Сценарист

Глава 42 Последний Солдат

Я не люблю долгие и сопливые истории, как и не люблю тех, кто их рассказывает. Тем не менее мне иногда хочется выслушать что-нибудь подобное, дабы я вновь убедился в том, что у меня правильное мнение и правильная закалка, а также мне иногда нужно убедиться в том, что я не стал жалким. Если я достигну последнего пункта, это будет означать самую настоящую смерть для меня — смерть человека, что всю свою жизнь преодолевал препятствие за препятствием, не задумываясь о том, как он выглядит со стороны.

Меня зовут Дженсен Тодд, и это моя небольшая история о себе — о человеке, что вырос в семье, в которой его никто не считал за достойную личность, о человеке, что выучился в геройской академии своей страны, прошёл войну, стал успешным профессиональным наёмником и был схвачен врагами, которых я не считал за угрозу.

Пожалуй, стоит начать с моего детства. Сразу скажу, что у меня не будет типичной сопливой истории о том, как моих родителей убили у меня на глазах, как меня все бросили и всё в этом роде. Нет, у меня детство прошло вполне нормально, если не считать того, как ко мне относился мой отец, на которого я старался ровняться всю свою жизнь, и это стремление, собственно, привело меня к той ситуации, в которой я нахожусь прямо сейчас.

Я вырос в семье богатого предпринимателя, что потратил большую часть своей жизни на служение стране, а её малую часть полностью отдал ведению бизнеса. Про маму ничего говорить особо не буду, хоть она и добрая женщина, что всегда старалась всячески поддерживать меня, какое решение я бы не принял. Быть может, я бы поговорил о ней, но я считаю её достаточно непримечательной в моей истории. Можно сказать, что она что-то вроде серого пятна, о котором ничего плохого сказать нельзя, но и хороших слов тоже не наберёшься. Поэтому речь будет идти только обо мне и моём отце. Думаю, это правильная расстановка приоритетов.

Отец владел многими предприятиями в городе. Некоторые он создавал сам, некоторые скупал, если они продавались по приемлемой цене, а остальные он, говоря простым языком, отнимал у других людей, которые не могли постоять за себя, свою семью и свою собственность. Годы на службе в армии страны оставили на его понимании мира особый отпечаток, на который он каждый раз опирался, получая в свои руки всё большую и большую власть, медленно и верно создавая своеобразную монополию. Последним он очень гордился, ибо, опять же по его же мнению, лишь малая часть способна изменить рынок так, чтобы он прогибался только под тебя. Если говорить честно, я даже уважаю его за это, ибо он действительно делал то, что не удавалось остальным, и я даже прямо сейчас горд этим фактом. Мой отец — очень талантливый бизнесмен. Пожалуй, этот факт никак не оспоришь.

Однако, не всё же должно быть в нём так прекрасно и безупречно, верно? Вот и с моим отцом не всё так просто. Каким бы он действительно талантливым предпринимателем не был, как отец он был очень плох. По крайней мере, таково моё мнение, ибо я не получал от него того же, что получали мои сверстники: внимание, поддержку, помощь и всё в этом роде. Для него я был буквально почти пустым местом, которое иногда нужно закидывать некоторыми вещами и едой. Да, так было не всегда, но те моменты, когда он действительно обращал на меня свой взор, можно посчитать по пальцам одной руки, да и то я не могу рассказывать об этих моментах с улыбкой на устах. Почему же? Он использовал каждый из этих случаев лишь для того, чтобы вновь и вновь говорить мне о том, какое же я разочарование.

— Ты моё главное разочарование, Дженсен. Не говори со мной до того, пока не будешь хотя бы на ступеньку выше своего нынешнего положения. — говорил он, ничуть не опасаясь того, что его слова могут навредить моей неокрепшей психике.

Самое забавное то, что я долгое время не понимал, по какой причине он проявляет ко мне подобное отношение. Я всячески старался походить на него, старался быть смелым и решительным, а также никогда не перечил ему, хоть иногда и не был согласен с его действиями и мнением. Долгие ночи я проводил, размышляя о причинах отцовского отношения ко мне. Постепенно, я начал осознавать, что отцовская гордость и жажда власти омрачали его способность быть отцом, полным любви и заботы.

Будучи успешным бизнесменом, он находил в своих достижениях подтверждение своей силы и ценности. Он стремился быть неотразимым в глазах общества, и на этом пути его собственное семейное благополучие часто оказывалось жертвой. Увлеченный своими делами, он втягивался в безжалостную гонку за успехом, где каждая победа требовала силы и жертв. Я становился свидетелем, как он устраивал всё новые и новые битвы со своими конкурентами, и как он побеждал их одного за другим, покоряя новые высоты. В его глазах я видел только своё недостаточное подобие, тень, которую он считал разочарованием. Он стремился передать мне свои ценности, свою неудовлетворенность, свою жажду власти. И когда я не соответствовал его ожиданиям, он видел только провал и ошибку, которая бросала тень на его собственные достижения.

— Ты не тот, кого я хотел, Дженсен, и именно поэтому ты никогда не перестанешь быть моим самым большим разочарованием и моей главной ошибкой. — говорил он вновь и вновь, будто бы старался ранить мою душу своими словами.

Безусловно, я могу сейчас начать распинаться о том, как мне было больно слышать подобное от своего родителя, но к чему это? Разве это что-то изменит? Нет, это может вызвать лишь жалость тех, кто услышит или прочитает эту историю, а мне не нужна жалость. Я не из тех, кто хочет подобного. Поэтому, наверное, я просто скажу, что в какой-то момент я стал воспринимать его слова, как призыв к определённым действиям. Вместо того, чтобы таить обиду и ненавидеть отца, я стал развиваться, пытаясь стать лучше. Началось всё, как это полагается в таких историях, с тренировок, которые практически мне ничего не давали, если посмотреть на них сейчас, когда у меня уже есть определённый опыт и знания. Конечно, в то время мне казалось, что я всё делаю правильно, и это даст мне нужный эффект, но единственное, что я получил — это кучу травм, разрушенные ожидания и очередное разочарование со стороны главного мужчины в нашей семье. Тем не менее не скажу, что я занимался совсем уж бесполезными делами, ибо часть тренировок всё-таки заложили во мне нужную основу, на которой я смог построить нужный мне фундамент в будущем.

Больше всего времени я уделял изучению своей причуды. Так уж сложилось, что доктора не смогли выявить её сущность, из-за чего мне пришлось буквально с нуля понимать принцип её работы. Конечно, я пытался найти более компетентных врачей, но ни одна из моих попыток не увенчалась успехом. Я потратил огромное количество времени на исследование своей загадочной причуды, которая скрывалась в моем теле. Признаюсь, это не самый интересный и увлекательный процесс. Я проводил дни и ночи, читая научные статьи, исследуя медицинскую литературу, пробуя различные эксперименты на себе. Но чем глубже я погружался в эту тайну, тем больше препятствий встречал на своем пути. В один момент мне даже показалось, что доктора ошиблись, и на самом деле у меня нет никакой причуды. Некоторое время я даже жил с этой теорией, начиная думать о том, как мне предстоит жить в мире, где почти у каждого есть суперсилы. Рассуждения на эту тему занимали уйму моего времени, но у меня его было достаточно, как и у любого моего соратника в молодом возрасте.

Так продолжалось, насколько я помню, до седьмого класса. Мне пришлось смириться с тем, что надо мной часто смеются, издеваются и подтрунивают. Почему же я терпел это? Ну, во-первых, моя причуда не подавала сигнала о своём присутствии, из-за чего обо мне сложилось мнение, что я не имею суперспособностей. Конечно, я пытался объяснить своим одноклассникам, что у меня не такая простая ситуация, какой она кажется на первый взгляд, но они, как это полагается в таких ситуациях, мне не поверили, из-за чего я получил статус «беспричудный». Во-вторых, такое отношение в нашем мире применяется ко всем, у кого нет способностей, а идти против этого бессмысленно, если у тебя, конечно, нет тяжёлого вооружения и огромных амбиций за спиной. Как вы понимаете, последнего у меня не было, хотя иметь это я очень хотел, так что пришлось просто смириться и ждать момента, пока моя причуда сама решит показаться.

И этот момент действительно настал.

Момент, что полностью изменил мою жизнь и моё мировоззрение.

