Стараниями мадам Помфри Гарри и Рон, набравшиеся сил, покинули больничное крыло в понедельник утром, и сейчас они были готовы наслаждаться преимуществами своего недавнего состояния, лучшим из которых было то, что Гермиона и Рон снова были друзьями. Она даже сопровождала ребят на завтрак, сообщив, что Джинни поссорилась с Дином. В груди Гарри всколыхнулось дремавшее до этого чувство, и он глубоко вдохнул воздух надежды.
— И из-за чего они поссорились? — спросил он, пытаясь говорить как можно естественней, когда они завернули в коридор на седьмом этаже, который был абсолютно пуст, если не считать очень маленькую девочку, рассматривавшую гобелен с изображением троллей. При виде приближающихся шестикурсников она сильно испугалась и выронила тяжелые медные весы.
— Все в порядке! — ласково произнесла Гермиона, и подбежала к ней, чтобы помочь — Вот… — Она направила свою палочку на осколки разбившихся весов и произнесла «Reparo». Девочка не поблагодарила Гермиону, а так и осталась стоять на месте, словно приросшая к полу, и остерегаясь взглядов со стороны проходящих мимо нее ребят. Рон кивнул в ее сторону:
— Клянусь, они стали еще меньше.
— Да забудь ты о ней, — сказал Гарри немного раздраженно — Гермиона, так из-за чего же Джинни и Дин поссорились?
— О, Дин смеялся над тем, как МакЛагген попал в тебя тем бладжером, — ответила Гермиона.
— Это не может быть смешным, — резонно заметил Рон.
— Это было совсем не смешно! — с жаром ответила Гермиона — Все это выглядело ужасно, и если бы Кут и Пикс не поймали Гарри, он мог бы сильно пострадать!
— Ага, ладно, не стоило Джинни и Дину ссорится из-за этого, — сказал Гарри, все еще пытаясь говорить как обычно — Кстати, они до сих пор вместе?
— Да, вместе; но почему тебя это так интересует? — спросила Гермиона, одарив Гарри проницательным взглядом.
— Я просто не хочу, чтобы моя команда снова развалилась! — поспешил он ответить, но Гермиона продолжила смотреть недоверчиво, и он почувствовал огромное облегчение, когда голос сзади воскликнул «Гарри!», давая ему повод развернуться к Гермионе спиной. — А, привет, Луна.
— Я зашла в больничное крыло, чтобы найти тебя, — сказала Луна, копаясь в своей сумочке — Но там мне сказали, что ты уже ушел… — Она впихнула в руки Рона какую-то зеленую луковицу, большую пятнистую поганку и целую кучу чего-то подозрительно напоминающего средства для кошачьих туалетов и, в конце концов, извлекла довольно грязный свиток пергамента, который вручила Гарри -… Мне сказали отдать это тебе.
Это был маленький свиток, в котором Гарри сразу же узнал очередное приглашение на урок к Дамблдору. — Сегодня вечером. — сообщил он Рону и Гермионе, как только развернул его.
— Ты славно комментировала последний матч, Луна! — сказал Рон, пока она забирала у него зеленую луковицу, поганку и средство для кошачьих туалетов. Луна только неясно улыбнулась.
— Вы смеетесь надо мной, разве нет? — сказала она — Все говорят, что я сумасшедшая.
— Нет, что ты! Я серьезно! — убедительно ответил Рон — Я не припомню более захватывающего комментария! Кстати, а что это такое? — он держал луковицеобразный предмет на уровне глаз.
— О, это Gurdyroot, — сказала она, запихивая кошачий туалет и поганку обратно в сумку. — Ты можешь оставить его себе, если хочешь. У меня таких несколько. Они отлично отгоняют Gulping Plimpies. — И она удалилась, оставив сдавленно смеющегося Рона, который все еще сжимал Gurdyroot.
— Знаете, эта Луна нравится мне все больше. — сказал Рон, когда они подошли к Большому Залу. — Конечно, она немного сумасшедшая, но так даже интере… — неожиданно он остановился. Лаванда Браун стояла в футе от лестницы и выглядела угрожающе. — Привет, — нервно пробормотал Рон.
— Пойдем, — Гарри шепнул Гермионе, и они поспешили в Зал, чтобы занять места за столом, но не раньше, чем услышали слова Лаванды: «Почему ты не сказал мне, что тебя сегодня выписывают? И почему с тобой была эта?»
Пол часа спустя, когда Рон появился на завтраке, он одновременно выглядел угрюмым и раздраженным, и хотя он сидел рядом с Лавандой, Гарри не видел, чтобы за все время они обменялись хоть парой слов. Гермиона вела себя так, будто бы оградилась от всего происходящего, но один или два раза Гарри видел, как на ее лице появлялась необъяснимая ухмылка. Весь день у нее, казалось, было особенно хорошее настроение, а вечером в гостиной Гриффиндора она даже согласилась просмотреть (другими словами дописать) Гаррин реферат по Травоведению (что она до этого момента решительно отказывалась делать, так как знала, что Гарри обязательно даст списать Рону).
