Сага Гарри Поттера в одном томе

Глава 18. ВЗВЕШИВАНИЕ ПАЛОЧЕК

Проснувшись на следующее, воскресное, утро, Гарри не сразу вспомнил, отчего ему так тревожно и отчего он чувствует себя таким несчастным. Затем воспоминания о вчерашнем вечере обрушились на него. Он резко сел и с силой отдёрнул полог, намереваясь объясниться с Роном, заставить Рона поверить ему — но только обнаружил, что соседняя кровать пуста; очевидно, Рон ушёл завтракать один.

Гарри оделся и по винтовой лестнице спустился в общую гостиную. Стоило ему появиться, как те, кто уже вернулся с завтрака, разразились бешеными аплодисментами. Перспектива появиться в Большом зале перед целой толпой гриффиндорцев, каждый из которых считал его героем, привлекала мало, однако, выбор был не богат, оставалось либо пойти туда, либо попасть в плен к братьям Криви — оба отчаянно махали руками, призывая Гарри присоединиться к ним. Гарри решительно направился к портрету, распахнул его, выбрался наружу и лицом к лицу столкнулся с Гермионой.

— Привет, — поздоровалась она. В руках у неё была горка бутербродов, завёрнутая в салфетку. — Я вот тут тебе принесла… хочешь пойти погулять?

— Хорошая мысль, — с благодарностью сказал Гарри.

Они спустились вниз, быстро, не оглядываясь на Большой зал, пересекли вестибюль и скоро уже шли по газону к озеру, на глади которого покачивался пришвартованный дурмштранговский корабль и его чёрное отражение. Утро было холодное, и они, не останавливаясь, жуя бутерброды, бродили туда-сюда, пока Гарри в подробностях рассказывал Гермионе обо всём, что случилось вчера вечером после того, как он вышел из-за гриффиндорского стола. К его огромному облегчению, Гермиона безоговорочно всему поверила.

— Разумеется, я знала, что ты не подавал заявки, — проговорила она, после того как Гарри закончил описывать сцену в комнате за Большим залом. — Достаточно было взглянуть на твоё лицо, когда Думбльдор назвал тебя! Вопрос в том, кто это сделал? Потому что Хмури прав, Гарри… Не думаю, что такое под силу кому-либо из школьников… никому из них ни за что не удалось бы обдурить чашу или перехитрить Думбльдора…

— Ты видела Рона? — перебил Гарри.

Гермиона замялась.

— Э-м-м… да… за завтраком, — ответила она.

— Он всё ещё думает, что это сделал я?

— Ну… нет, не думаю… не так чтобы… — забормотала Гермиона.

— Что это значит, не так чтобы?

— О, Гарри, неужели ты не понимаешь? — в отчаяньи вскричала Гермиона. — Он завидует!

— Завидует? — не поверил своим ушам Гарри. — Чему завидует? Он что, хотел бы вместо меня оказаться в идиотском положении перед всей школой? Так, что ли?

— Послушай, — терпеливо начала Гермиона, — всё внимание всегда направлено на тебя, согласись, что это так. Я знаю, ты в этом не виноват, — быстро добавила она, заметив, что Гарри в ярости открыл рот, — и знаю, что ты об этом не просил… но… сам знаешь, у Рона куча братьев, с которыми его так или иначе сравнивают, а ты, его лучший друг, настоящая знаменитость — люди смотрят на тебя и не замечают его, и он с этим мирится и никогда не говорит об этом, но мне кажется, что этот раз оказался для него просто чересчур…

— Отлично, — горько воскликнул Гарри, — просто великолепно. Передай ему от меня, что я в любое время готов поменяться с ним местами. Передай, что я ему искренне желаю — пусть люди пялятся ему в лоб, где бы он ни появился…

— Я ему ничего передавать не буду, — отрезала Гермиона. — Ты ему сам об этом скажешь, это единственный способ всё выяснить.

— Я не стану за ним бегать и уговаривать, чтобы он повзрослел! — закричал Гарри так громко, что с соседнего дерева в испуге слетело несколько сов. — Может, он сам поверит, что для меня в этом нет ничего хорошего, когда я сломаю себе шею или…

— Не шути так, — тихо сказала Гермиона. — Всё это совсем не смешно. — Она была до крайности взволнована. — Гарри, я тут подумала… но ты же и сам знаешь, что надо сделать, да? Сразу же, как только вернёмся в замок?

— Конечно, знаю, дать Рону хорошего пинка под…

— Послать письмо Сириусу. Ты должен рассказать ему обо всём, что случилось. Он просил тебя сообщать ему обо всём, что происходит в «Хогварце»… такое впечатление, что он ждал чего-то подобного. Я взяла с собой пергамент и перо…

— С ума сошла? — Гарри оглянулся, чтобы убедиться, что их никто не слышит, но во дворе никого не было. — Он вернулся в страну только потому, что у меня болел шрам. А если я скажу, что кто-то подстроил, чтобы я участвовал в Турнире, он вообще, наверное, ворвётся прямо в замок…

— Ему нужно это знать, — сурово произнесла Гермиона. — Он в любом случае узнает…

— Каким образом?

— Гарри, такие новости не остаются незамеченными, — Гермиона сделалась крайне серьёзна. — Турнир — значительное событие, ты — знаменитость, я удивлюсь, если в «Прорицательской» уже не появилось статьи о твоём участии… ты и так уже почти во всех книжках про Сам-Знаешь-Кого… а Сириус предпочёл бы узнать обо всём от тебя, я уверена.