Стоит перед этим отметить, что я учился не совсем в обычной школе. То место, где я провёл долгих десять лет своей жизни, выращивало будущих студентов геройских академий страны. Соответственно, большинство школьных предметов у нас были связаны, непременно, с героикой: законы, история появления причуд, первые герои США, знаменитые линчеватели и деятели культуры и всё в этом роде. Лекции и практические занятия были ориентированы на то, чтобы мы могли применять свои причуды с максимальной эффективностью и безопасностью. Несмотря на общую цель, которую нам пытались вдолбить наши учителя, мои отношения с одноклассниками оставляли желать лучшего. Все, кто знал о моей «беспричудности», относились ко мне с недоверием и даже пренебрежением. Они считали меня слабаком, неспособным к подвигам и не достойным общества будущих героев. Я же, в свою очередь, ненавидел их за их однобокость и нежелание посмотреть дальше собственного носа. Я часто проводил время в одиночестве, избегая лишних контактов и стремясь развиваться самостоятельно. Наши учителя, в большинстве своем, старались поддерживать нас и помочь в развитии суперспособностей. Они были знающими и опытными героями, готовыми поделиться своими знаниями и советами. Однако, мои проблемы с причудой оказались за пределами их компетенции. Я не мог полностью доверять ни одному из них, так как никто не понимал сущности моей причуды.

Раздражало или расстраивало ли меня подобное положение? Лишь отчасти. С одной стороны, мне, как и любому другому человеку, что живёт в социуме, хотелось иметь друзей, с которыми я бы смог общаться на все темы и весело смеяться. С другой же стороны, отсутствие лишних людей рядом помогло мне стать самостоятельным в короткие сроки. Благодаря своему статусу, которого я не желал, мне не приходилось отвлекаться, от чего прогресс моего обучения с каждым месяцем становился всё сильнее и сильнее, что не могло не радовать меня, ибо каждое новое знание приближало меня к пониманию собственной причуды, что всё ещё спала в моём теле. Я чувствовал каждой клеточкой своего тела, что день, когда моя способность заявит о себе, совсем скоро настанет, после чего я пойду по совершенно новому пути, о котором раньше никогда и не думал.

Многие могут отрицать это, но я до сих пор считаю, что сила может очень сильно изменить человека. Насколько бы он добрым не был в период отсутствия способностей, когда они у него всё-таки появятся, этот человек может очень сильно измениться: у него поменяется характер на более жёсткий и властный, его подходы станут более силовыми и уверенными, а его мировоззрение изменит свою сторону, встав на ту, которую раньше данный индивид считал несправедливой и неправильной.

Философия, связанная с приобретением силы и сопутствующей ей власти, всегда была объектом моего интереса и размышлений. Мне казалось, что сила может быть не только инструментом для достижения личных целей, но и средством превосходства над другими. Эта мысль, вместе с осознанием своей будущей причуды, давала мне некоторую уверенность и силу внутри. Да, я понимал, что сила внутри меня может оказаться достаточно бесполезной, как, например, смена цвета зрачков глаз, удлинение волос и всего подобного, но я надеялся на более лучшее её проявление. В конце концов, не могла же она так долго спать просто так? Такого мнения придерживался и я, и оно помогало мне жить в тонусе, не думая о плохих сценариях.

Сила, как я видел ее, дарила возможность контролировать события и воздействовать на окружающий мир. Она представлялась мне воплощением власти и авторитета. Меня посещали мысли о том, что со силой можно изменить несправедливые порядки в обществе, восстановить равновесие и справедливость. И я верил, что когда-нибудь, когда моя суперспособность проявится, я буду в состоянии сделать что-то значимое и важное. Однако, с годами и с приближением момента, когда я наконец обрёл свою причуду, мои взгляды начали меняться. Я задумывался о том, как власть и сила могут искажать человеческую натуру и приводить к злоупотреблению силой и власти, что, непосредственно, вело к хаосу, разрушению и плохому концу. Возможность изменить мир под влиянием силы могла стать двугранным мечом, способным разрушить не только зло, но и всеми так любимое добро, на стороне которого я продолжал быть даже тогда, когда все относились ко мне, как к мусору.

Да, до определённого времени я был хорошим парнем.

Я начал задаваться вопросами: кем я стану, обретя свою причуду? Смогу ли я сохранить свои ценности и принципы в поисках справедливости? И самое главное, сумею ли я использовать свою силу для добра, не позволяя ей поглотить меня и мои идеалы? Эти размышления открывали передо мной новую грань силы. Сила не только давала возможность доминировать, но и требовала ответственности и мудрости в ее использовании. Она могла быть средством для изменений и прогресса, но только если я смогу оставаться верным самому себе и принципам, которые я придерживался.

Собственно, забегая вперёд, я всё-таки сменил сторону.

Итак, как же раскрыла себя моя причуда? Это была довольно-таки забавная, страшная и очень интересная ситуация одновременно. Забавной, разумеется, она была только для меня, а вот для тех людей, что испытали на себе эффект моей способности, она была очень страшной. В каком плане она была интересной? Ну, мне позже пришлось отвечать на сотню своих же вопросов, и это было достаточно интересным делом. Как-то так.

Это был самый обычный день. Он никак не отличался от тех, что были до него. Всё в нём, как и прежде, было заполнено учёбой, кучей новой информацией, а также бесполезными сплетнями моих одноклассников, которые мне удавалось уловить своим чутким слухом. В один из моментов ко мне начали приставать местные задиры, что уже долгое время пытались издеваться надо мной, называя бесполезным и бепричудным. Как вы понимаете, мне было абсолютно всё равно на их слова, что, разумеется, им очень сильно не понравилось, и они решили «поговорить» со мной после школы. Я не был дурачком, так что понимал, к чему всё ведёт, и я был готов к небольшой конфронтации. У меня был некоторый опыт в драках, да и боевыми искусствами я занимался, так что в своём успехе не сомневался.

И вот настал час «Х». Мы стоим в одной из самых нелюдимых местностей, рядом речка, птички поют и всё такое. Напряжение вокруг не просто витает, а буквально царит. Их было трое. Каждый из них смотрел на меня так, будто бы я каждой из их мам в клумбу нассал. Это показалось мне достаточно забавным, ибо эти люди испытывали ко мне злобу лишь из-за того факта, что у меня якобы нет причуды. Мне и до сих пор это кажется смешным, ведь люди могут ощущать гнев лишь из-за того, что те немного отличаются от них, причём этот самый гнев имеет такую мощь, будто бы лично я убил всех их родственников и изнасиловал их матерей у них же на глазах. Собственно, как вы поняли, страха в тот момент у меня не было.

Они долго пытались спровоцировать меня на атаку: оскорбляли, дразнили и показывали достаточно неприятные для вида знаки. Однако, к их великому сожалению, я держался молодцом, упорно игнорируя их нелепые попытки вывести меня из себя. Когда они поняли, что морально меня победить у них не выйдет, они решили достичь победы физической, атаковав первыми. Первого я смог быстро задеть ударом кулаком в челюсть, которого он явно не ожидал, а вот второй задел уже меня, попав пальцем прямо в глаз, что создало им некоторое преимущество. Пока я пытался отбиваться с одним глазом, один из них прошёл в мою слепую зону и нанёс удар ногой прямо по боку, от чего моё дыхание сбилось и я потерял темп. Следом, как вы понимаете, почти каждый их удар попадал по моему лицу и моему телу. Было очень больно, но я терпел. Паренёк с огненной причудой хотел поджарить моё лицо, но я успевал реагировать на его выпады, но вот на другие атаки моя реакция банально не успевала.

В результате, они сильно побили меня, но я ни разу не упал. Я продолжал стоять на ногах, вытирая с лица кровь, что мешала меня. Они смеялись, ощущая своё превосходство, и это очень сильно бесило меня. Гнев буквально начал переполнять меня. Я не мог понять причины, но чувства внутри меня очень сильно воспылали, и мне хотелось выплеснуть всё наружу. Однако, у меня уже не было сил, чтобы идти в очередную атаку. Я уже понимал, что мне не выиграть их, но сдаваться не хотелось. От ощущения собственной слабости я начал больше злиться не только на этих уродов, но и я на себя. Гнев стал моей новой энергией, моими новыми силами, и в тот момент я начал ощущать, что могу выпустить его наружу.

И я сделал это.

Моя грудная клетка начала светиться странным ярким белым светом, от чего мои враги тут же притихли. Я не понимал, что вообще происходит, но в моей голове отложилась мысль, что это что-то хорошее. И тогда я улыбнулся самой страшной ухмылкой из всех возможных, после чего взглянул каждому из них прямо в глаза. Мой мозг уже осознал, что моя причуда, спавшая все эти долгие годы, решила показать не только мне, но и всем остальным, что она существует. В тот момент, когда свет становился всё ярче и ярче, я почувствовал сильную боль в районе груди, которая пыталась подкосить меня, заставив упасть на землю, но я терпел. За всю свою жизнь я испытал столько боли, что потерпеть ещё немного у меня уж точно получилось бы.

И вот, когда нужный момент настал, я выпрямился и выставил грудь вперёд, после чего огромный ослепляющий луч начал стремиться вперёд — прямо на тех троих, что всё это время стояли и смотрели на меня, как вкопанные. Они не успели даже пискнуть, когда луч настиг их и стёр с лица этой планеты. Буквально стёр. Уничтожил на атомном уровне, будто бы этих людей никогда и не существовало.