— Большое спасибо, Гермиона, — сказал Гарри, дружески похлопав ее по спине. Посмотрев на часы, он увидел, что уже почти восемь. — Слушай, мне нужно спешить, а то я рискую опоздать к Дамблдору…
Она не ответила, только с выражением скуки на лице вычеркнула из его реферата еще несколько особенно неудачных предложений. Усмехнувшись, Гарри вышел из гостиной через проход в стене и направился к кабинету директора. Горгулья отъехала в сторону при упоминании ирисовых эклеров, и Гарри, взбежав по спиральной лестнице через две ступеньки, постучал в дверь одновременно с восьмым ударом часов.
— Входите, — позвал Дамблдор, но когда Гарри взялся за ручку, дверь открыли изнутри. Там стояла профессор Трелони:
— Ага! — вскричала она, драматично указывая на Гарри и удивленно глядя на него через свои увеличивающие очки.
— Так это и есть причина, по которой вы хотите бесцеремонно вышвырнуть меня из своего кабинета, Дамблдор!
— Моя дорогая Сибилла, — сказал Дамблдор немного сердитым голосом — я не собираюсь бесцеремонно вышвыривать Вас откуда бы то ни было, но Гарри назначено на это время, и я действительно не думаю, что нам с Вами есть что сказать друг другу, по крайней мере, сейчас.
— Очень хорошо, — сказала профессор Трелони глубоко уязвленным голосом — если вы не остановите эти необоснованные придирки, пусть так… Возможно я найду школу, где мои таланты будут лучше оценены…
Она оттолкнула вошедшего Гарри и исчезла вниз по спиральной лестнице; они слышали, как она споткнулась на полпути, и Гарри предположил, что она наступила на одну из своих развивающихся шалей.
— Пожалуйста, закрой дверь и садись, Гарри, — голос Дамблдора звучал довольно устало.
Гарри повиновался, занимая свое привычное место напротив стола Дамблдора, он отметил что, кроме обычно стоящего Думоотвода были приготовлены еще две крошечных хрустальных бутылочки, наполненных кружащимися воспоминаниями.
— Профессор Трелони все еще переживает из-за того, что Прорицания преподает Флоренц? — спросил Гарри.
— Да, — ответил Дамблдор — оказывается, Прорицания могут доставлять гораздо больше проблем, чем я мог представить (возможно, из-за того, что я сам никогда не изучал этот предмет). Я не могу просить Флоренца вернуться в лес, откуда его изгнали, и в тоже время я не могу просить Сибиллу Трелони покинуть Хогвартс. Между нами говоря, она даже не догадывается об опасности, подстерегающей ее вне замка. Она не знает — а я думаю, было бы неблагоразумно посвятить ее — что она произнесла пророчество о тебе и Волдеморте. Так что… — Дамблдор глубоко вздохнул. — Но не бери в голову мои проблемы с преподавательским составом. У нас есть намного более важные вопросы для обсуждения. Во-первых, как ты справился с заданием, о котором я тебе говорил в конце прошлого урока?
— Ай, — сказал Гарри, и сделал небольшую паузу. С уроками Аппарирования, и Квиддичем, и отравление Рона, и своим проломанным черепом и намерениями выяснить, на что же был способен Драко Малфой (возможно: о чем же таком было известно Драко Малфою) Гарри совсем забыл о воспоминании, которое Дамблдор просил его извлечь из профессора Слухгорн. — Ну, в общем, я спросил профессора Слухгорн об этом воспоминании в конце Зелий, сэр, но… ээ-э… он не отдал мне его.
Ненадолго повисла тишина.
— Понятно, — наконец сказал Дамблдор, глядя на Гарри поверх очков-полумесяцев. И Гарри испытал привычное ощущение, будто Дамблдор видит его насквозь. — И ты чувствуешь, что приложил большие усилия для достижения цели, не так ли? Что ты использовал всю свою немалую изобретательность? Что не упустил и малейшей возможности получить это воспоминание?
— Ну-у, — Гарри остановился, не зная, что сказать дальше. Его единственная попытка завладеть воспоминанием внезапно показалась смущающее слабой. — Ладно… в тот день, когда Рон по ошибке выпил любовное зелье, я отвел его к профессору Слухгорн. Я думал, может быть, если я застану профессора в хорошем настроении, то…
— И это сработало? — спросил Дамблдор
— Вообще-то нет, сэр. Но это потому, что Рон отравился.
— Что, естественно, заставило тебя забыть о каких-либо попытках получить воспоминание; Я и не мог ожидать от тебя ничего другого, когда твой лучший друг в опасности. По-моему сейчас мистер Уизли уже в полном порядке, но несмотря на это я надеюсь, что ты все же вернешься к моему заданию. Я думал, что достаточно ясно изложил тебе всю важность этого воспоминания. Действительно, я сделал все, чтобы донести до тебя, что это ключевое воспоминание и без него мы просто будем тратить время в пустую.
Горячее, колющее и липкое чувство стыда распространилось по всему телу Гарри. Дамблдор не повысил голос, он даже не казался сердитым; но Гарри предпочел бы, чтоб директор кричал и метал молнии — это холодное разочарование было хуже всего.
— Сэр, — сказал он немного сбивчиво — это не значит, что я не собирался заниматься этим… или еще что-нибудь… Я просто, я хотел сказать, что были другие… другие…
— другие мысли в твоей голове. — закончил за него предложение Дамблдор. — Я вижу.