— Ладно, ладно, напишу, — Гарри выбросил остаток бутерброда в озеро. Пару мгновений они оба задумчиво наблюдали, как он плавает, пока из-под воды не высунулось длинное щупальце и не утащило его. Тогда они пошли обратно в замок.

— Чью же сову мне взять? — спросил Гарри, когда они взбирались по лестнице. — Он же сказал не посылать Хедвигу.

— Спроси у Рона, можно ли взять…

— Ничего я у Рона спрашивать не буду, — ровным голосом отрезал Гарри.

— Тогда возьми одну из школьных сов, их всем можно брать, — предложила Гермиона.

Они поднялись в совяльню. Гермиона дала Гарри пергамент, перо и бутылочку чернил и принялась расхаживать вдоль длинных насестов, рассматривая сов, а Гарри сел, прислонился к стене и стал сочинять письмо.

Дорогой Сириус!

Ты просил меня сообщать тебе обо всём, что происходит в «Хогварце», так что слушай — я не знаю, может, ты уже слышал об этом — в этом году в «Хогварце» состоится Тремудрый Турнир, а в субботу вечером меня выбрали четвёртым чемпионом. Я не знаю, кто поместил мою заявку в Огненную чашу, я сам этого не делал. Другой чемпион «Хогварца» Седрик Диггори, он из «Хуффльпуффа».

Тут он задумался. Ему хотелось как-то объяснить, какой тяжёлый камень лежит у него на душе со вчерашнего вечера, но он не смог облечь это в слова, поэтому просто ещё раз обмакнул перо в чернильницу и дописал:

Надеюсь, у тебя всё в порядке, и у Конькура тоже.

Гарри

— Всё, — сказал он Гермионе, встав на ноги и отряхивая с робы солому. В этот момент ему на плечо, трепеща крыльями, опустилась Хедвига и протянула лапку.

— Я не могу тебя послать, мне нужно послать кого-нибудь из них, — объяснил ей Гарри, оглядываясь на школьных сов.

Хедвига издала очень громкий крик и взлетела так резко, что её когти больно вонзились в плечо Гарри. Всё то время, пока он привязывал письмо к лапке большой амбарной совы, Хедвига сидела к нему задом. Когда амбарная сова улетела, Гарри протянул руку и попытался погладить Хедвигу, но та свирепо щёлкнула клювом и взмыла к стропилам.

— Сначала Рон, а теперь ещё и ты, — рассердился Гарри. — Я не виноват.

Если Гарри думал, что, как только все привыкнут к мысли, что его выбрали чемпионом, дела наладятся, то следующий день показал, насколько он ошибался. В понедельник начались занятия, он больше не мог прятаться от всей школы — и стало ясно, что вся школа, как и гриффиндорцы, не сомневается, что Гарри сам подал заявку на участие в Турнире, но, в отличие от гриффиндорцев, вовсе от этого не в восторге.

Хуффльпуффцы, у которых всегда были чудесные отношения с гриффиндорцами, внезапно сделались с ними со всеми чрезвычайно холодны. Чтобы это понять, хватило одного урока гербологии. Хуффльпуффцы явно считали, что Гарри украл славу у их чемпиона; это чувство усугублялось тем, что «Хуффльпуффу» вообще редко доставалась какая-либо слава, а Седрик был одним из немногих добившихся её своей победой над «Гриффиндором» в квидишном матче. Эрни МакМиллан и Джастин Финч-Флэтчи, до этого отлично ладившие с Гарри, не захотели с ним разговаривать, хотя им пришлось вместе пересаживать лупящие луковицы в горшках, стоящих на одном подносе — и гадко заржали, когда одна из луковиц вывернулась из рук Гарри и вмазалась ему в глаз. Рон тоже не разговаривал с Гарри. Гермиона сидела между ними, предпринимая героические попытки поддерживать весьма натянутую беседу, и они оба отвечали ей нормальным тоном, но избегали встречаться взглядами. Гарри показалось, что даже профессор Спаржелла держалась с ним очень формально — но, в конце концов, она ведь была завучем «Хуффльпуффа».

При нормальных обстоятельствах он бы с нетерпением ждал встречи с Огридом, но уход за магическими существами означал также и встречу со слизеринцами — впервые с того момента, как его объявили чемпионом.

Вполне предсказуемо, Малфой прибыл к хижине Огрида с прочно утвердившейся на лице презрительной гримасой.

— Гляньте-ка, да это же чемпион, — обратился он к Краббе и Гойлу, как только убедился, что Гарри его услышит. — Вы захватили блокнотики для автографов? Лучше получить подпись сейчас, а то я сомневаюсь, что он пробудет среди нас долго… Сколько собираешься продержаться, Поттер? Я ставлю на десять минут с начала первого состязания.

Краббе с Гойлом льстиво заржали, но тут Малфою пришлось умолкнуть, потому что из-за хижины появился Огрид. Он тащил перед собой колышащуюся башню корзин, в каждой из которых сидело по громадному взрывастому драклу. К ужасу класса, Огрид объяснил, что причина, по которой драклы убивают друг друга, кроется в избытке энергии, происходящем от неподвижного образа жизни, и что теперь каждый должен выбрать животное, взять его на поводок и вывести на прогулку. Единственно хорошим в этой затее было то, что она полностью отвлекла на себя внимание Малфоя.