Когда извержение луча прекратилось, впереди себя я видел лишь выжженную тропу. От этих уродов даже пятна не осталось. Не помню, что я делал и чувствовал после этого, но, наверное, мне было очень весело и радостно, ибо я не только увидел действие собственной причуды, но и уничтожил тех, кто все эти годы издевался надо мной. Убил двух зайцев одним ударом. Ну, или одним лучом. Собственно, это не так важно.

Разумеется, как примерный ребёнок примерной семьи, я пришёл домой и рассказал обо всём своему отцу. Да, я бы мог умолчать обо всём произошедшем, но я, в конце концов, понимал, что убил трёх людей, и этих троих точно будут искать. Полиции не составит труда посмотреть записи с камер или спросить кого-нибудь из одноклассников, после чего они явно выйдут на меня. Тюрьмы я не боялся, но попадать туда не особо хотел, а отец был тем, кто мог бы решить мою проблему. Боже, сколько же матов и ругательств услышал я в свой адрес от него: что я непутёвый сын, что я вечно создаю проблемы, и что я главное его разочарование. Ничего нового, но это всё ещё было больно слышать, ибо отца я любил.

Хоть он и долго ворчал, он всё же предпринял все необходимые меры, чтобы я не попал в место, откуда точно не выберусь. Всё-таки за убийство трёх людей точно не дадут год условного срока. Я благодарен своему старику за то, что он всё же не отвернулся от меня, хотя и мог. В тот момент я даже немного поверил в то, что он на самом деле любит меня, но скрывает. Тем не менее в будущем я вновь отброшу эту идею, когда он станет относиться ко мне, как к последнему говну, что должен следовать только его приказам и его идеалам. Но об этом немного позже.

С того самого дня я начал более детально изучать свою причуду. Теперь у меня было, с чего начать, и моё исследование очень далеко продвинулось. Мне удалось даже узнать, что моя причуда заключается в накапливании энергии, при помощи которой можно выпустить не только тот испепеляющий луч, но также её можно использовать и для усиления своих физических способностей, включая даже ускорение регенерации. Мне пришлось провести множество не самых приятных для моего тела опытов, но результаты, что были у меня на руках после этого, того явно стоили.

Я получил одну из самых лучших причуд в этом мире.

Оставалось лишь понять, что мне стоит делать дальше. После того случая я был в неоплатном долгу перед отцом, так что приходилось следовать его приказам. Одним из таких был перевод в другую школу, что была при одной из геройских академий. Однако, она была не такая уж обычной — в ней готовили солдат, которых можно было бы отправить на какую-нибудь войну. Поэтому, если ты попадал в школу при этой академии, тебе нужно было готовиться к тому, что все будущие года тебе придётся выслушивать всякую хрень про патриотизм, про долг родине и обо всём подобном. Этой участи не избежал и я. Сперва мне было это невыносимо слушать, но потом я просто привык, и мне даже удалось достичь некоторых больших успехов. Отец, конечно же, никогда не разделял моего восторга от моих успехов, считая каждый из них недостойными. Мне в такие моменты очень хотелось поскандалить с ним, но каждый раз перед попыткой своеобразного мятежа я вспоминал о том, что он спас меня от тюрьмы, так что рот я всегда старался держать на замке.

Время в новой школе шло очень быстро. Друзей у меня всё также не было, но уже по иным причинам — в таких школах друзей не заводят. Проще говоря, в ней всегда обучается пушечное мясо, которым можно пожертвовать во благо страны. Каждый из нас понимал, что мы не проживём достаточно долго, а если и проживём, то нам придётся жить с осознанием того, что мы остались единственными выжившими из большого количества солдат. Никто не хотел испытывать боль от потери, так что все старались держаться на расстоянии. Да, быть может, со стороны это может показаться глупым, но для нас это была достаточно рабочая тактика. Никакого веселья, строгая дисциплина и ни единой минуты на слабость — вот та самая программа, по которой я жил следующие пять лет.

Учёба в академии тоже ничем не запомнилась: постоянные уроки патриотизма, большое количество тренировок и отработки командной работы. Во всём этом у меня были хорошие успехи, но отличными их точно назвать нельзя — я не был лучшим среди своих. Этот факт очень сильно злил моего отца, вновь и вновь заставляя называть меня своим главным разочарованием. Сколько бы раз я не слышал это с уст своего папаши, я никогда не привыкну к этому. Это было достаточно больно и обидно, но я понимал некоторые причины подобного поведения — он не хотел, чтобы я радовался малому. Да, он делал всё в своей особой манере, но он этим мотивировал меня на новые подвиги. Это, конечно, не всегда работало, но некоторый эффект имело.

К последнему году в академии я уже имел достаточные познания в использовании своей причуды, имел навыки почти всех боевых искусств, а также был обучен жить при самых тяжёлых и невыносимых условиях, с которыми я могу столкнуться при боевых действиях. Благодаря моему сильному стремлению и упорству мне даже удалось войти в пятёрку лучших студентов нашей академии. Да, я был на пятом месте, но, учитывая всех тех людей, что учились со мной в то время, пятое место было очень почётным. Могу даже сказать, что мне повезло стоять рядом с настоящими монстрами боевых действий. Ну, будущих боевых действий, конечно, но у них были большие успехи не только в учёбе, но и в самых разных боевых фестивалях по всему миру. Я тоже старался всеми силами выбить себе достойное имя, но мои успехи были крайне слабыми по сравнению с остальной четвёркой, и меня это устраивало.

А потом началось то, чего явно из нас никто не ожидал.

Нас отправили на самую настоящую войну.

Это произошло через несколько месяцев после того, как я выпустился из академии. В то время на востоке начало активизироваться движение верующих фанатиков, которые считали, что нужно полностью искоренить причуды из этого мира, как и тех, кто ими обладает. По их мнению, причуды являлись созданиями тёмных сил, благодаря которым последние хотели полностью уничтожить наш мир. Да, это звучит очень бредово, но те люди верили в это всем своим сердцем, подбивая всех своих знакомых принять участие в этом самом движении. Сначала их никто не воспринимал всерьёз, но в тот момент, когда их количество достигло нескольких сотен тысяч, наше американское правительство приняло решение, что оставлять это просто так нельзя, после чего, как это полагается для нашей страны, важные шишки начали собирать армию солдат для миротворческой миссии, благодаря которым в страны, где обитали последователи анти-причудного движения, вновь вернётся демократия.

Если быть честным, мне не очень сильно хотелось принимать во всём этом участие, ибо, как по мне, те люди не делали ничего запрещённого. Да, их движение могло перерасти во что-то более грозное и могущественное со временем, но не более того. Тем более, они не нарушали законов и не портили жизнь другим. Можно даже сказать, что они просто существовали, делясь своим мнением с другими. Тем не менее правительство так не думало, потому планировалось за месяц собрать армию в несколько тысяч причудных солдат, которые должны за несколько дней уничтожить армию противника и разбить вражескую идеологию в пух и прах. Как вы понимаете, мне пришлось отправиться на восток в составе этой самой армии — на этом настоял мой отец, который вновь почувствовал дух патриотизма. Я пытался отказаться, но он был очень настойчив. Под его руку попала даже матушка, что пыталась спасти меня от бессмысленного насилия и возможной бессмысленной смерти. Собственно, только из-за неё я отправился на «военную операцию», дабы отец её не трогал.

Прибыли мы на нужное место достаточно быстро. Нашей остановкой был Ирак — страна, где война почти никогда не заканчивается. Жаль это место, его народ всегда страдает от жестокости, крови и бессмысленного насилия. В этом месте большие государства всегда устраивают свои игры, устраивая войну за войной. Если бы не влияние мировых держав, здесь бы уже давно был мир, но каждый раз, когда, казалось бы, вот-вот наступит мирное время, кто-то из больших шишек подкидывает новые дрова в огонь, разжигая новый конфликт.

Первым таким конфликтом, который стал началом долгих лет кровавых противостояний, была Ирано-Иракский война в 1980–1988 годах. Обе стороны вступили в бессмысленную схватку, которая привела к массовым жертвам и разрушениям. Тысячи солдат и мирных жителей погибли в этой кровопролитной войне, а регион был погружен в безумие насилия и страданий.

После этого Ирак столкнулся с войной за Кувейт в 1990 году. Иракские войска под командованием Саддама Хусейна вторглись в Кувейт, претендуя на его нефтяные месторождения и стратегическую значимость. Этот конфликт привел к операции «Буря в пустыне», в ходе которой международная коалиция смогла вытеснить иракские войска из Кувейта. Однако, несмотря на поражение, Ирак продолжал оставаться раздираемым внутренними конфликтами и политической нестабильностью.

