулись к кубкам. Думбльдор, который, при всех своих талантах, не имел волшебного глаза, этого не заметил.

После того, как все сели, Думбльдор заговорил снова:

— Одной из целей проведения Тремудрого Турнира было всестороннее укрепление магического сотрудничества. В свете последних событий — я имею в виду возрождение Лорда Вольдеморта — подобные связи приобретают новое, более важное, значение.

Думбльдор посмотрел на мадам Максим и Огрида, потом перевёл взгляд на Флёр Делакёр и остальных бэльстэковцев, на Виктора Крума и дурмштранговцев, сидящих за слизеринским столом. Крум, как заметил Гарри, глядел беспокойно, почти испуганно, и отвёл глаза, словно ожидая от Думбльдора какой-то резкости.

— Каждого из наших гостей, — Думбльдор задержал взгляд на дурмштранговцах, — мы будем рады видеть всегда, в любой момент, вы можете приехать к нам, когда захотите. И хочу, что все вы помнили — в свете возвращения Лорда Вольдеморта, это необходимо помнить: наша сила в единстве, разобщённость делает нас слабыми.

— Лорд Вольдеморт обладает уникальной способностью повсюду сеять вражду, раздоры. Бороться с этим мы можем лишь одним способом — связав себя столь же уникальными, крепкими узами дружбы и доверия. Культурные, национальные различия — ничто, если наша цель едина, а сердца открыты.

— Я знаю — но ещё никогда я так сильно не желал ошибиться! — что впереди у нас тёмные, трудные времена. Некоторые из тех, кто сейчас находится в этом зале, впрямую пострадали от Лорда Вольдеморта. Он сломал судьбы многих и многих семей. Неделю назад, вы лишились вашего товарища.

— Помните Седрика. И если придёт для вас время выбирать между тем, что просто и тем, что правильно, вспомните, как поступил Лорд Вольдеморт с хорошим, добрым, храбрым мальчиком, случайно оказавшимся у него на пути. Помните Седрика Диггори.

Сундук Гарри был упакован; на крышке стояла клетка с Хедвигой. Они с Роном и Гермионой вместе с остальными четвероклассниками топтались в переполненном вестибюле и ждали карет, которые должны были отвезти их на станцию Хогсмёд. Сегодня опять был прекрасный летний день. Вечером Бирючиновая аллея встретит Гарри во всём своём великолепии, утопая в зелени и поражая глаз буйством красок на клумбах. Мысль об этом не принесла никакой радости.

— 'Арри!

Он оглянулся. По парадному крыльцу торопливо поднималась Флёр Делакёр. Позади неё было видно, как, далеко во дворе, Огрид помогает мадам Максим запрягать гигантских коней. Бэльстэковская карета готовилась к взлёту.

— Ми есче увьидимся, я надеюсь, — подбежав, сказала Флёр и протянула руку. — Я хочу найти здьесь 'аботу, чтоби усовегшенствовать свой английский.

— У тебя очень хороший английский, — задушенным от волнения голосом проговорил Рон. Флёр улыбнулась ему. Гермиона надулась.

— До свьидания, 'Арри, — Флёр повернулась к выходу. — Било пгиятно с тобой познакомьиться!

Гарри смотрел вслед Флёр, как она стремительно идёт по газону к мадам Максим, и как красиво играет солнечный свет в её серебристых волосах… и его настроение понемногу улучшалось.

— Интересно, как будут добираться назад дурмштранговцы? — с любопытством спросил Рон. — Как вы думаете, они смогут вести корабль сами, без Каркарова?

— Каркаров не водил корабль, — раздался хриплый голос. — Он сидел в каюте, а нас заставлял делать всю работу. — Крум подошёл попрощаться с Гермионой. — Мошно с тобой поговорить? — спросил он у неё.

— О… да… конечно, — слегка разволновавшись, ответила Гермиона, последовала за Крумом в толпу и скрылась из виду.

— Давайте быстрее! — громко закричал ей вслед Рон. — Кареты вот-вот приедут!