— На прогулку? Этих уродов? — с отвращением переспросил он, уставившись на один из ящиков. — И куда же, скажите на милость, цеплять поводок? К жалу, к присоске или к взрывателю?

— За середину, — невозмутимо показал Огрид. — Э-э-э… наденьте перчатки из драконьей кожи, что ли, для предосторожности. Гарри — иди-ка сюда, помоги мне с этим здоровым…

На самом же деле, Огрид хотел поговорить с Гарри в стороне от остальных.

Он подождал, пока все разойдутся со своими драклами, а затем повернулся к Гарри и очень серьёзно сказал:

— Стало быть… будешь участвовать, Гарри. В Турнире. Чемпион школы.

— Один из, — поправил Гарри.

Чёрными глазами-жуками Огрид посмотрел на него из-под кустистых бровей.

— Не в курсе, кто тебя в это втравил, а?

— Значит, ты веришь, что я сам этого не делал? — Гарри с трудом удалось унять благодарный восторг, охвативший его при этих словах Огрида.

— Яс'дело, — подтвердил Огрид, — ты ж сказал, не я, я и верю — и Думбльдор верит, и все.

— Хотел бы я знать, кто это сделал, — горько вздохнул Гарри.

Они оба посмотрели на газон, по которому разбрелись ученики. У всех были большие проблемы. Драклы выросли до трёх футов в длину и стали очень сильными. Они больше не были голыми и бесцветными, а обросли чем-то вроде толстого, серо-стального панциря. Они походили на помесь гигантских скорпионов и каких-то удлиннённых крабов — но всё ещё не имели сколько-нибудь различимых голов и глаз. Мощь, которой они теперь обладали, не позволяла легко с ними справиться.

— Глянь, как они радуются, глянь! — воскликнул счастливый Огрид. Гарри предположил, что он имеет в виду драклов, потому что его одноклассники вовсе не радовались — то и дело звучало громкое «бум!», раздавался взрыв, во все стороны летели искры, и от их ударов не один человек упал животом на землю, отчаянно барахтаясь, чтобы снова встать на ноги.

— Ох, не знаю я, Гарри, — вдруг вздохнул Огрид, с тревогой опуская к нему глаза, — чемпион школы… и чего только с тобой не приключалось, да?

Гарри не ответил. Да, чего только с ним не приключалось… то же самое сказала Гермиона во время прогулки вокруг озера и, по её словам, именно по этой причине Рон с ним больше не разговаривает.

Следующие несколько дней стали для Гарри самыми ужасными за всё время его пребывания в «Хогварце». Конечно, во втором классе, когда вся школа подозревала его в нападениях на других учеников, он чувствовал себя примерно так же. Но тогда Рон был на его стороне. Он смирился бы с отношением всех остальных, если бы только с ним помирился Рон, но, раз сам Рон мириться не хочет, Гарри не собирается его уговаривать. Но ему было страшно одиноко, тем более, что враждебность так и сочилась со всех сторон.

Он ещё мог понять хуффльпуффцев (хотя их отношение ему очень не нравилось), должны же они поддерживать своего чемпиона. От слизеринцев, разумеется, и ждать нечего, кроме злобных оскорблений — те всегда его ненавидели, ведь благодаря Гарри «Гриффиндор» уже столько раз побеждал «Слизерин», что в квидишном чемпионате, что в соревновании между колледжами. Но он так надеялся на равенкловцев, что они найдут в своих сердцах место и для него, а не только для Седрика. Но он ошибался. Судя по всему, большинство равенкловцев считало, что Гарри так жаждал заработать ещё немного славы, что обманул чашу, заставив её принять свою заявку.

Вообще-то, нельзя было не признать, что Седрик гораздо больше отвечает образу чемпиона, чем Гарри. Трудно сказать, кому в последнее время доставалось больше внимания: Круму или Седрику — удивительно красивому юноше с прямым носом, тёмными волосами и серыми глазами. Гарри как-то раз видел, как во время обеденного перерыва те же самые шестиклассницы, которые в своё время умирали от желания получить автограф Крума, умоляли Седрика поставить свою подпись на их рюкзаках.

Помимо всего прочего, от Сириуса не было никакого ответа, Хедвига дулась, профессор Трелани предсказывала его скорую гибель с большей, чем когда-либо, убеждённостью, и он так плохо справился с Призывным заклятием на уроке у профессора Флитвика, что получил на дом дополнительную работу — единственный из всего класса, если не считать Невилля.

— Это не так уж трудно, Гарри, — попыталась приободрить его Гермиона, когда они выходили из кабинета Флитвика. Сама-то она весь урок заставляла различные предметы подлетать к себе с такой скоростью, как будто являлась своеобразным магнитом для луноскопов, тряпок для доски и корзинок для бумаг. — Ты просто не мог как следует сконцентрироваться…

— Вот уж непонятно, почему, — мрачно проворчал Гарри. Мимо прошёл Седрик Диггори, окружённый толпой отчаянно жеманящихся девочек. Все эти девочки оглядели Гарри с таким видом, словно он был исключительно противным взрывастым драклом. — Но… зачем обращать на это внимание, а? У меня есть чем утешиться: впереди великое счастье — сдвоенное зельеделие…

Сдвоенные уроки зельеделия и всегда были тяжким испытанием, но последнее время превратились в настоящую пытку. Находиться в течение полутора часов практически один на один со Злеем и слизеринцами, будто задавшимися целью как можно суровее покарать Гарри за то, что он осмелился стать чемпионом школы — трудно было вообразить что-нибудь хуже. В прошлую пятницу он уже получил сполна (Гермиона тогда сидела рядом и монотонно твердила: «не обращай внимания, не обращай внимания, не обращай внимания»), но не ждал, что сегодня будет лучше.