Затем последовал конфликт с Курдистаном, где курдские вооруженные силы стремились к автономии и независимости от Ирака. Военные операции и массовые нарушения прав человека были повсеместными. Неисчисляемые жертвы и разрушения оставили свой след в сердцах людей, а регион продолжал оставаться в состоянии постоянного напряжения.

На долгие годы Ирак стал полем битвы с Исламским государством. Экстремистская группировка, претендующая на установление своего «халифата», сеяла хаос и террор по Ираку и соседним регионам. Их жестокость не знала границ, исходящие от них угрозы и акты насилия вызывали ужас и отвращение. Иракский народ страдал от террористических атак, массовых убийств, пыток и принудительных перемещений. Война с ИГ стала симбиозом жестокости, религиозной нетерпимости и политических противоречий.

Казалось бы, что для этой страны уже достаточно крови, но теперь появилось новое движение, которое очередной раз приносит сюда боль, жестокость и разрушения. Мне было действительно жаль это место, но моя жалость делу точно бы не помогла, поэтому я спрятал всё это глубоко в своей душе и приготовился убивать людей. В конце концов, именно для этого нас и отправили в это место.

Наше командование решило высадить нас в центре горячих событий, посчитав, что «куча бессильных и бесполезных придурков» ничего не сможет сделать нам — обученным солдатам с сильными способностями. Мне с самого начала не нравился этот план, но голоса подать не мог — тот ранг у меня, чтобы спорить с вышестоящими чинами. Пришлось подчиниться и исполнять данные нам приказы.

Как только мы высадились на входе в город, мы тут же начали осматриваться. Среди нас была куча весельчаков, что считали, что с ними точно ничего не случится. Они громко смеялись и открыто оскорбляли государство, в котором мы находились. Похоже, они считали себя бессмертными. Я смотрел на этих людей с холодным равнодушием с невиданными ранее мной безразличием. Им казалось, что они непобедимы, что никакие опасности им не грозят. Но я знал, что это иллюзия. Война, что мы собирались устроить в этом государстве, не выбирает своих жертв по их самооценке или уверенности. Она беспощадна и безразлична к чьей-либо судьбе.

В этот же момент в нас прилетел первый снаряд, выпущенный танком. Парня по имени Джимми разорвало мгновенной — прямо на маленькие кусочки. Многие из нас любили этого парня за его добродушие, честность и доброту. Он мог бы быть отличным парнем в будущем, но теперь всё, что от него осталось — эта лужа крови и множество кусочков плоти, что разбросало на несколько метров вокруг нас. Следом по нам начала работать артиллерия, которая унесла жизни ещё нескольких наших ребят. Мы не успевали реагировать на новые атаки. Снайпера сносили головы наших товарищей, бомбы разрывали их на куски, а автоматчики дырявили их тела направо и налево. Вокруг начал царить самый настоящий ад, к которому никто из нас не был готов.

Смерть была повсюду. Она приходила неожиданно и с жестокой силой. Я видел, как кого-то сбивало с ног осколками, как кто-то рухнул, задыхаясь от пулевой раны в грудь. В моих ушах звучали крики боли и страха, пронизывая мое сознание, но я не мог позволить себе проявить слабость. Все планы и стратегии были сметены ветром. Мы боролись за выживание, за каждую секунду, стараясь отступить в более безопасные позиции. Наше внутреннее безразличие сменилось неукротимым стремлением выжить. Все, что оставалось, было просто выживать, не обращая внимания на то, кто оказался рядом — друг или враг.

В результате, нам всё-таки удалось укрыться в нескольких заброшенных зданиях. Лишь за первый час мы потеряли почти половину нашей армии. Это было просто ужасно. Некоторые из нас впали в панику, отказываясь верить в происходящее, другие же бились в коматозе от полученных ран. Да, были и те, кто старался мыслить холодно и рационально, но таких были считанные единицы. Малая часть солдат и вовсе предлагали бросить нашу миссию и сдаться. По их словам, так бы у нас был шанс выжить, учитывая сложившуюся ситуацию, но мы тут же отвергли эту затею, ибо понимали, что никто нас тут жалеть не будет. Мы уже успели стать свидетелями того, как некоторых из нас захватили в плен, и мы понимали, что больше мы их не увидим.

Наши враги точно ждали нашего прихода. Они были вооружены до зубов, и они прекрасно знали, в каком месте будет наша высадка. Это наталкивало на мысль, что в штабе нашего командования завелась крыса, что слила информацию о нашем приходе. Это вызывало некоторые сложности, как, например, то, что мы больше не могли связываться с руководством, ибо это могло грозить нам новой неожиданной атакой. Нас и так осталось намного меньше, чем было изначально, а это значит, что у нас не было права на ошибку.

Мы находились в чужой для нас стране, у нас не было возможности связаться с командованием и запросить поддержку, и отступить мы не могли, ибо так бы мы стали предателями родины, а это очень жестоко наказывалось — всё играло против нас. Всё, что нам оставалось — это выживать, опираясь на то, что мы имели, а имели мы не так уж много.

Нам пришлось полностью изменить наши планы, наши подходы и нашу стратегию. Изначально всё опиралось на то, что мы будем охотниками, но вышло всё так, что мы стали самой настоящей добычей. Наши противники явно не собирались нас щадить, потому и мы не должны были испытывать к ним тёплых эмоций. Нам нужно было перевернуть ход игры так, чтобы на нашей стороне было преимущество, и для этого нам нужно было уничтожить большую часть сил наших врагов. Наша армия точно не подходила для таких задач, но выбора у нас особого не было, потому каждому пришлось смириться с фактом, что каждое мгновение нашей жизни может стать для нас последним.

Так мы вступили в первую для нас войну.

С того самого дня битва за выживание стала нашей реальностью, нашим взглядом в глаза смерти. Отрывки боли и ужаса заполнили каждый угол нашего сознания, и мы были вынуждены принять их в свою жизнь, как непременный факт. Лекции в академии, дух патриотизма и бесконечная любовь к отчизне — всё это стало для нас пустыми словами перед встречей с опасностью, что грозилась забрать наши жизни. Мы бились не ради нашего государства, не ради жизни других, не ради мира и не ради какой-то там демократии — мы боролись за собственную шкуру, и это стало для нас главной причиной идти вперёд, несмотря ни на что.

Дни слились вместе, формируя пейзаж хаоса и страдания. Мы сталкивались с врагами на каждом шагу, когда выходили из укрытий, готовясь к новому сражению. Взрывы пронзали наши уши, оставляя постоянный звон в голове. Пули свистели над головой, воющие машины смерти гремели по улицам, а наши сердца стучали в унисон с ритмом боя.

Вечерами, когда солнце уходило за горизонт, нам приходилось прятаться в темноте, словно привидения, чтобы не привлекать внимание врага. Каждый шорох, каждый шепот веял опасностью. Мы спали на земле, в тени разрушенных зданий, обнимая свои оружия, готовые к пробуждению в любой момент. Ночи были пропитаны страхом и тревогой. При каждом звуке мы вздрагивали, готовые к новой схватке. Иногда наши мысли уносились в далекие родные края, к домам и семьям, оставленным позади. Мы мечтали о тепле домашнего очага, о безопасности, которую мы потеряли. Но эти моменты быстро исчезали, заменяясь непрекращающимися тревогой и непредсказуемостью событий.

Хоть у нас и было большое преимущество в наличии причуд, нам это никак не помогало. Наши враги имели самое тяжёлое и самое продвинутое вооружение, которое уничтожало нас, как каких-то жалких букашек. Этому оружию было плевать на то, какие у нас причуды, и кто из нас лучше управляет огнём — оно просто уничтожало нас пачками, после чего тяжёлые танки давили останки наших павших товарищей. Это было… по-настоящему ужасно.

Моя причуда не раз спасала мне жизнь в таких условиях: при встрече с танками мне удавалось уничтожать их своим испепеляющим лучом, а при тяжёлых ранах вся накопленная энергия уходила в регенерацию. Проблема была в том, что лучом я мог пользоваться лишь два раза в сутки, после чего моё тело лишалось всей накопленной энергии. Это создало для меня множество проблем, из-за которых я множество раз находился на грани жизни и смерти. Каждый раз перед применением причуды мне приходилось всё тщательно обдумывать, дабы именно этот момент не стал для меня последним. Часто из-за моего решения не применять причуду умирали мои товарищи, когда их тела дырявили пулями и давили танками. Чувство вины за их смерти долго не покидало меня, хоть я и понимал, что не мог поступить иначе.

Наши раны стали нашими наградами, а вещи, оставленными нашими павшими братьями, служили нам напоминанием о тех, кого с нами больше нет. Каждый шрам на нашем теле напоминал нам о той цене, которую мы заплатили за каждый вздох свободы, за каждый пройденный метр вглубь позиций противников. Они стали частью нашей идентичности, отпечатком того, кем мы стали в этих битвах за собственные жизни.