В комнате снова повисла тишина, самая неприятная тишина, которую Гарри когда-либо доводилось испытывать вместе с Дамблдором; это продолжалось и продолжалось, и только изредка раздавался негромкий хрюкающий храп портрета Армандо Диппета, висевшего над головой Дамблдора. Гарри чувствовал себя очень странно, как будто он стал меньше, сжался, а Дамблдор напротив — увеличился. Когда это состояние стало невыносимым, Гарри нарушил молчание:
— Профессор Дамблдор, мне, правда, очень жаль. Мне следовало приложить больше усилий… Я должен был понять, что Вы не просили бы меня, если бы это не было действительно важно.
— Хорошо, что ты сказал это, Гарри, — спокойно произнес Дамблдор. — Так я могу надеяться, что теперь ты будешь уделять больше внимания этому вопросу? После сегодняшнего занятия у нас будет небольшая пауза, пока мы не получим это воспоминание.
— Я сделаю, что Вы просили, сэр, я заполучу его. — ответил он искренне.
— Тогда больше не будем об этом сейчас, — сказал Дамблдор более ласково. — Давай продолжим с нашей историей. Ты помнишь, где мы остановились?
— Да, сэр, — поспешно отозвался Гарри. — Волдеморт убил своего отца, бабушку и дедушку и сделал это так, что все выглядело, будто убийства совершил его дядя Морфин. Потом он вернулся в Хогвартс и спросил… спросил профессора Слухгорно Horcruxes. — Все еще виновато пробормотал Гарри.
— Очень хорошо. Теперь, я надеюсь, ты вспомнишь, в самом начале наших встреч я сказал, что мы затронем область, в которой не все так ясно, где можно только догадываться и предполагать.
— Да, сэр.
— До настоящего момента (я надеюсь, ты со мной согласишься) я показывал тебе достаточно достоверные источники фактов для моих рассуждений о том, что делал Волдеморт до своих семнадцати лет. Гарри покивал.
— Но сейчас, Гарри, сейчас все станет темным и запутанным. Потому что, если было трудно найти какие-либо свидетельства о мальчике Риддле, то найти кого-либо готового вспоминать Волдеморта практически невозможно. В действительности, я сомневаюсь, что есть хоть одна живая душа, кроме него, которая смогла бы нам рассказать обо всех его похождениях с того момента, как он покинул Хогвартс. Однако, у меня есть два последних воспоминания, которыми я хочу с тобой поделиться. — Дамблдор указал на маленькие хрустальные бутылочки со сверкающей жидкостью стоящие рядом с думоотводом. — Я буду рад сравнить твое мнение со своими выводами.
Мысль о том, что Дамблдор так высоко ценит его мнение, заставила Гарри еще больше стыдится невыполненного задания, и он виновато поерзал на своем месте, в то время как директор рассматривал на свету первую склянку.
— Я надеюсь, ты не утомлен погружениями в чужие воспоминания; эти два особенно любопытны. Первое досталось мне от одного очень старого домашнего эльфа по имени Hokey. Но перед тем, как мы увидим свидетельства Hokey, я должен вкратце рассказать тебе как Лорд Волдеморт покинул Хогвартс.
Он достиг седьмого курса, как ты, наверное, и думал, с высшими баллами по всем экзаменам. Все его однокурсники обсуждали куда они пойдут работать по окончании Хогвартса. Почти все ожидали от Тома Риддла чего-то особенного, естественно — лучший ученик школы, обладатель награды За Особые Услуги Школе. Я знаю, что многие преподаватели, в том числе и профессор Слухгорнсчитали, что ему следует пойти на работу в Министерство Магии, и предлагали свою помощь, используя связи в Министерстве устроить его на работу. Но он отверг все предложения. Нам известно, что местом его работы стала лавка «Боргин и Баркс»
— «Боргин и Баркс»? — ошеломленно переспросил Гарри.
— «Боргин и Баркс», — спокойно повторил Дамблдор. — Я думаю, ты поймешь, какие преимущества дало ему это место, когда мы попадем в память Hokey. Но это был не первый его выбор работы. Едва ли кто-нибудь сейчас об этом знает — к тому же я был одним из немногих, кому доверял прежний директор — но сразу после выпуска Волдеморт подошел к профессору Диппету и попросил разрешения остаться в Хогвартсе в качестве учителя.
— Он хотел остаться здесь? Но почему? — Гарри был еще более поражен.
— Полагаю, у него было несколько причин, хотя ни одну из них он не высказал профессору Диппету. — ответил Дамблдор. — Во-первых, и это очень важно, Волдеморт был очень привязан к школе. Хогвартс был тем местом, где он был счастлив; первым и единственным местом, которое он мог назвать домом.
Гарри почувствовал себя немного неуютно при этих словах, потому что он испытывал к Хогвартсу те же чувства.
— Во-вторых, замок наполнен древней магией. Несомненно, Волдеморт познал многие его тайны, намного больше чем большинство учеников. Но, возможно, он чувствовал, что остались еще нераскрытые секреты. Ему нужно было время, чтобы все выяснить.
И, в-третьих, в качестве учителя он обладал бы большой властью и влиянием на молодых волшебников и ведьм. Возможно, эту идею ему подал профессор Слухгорн- преподаватель, с которым у него были самые лучшие отношения, и который продемонстрировал, какую роль может сыграть влияние учителя. Я даже не могу представить, что Волдеморт собирался посвятить Хогвартсу всю свою жизнь; но я думаю, что он рассматривал школу как, как место, где он может начать создавать себе армию.