После обеда они с Гермионой подошли к подземелью Злея и увидели, что у дверей уже собрались слизеринцы. У всех без исключения на груди был приколот значок. На какое-то дикое мгновение Гарри почему-то решил, что это значки «П.У.К.Н.И.» — но потом разглядел, что на них яркими красными буквами, светящимися в полутьме подземного коридора, написано:

Поддерживайте СЕДРИКА ДИГГОРИ — НАСТОЯЩЕГО чемпиона «Хогварца»!

— Нравится, Поттер? — громко спросил Малфой у подошедшего Гарри. — Это ещё не всё… Смотри!

Он нажал на значок у себя на груди, и надпись исчезла, сменившись другой, зелёной:

Слизеринцы взвыли от хохота, после чего дружно нажали каждый на свой значок. Повсюду вокруг Гарри засветилось сообщение «ПОТТЕР — ВОНЮЧКА». Жар бросился ему в лицо, разлился по шее.

— Ох, как смешно, — с сарказмом сказала Гермиона Панси Паркинсон и её подружкам, заливавшимся громче других, — просто на редкость остроумно.

У стены рядом с Дином и Симусом стоял Рон. Он не смеялся, но и не защищал Гарри.

— Хочешь себе, Грэнжер? — Малфой протянул Гермионе значок. — У меня их куча. Только не прикасайся к моей руке. Я её только что вымыл, не хочу пачкаться обо всякое мугродье.

Злость, копившаяся в груди у Гарри в течение многих дней, вдруг словно прорвала какую-то плотину. Не успев подумать, что делает, он выхватил волшебную палочку. Стоявшие вокруг бросились прочь, подальше от него.

— Гарри! — предупреждающе воскликнула Гермиона.

— Давай, давай, Поттер, — Малфой спокойно вытащил собственную палочку. — Здесь нет твоего защитничка Хмури — посмотрим, на что ты сам способен…

Не более доли секунды оба молча смотрели друг другу в глаза, а потом, одновременно, оба сделали выпад.

— Фурнункулюс! — проорал Гарри.

— Денсоджео! — завопил Малфой.

Из обеих палочек выстрелили снопы яркого света, встретились в воздухе и ударили рикошетом: Гаррин луч попал в лицо Гойлу, а луч Малфоя — в Гермиону. Гойл взвыл и схватился за нос, где от ожога стали вырастать отвратительные пузыри, а Гермиона, поскуливая от страха, прижала ладони ко рту.

— Гермиона! — бросился к ней Рон.

Гарри повернулся и увидел, как Рон с силой отводит руку Гермионы от лица. Зрелище открылось жуткое. Передние зубы Гермионы — и без того немаленькие — росли с ужасающей скоростью. По мере того, как они удлинялись, дойдя сначала до нижней губы, потом до подбородка, Гермиона всё больше и больше становилась похожа на бобра — она в панике схватилась за зубы и издала потрясённый вопль.

— И что это здесь за шум? — произнёс вкрадчивый, зловещий голос. Прибыл Злей.

Слизеринцы заговорили хором. Злей ткнул длинным жёлтым пальцем в Малфоя и сказал: «Объясните».

— Поттер напал на меня, сэр…

— Мы атаковали друг друга одновременно! — вскричал Гарри.

— … он попал в Гойла — взгляните…

Злей изучил физиономию Гойла, сейчас более всего уместную в качестве иллюстрации к книге про ядовитые грибы.

— В больницу, — спокойно приказал Злей.

— А Малфой попал в Гермиону! — вмешался Рон. — Смотрите!

Он заставил Гермиону показать Злею зубы — она, как могла, прятала их руками, хотя от этого было мало толку, зубы уже доросли до воротника. Панси Паркинсон с подружками согнулись пополам в немом хохоте, за спиной у Злея показывая на Гермиону пальцами.

Злей холодно оглядел Гермиону, затем процедил:

— Не вижу разницы.

Гермиона со всхлипом взвизгнула. Глаза её наполнились слезами, она развернулась на каблуках и бросилась прочь, быстро пробежала по коридору и скрылась из виду.

Очень удачно, что Гарри и Рон начали кричать на Злея одновременно; удачно, что эхо их голосов гулко разносилось по каменному коридору, поскольку весь этот звон помешал Злею расслышать, какими именно словами его называют. Суть он, однако, уловил.

— А теперь давайте разберёмся, — произнёс он наишелковейшим из голосов. — Минус пятьдесят баллов с «Гриффиндора». Поттеру и Уэсли — взыскание. И быстро в класс, а то получите взысканий на целую неделю.

У Гарри звенело в ушах. Несправедливость произошедшего возмущала его, ему хотелось разорвать Злея на тысячу мерзких кусочков. Они с Роном, миновав Злея, прошли в конец подземелья. Гарри с силой швырнул рюкзак на парту. Рона тоже трясло от гнева — на мгновение показалось, что между ними всё стало как прежде, но тут Рон отвернулся и сел с Дином и Симусом, оставив Гарри одного. На другом конце подземелья Малфой, повернувшись спиной к Злею и, осклабясь, нажал на значок. «ПОТТЕР — ВОНЮЧКА» — моргнула надпись.