Мы видели, как наши товарищи умирали в тяжёлых муках, и каждое утро мы встречали с мыслью о том, что это может быть наш последний день. Наши глаза привыкли к ужасу и разрушению, к окровавленным и изуродованным телам. Мы стали свидетелями смерти во всех её формах — медленной и жестокой, неумолимой и бессмысленной. Ни один рассказ учителей на уроках о войне никогда не передаст всей той жестокости и бесчеловечности, с которыми мы столкнулись, и мы уж точно никогда не пожелали бы даже нашим врагам пройти через подобное.

Мы проникали во вражеские укрепления, бились на улицах городов, прорывались сквозь преграды и оборонительные линии. Мы были хищниками и жертвами одновременно, стремящимися к победе, но осознающими, что каждая победа стоит нам очень многого: людей, ресурсов и наших эмоций.

Каждый день мы выживали, несмотря на невероятные трудности и невозможность предсказать следующий ход врага. Мы применяли всю свою выдержку и мастерство, чтобы продержаться в этой живой адской петле. Наши действия стали автоматическими, и это очень сильно пугало некоторых из нас, ибо мы стали привыкать отнимать человеческие жизни, и мы стали привыкать к смертям товарищей. На войне это было обычным делом, но не все из нас решались принять это.

С каждым днём нас становилось всё меньше и меньше. Наши ряды таяли с огромной скоростью, но мы не сдавались. Каждый из нас хотел выжить, хотел вернуться домой и позабыть о всём том, с чем нам тут пришлось столкнуться, но все понимали, что такое точно никто не забудет. Такое невозможно забыть, как бы ты не пытался, и это стало тяжёлым бременем для некоторых из нас.

Долгое время я старался сохранять в себе человечность, но с каждым днём делать это было всё труднее и труднее. Я всеми силами пытался остаться нормальным человеком, но обстоятельства были выше моих полномочий. И я… сломался. Да, мне стало абсолютно всё равно на жизни тех, кто противостоял нам, а также стало плевать на жизни тех, кого я называл своими товарищами. Чёрт побери, мы были на гребаной войне!

Я смотрел на тех, кого мы считали врагами, и уже не видел в них людей. Они стали лишь мишенями, преградами на нашем пути. Мне было всё равно, кто они, откуда они пришли и какие истории они несли в своих сердцах. Я потерял последний капельку сострадания, сжег последний остаток эмпатии, и внутри меня возникло чудовище, которое питалось насилием и разрушением. Долгое время я был частью этого ада, и в нем я нашел свою сущность. Мне пришлось приспособиться к жестокости окружающей среды, чтобы остаться в живых. Я стал безразличным к крикам боли и страха, которые окружали меня. Каждый выстрел, каждый удар стал для меня рутиной, безразличным звуком в бесконечной симфонии смерти.

Каждая конфронтация, каждая капля крови, каждая утрата оставляла свой отпечаток на моей душе. Я больше не был тем жалким существом, которое колебалось между человечностью и безжалостностью. Я стал тем, кем предназначен быть на поле битвы — холодным и безразличным убийцей.

Война превратила меня в орудие смерти, и я обнял эту роль со всей своей душой. Теперь я не испытывал угрызений совести за свои поступки. Вместо этого, я оправдывал свою новую сущность, утверждая, что это было необходимо для выживания. Что-то во мне зашевелилось, когда я дарил смерть своим врагам. Я начал получать удовольствие от жестокости, которую прежде ненавидел. Мой разум замыкался на мыслях о мести и разрушении. Я не был простым солдатом больше. Я стал пламенем разрушения, и мой огонь пожирал все в своем пути. Уничтожение стало моим призванием, а мои враги — пешками на шахматной доске, которых я безжалостно сбрасывал.

Каждое новое убийство приводило меня к новому пику удовлетворения. Я наслаждался тем, как моя жестокость заставляла врагов трепетать передо мной. Их стоны и мольбы лишь подпитывали мою жажду власти. Я стал господином их судеб, и моя воля над ними не знала милосердия. Мне было всё равно, что они страдали. Я не разбирался в их историях, мечтах или надеждах — мне было плевать на то, что они чувствовали, к кому любовь испытывали и т.д. Я не испытывал ни капли сострадания к тем, кого я раньше называл товарищами. Я видел в них только слабость и уязвимость, которые нужно было уничтожить.

В один момент я перехватил всё командование на себя. Прежние капитаны не обладали нужными качествами для того, чтобы привести нас к победе. Я решил исправить этот недостаток, просто убив их. В тот момент я устал от их слабости по горло. Когда я пролил их кровь, многие начали смотреть на меня со страхом и ненавистью в глазах, но ничего они мне сделать не могли — я был сильнее их, я был опаснее их, я был смелее каждого из них. Если кому не нравились мои методы, они могли смело отправляться на небеса, ибо я не желал иметь в своём отряде слабовольных слабаков, что ещё не осознали, где они оказались.

С тех самых пор мы стали наступать куда упорнее и сильнее. Теперь мне было плевать на то, сколько наших людей поляжет в каждой схватке — нужен был лишь результат. Не все были готовы принять мой ход мыслей, но пуля в голову выполняла свою роль, в результате чего уже через несколько дней никто не решался подняться против меня мятеж, ибо каждый успел осознать факт того, что им не победить меня. Да, в нашей уже небольшой армии ещё были люди, обладающие более сильной причудой, чем моя, но у меня было больше опыта, ведь я намного больше всех кидался в прямые сражения, от чего мои силы значительно возросли. Можно сказать, что я успел стать самой настоящей машиной для убийств, и никто не мог поспорить с этим.

Стоит также отметить, что наше руководство совершенно забыло про нас. Похоже, мы не оправдали их ожиданий: они не отправляли нам помощь, не доставляли нам припасы, а также во всех массовых медиа заявляли, что не отправляли в Ирак никаких солдат, а те, что прямо сейчас там воюют под их флагом — самозванцы. Конечно, этого стоило ожидать, но я надеялся, что эти мудаки в пиджачках будут более смелее. Им было абсолютно всё равно на наши жизни, на наши успехи и на всё то, что прямо сейчас происходило в этой стране. Они не рассчитывали, что те самые люди, которых они называли фанатиками, смогут оказать достойный бой, и вся наша армия стала одной большой жертвой глупости бюрократов. Великолепно, не считаете? Абсолютно в духе нашей страны.

Под моим руководством наши силы стали неудержимыми. Не было никаких преград, никакой цены, которую я не был готов заплатить за победу. Я был живым инструментом разрушения, окутанным пеленой безразличия и хладнокровия. Каждая операция была тщательно спланирована, каждый шаг был точен и неумолим. Я больше не видел лиц наших противников, лишь безликие тени, которые нужно было уничтожить. Мне было все равно, кто они были — молодые или старые, мужчины или женщины. Они были просто препятствием на моем пути к заветной победе.

Мои решения становились все более безжалостными и безраздельными. Я принимал жизнь и смерть в свои руки, играя роль судьи, присяжных и палача одновременно. Мне было не важно, сколько страдания могут испытать мои враги, сколько жизней они могут потерять. Я был абсолютно бесчувственным к их боли и горю. Моя жестокость не знала границ. Я изощрялся в изобретении новых и более мучительных способов убийства. Я душил их надежды, когда они уже были на коленях. Я наносил раны, которые никогда не заживали. Мои руки были пропитаны кровью и злом, и каждое новое убийство врага приносило мне новое удовлетворение.

Мы наступали с вихрем разрушения и смерти, оставляя позади только разоренные земли и пепелища. Я смеялся над людьми, что уже почти стали трупами, которые лежали передо мной, зная, что их судьба была в моих руках. Моя сущность превратилась в тьму, и я вкушал ее каждый день, как наркотик.

Война продолжала свое бесконечное шествие, и я стал ее безжалостным главарем. Наши враги сражались со все большим отчаянием, но их сопротивление было бесполезным. Я не знал сожаления или сострадания — только пустота и бездна, которые поглощали все человеческое во мне. В моих руках была власть, и я использовал ее безжалостно. Я расправлялся со своими подчиненными, которые не могли следовать моим безумным приказам. Ничто не остановило меня на пути к победе — ни совесть, ни рассудок, ни человечность. Я был лишен моральных ограничений, и каждый день войны превращал меня все больше и больше в монстра, лишенного всякой человечности.

Мои солдаты страшились меня, но они видели во мне только непобедимого лидера. Я заправлял своей армией жестокостью и страхом, и они были моими рабами, подчиняющимися каждому моему приказу. Моя безразличность и хладнокровие стали примером для них, и они сами стали бездушными инструментами в моих руках.