— Но ведь он не получил эту работу, сэр?
— Да, не получил. Профессор Диппет сказал ему, что в свои восемнадцать лет он слишком молод, но пригласил его повторить свою просьбу через несколько лет, если он все еще захочет преподавать.
— Сэр, а что вы тогда думали по этому поводу? — спросил нерешительно Гарри.
— Далеко не легкий вопрос. Я советовал Армандо не брать Тома на работу. Я не называл ему причины, которые называю тебе сейчас, потому что профессор Диппет очень любил Волдеморта и был убежден в его честности. Но я не хотел, чтобы Лорд Волдеморт вернулся с Школу, и тем более на должность наделяющую его властью.
— А на какую должность он хотел, сэр? Какой предмет он хотел вести? — так или иначе, но Гарри уже знал ответ.
— Защиту От Темных Искусств. В то время защиту вел старый профессор Galatea Merrythought, который пребывал в Хогвартсе на протяжении почти пятидесяти лет.
Итак, Волдеморт ушел во и все, кто восхищался им, очень сожалели, что такой молодой талантливый волшебник тратит себя на работу в магазине. Однако, Волдеморт не был простым помощником. Вежливый, умный и обходительный он вскоре получил очень специфическую должность, которая существует только в местах подобных «Боргин и Баркс», которые, как ты знаешь, Гарри, специализируются на предметах наделенных большой мощью и необычными свойствами. Волдеморта посылали к разным волшебникам, чтобы убедить их продать часть своих сокровищ, и он, нужно отметить, кроме всего прочего был весьма одарен по этой части.
— Готов поспорить, что так и было, — не удержался Гарри.
— Хорошо, — сказал Дамблдор со слабой улыбкой. — А теперь пришло время послушать эльфа Hokey, который работал у очень старой и очень богатой ведьмы по имени Hepzibah Smith. — Дамблдор, направив свою палочку на склянку, извлек пробку и перелил содержимое в думоотвод, а затем произнес, — После тебя, Гарри.
Гарри встал, подошел к думоотводу и нагнулся над слегка колеблющейся серебряной жидкостью. Когда его лицо коснулось поверхности, его закрутило в немыслимом вихре, он полетел через темную пустоту и, наконец, приземлился в гостиной очень старой толстой дамы, на которой были надеты искусно выполненный рыжеволосый парик и искрящиеся розовые одежды, которые развивались вокруг нее, делая ее похожей на тающий ледяной пирог. Она смотрела в небольшое зеркальце, украшенное драгоценными камнями и накладывала румянец на свои и без того уже алые щеки, в то время как самый крошечный и самый старый домашний эльф, которого Гарри когда-либо доводилось видеть, впихивал ее полные ноги в тесные атласные тапочки.
— Поторопись, Hokey, — властно сказала Hepzibah Smith. — Он сказал, что придет в четыре, а это всего лишь через пару минут. Ведь он никогда не опаздывает!
Hepzibah убрала баночку с румянцем, когда ее эльфийка справилась со своей нелегкой задачей. Голова эльфа едва доставала до сидения кресла, ее морщинистая кожи висела на хрупком скелете так же, как оборванная льняная простыня, которую она носила наподобие тоги.
— Как я выгляжу? — спросила Hepzibah, поворачивая голову, чтобы изучить свое отражение под разными углами.
— Прелестно, мадам, — пропищала Hokey.
Гарри предположил, хозяйка приказала эльфийке именно так и отвечать на подобные вопросы, потому что Hepzibah Smith выглядела далеко не прелестно. Раздался звонок в дверь и хозяйка, и эльф одновременно подпрыгнули.
— Скорей, скорей, он здесь, Hokey! — воскликнула Hepzibah, и эльф выбежала из комнаты, которая была так набита всякими вещами, что вряд ли кто-либо смог бы пересечь ее и не зацепить при этом, по крайней мере, дюжину предметов: тут были и шкафчики, набитые маленькими лакированными коробочками, и стеллажи, заполненные книгами с золотым теснением, и полки с хрустальными шарами и схемами небесных светил, и еще множество цветущих растений в медных горшках. Фактически, комната выглядела как нечто среднее между волшебным антикварным магазинов и оранжереей.
Эльф вернулась через минуту в сопровождении высокого молодого человека, в котором Гарри не составило труда узнать Волдеморта. Он был одет в простую черную мантию, у него были впалые щеки, а волосы стали немного длиннее, чем в школе, но все это не делало его внешность отталкивающей; напротив, он выглядел красивее, чем когда бы то ни было. Он стремительно подошел к Hepzibah не зацепив не один из предметов (что свидетельствовало о его многократных посещениях этого дома), и слегка поклонившись, прикоснулся своими губами к маленькой толстой руке хозяйки.
— Я принес Вам цветы. — спокойно произнес сотворяя из воздуха букет роз.
— Ты непослушный мальчишка, не стоило, не стоило утруждать себя! — пролепетала старая Hepzibah, хотя Гарри заметил на ближайшем невысоком столике приготовленную пустую вазу. — Ты балуешь старую даму, Том… Садись, садись… Где же Hokey? А вот она…
Эльф пробиралась в комнату неся поднос с маленькими пирожными, который она поставила на подлокотник кресла своей хозяйки.