Начался урок. Гарри сидел и неотрывно смотрел на Злея, представляя себе всё ужасное, что могло бы произойти с ним… вот если бы он умел накладывать пыточное проклятие… Злей бы, как тот паук, валялся на спине, извиваясь и дёргаясь…

— Противоядия! — провозгласил Злей, обводя класс горящими неприятным блеском чёрными глазами. — У всех уже должны быть готовы рецепты. Я попрошу тщательно настоять ваши зелья, а потом мы выберем человека, на котором и проверим правильность изготовления…

Злей встретился глазами с Гарри, и тот сразу понял, что его ждёт. Злей собирается отравить его. Гарри представил, как он хватает свой котёл, бежит с ним через весь класс и обрушивает со всей силы на грязную Злееву голову…

В эти радужные мечты вдруг ворвался громкий стук в дверь.

Это был Колин Криви. Он протиснулся в класс, с сияющим видом посмотрел на Гарри и прошёл к столу Злея.

— Да? — коротко спросил Злей.

— Пожалуйста, сэр, мне велели привести Гарри Поттера наверх.

Злей поверх крючковатого носа воззрился на Колина, и с лучащегося энтузиазмом лица бедняги слиняла улыбка.

— Поттер ещё целый час будет заниматься зельеделием, — ледяным тоном сообщил Злей, — он поднимется наверх, когда урок закончится.

Колин залился розовой краской.

— Сэр… сэр, мистер Шульман зовёт его, — испуганно пролепетал он, — все чемпионы должны прийти, сэр, по-моему, их будут фотографировать…

Гарри отдал бы всё самое дорогое, лишь бы Колин не произносил эти последние слова. Он рискнул бросить взгляд на Рона, но тот сидел неподвижно, решительно уставившись в потолок.

— Хорошо, хорошо, — огрызнулся Злей. — Поттер, оставьте ваши вещи здесь, мне нужно, чтобы вы вернулись, и я мог бы проверить ваше противоядие.

— Извините, сэр… он должен взять вещи с собой, — пискнул Колин. — Все чемпионы…

— Очень хорошо! — рявкнул Злей. — Поттер! Забирайте свои вещи и выметайтесь!

Гарри перекинул рюкзак через плечо, встал и направился к двери. Когда он проходил мимо слизеринцев, отовсюду заморгало: «ПОТТЕР — ВОНЮЧКА».

— Это потрясающе, правда, Гарри? — затараторил Колин, едва Гарри закрыл за собой дверь в подземелье. — Потрясающе, да? Что ты чемпион?

— Да-да, потрясающе, — упавшим голосом подтвердил Гарри, начиная подниматься в вестибюль. — Колин, а для чего нас будут фотографировать?

— Для «Прорицательской газеты», кажется!

— Отлично, — скучно произнёс Гарри, — этого-то мне и нужно. Побольше известности.

— Удачи! — пожелал Колин, когда они подошли к какой-то двери справа. Гарри постучал и вошёл.

Он оказался в довольно маленькой комнате, в центре которой освободили некоторое пространство, сдвинув почти все парты в конец класса. Три парты поставили в ряд перед доской и накрыли бархатом. За этим импровизированным столом стояло пять стульев. Один из них был занят Людо Шульманом, беседовавшим с одетой в ядовито-розовое ведьмой, которую Гарри никогда раньше не встречал.

В углу стоял как всегда хмурый Виктор Крум. Он ни с кем не разговаривал. Седрик и Флёр, напротив, оживлённо болтали. Флёр выглядела счастливой, по крайней мере, более довольной, чем когда-либо; она беспрерывно откидывала назад голову, и в лучах света её серебристые волосы отсвечивали золотом. Пузатый мужчина с дымящейся камерой в руках искоса посматривал на Флёр.

Шульман вдруг заметил Гарри, вскочил и бросился к нему.

— А вот и он! Чемпион номер четыре! Входи, Гарри, входи… не бойся, это всего лишь церемония взвешивания палочек, остальные судьи вот-вот подойдут…

— Взвешивания палочек? — испуганно переспросил Гарри.

— Нам надо проверить ваши палочки, убедиться, что они находятся в безупречном рабочем состоянии, ты же понимаешь, это самое главное ваше оружие в предстоящих испытаниях, — объяснил Шульман. — Эксперт сейчас находится наверху с Думбльдором. А потом мы будем фотографироваться. Это Рита Вритер, — кстати представил он, указывая на ядовито-розовую ведьму, — она пишет небольшую статью про Турнир для «Прорицательской»…

— Может быть, не такую уж небольшую, — не отрывая глаз от Гарри, поправила Рита Вритер.

Её волосы были уложены в сложную причёску из туго завитых локонов, странно контрастировавшую с квадратной челюстью. Оправу очков украшали драгоценные камни. Толстые пальцы, впивавшиеся в сумочку крокодиловой кожи, заканчивались двухдюймовой длины ногтями, покрытыми ярко-малиновым лаком.

— Скажите, я могу немного поговорить с Гарри, прежде чем мы начнём? — спросила она у Шульмана, по-прежнему не сводя взора с Гарри. — Самый молодой чемпион, понимаете?… Это добавит красок…

— Разумеется! — с готовностью согласился Шульман. — Если, конечно… Гарри не возражает.