Дожидаться карет он, однако, предоставил Гарри, а сам провёл следующие несколько минут, вытягивая шею и пытаясь увидеть поверх голов, чем там занимаются Крум и Гермиона. Те довольно скоро вернулись. Рон испытующе вгляделся в лицо Гермионы, но оно было совершенно безмятежно.

— Мне нравился Диггори, — отрывисто сообщил Крум, обращаясь к Гарри. — Он всегда был со мной вешлив. Всегда. Хоть я и из «Дурмштранга» — с Каркаровым, — добавил он, помрачнев.

— У вас уже есть новый директор? — поинтересовался Гарри.

Крум пожал плечами. Потом, совсем как Флёр, протянул руку и попрощался сначала с Гарри, потом с Роном.

Рона явно терзала тяжёлая внутренняя борьба. Крум уже собрался уходить, когда Рон вдруг выпалил:

— Ты не дашь мне свой автограф?

Гермиона отвернулась, улыбаясь приближающимся по подъездной дороге безлошадным каретам, а Крум, слегка удивлённый, но в то же время польщённый, подписал для Рона кусочек пергамента.

Погода — на обратном пути к вокзалу Кингс-Кросс — коренным образом отличалась от сентябрьской, сопровождавшей их по дороге в «Хогварц». В небе не было ни облачка. Гарри, Рон и Гермиона умудрились отыскать отдельное купе. Свинринстеля, чтобы не ухал как сумасшедший, снова накрыли парадной робой Рона. Хедвига дремала, положив голову под крыло, а Косолапсус свернулся на свободном сидении рядом с Гермионой и был похож на большую, рыжую, мохнатую подушку. Поезд увозил их на юг, и Гарри, Рон и Гермиона разговаривали охотнее и свободнее, чем всю последнюю неделю в школе. У Гарри было ощущение, что речь Думбльдора на прощальном пиру открыла в нём какие-то шлюзы. Обсуждать случившееся стало не так больно. Беседа о действиях, которые, возможно, уже сейчас предпринимает Думбльдор против Вольдеморта, прервалась только тогда, когда прибыла тележка с едой.

Купив еду, Гермиона вернулась, убрала в рюкзак деньги и достала экземпляр «Прорицательской».

Гарри неуверенно посмотрел на газету, сомневаясь, стоит ли ему узнавать, о чём там пишут, но Гермиона в ответ на его взгляд спокойно сказала:

— Там ничего такого. Можешь сам посмотреть — там ничего нет. Я проверяла каждый день. Была только крохотная заметка, на следующий день после третьего состязания, о том, что Турнир выиграл ты. Седрик даже не упомянут. Об этом вообще ничего. По-моему, Фудж велел им молчать.

— Риту никто не может заставить замолчать, — возразил Гарри. — А тут такой случай!

— Рита после третьего состязания вообще ничего не пишет, — произнесла Гермиона странно-сдержанным голосом. — И, между прочим, — добавила она, и тут её голос слегка задрожал, — некоторое время ей и не придётся ни о чём писать. Если только она не согласится на то, чтобы я сообщила кое-какие сведения о ней самой.

— О чём это ты? — удивился Рон.

— Я выяснила, как ей удавалось подслушивать частные разговоры, несмотря на запрещение появляться на территории школы, — единым духом выпалила Гермиона.

Гарри показалось, что Гермиона носила в себе эту информацию уже много дней, умирая от желания поделиться ею, но сдерживалась, считая время неподходящим.

— Как же она это делала? — немедленно спросил Гарри.

— Как это ты выяснила? — вытаращился Рон.

— Вообще-то, Гарри, это ты подал мне идею, — ответила Гермиона.

— Я? — поразился Гарри. — Как это?

— Жучок! — радостно выкрикнула Гермиона.