Угощайся, Том — сказала Hepzibah. — Я знаю, как ты любишь мои пирожные. Ну, как у тебя дела? Ты выглядишь очень бледным. Я тебе уже много раз говорила, ты перерабатываешь в этом магазине…
Волдеморт машинально улыбнулся, но Hepzibah была весьма довольна собой.
— Ну, и по какому поводу ты зашел на этот раз? — спросила она, хлопая ресницами.
— Мистер Барк хотел бы предложить Вам прекрасную сделку. Он считает, что пятьсот галлеонов за гоблинскую броню — это более чем привлекательно.
— Сейчас, сейчас, не так быстро, а то я буду думать, что ты здесь только из-за моих безделушек! — проворчала Hepzibah, состроив недовольную гримасу.
— Я вынужден быть здесь из-за них, — спокойно произнес Волдеморт. — я всего лишь бедный ассистент, мадам, который обязан делать то, что ему скажут. Мистер Барк хотел, чтобы я выяснил…
— Ой, мистер Барк, ерунда! — сказала Hepzibah, махнув своей маленькой рукой. — Я хочу показать тебе кое-что, что я никогда не показывала мистеру Барку! Ты умеешь хранить секреты, Том? Обещай мне, что не расскажешь мистеру Барку, о том что ты увидишь! Он никогда не оставит меня в покое, если узнает, что я тебе покажу; а я не собираюсь продавать их ни мистеру Барку, ни кому-то еще! А ты Том, ты сможешь оценить их историю, а не сколько галлеонов на них можно заработать.
— Я буду рад увидеть то, что госпожа Hepzibah желает показать мне. — спокойно отозвался Волдеморт. И Hepzibah издала какое-то девичье хихиканье.
— Hokey принесет их мне… Hokey, где же ты? Я хочу показать мистеру Риддлу наши самые прекрасные сокровища… Неси оба, пока ты там.
— Уже здесь, госпожа. — пропищала эльф, и Гарри увидел две кожаные коробки, стоящие одна на одной, плывущие по комнаты словно сами по себе; хотя он знал, что крошечный эльф несет их на голове, потому что ее путь лежал между столами, пуфами и скамеечками для ног.
— Сейчас, — счастливо произнесла Hepzibah. Забрав коробочки у эльфа и положив их к себе на колени, она приготовилась открыть верхнюю. — Я думаю тебе понравится, Том… Ох, если б только мои родственники знали, что я показываю это тебе… Они не могут дождаться, когда получат все в свои руки!
Она открыла крышку. Гарри подался немного вперед, чтобы лучше рассмотреть содержимое коробки. Его взору предстал небольшой золотой кубок с двумя прекрасно отделанными ручками.
— Интересно, знаешь ли ты что это, Том? Возьми его, чтоб лучше рассмотреть! — шептала Hepzibah, и Волдеморт протянул свою руку с длинными пальцами и держа его в одной руке, другой освободил кубок от многочисленных шелковых лоскутов, которыми он был обвернут. Гарри показалось, что он увидел в его темных глазах красное свечение. Его жадное выражение любопытно отражалось на лице Hepzibah, за тем лишь исключением, что ее крошечные глаза были устремлены на красивые черты лица Волдеморта.
— Барсук, — пробормотал Волдеморт, исследуя гравюру на кубке. — Так значит это…?
— Хельги Хаффлпаф, как тебе хорошо известно. Ты умный мальчик! — сказала она, сильно наклоняясь вперед со скрипом корсета и фактически прижимаясь к нему щекой. — Разве я не говорила тебе, что наш род идет от нее? Эта вещь передавалась в нашей семье из поколения в поколение веками. Прелестно, неправда ли? И этот кубок наделен всевозможными свойствами, но я не проверяла их, я только хранила его в безопасности…
Она забрала кубок из руки с длинными пальцами и, обмотав его лоскутами ткани, стала аккуратно укладывать в коробочку, слишком увлеченная этим занятием, чтобы заметить тень, мелькнувшую на лице Волдеморта, когда у него забрали кубок.
— Ну вот, — счастливо произнесла Hepzibah, — Где Hokey? А, да вот же ты, отнеси это, Hokey.
Эльф покорно взяла упакованный кубок, а Hepzibah занялась второй немного большей коробочкой, лежащей у нее на коленях.
— Я думаю, это тебе понравится еще больше, Том, — шептала она. — Наклонись немного, чтобы лучше видеть… Конечно, Барк знает, что он у меня, я купила у него, но полагаю, он захочет получить его назад, когда меня не станет…
Она медленно расстегнула изящную филигранную пряжку и с негромким щелчком открыла коробку. Там на гладком темно-красном бархате лежал золотой медальон.
Волдеморт протянул руку, на сей раз уже без приглашения, и стал рассматривать медальон на свету.
— Здесь знак Слизерина, — спокойно произнес он, рассматривая переливающуюся змейку в форме буквы S.