— Э-э-э… — сказал Гарри.

— Чудненько, — заявила Рита Вритер, и в ту же секунду её малиновые когти впились в правую руку Гарри неожиданно сильной хваткой, и она вытащила его из класса и отворила ближайшую дверь.

— Мы же не хотим, чтобы нам мешал весь этот шум, — проговорила она. — Давай-ка посмотрим… ах, замечательно… здесь так мило и уютно.

Они вошли в чулан для мётел. Гарри уставился на корреспондентку.

— Проходи, дорогой — вот так — чудненько, — снова сказала Рита Вритер, осторожно присев на перевёрнутое ведро и с силой усаживая Гарри на картонную коробку. Она закрыла дверь, и чулан погрузился во тьму. — Давай-ка теперь разберёмся…

Она расстегнула крокодиловую сумочку, достала полную горсть свечек, зажгла их мановением ладони и повесила в воздухе, чтобы осветить окружающее пространство.

— Ты не возражаешь, Гарри, если я воспользуюсь принципиарным пером? Тогда мы сможем свободно разговаривать…

— Воспользуетесь чем? — не понял Гарри.

Улыбка Риты Вритер стала шире. Гарри насчитал три золотых зуба. Она снова полезла в сумочку и добыла оттуда длинное ядовито-зелёное перо и пергаментный свиток, который развернула на корзине с универсальным пакостеснимателем миссис Шваберс. Рита положила в рот кончик зелёного пера, с видимым удовольствием пососала, а затем вертикально поставила его на пергамент. Перо, легонько дрожа, балансировало на кончике.

— Проверка… я Рита Вритер, репортёр «Прорицательской газеты».

Гарри быстро перевёл взгляд на перо. Оно, стоило Рите заговорить, принялось строчить, скача по пергаменту:

Рита Вритер, привлекательная блондинка, 43, чьё злодейское перо проткнуло множество непомерно раздутых репутаций…

— Чудненько, — в который уже раз произнесла Рита, оторвала верхний кусок пергамента, скомкала и запихнула в сумочку. Потом склонилась к Гарри и начала беседу:

— Итак, Гарри… что заставило тебя решиться подать заявку на участие в Турнире?

— Э-э-э… — опять замычал Гарри, но его отвлекло перо. Хотя он ничего ещё не сказал, оно забегало по пергаменту, оставляя за собой свежие строки:

Ужасный шрам, печальный сувернир трагического прошлого, уродует милые черты лица Гарри Поттера, чьи глаза…

— Не обращай внимания на перо, Гарри, — велела Рита Вритер. Гарри неохотно перевёл взгляд на неё. — Так что же — почему ты решил участвовать в Турнире?

— Я ничего не решал, — ответил Гарри. — Я не знаю, каким образом моя заявка попала в чашу. Я её туда не помещал.

Рита подняла густо начернённую бровь.

— Ладно тебе, Гарри, тебе же за это ничего не будет. И так понятно, что тебе вообще не следовало подавать заявку. Но об этом не беспокойся. Наши читатели любят тех, кто бросает вызов обществу.

— Но я не подавал заявки, — повторил Гарри, — и я не знаю, кто…

— Какие чувства ты испытываешь по поводу предстоящих состязаний? — перебила Рита Вритер. — Готов к бою? Или нервничаешь?

— Я про это ещё не думал… наверное, нервничаю, — признался Гарри. При этих словах все его внутренности неприятно сжались.

— В прошлом бывали случаи, когда чемпионы умирали, знаешь? — лёгким тоном спросила Рита Вритер. — Ты об этом думал?

— Ну… говорят, что сейчас всё будет гораздо безопаснее, — ответил Гарри.

Перо со свистом носилось по пергаменту, взад и вперёд, как будто каталось на коньках.

— Впрочем, тебе ведь и раньше доводилось заглядывать смерти в лицо, не так ли? — продожила Рита, заглянув ему в глаза. — Как, по твоему мнению, это отразилось на твоём характере?

— Э-м-м, — в очередной раз замялся Гарри.

— Тебе не кажется, что психологическая травма прошлого вызывает у тебя стремление доказать, на что ты способен? Быть достойным собственного имени? Тебе не кажется, что искушение принять участие в Тремудром Турнире возникло у тебя оттого, что…

— Не было у меня никакого искушения, — Гарри начал раздражаться.

— Ты помнишь своих родителей? — перекричала его Рита Вритер.

— Нет, — бросил Гарри.

— Что, как ты считаешь, они бы почувствовали, если бы узнали, что тебя выбрали для участия в Тремудром Турнире? Они бы гордились? Беспокоились за тебя? Рассердились бы?

Гарри разозлился по-настоящему. Откуда, скажите на милость, мог он знать, что бы чувствовали его родители, будь они живы? Он чувствовал на себе пристальный взгляд репортёрши. Он нахмурился и, избегая её взгляда, посмотрел на строчки, льющиеся из-под пера:

Разговор вдруг касается родителей, которых мальчик едва помнит, и поразительные зелёные глаза наполняются слёзами.

— Никакими слезами мои глаза не наполняются! — возмутился Гарри.

Раньше, чем Рита успела произнести хоть слово, дверца чулана распахнулась. Гарри обернулся, моргая от яркого света. В проёме высилась фигура Думбльдора. Он удивлённо смотрел вниз на ютящихся в чулане.