— Ты же говорила, что они не работают…

— Да нет, не электронный жучок, — пояснила Гермиона. — Нет, понимаете… Рита Вритер, — голос Гермионы зазвенел от еле сдерживаемого триумфа, — незарегистрированный анимаг. Она может превращаться…

Гермиона достала из рюкзака небольшую, плотно закрытую стеклянную банку.

— … в жука.

— Ты шутишь, — не поверил Рон. — Ты же не… она не…

— Она — очень даже да, — Гермиона со счастливым видом размахивала банкой.

В банке было несколько листиков, веточек — и большой, жирный жук.

— Такого не может… ты шутишь… — шептал Рон, поднося банку к глазам.

— Нет, не шучу, — Гермиона так и светилась от радости. — Я её поймала в больнице на подоконнике. Посмотри внимательно, и ты увидишь возле усиков характерные отметины, они совсем как эти её кошмарные очки.

Гарри присмотрелся и понял, что Гермиона права. А ещё он кое-что вспомнил.

— Тем вечером, когда Огрид рассказывал мадам Максим про свою маму, на статуе сидел жук!

— Совершенно верно, — кивнула Гермиона. — И после нашего с Виктором разговора у озера он снял жука у меня с головы. И, если я не ошибаюсь, Рита сидела на подоконнике в кабинете прорицаний в тот день, когда у тебя заболел шрам. Весь год она так и сновала повсюду в поисках разных пикантных историй.

— А когда, помните, мы видели Малфоя под деревом… — медленно начал Рон.

— Он разговаривал с ней, держа её в руке, — подтвердила Гермиона. — Он, конечно же, знал. Так она брала свои чудненькие интервью у слизеринцев. Им было безразлично, что её действия противозаконны, главное — наговорить гадостей про нас и про Огрида.

Она забрала у Рона банку и улыбнулась жуку, забившемуся о стекло.

— Я обещала выпустить её в Лондоне, — сказала Гермиона. — Понимаете, я наложила на банку неразбиваемое заклятие, так что она не может превратиться. И ещё я ей велела попридержать перо в течение года. Посмотрим, оставит ли она дурную привычку писать про людей всякие гадости.

Безмятежно улыбаясь, Гермиона спрятала жука в рюкзак.

Дверь в купе бесшумно отворилась.

— Очень умно, Грэнжер, — процедил Драко Малфой.

За его спиной возвышались Краббе и Гойл. Все трое имели как никогда самодовольный, наглый и угрожающий вид — такими, пожалуй, Гарри их ещё не видел.

— Итак, — неспешно начал Малфой, делая шаг внутрь купе и оглядывая ребят. Его губы кривились от еле сдерживаемой усмешки. — Ты поймала какую-то несчастную репортёршу, и Поттер — снова любимчик Думбльдора. Большое дело.

Усмешка стала шире. Краббе и Гойл осклабились.

— Стараемся ни о чём не думать, да? — тихонько спросил Малфой, обводя взглядом присутствующих. — Делаем вид, что ничего не случилось?

— Выйди вон, — приказал Гарри.

Он не видел Малфоя с тех пор, как тот шептался со своими дружками во время речи Думбльдора. Сейчас при виде него у Гарри зазвенело в ушах. Рука непроизвольно потянулась за палочкой.

— Ты примкнул к неудачникам, Поттер! Я тебя предупреждал! Я говорил, что тебе не следует водить дружбу с неподходящими людьми, помнишь? Во время первой нашей встречи в поезде? Я тебе говорил: не стоит якшаться со всяким отребьем! — Он дёрнул головой в сторону Рона и Гермионы. — А теперь всё, Поттер, поздно! Как только Лорд Вольдеморт займётся делами, их первых отправят куда следует! Мугродье и муглофилов первым делом! То есть, вторым — Диггори был пе…

Внезапно в купе словно взорвался ящик с петардами. Ослеплённый вспышками заклятий, ударивших со всех сторон, оглушённый грохотом, Гарри заморгал и посмотрел на пол.

На пороге лежали потерявшие сознание Малфой, Краббе и Гойл. И Гарри, и Рон, и Гермиона вскочили со своих мест — каждый ударил обидчиков своим заклятием. Но это сделали не только они.