Спустя почти три года безжалостной войны мы смогли подобраться к главной крепости наших врагов. Нас уже осталось меньше двух сотен — такова была цена нашего успеха. Каждый из нас был измотан, каждый был опустошён, и никто из нас не хотел продолжения этого побоища, но мы понимали, что нам осталось сделать лишь один шаг — шаг, что подарит нам долгожданную победу и свободу. В этот самый день на моём лице расцветала самодовольная ухмылка, которая раздражала даже мою армию, но мне было абсолютно плевать, ибо только при помощи моих усилий и моих познаний мы смогли зайти так далеко. Я даже чувствовал некую гордость за это.

Произнеся достаточно мотивирующую речь, я направил своё войско на штурм. Сам я шёл чуть ли не в первых рядах, лишь иногда перемещаясь назад, дабы закрыть себя телами своих товарищей от пуль и снарядов, что обрушивались ливнем на нас. Поступал ли я неправильно? Может быть, но жизнь главнокомандующего всегда ценнее жизней обычных солдат, так что вопросами мораль и правильности я не забивал себе голову.

Это была действительно жестокая битва. Крики страха и агонии проникали в воздух, но для меня они стали лишь звуками, которые не имели никакого эмоционального отклика. Я двигался по разрушенным коридорам и комнатам, оставляя за собой следы разрушения и смерти. Моя рука была точной и смертоносной, а мой взгляд был хладнокровным и бесчувственным. Стены крепости залиты кровью, а полы усыпаны телами павших. Я видел страдание в глазах врагов, но оно больше не вызывало у меня никаких чувств. Они были всего лишь преградой, которую нужно было преодолеть, чтобы достичь нашей победы. И я преодолевал их без всякого сожаления.

Когда наконец мы проникли в главный зал, где сидело всё вражеское командование. В этот же момент я увидел их испуганные глаза, полные отчаяния. Я наслаждался этим зрелищем, зная, что я — конец их жизней, их главный палач, что явился сюда лишь для того, чтобы собственноручно обезглавить каждого, кто все эти годы отдавал приказы вражеским солдатам. Моя рука медленно поднималась, готовая нанести последний удар, который положит точку в этой бесконечной симфонии смерти.

И тогда я замер. В глазах одного из командующих я увидел отражение самого себя — монстра безразличия и разрушения. В этом миге я осознал всю ужасную истину о себе. Я был потерян. Вся моя жизнь, весь путь, который я проложил во имя победы, превратили меня в то, чего я больше не хотел быть.

Почувствовав всё это, я откинул нож в сторону и достал из кобуры пистолет, после чего продырявил каждую их голову, навсегда оборвав их жизни. Вы, наверное, подумали, что я пощажу их? Что не стану убивать? Нихрена! Всё это время они пытались убить нас, так что я не собирался проявлять к ним милосердие — не достойны! И вы даже не представляете, с каким удовольствием я убивал их. Готов поспорить, если бы не моя возросшая стойкость, в тот момент я бы точно кончил, но, увы, для этого такого события мало.

И как только я сделал последний выстрел, настало то, чего ждал каждый американский солдат на этой проклятой земле.

Мы победили.

После того, как всё закончилось, и мы объявили о том, что противники повержены, руководство и правительство вспомнили о нас, но не так, как я себе представлял. Они просто помогли нам вернуться назад, но больше они ничего нам не дали: ни зарплат, ни выплат, ни наград, ни благодарностей. Ничего. Они делали вид, будто бы ничего не произошло. Они… отказались признавать нас героями, хотя мы сделали больше, чем те, кого в тот момент прославляли больше всех, и меня это очень разочаровывало. Столько жизней было положено на ту самую победу в чужой для нас стране, и всем оказалось всё равно. Не могу сказать, что я испытывал обиду по этому поводу, но мне было очень неприятно. На чувства остальных мне всё также было плевать, ибо те отправились просто прислуживать «героям» — людям, одетых в латекс, которые на каждом шагу кричат о том, какие они смелые и отважные. Всё-таки не зря я не жалел их жизни — не хотелось бы мне, чтобы те умершие люди стали такими же клоунами, как те, что смогли выжить.

Постепенно я начал вливаться в обычную жизнь, стараясь забыть о том времени, что я провёл на войне. Разумеется, многие мои привычки остались и не хотели уходить, но мне нужно было избавиться от них, ибо в обществе они не сильно то ценились, а отправляться на новую войну мне не очень хотелось. К сожалению, как бы я не пытался, я не смог избавиться от жестокого мировоззрения и нового мнения, что засели во мне ещё во время войны. Теперь я смотрел на все вещи иначе: герои мне казались обычными клоунами в трико, надежды людей на мир без войны мне казались абсурдными, а их мнение о том, что в городе будет безопасно, пока в нём будут герои, и вовсе постоянно смешило меня. Я сильно смеялся с их глупости, но старался не издеваться. В конце концов, я и сам был таким же, как и они.

В это же время меня преследовали кошмары, что не давали забыть о тех ужасах, что были увидены мною на войне. Конечно, в обычном состоянии мне было абсолютно плевать на те смерти, что мне пришлось увидеть воочию, но во сне это подавалось под особым соусом, который заставлял меня испытывать уже давно позабытый страх. Первое время я вовсе не мог спать спокойно, просыпаясь от каждого шороха. Война научила меня реагировать на каждый даже малейшим шум, ибо его игнорирование могло стоить тебе жизни. Пришлось долго привыкать к тому, что теперь я могу спать спокойно, и это давалось мне очень тяжело.

Добрые полгода я пытался стать вновь обычным человеком, но ничего не получалось. В добавок, отец после моего приезда не показывал мне своей радости — ему было плевать на то, что я вернулся живым. Он смотрел на меня, как на обычного убийцу, и всякий раз, когда мы оказывались в одном помещении, он старался побыстрее завершить свои дела и выйти из комнаты, дабы не быть наедине со мной. Расстраивало ли это меня? Лишь чуть-чуть. Я уже привык к такому отношению к себе, так что не обращал на это слишком много внимания.

Время шло, а работа находиться всё никак не находилась. Работодатели страшились того факта, что я участвовал в самой настоящей войне, из-за чего мне приходилось часто получать отказы. Все боялись того, что у меня может внезапно «поехать крыша», во время чего я буду валить всех направо и налево. С одной стороны, я их прекрасно понимаю, ибо несколько подобных прецедентов уже было, но вот с другой… было достаточно обидно. Неужели я не заслужил статус героя в их глазах? Я же отправился воевать вместо них! Я отправился в Ирак для того, чтобы им не пришлось бороться с теми религиозными ублюдками, что видели в причудах промыслы Сатаны! Я был самым настоящим патриотом своей родины! И после всего этого ко мне такое отношение? Это очень несправедливо!

Некоторое время моя жизнь имела более отстраненный и одиночный характер, чем раньше. Я не мог найти своё место в обществе, и окружающие меня люди стали мне казаться слабыми, бессмысленными и даже абсурдными. Я был не по их меркам, и они это чувствовали. Меня боялись и избегали, как будто я был заразой, которая могла проникнуть в их жизни и перевернуть их мир с ног на голову. В один момент я даже потерял интерес к обычным радостям жизни. Еда, сон, развлечения — все это было пустым и ничтожным. Я не находил удовлетворения ни в чем, кроме своих темных мыслей и воспоминаний о войне.

Но в одно мгновение всё изменилось. Я нашёл то, что так долго искал. Как оказалось, чтобы продолжать жить в этом обществе, мне не нужно было меняться — мне нужно было лишь найти работу, которая бы утоляла мой голод по жестокости и убийствам. Мне даже было смешно от того факта, что я не подумал об этом раньше. Всё было так очевидно!

Я нашёл таких же людей, как и я. Всего таких нас было трое, и каждый из нас прошёл войну, от которой никто из нас отвыкать не хотел. Одного мужика звали… Впрочем, не так сильно важно его имя. Было в нём кое-что более примечательное — он был беспричудным. Несмотря на такой, казалось бы, очевидный дефект в нашем современном мире, он смог пройти полностью всю войну и даже стать местной легендой, и его также не стали признавать героем, ибо он убивал людей. Дежавю, не правда ли?

Вторым человеком был немец. Его опыт в войне был меньше нашего, но он тоже смог выйти из неё живым, а этого уже достаточно для того, чтобы считать его равным нам. Он был чересчур острым на язык, из-за чего я часто хотел надрать ему зад, но останавливался в последний момент, ибо работа для нас была превыше всего. Тем не менее, если бы мне подвернулся шанс разбить его рожу своими, блядь, кулаками, я бы точно сделал это, и я уж точно ни о чём бы потом не жалел.

И вот, собравшись, мы поняли, что могли бы стать неплохой такой командой, учитывая то, что у нас у всех общая цель и общие мотивы. Этого было достаточно для того, чтобы мы стали теми, кого в будущем будут бояться все: герои, злодеи, корпораты, чиновники и власть страны. Мы не стремились к этому — наши действия сами делали нас популярными, благодаря чему мы заработали не один чёртов миллиард долларов.