— Верно! — сказала Hepzibah, восхищенно смотря на Волдеморта, который впился глазами в медальон. — Я не могла упустить такое сокровище, пусть даже мне пришлось бы продать последнюю мантию в доме, но он должен был попасть ко мне в коллекцию. Барк купил это у какой-то грязной, оборванной ведьмы, которая, скорее всего, украла его, но она даже представить себе не могла всю его ценность…
На этот раз никакой ошибки быть не могло: при последних словах ведьмы глаза Волдеморта вспыхнули красным; и Гарри увидел, что его пальцы сжали цепочку с такой силой, что костяшки на суставах побелели.
— Я полагаю, Барк заплатил ей гроши… — продолжила Hepzibah — Ну так как тебе… Мило, правда? И снова всевозможные свойства, хотя я просто хранила в безопасности… — Она протянула руку, чтобы забрать медальон. На мгновение Гарри показалось, что Волдеморт не собирается отдавать его; но затем цепочка скользнула сквозь длинные пальцы, и медальон упал на красную бархатную подушечку.
— Ну так как, Том? По-моему, тебе очень понравилось! — она посмотрела ему в глаза, и Гарри увидел, что ее глупая улыбка на лице почти сползла. — С тобой все в порядке, мой дорогой?
— О да, — спокойно произнес Волдеморт. — Да, со мной все в порядке…
— Мне показалось… но нет, я полагаю, просто отблеск света… — сказал Hepzibah подавленным голосом, и Гарри догадался, что она тоже на мгновение увидела красную вспышку в глазах Волдеморта. — Вот, Hokey, унеси это и запри снова… обычная процедура…
— Время возвращаться, Гарри, — спокойно сказал Дамблдор, и когда эльф вместе с коробками скрылась, Дамблдор взял Гарри немного выше локтя, и они вместе поднялись через забытье в кабинет Дамблдора.
— Hepzibah Smith умерла через два дня после этого небольшого эпизода, — сказал Дамблдор, возвращаясь на свое место и знаком показывая Гарри, чтобы тот сделал то же самое. — Домовой эльф Hokey был осужден Министерством за случайное отравление вечернего горячего шоколада своей хозяйки.
— Не может быть! — сердито воскликнул Гарри.
— Я вижу, что наши мнения совпадают, — сказал Дамблдор. — Конечно, между этим убийством и убийством Риддлей есть много общего. В обоих случаях кто-то посторонний, у кого в памяти была картина убийства, брал вину на себя.
— Hokey призналась?
— Она помнила, как клала что-то в шоколад своей хозяйке, как оказалось, это был не сахар а смертельный малоизвестный яд. Получалось, что она не хотела этого делать, но из-за своего возраста все перепутала…
— Волдеморт изменил ее память, точно так же, как он сделал с Морфином!
— Да-да, я пришел к таким же заключениям. — сказал Дамблдор, — И, как и в случае с Морфином, Министерство было готово подозревать Hokey…
— потому что она был домашним эльфом, — пожалуй, Гарри редко испытывал больше симпатий к обществу в поддержку домашних эльфов, основанному Гермионой.
— Именно. Она была стара, и она признавала, что добавляла что-то в напиток, а в Министерстве никто не потрудился расспрашивать ее дальше. Как и в случае с Морфином, к тому времени как я выследил ее, ее жизнь почти подошла к концу; я извлек ее воспоминания, но они практически ничего не доказывают, кроме того, что Волдеморту было известно о кубке и медальоне.
Родственники Hepzibah обнаружили, что два ценнейших сокровища пропали, когда Hokey уже был осужден. На это потребовалось много времени, потому у Hepzibah было множество тайников, и она очень ревностно охраняла свои сокровища. Прежде, чем они смогли окончательно убедится, что кубок и медальон пропали, молодой человек, работавший помощником в «Боргин и Баркс», который так часто посещал Hepzibah и так очаровал ее, покинул свою работу и исчез. Его начальство не имели ни малейшего понятия куда он пропал, они были удивлены не меньше чем любой другой. И это было последним, что было слышно о Томе Риддле в течение долгих-долгих лет.
А сейчас, Гарри, если ты не против, я хочу еще раз остановиться и обратить твое внимание на важный момент в этой истории. Волдеморт совершил очередное убийство, я не могу утверждать это однозначно, как в случае с Риддлами, но, я думаю, это сделал он. На этот раз, как ты видишь, он убил не ради мести, а лишь из жадности. Он хотел заполучить два выдающихся трофея, которые старая очарованная женщина имела несчастье показать ему. Как однажды он ограбил детей в своем приюте, как украл кольцо своего дяди Морфина, так и сейчас он сбежал с кубком и медальоном Hepzibah
— Но, — Гарри нахмурился, — это же совершенное безумство. Рисковать всем, бросать работу, и все ради этих…
— Безумство для тебя, Гарри, но не для Волдеморта. Я надеюсь, ты увидел достаточно, чтобы понять, что эти предметы значили для него. Не трудно догадаться, что он рассматривал себя, как единственного законного обладателя медальона Слизерина.
— Хорошо, пусть медальон, но почему он тогда забрал кубок?
— Он был связан с другим Основателе Хогвартса. Я думаю, Волдеморт все еще чувствовал большую энергию в школе и он не мог сопротивляться соблазну овладеть вещью, так глубоко погруженной в историю Хогварта. Были и другие причины. Я надеюсь, что смогу тебе продемонстрировать их должным образом.