— Решили проверить, что затевает эта троица, — как бы между прочим бросил Фред, ставя ногу на Гойла, чтобы войти в купе. В руке у него была волшебная палочка, точно так же, как и у Джорджа, который, следом за Фредом входя внутрь, не преминул наступить на Малфоя.

— Интересный эффект, — заметил Джордж, поглядев на Краббе. — Кто воспользовался Фурнункульным заклятием?

— Я, — сказал Гарри.

— Странно, — небрежно проговорил Джордж. — Я-то использовал Ватноножное. Похоже, они не сочетаются. Смотри, у него по всей морде повелезали какие-то мелкие щупальца. Ладно, давайте их куда-нибудь выкатим, чтобы интерьер не портили.

Рон, Гарри и Джордж, пиная и толкая, выкатили неподвижные тела Малфоя, Краббе и Гойла — каждый из которых служил ужасающей иллюстрацией действия несочетаемых заклятий — в коридор, а потом вернулись в купе и закрыли за собой дверь.

— Перекинемся в картишки? — Фред достал колоду взрывающихся карт.

В середине пятой игры Гарри вдруг решил задать близнецам вопрос.

— Так вы нам скажете или нет? — обратился он к Джорджу. — Кого вы шантажировали?

— Ох, — вздохнул Джордж. — Ты об этом.

— Какая разница, — нетерпеливо замотал головой Фред. — Это ерунда, неважно. Сейчас, по крайней мере.

— Всё равно мы потеряли надежду, — пожал плечами Джордж.

Но Гарри, Рон и Гермиона не отставали, и в конце концов Фред сдался:

— Ну, ладно, ладно, раз вам так уж надо знать… это был Людо Шульман…

— Шульман? — вскинулся Гарри. — Вы хотите сказать, что он имеет отношение к…

— Не-а, — мрачно процедил Джордж. — Ничего подобного. У этого дурака на такое мозгов бы не хватило.

— А что же тогда? — спросил Рон.

Фред поколебался, а потом сказал:

— Помните, мы делали ставки на финале кубка? Что выиграет Ирландия, но Проныру поймает Крум?

— Да, — хором ответили Гарри и Рон.

— Так вот, этот тип заплатил нам непречёмовым золотом.

— И?…

— И, — раздражённо бросил Фред, — оно испарилось, понятно? На следующее утро его уже не было!

— Но… это же, наверно, случайность? — осторожно предположила Гермиона.

Джордж невесело рассмеялся.

— Да, мы тоже так думали. Сначала. Думали, когда мы ему напишем, и он узнает, что ошибся, то поперхнётся от неожиданности. И что же вы думаете? Ничуть не бывало. Он даже не ответил на письмо. Потом, когда он бывал в «Хогварце», мы всё хотели поговорить с ним об этом, но он всякий раз исхитрялся улизнуть.

— Кончилось тем, что он вообще на нас наехал, — добавил Фред. — Заявил, что мы «малы ещё, чтобы играть на деньги» и что он нам денег не отдаст.

— Тогда мы попросили, чтобы он хотя бы отдал нашу ставку, — продолжал Джордж, с каждой секундой мрачнея.

— Не может быть, чтобы он отказал! — ахнула Гермиона.

— Как же, как же, — сказал Фред.

— Но это же были все ваши сбережения! — воскликнул Рон.

— Это ты нам говоришь? — отозвался Джордж. — Мы в конце концов выяснили, в чём дело. С папой Ли Джордана была такая же история, он тоже не мог получить с Шульмана денег. Ну, и оказалось, что Шульман попал в жуткую историю с гоблинами. Назанимал у них кучу денег. После финального матча они его прижали целой толпой, в лесу, и забрали всё, что у него с собой было, но и этого не хватило, чтобы покрыть долги. Гоблины проследили за ним до «Хогварца» и потом не давали ему скрыться. Он проиграл всё до последнего нута. А знаете, как этот идиот собирался расплатиться с гоблинами?