Мы стали головорезами.

С тех самых пор наши жизни засияли новыми красками — красками, от вида которых мы буквально бились в экстазе. Наша карьера головорезов принесла нам не только деньги, но и адреналин, которого мы так жаждали. Мы стали исполнителями самых опасных и секретных заданий, нас нанимали для устранения врагов и соперников, которые стояли на пути наших заказчиков. Никто не знал наших истинных имен, мы были просто тенями, скрывающимися во мраке и воплощающими чью-то последнюю мечту. Мы смеялись над своими целями, зная, что наша рука была законом смерти. Быть убийцей — это не просто нажать на курок или ударить ножом. Это искусство, требующее хладнокровия, точности и неуклонности. Мы разрабатывали планы, изучали привычки и слабости своих жертв, чтобы исчезнуть во тьме, после чего наши мишени исчезали навсегда. И никто не мог понять, как это происходило.

Мы наслаждались каждым мгновением. Мы смотрели в глаза смерти и смеялись над ней. Наши убийства были чистыми, быстрыми и безжалостными. Мы не испытывали угрызений совести, ни капли сожаления, ведь мы знали, что наши жертвы были лишь пешками в большой игре. Мы были просто инструментами в руках тех, кто платил нам, и наша непоколебимая самоуверенность только прибавляла удовольствия. Когда мы подкрадывались к своим целям, они ощущали наше присутствие только в последние секунды. Мы были самыми настоящими, блядь, призраками, неуловимыми и беспощадными, что готовы залезть внутрь тела нашей цели и расчленить её дух. Наши жертвы даже не успевали понять, что их жизнь прерывается, прежде чем их тела падали на землю и кровь окрашивала наш путь. Мы были необычными хищниками, сжимающими свою добычу в свои когти — мы были самыми настоящими монстрами, которых создали войны и наша любимая Америка!

Наши мозги были заточены на убийство, и мы с каждым днем становились все лучше и беспощаднее. Мы обменивались историями о наших достижениях. Каждый из нас старался часто делиться какими-нибудь забавными историями, которые случились в период войны. Часто такие истории были смешными, но, в большинстве своём, они были больше грустными, хоть мы и старались не замечать этого. Война оставила на каждом из нас определённый отпечаток, смыть который у нас никогда не выйдет, и каждый из нас понимал это, но при этом каждый пытался жить с этим, не прогибаясь по условия суровой реальности.

Мы пользовались всеми возможными способами: от холодного оружия до современных технологий. Ножи, пистолеты, снайперские винтовки, яды — у нас был доступ ко всему арсеналу смерти. Мы выбирали метод, который приносил нам наибольшее удовлетворение, который позволял нам насладиться процессом и довести его до совершенства. Мы наслаждались каждым мгновением, как настоящие эстеты смерти. Удовлетворение, которое мы получали от своей работы, было настолько огромным, что никакие другие радости жизни не могли сравниться с этим. Мы были богами смерти, распоряжавшимися жизнями других людей. Наше владычество заключалось в мгновении, когда последний вздох вырывался из груди наших жертв. Но среди наших дьявольских дел, у нас всегда было место и для немного юмора. Мы подшучивали над нашими жертвами, превращая их смерть в шутку. Мы проникали в их доверие, играли с их надеждами и, наконец, отправляли их в мир иной. В конце концов, вся наша работа была сплошным театром смерти, где мы были актерами и зрителями одновременно.

Всё это продолжалось на протяжении пятнадцати лет. За это время мы успели стать самыми настоящими легендами не только своего дела, и всей страны. За это время мы получили кучу заказов от самых разных людей: от обычных главарей мафии до представителей власти страны. Как по мне, мы действительно поработали на славу. Однако, когда-нибудь всё равно всему приходит конец. Наша команда не стала исключением из правил. Нет, мы не распались, не поругались и не поубивали друг друга. Скорее, у каждого просто появилась своя работа, которую нам нужно было выполнить в одиночку. Разумеется, мы пообещали, что ещё поработаем вместе, но не стали клясться, ибо никто не знал, сможет ли он остаться в живых. Было ли грустно при прощании? Немного, но где-то внутри теплилась надежда, что мы ещё встретимся.

И я до сих пор верю в то, что мы ещё поработаем, как легендарная команда головорезов.

И вот я вернулся к тому, с чего начинал — мне снова нужно искать работу. Конечно, была идея работать в прежней сфере в одиночку, но риски были слишком велики, да и потенциальные работодатели не сильно верили в успех одного человека, когда дело касалось устранения какой-либо важной шишки с кучей охраны. Разумеется, я мог пойти на этот шаг, но так также был высок шанс испортить репутацию нашего своеобразного коллектива, а этого мне точно не хотелось.

Мне вновь пришлось столкнуться со сложным периодом в жизни. В один момент я даже начал предполагать, что такие моменты никогда не исчезнут, но в то же время мне очень сильно хотелось ошибаться на этот счёт. Уже не в первый раз я оказался в своей очередной тупиковой ситуации, но теперь просторы жестокости и смерти остались позади меня, а будущее казалось неопределенным и пустым. Что я мог сделать теперь? Как найти новое призвание, которое будет доставлять мне такое же удовлетворение, как убийства? Может быть, стоило попробовать что-то новое, уйти от своих тёмных страстей и попытаться найти себя в другой сфере? Но нет, я не мог отрицать, что кровь и насилие всегда были моей истинной страстью. Они пронизывали каждую клетку моего тела, они заполняли мои мысли и сны. Как я мог ожидать, что найду счастье в чем-то другом, когда моя душа жаждала кровопролития и стонов страдания моих врагов?

Мне не нужно было понимания или одобрения от окружающих. Я не стремился стать героем или привлекать внимание. Я просто хотел убивать. Я хотел видеть страх в глазах своих жертв и слышать их последний вопль перед тем, как их жизнь покидала их бренные тела. В этом суровом мире, где все стремятся к власти и деньгам, я становился живым олицетворением хаоса и разрушения. Мне не нужна была мораль или совесть. Мне нужна была только моя собственная кровавая симфония.

Тем не менее я не могу сказать, что мне было плевать на всех. Я до сих пор любил свою страну, любил её народ и её особую атмосферу. Да, мне приходилось часто пачкать свои руки в крови, и не один раз я пачкал руки в крови таких же американцев, как и я, но я это делал для того, чтобы остальной народ мог спать спокойно, ни о чём не беспокоясь. Можно даже сказать, что я никогда не был плохим парнем — я был лишь суровым и жестоким, и таковым меня сделали обстоятельства. Разве я виноват в том, что изменился под напором войны? Разве я виноват в том, что мой характер стал жёстче из-за массовых смертей моих сослуживцев? Разве я являюсь плохим парнем из-за того, что привёл нашу армию к победе, не скупясь на цену?

Я не винил себя ни в чём из всего, что произошло. Я просто играл свою роль в этой жестокой симфонии жизни. И теперь, когда оркестр рассыпался, мне оставалось лишь одно — найти новый способ продолжить играть свою партию. Я не был человеком принципов или морали. Я был лишь орудием, острым клинком, готовым разрезать плоть своих врагов.

Самым верным решением для меня в данной ситуации было вернуться к своим корням. Вернуться к пылающему огню, который всегда горел внутри меня. Ведь кто сказал, что в этой новой жизни я должен быть законопослушным и добропорядочным? Нет, я был создан для хаоса, для кровопролития. И это было мое предназначение.

И тогда мне повезло встретить одну очень занятную девчонку, что уже успела стать знаменитой персоной среди тёмного подполья города. Не многие знали её настоящее имя, но все знали её прозвище — «Фурия». Встретился я с ней случайно в одном из ночных заведений. Она была молода и горяча. Не знаю, что она тогда нашла в мире наёмничества и бандитизма, но, как мне казалось, двадцатилетней соплячке среди опасных и влиятельных людей точно не место.

Она была настоящей огненной красоткой, с черными волосами, распущенными волной и яркими голубыми глазами, которые сверкали живым огнем. Её внешность притягивала взгляды мужчин, и она это знала. На ней всегда были вызывающие наряды, подчеркивающие её стройную фигуру и непокорное обаяние. Фурия не скрывала своей сексуальности, она использовала её как оружие, чтобы добиться своих целей.

Но за её привлекательной внешностью скрывался характер, способный свести с ума. Она была дерзкой и игривой, всегда готовой принять вызов и не боялась рисковать. Фурия не признавала слабости и всегда стремилась к победе. Она была рациональной и хладнокровной, не позволяя эмоциям взять верх над разумом. Ничто не могло сбить её с пути, и она не колебалась в принятии трудных решений. Именно благодаря своему характеру она быстро обрела почёт и уважение в подполье, и за короткое время она успела доказать каждому, что с ней стоит считаться. Да, многие ещё не воспринимали её всерьёз, но некоторые местные аналитики уже делали предсказания, что в скором времени она станет довольно-таки влиятельной фигурой в подпольном мире.