А сейчас последнее воспоминание, которое я должен показать тебе, по крайней мере, пока ты не достанешь воспоминание профессора Слухгорна. Десять лет разделяют тот случай в памяти Hokey и то, что ты сейчас увидишь. Десять лет, в течение которых Лорд Волдеморт занимался тем, о чем мы можем только догадываться.
Гарри снова встал, поскольку Дамблдор перелил последнее воспоминание в думоотвод.
— Чье это воспоминание, сэр? — спросил он.
— Мое. — ответил Дамблдор.
И вслед за Дамблдором Гарри нырнул во вращающуюся серебряную жидкость, его опять завертело в немыслимом вихре, но через мгновение он приземлился в том же кабинете, который только что покинул. На своей жердочке, забавно посапывая, дремал Фоукс, а за столом сидел Дамблдор, который был очень похож на Дамблдор, стоящего рядом с Гарри, за тем лишь исключением, что обе его руки были целы и невредимы, и может быль, лицо было менее морщинисто. Единственное отличие кабинета заключалось в том, что в темном окне мелькали белые снежинки, которые, кружась, садились на подоконник, на котором образовался уже приличный холмик.
Дамблдор, который был помоложе, казалось, ждал кого-то, и спустя несколько минут с момента Гарриного прибытия, в дверь постучали.
— Входите.
Гарри едва сдерживал сбивчивое дыхание. Волдеморт вошел в комнату. Его лицо было не таким как два года назад, когда он возродился из котла на кладбище: оно не было змеиным, его глаза еще не были красными, но все же это был уже не тот красавец Том Риддл. Его лицо выглядело сильно обожженным, черты лица были смазаны, белки глаз были испещрены кровавыми сосудами, и хотя форма глаза была обычная, Гарри знал, что скоро вместо глаз у Лорда будут щелочки. На нем был надет длинный черный плащ, а его лицо было настолько бледно, что могло сравниться, пожалуй, только со снегом, который лежал у него на плечах.
Дамблдор, сидящий за столом, не выказал никакого удивления. Видимо этот визит был заранее запланирован.
— Добрый вечер, Том. — просто приветствовал он Волдеморта. — Не хочешь присесть?
— Спасибо, — сказал Волдеморт и опустился на стул, на который указал директор, тот самый стул, который в настоящем только что освободил Гарри. — Я слышал, что Вы стали директором. — сказал он более высоким и холодным голосом нежели до этого. — Достойный выбор.
— Рад, что ты одобряешь. — сказал Дамблдор, улыбаясь. — Могу я предложить тебе выпить?
— Это было бы любезно с Вашей стороны. Я проделал долгий путь.
Дамблдор встал и подошел к шкафчику, в котором сейчас он держал думоотвод, тогда же он был полон бутылок. Директор взял два бокала и, наполнив их вином, один подал Волдеморту, после чего вернулся за свой стол. — Итак, Том… чем обязан?
Волдеморт потягивал вино и ответил не сразу.
— Меня больше не зовут Томом; теперь я известен под именем…
— Я знаю, под каким именем ты известен. — сказал Дамблдор, приятно улыбаясь. — Но для меня, я боюсь, ты всегда останешься Томом Риддлем. Это один из недостатков старых учителей. Они всегда запоминают своих учеников такими, какими те были в школе.
Он поднял свой бокал, как и Волдеморт, чье лицо не выражало никаких эмоций. Однако, Гарри почувствовал тонкое изменение атмосферы: Дамблдор, отказавшись использовать выбранное Волдемортом имя, не позволил тому диктовать условия встречи; и Гарри мог бы сказать, что Волдеморт тоже это почувствовал.
— Я удивлен, — сказал Волдеморт после короткой паузы. — Я всегда удивлялся, почему такой волшебник как вы никогда не хотел оставить школу.
— Ну, — ответил Дамблдор, все еще улыбаясь, — может быть, для такого волшебника как я нет ничего важнее, чем помогать молодым осваивать древние знания. И если я правильно помню, то тебя тоже однажды прельщала профессия учителя.
— Все еще прельщает. Я просто задался вопросом, почему Вы, у кого Министерство так часто спрашивает совета, и кому, я думаю, дважды предлагали пост Министра…
— Трижды, по последним подсчетам. Но Министерство никогда не привлекало меня, как видишь и в этом у нас с тобой что-то общее.
Волдеморт склонил голову и сделал еще один глоток вина. Дамблдор не нарушал повисшую тишину, а ждал в предвкушении, когда Волдеморт начнет говорить.
— Я вернулся, — сказал он немного погодя, — возможно позже, чем профессор Диппет ожидал… но я вернулся, потому что однажды на мою просьбу он ответил что я слишком молод. Я пришел к Вам, чтобы просить разрешить мне вернутся в замок в качестве учителя. Я думаю, Вы должны признать, что я многое видел и много достиг с того момента, как покинул это место. Я могу показать и рассказать Вашим студентам такое, что они не услышат от любого другого волшебника.
Дамблдор смотрел на Волдеморта поверх своего бокала, прежде чем спокойно произнести:
— Да, конечно, я знаю что ты видел и чего достиг с тех пор, как покинул нас. Слухи о твоих поступках дошли и до твоей старой школы, Том. И мне не хочется верить половине из них.