— Думбльдор! — вскричала Рита Вритер со всеми ужимками, которые должны были выразить восторг — но Гарри заметил, что и принципиарное перо, и пергамент вдруг исчезли с корзины с пакостеснимателем, а когтистые пальцы Риты проворно защёлкнули сумочку. — Как поживаете? — она встала и протянула Думбльдору большую, мужскую ладонь. — Надеюсь, летом вы читали мою статью о конференции международной конфедерации чародеев?

— Редкостная по своей колкости вещь, — сверкнул глазами Думбльдор. — Особенное удовольствие доставила мне характеристика моей скромной персоны: «замшелый маразматик».

На лице Риты не отразилось и тени смущения.

— Я лишь подчеркнула, что некоторые ваши взгляды немного устарели, Думбльдор, и что многие колдуны-обыватели…

— Я был бы счастлив узнать, Рита, что за грубостью тона кроется определённая логика, — Думбльдор, улыбаясь, любезно поклонился, — но, боюсь, нам придётся обсудить этот вопрос позднее. Вот-вот начнётся взвешивание палочек, а эта церемония не может быть открыта, если один из чемпионов прячется в чуланчике для мётел.

С огромным удовольствием избавившись от Риты Вритер, Гарри поспешил обратно в класс. Остальные чемпионы уже сидели на стульях возле двери, и Гарри поскорей юркнул на место рядом с Седриком и стал смотреть на покрытый бархатом стол. Там находились четверо из пяти судей: профессор Каркаров, мадам Максим, мистер Сгорбс и Людо Шульман. Рита Вритер пристроилась в углу. Гарри видел, как она незаметно вытащила из сумочки пергамент, расправила его на колене, пососала принципиарное перо и снова установила его на пергаменте.

— Позвольте вам представить мистера Олливандера, — заговорил Думбльдор, занимая место за судейским столом и обращаясь к чемпионам. — Он прибыл проверить ваши волшебные палочки. Перед началом Турнира мы должны убедиться, что они находятся в безупречном рабочем состоянии.

Гарри обвёл глазами комнату и с изумлением заметил у окна старого колдуна с большими бледными глазами. С мистером Олливандером они уже встречались-это был тот самый изготовитель волшебных палочек, у которого они с Огридом в магазине на Диагон-аллее три года назад приобрели палочку для Гарри.

— Мадемуазель Делакёр, не возражаете, если мы начнём с вас? — выйдя на середину комнаты, обратился мистер Олливандер к Флёр.

Флёр Делакёр стремительно подошла к мистеру Олливандеру и протянула ему палочку.

— Хм-м-м… — промычал он.

Потом спирально крутанул палочкой меж длинных пальцев, и та выпустила сноп розовых и золотых искр. Мистер Олливандер поднёс палочку к глазам и внимательно изучил её.

— Так, — произнёс он тихо, — девять с половиной дюймов… жёсткая… розовое дерево… и содержит… пресвятое небо…

— Волос с голови вейли, — опередила его Флёр, — это одна из моих бабушек.

Значит, Флёр действительно частично вейла, подумал Гарри, надо не забыть сказать об этом Рону… и сразу вспомнил, что Рон с ним не разговаривает.

— Разумеется, — кивнул мистер Олливандер, — разумеется. Сам я никогда не использую волосы вейл. Я нахожу, что от них палочки становятся чересчур своенравными… Впрочем, каждому своё, и если вам это подходит…

Он пробежал пальцами по палочке, видимо, проверяя, нет ли на ней царапин или выпуклостей, затем пробормотал: «Орхидеос!», и на кончике палочки распустился букет цветов.

— Очень хорошо, очень хорошо, она в прекрасной рабочей форме, — мистер Олливандер ловко ухватил букет и вместе с палочкой преподнёс его Флёр. — Мистер Диггори, вы следующий.

Флёр скользнула на своё место и улыбнулась Седрику, когда тот проходил мимо.

— Так-так, а это уже моё произведение, не так ли? — в голосе мистера Олливандера зазвучал куда больший энтузиазм. — Да, я её прекрасно помню. Содержит хвостовой волос редкостного экземпляра самца единорога… ладоней семнадцать в холке, не меньше… чуть не проткнул меня насквозь, после того как я дёрнул его за хвост. Двенадцать дюймов с четвертью… ясень… приятная упругость. В превосходном состоянии… Ухаживаешь за ней регулярно?

— Только вчера полировал, — просиял Седрик.

Гарри поглядел на собственную палочку. Она была вся захватана. Он сгрёб в кулак ткань своей робы и постарался незаметно оттереть палочку. Но Флёр бросила на него очень покровительственный взгляд, и он тут же прекратил.

Мистер Олливандер пустил через всю комнату цепочку дымных колец, объявил, что он удовлетворён, а затем пригласил:

— Мистер Крум, прошу вас.

Виктор Крум поднялся и побрёл, сутулясь и загребая ногами. Он пхнул мистеру Олливандеру свою палочку, надулся и встал, погрузив руки в карманы робы.

— Хм-м-м… — протянул мистер Олливандер, — если не ошибаюсь, это создание Грегоровича? Прекрасный изготовитель, хотя стиль его и не таков, каким я… но тем не менее…

Он поднял палочку повыше и, вращая её перед глазами, изучил миллиметр за миллиметром.

— Так… граб и струны души дракона? — выпалил он, и Крум кивнул. — Толще обычного… весьма жёсткая… десять дюймов с четвертью… Авис!