— Как? — спросил Гарри.

— Он поставил на тебя, дружок, — объяснил Фред. — Поставил крупную сумму, что ты выиграешь Турнир. Держал пари с гоблинами.

— Так вот почему он всё время предлагал мне помощь! — наконец понял Гарри. — Ну так… я выиграл. Теперь он отдаст вам, что должен!

— Ничего подобного, — сказал Джордж, отрицательно качая головой. — Гоблины его тоже обманули. Сказали, что ты выиграл пополам с Диггори, а Шульман ставил, что ты выиграешь сам по себе. Шульману ничего оставалось, кроме как сбежать. Что он и сделал сразу после третьего состязания.

Джордж глубоко вздохнул и начал снова сдавать карты.

Остаток пути ребята провели весьма приятно; Гарри даже захотелось, чтобы всё это длилось вечно и чтобы они никогда не приезжали на Кингс-Кросс… только, как он уже выяснил в этом году, время никогда не замедляет свой бег, если впереди тебя ждёт что-то неприятное, и поэтому скоро, ох, как скоро, поезд начал притормаживать у платформы девять три четверти. В коридорах образовалась обычная шумная кутерьма, школьники выгружали свои вещи. Рон и Гермиона кое-как перетащили сундуки через Малфоя, Краббе и Гойла.

Но Гарри остался в купе.

— Фред… Джордж… подождите минутку.

Близнецы обернулись. Гарри открыл сундук и достал оттуда свой выигрыш.

— Возьмите, — и он сунул мешочек в руки Джорджу.

— Что?! — оторопел Фред.

— Возьмите, — решительно повторил Гарри. — Возьмите себе. Это на ваши изобретения. На хохмазин.

— Он и впрямь псих, — проговорил Фред, чуть ли не в молитвенном благоговении.

— Послушайте, — твёрдо сказал Гарри. — Если вы не возьмёте эти деньги, я спущу их в унитаз. Я их не хочу, они мне не нужны. А вот повеселиться мне не повредило бы. Как и всем остальным. У меня такое чувство, что в ближайшем будущем нам это ой как понадобится.

— Гарри, — ослабевшим голосом пролепетал Джордж, взвешивая в руках мешочек, — это же тысяча галлеонов.

— Совершенно верно, — усмехнулся Гарри. — Только подумай, сколько тут канарейских конфеток.

Близнецы молча смотрели на него.

— Только маме не говорите, где вы их взяли… хотя, если подумать, она, может быть, уже не будет так настаивать, чтобы вы шли работать в министерство…

— Гарри, — начал было Фред, но Гарри уже достал волшебную палочку.

— Знаете что, — ровным голосом сказал он, — берите, а то я вас прокляну. Я за последнее время кое-чему научился. И ещё, сделайте мне одно одолжение, ладно? Купите Рону новую парадную робу и скажите, что это от вас.

Он вышел из купе раньше, чем близенцы успели что-то сказать, перешагнув через покрытых отметинами заклятий Малфоя, Краббе и Гойла, по-прежнему валявшихся на полу.

Дядя Вернон ждал его за барьером. Миссис Уэсли стояла неподалёку. Она крепко обняла Гарри и прошептала ему в ухо:

— Думаю, Думбльдор позволит тебе к нам приехать — попозже. Пиши нам, Гарри.

— До встречи, Гарри! — Рон хлопнул Гарри по спине.

— Пока, Гарри! — сказала Гермиона и сделала нечто такое, чего не делала никогда раньше поцеловала Гарри в щёку.

— Гарри… спасибо, — тихонько пробормотал Фред. Стоявший рядом Джордж усиленно закивал.

Гарри подмигнул им, повернулся к дяде Вернону и молча пошёл вслед за ним к выходу. Сейчас-то о чём беспокоиться, пока ещё не о чем, думал он, забираясь на заднее сидение дурслеевской машины.

Как сказал Огрид, что будет, то будет… а наше дело — достойно это встретить.