— Величие порождает зависть, зависть рождает зло, ложь — искры зла. Вы должны знать это, Дамблдор. — лицо Волдеморта оставалось совершенно безразличным.
— Ты называешь это величием, то чем ты занимался? — деликатно поинтересовался Дамблдор.
Конечно. — ответил Волдеморт, и его глаза вновь блеснули красным. — Я экспериментировал; я расширил возможности магии, возможно, больше, чем кто-либо до меня.
— Некоторые области магии, — поправил его директор. — Некоторые. В других ты остался… уж прости… совершенно безграмотен.
Первый раз Волдеморт улыбнулся, злая скованная улыбка, а в его взгляде было больше угрозы, чем гнева.
— Старые доводы, — сказал он мягко. — Но ничего, что я видел в мире, не подтверждало Ваше известное мнение, что любовь более сильная магия, чем моя, Дамблдор.
— Возможно, ты просто смотрел не в тех местах. — предположил Дамблдор.
— Ну, тогда где можно найти лучшее место для начала моих новых исследований, как ни здесь, в Хогвартсе? Вы позволите мне вернуться? Позволите делится моими знаниями с Вашими учениками? Я и мои способности в Вашем распоряжении. Я подчиняюсь Вам.
Дамблдор поднял брови.
— А что же будет с теми, кто подчиняется тебе? Что будет с теми, кто, по слухам, называют себя Пожиратели Смерти?
Гарри мог утверждать, Волдеморт не ожидал, что Дамблдор знает об этом названии; он снова увидел красную вспышку в глазах Волдеморта и на мгновение его ноздри ста ли похожи на щели.
— Мои друзья, — сказал он после короткой паузы — они справятся без меня, уверен.
— Рад слышать, что ты считаешь их друзьями. Мне казалось, что они больше походят на слуг.
— Вы ошибались. — ответил Волдеморт.
— Значит, если я сейчас загляну в «Кабанью Голову», то не найду там Нотта, Розьера, Малдбера и Долохова, ожидающих твоего возвращения? Действительно, преданные друзья, проделать такой далекий путь снежной ночью, лишь затем, чтобы попрощаться с тобой, когда ты займешь должность преподавателя.
Было совершенно очевидно, что такие точные сведения о том, с кем он прибыл, стали для Волдеморта еще большей неожиданностью; однако, он быстро собрался.
— Как всегда в курсе всего, Дамблдор?
— О, я просто хорошо знаком с местным барменом, — просто ответил Дамблдор. — А сейчас… — он поставил свой пустой бокал, поставил локти на стол и соединил кончики пальцев в характерном жесте.
— А теперь, Том, давай поговорим начистоту. Зачем ты пришел сюда, окруженный приспешниками, ведь мы оба знаем, что работа тебя не интересует?
Волдеморт выглядел неприятно удивленным.
— Что значит работа меня не интересует? Напротив, Дамблдор, я очень хочу получить ее.
— Нет, ты хочешь вернуться в Хогвартс, но ты больше не хочешь учить, как хотел, когда тебе было восемнадцать. Что случилось с тобой, Том? Почему ты не повторил свою просьбу еще раз?
На лице Волдеморта появилась презрительная усмешка.
— Если Вы не хотите давать мне работу…
— Естественно, я не хочу. И я не думаю, что ты ожидал от меня иного. Но ты все же пришел и спросил, значит, у тебя был какая-то цель.
Волдеморт вскочил. Сейчас он был меньше всего похож на Тома Риддла, его лицо исказил гнев.
— Это Ваше последнее слово?
— Последнее, Том. — ответил Дамблдор, тоже вставая.
— Тогда нам нечего сказать друг другу.
— Да, нечего. — сказал Дамблдор, и на его лице отразилась глубокая печаль. — То время, когда я мог напугать тебя горящим платяным шкафом и наказать за твои преступления, давно ушло. И мне очень жаль, Том… Очень жаль…
Какое-то мгновение Гарри был готов кричать, чтобы предупредить директора: он был уверен, что рука Волдеморта дернулась к карману, в котором лежала палочка; но тот развернулся и быстро вышел из кабинета, хлопнув дверью.
Гарри почувствовал, как его предплечье сжимает рука Дамблдора, и секунду спустя они уже стояли на том же самом месте, только за окном не было снежного холмика на подоконнике, и руки Дамблдора снова стали темнее и старее.
— Почему? — сразу же спросил Гарри, глядя прямо в лицо Дамблдору. — Почему он возвращался? Вы это выяснили?
— Я меня есть идеи, но не больше.
— И что же это за идеи, сэр?
— Я отвечу тебе, Гарри, когда ты добудешь воспоминание профессора Слухгорна. — сказал Дамблдор. — Когда мы получим этот последний кусочек головоломки, я надеюсь, все станет ясно… обоим нам.
Гарри все еще сгорал от любопытства и даже несмотря на то, что Дамблдор подошел к двери и приоткрыл ее для Гарри, он спросил:
— Он работал где-нибудь после этого, сэр? Вы не знаете?
— Не знаю. Но он определенно хотел преподавать Защиту От Темных Искусств. И последствия нашей недолгой встречи доказывают это. Как ты знаешь, не один из учителей не удержался на этой должности с тех пор, как я отказал Лорду Волдеморту.