Грабовая палочка выстрелила как пушка, из её кончика вылетела стайка крохотных, щебечущих птичек и скрылась за окном в неярком солнечном свете.

— Отлично, — сказал мистер Олливандер, возвращая палочку Круму, — у нас остаётся… мистер Поттер.

Гарри встал, прошёл мимо Крума к мистеру Олливандеру и протянул палочку.

— А-а-а-ах, разумеется, — бледные глаза старика вдруг засияли. — Да, да, да. Как прекрасно я это помню.

Гарри тоже всё помнил. Помнил так хорошо, словно это случилось вчера…

Четыре года назад, в его одиннадцатый день рождения, Огрид привёл Гарри в магазин мистера Олливандера, чтобы купить волшебную палочку. Мистер Олливандер снял с него всевозможные мерки, а потом начал выдавать палочки на пробу. Гарри тогда переразмахивал, наверное, миллионами палочек, пока наконец не нашлась та единственная, которая подошла ему — вот эта самая, сделанная из остролиста, одиннадцатидюймовая, содержащая хвостовое перо феникса. Мистер Олливандер был потрясён, что ему подошла именно эта палочка. «Любопытно», — забормотал он тогда, — «любопытно», и только когда Гарри спросил, что же, собственно, любопытно, объяснил, что перо в палочке Гарри взято от того же феникса, чьё перо составляло сердцевину и палочки Лорда Вольдеморта.

Гарри никогда и никому не рассказывал об этом. Он очень любил свою палочку и относился к её родству с палочкой Вольдеморта, как к чему-то такому, чего он не в силах изменить — примерно так же, как он не мог изменить факта своего родства с тётей Петунией. Однако, сейчас он очень бы не хотел, чтобы мистер Олливандер обнародовал эту информацию. Его не оставляло странное предчувствие, что, если такое случится, принципиарное перо Риты Вритер взорвётся от радости.

За изучением волшебной палочки Гарри мистер Олливандер провёл гораздо больше времени. В конце концов он выпустил из неё фонтан вина, а после возвратил Гарри, объявив, что палочка в идеальном состоянии.

— Благодарю вас всех, — сказал Думбльдор, вставая из-за судейского стола, — вы можете возвращаться на уроки — хотя, возможно, разумнее отправиться сразу на обед, потому что колокол вот-вот прозвонит…

У Гарри возникло приятное чувство, что дела наконец-то пошли так, как надо. Он приготовился уйти, но тут откуда ни возьмись выскочил человек с камерой и многозначительно прокашлялся.

— Фотографироваться, Думбльдор, фотографироваться! — радостно закричал Шульман. — Судьи и чемпионы, все вместе! Как считаешь, Рита?

— Э-м-м… да, пожалуй, сначала так, — Рита снова не спускала глаз с Гарри, — а потом, возможно, имеет смысл сделать индивидуальные снимки.

Съёмки заняли много времени. Куда бы не встала мадам Максим, тень от неё закрывала всех остальных, кроме того, фотограф не мог отойти настолько далеко, чтобы она вместилась в кадр; кончилось тем, что она села, а все прочие встали вокруг неё. Каркаров бесконечно завивал пальцами бородку; Крум, который, казалось бы, должен был давно привыкнуть к такого рода вещам, прятался за чужими спинами. Фотограф всё норовил поставить впереди всех Флёр, а Рита Вритер постоянно выбегала и вытаскивала в центр Гарри. Потом она настояла на том, чтобы каждого чемпиона сняли отдельно. Прошла вечность, прежде чем им разрешили уйти.

Гарри спустился на обед. Гермионы не было — видимо, она ещё не вернулась из больницы, где ей исправляли зубы. Гарри поел один, а потом отправился в гриффиндорскую башню, с неохотой думая о дополнительной работе по Призывному заклятию. В спальне он наткнулся на Рона.

— Тебе сова, — грубо бросил Рон, как только Гарри вошёл. Он показал на Гаррину кровать. На подушке его дожидалась школьная амбарная сова.

— О! Отлично, — кивнул Гарри.

— А завтра вечером мы должны отбывать наказание в подземелье Злея, — сказал Рон.

После этого он, не глядя на Гарри, быстро вышел из спальни. На мгновение Гарри захотелось пойти за ним — причём он не понимал, зачем, чтобы поговорить с Роном или чтобы дать ему по шее, и то, и другое казалось одинаково привлекательным — но желание прочитать письмо Сириуса оказалось сильнее. Гарри подошёл к сове, снял с её лапки письмо и развернул его.

Гарри,

Не могу рассказать тебе в письме обо всём, о чём хотелось бы рассказать, это слишком рискованно, вдруг письмо будет перехвачено — нам нужно поговорить с глазу на глаз. Сможешь ли ты быть один у камина в гриффиндорской башне 22 ноября в час ночи?

Я лучше кого-либо другого знаю, что ты вполне способен сам о себе позаботиться, кроме того, пока рядом с тобой Думбльдор и Хмури, вряд ли кто-то сможет причинить тебе вред. Однако, некто, очевидно, пытается это сделать, и довольно успешно. Было очень рискованно добиваться твоего участия в Турнире, особенно прямо под носом у Думбльдора.

Будь крайне осторожен, Гарри. И сообщай мне обо всём, что покажется тебе необычным. По поводу 22 ноября дай знать как можно скорее.

Сириус