Когда я встретился с ней в просторном помещении ночного заведения, она мне сразу запомнилась своим самоуверенным и насмешливым взглядом. Никто не мог проходить мимо неё, она притягивала внимание, будто магнит. Я почувствовал смесь опасности и влечения, которая пробудила во мне интерес. В частности, мне хотелось понять, почему она так смело пялится на меня, ничего не опасаясь. Моё лицо в подполье знал каждый, и каждый знал о том, что я прошёл войну, что заставляло многих бояться меня. Большая часть местного контингента боялась меня, но тогда, когда она смотрела на меня, я не видел в ней ни капли страха — лишь чистая уверенность, помноженная на веру в свой успех.

И меня это раздражало.

Она смогла задеть мой самодовольный характер лишь своим взглядом, и мне захотелось проучить её. Да, быть может, в тот момент я вёл себя, как конченный идиот, но мне хотелось самоутвердиться. Между нами завязался небольшой диалог, в ходе которого она читала меня, как открытую книгу: она знала то, что я скажу дальше, знала, что я испытывал в тот момент, и знала то, чего я пытаюсь добиться. Меня поражала её проницательность. Поражала и бесила одновременно. Я всеми силами пытался задеть её эго и вывести её из себя, но она умело парировала все мои провокации, успешно отвечая своими.

Когда ей всё это надоело, она предложила мне сделку: если она сможет победить меня в честном бою, я стану первым членом её новой команды, с которой она собирается встать на вершину подпольного мира, но, если выиграю я, она сделает всё, что я только пожелаю, и это дело не ограничится одним разом — она будет должна мне всю жизнь. Такая сделка меня, разумеется, устраивала, и я без задней мысли согласился. У меня не было в планах становиться преданным псом какой-то соплячки, так что в победе своей я был полностью уверен.

Что же, моя самоуверенность стала моей главной ошибкой.

Бой закончился в первые же секунды: как только прозвучал сигнал, означающий начало поединка, Фурия в мгновение ока оказалась возле меня, после чего быстро приставила нож к моему горлу. Я даже не успел заметить, как она сдвинулась с места. Сама же соплячка всё также самодовольно улыбалась, держа нож у моей шеи. Моё же лицо в тот момент выражало полное изумление, смешанное с яростью и раздражением. Я был почти полностью разгромлен и оказался в её власти. Это было оскорбительно и унизительно. Фурия наслаждалась моим поражением, её глаза сверкали от удовольствия и насмешки.

Она остановилась на мгновение, словно наслаждаясь моим страданием и унижением, после чего с хищной улыбкой произнесла:

— Все вы одинаковые. Все мои прошлые соперники также полагали, что им не составит труда уложить на землю какую-то чересчур самоуверенную соплячку. Никому и в голову не могло прийти, что она может быть очень сильна. Я надеялась, что уж хотя бы солдат будет вести себя более аккуратно и рационально, но, полагаю, я немного переоценила твои интеллектуальные возможности.

Её лицо выражало разочарование, а на моём же появилась ухмылка, которая сбила её с толку.

— А ты уверена, что победила? — спросил я.

Сначала она не понимала, о чём я её говорю, но в тот момент, когда она опустила голову ниже, ей удалось заметить приставленный к её животу пистолет, который я успел направить на неё в последние мгновения. Да, мне не удалось достать его из кармана своей спортивной кофты, но и через ткань он неплохо так стреляет.

— … Упс? — с небольшим недоумением в голосе произнесла она.

— Полагаю, у нас ничья? — решил поинтересоваться я.

— Наверное. — с ноткой разочарования ответила она и убрала нож от моего горла, после чего отошла к стене и упёрлась в неё спиной. — Ты первый, кто успел среагировать на атаку.

— И я хочу надеяться, что буду первым не только в этом. — ухмыльнулся я и подмигнул.

У этой девчонки были довольно-таки амбициозные планы, и мне хотелось увидеть, к чему она сможет с ними прийти. Работы у меня всё равно не было, так что я решил согласиться на вступление к ней в команду. Однако, я не собирался быть её послушным пёсиком, который будет вечно исполнять любые её команды. На это условие она согласилась, так что после не совсем долгих переговоров мы стали партнёрами.

Моя задача была простой — быть наёмником, что будет устранять цели, которых нам заказали. По сути, я должен был вновь заниматься тем, чем уже долго занимаюсь, и мне очень нравилась данная перспектива. Я вновь мог избавляться от плохих и не очень людей за деньги, и при этом работа даже и не думала заканчиваться.

Фурия же занималась бумажной волокитой, переговорами с клиентами, подбором новых участников нашей команды и всем остальным, что не предполагало прямое вмешательство в какую-либо из миссий — последнее было лишь моей работой, которую я никому не доверял. За моими плечами был огромный боевой опыт, и я не мог позволить кучке дилетантов провалить какую-либо операцию из-за их глупости. Да, иногда мои методы были достаточно старомодными и сложными, из-за чего Фурия очень часто смеялась надо мной, но я не собирался изменять своим привычкам и своим методам.

Но мы вместе не только работали — между нами также был своеобразный роман, который всегда раскрывался на все сто процентов только в постели. Проклятье, она была горячей и покорной за стенами спальни, несмотря на свой публичный характер и громкое прозвище «Фурия». В наших постельных отношениях я доминировал над ней, и она с удовольствием покорялась моим желаниям. Вся её страстная натура и самоуверенность растворялись перед моей силой и контролем. Мои прикосновения были проницательными и жестокими, принося ей радость и удовольствие, которые она запоминала надолго. Я исследовал каждый уголок её тела, доводя её до предела возбуждения, а затем позволял ей насладиться моим пронзительным вхождением. Она молила меня продолжать, впиваясь губами в мою шею, а я позволял ей утолить свою жажду страсти. Фурия подчинялась моим приказам с безоговорочной преданностью. Она исполняла каждое мое желание с агрессивной пылкостью и жадностью, будто это был единственный способ утолить свои собственные потребности. Мои диктаторские удары и доминирование заставляли её трепетать от возбуждения, а мои слова, полные самодовольства, подстегивали её страсть ещё больше. Конечно, иногда она всё же проявляла свой пылкий характер, позволяя себе доминировать, когда она находилась сверху, и я не был против такого. В конце концов, иногда и мне нужен был отдых, а не интенсивная работа.

— Так больше продолжаться не может! — в один момент заявила Фурия, когда мы находились наедине.

— Что то не так? — поинтересовался я, попивая кофе из пластикового стаканчика.

— Ты уже несколько месяцев работаешь на меня, но у тебя всё ещё нет прозвища в подполье. — ответила она, сев прямо напротив. — Тебе нужно прозвище.

— А нужно ли оно? — вновь поинтересовался я, поставив стакан на стеклянный стол.

— Разумеется! — импульсивно ответила она. — Прозвище намного лучше всем запоминается, чем имя! В добавок, клиенты будут более увереннее при оформлении заказа, когда будут слышать знаменитое прозвище. Это же деньги, Дженсен!

— Окей. — спокойно ответил я и поднял правую ладонь. — И что же ты предлагаешь?

— Придумай себе такое прозвище, которое будет полностью описывать тебя, твой опыт и твои навыки. — предложила она.

— И это действительно поможет для бизнеса? Разве заказчикам не похер на того, кто исполнит их заказ? Мне казалось, что им просто нужен результат. — недовольно высказался я.

— В этом ты очень сильно ошибаешься, Солдатик. — надулась она. — На прошлой неделе аж четыре клиента отказались вести с нами дела из-за того, что они не знают тебя.

— «Солдатик» бы хорошо подошло для этого. — предложил я.

— Лишь для того, у кого нет фантазии придумать своё. — буркнула Фурия.

Предложение Фурии о прозвище показало, что она действительно серьезно относится к делу и видит в этом необходимость. Хотя мне с самого начала не особо хотелось придумывать себе прозвище, пришло понимание, что это может быть полезным для нашего бизнеса. Размышляя над этим, я пытался найти сочетание слов, которое бы точно описывало меня, мой опыт и мои навыки. Одно было ясно: прозвище должно отражать мою прошлую военную службу и мою роль в команде. Я был солдатом, который принимал трудные решения и выполнял свою работу безупречно. Мне нужно было найти что-то, что воспроизводило бы этот образ и вызывало бы уважение и трепет у клиентов и противников. В моей голове проносились различные варианты. «Стальной удар»? Слишком банально. «Теневой клинок»? Тоже заезжено. «Каратель»? За авторские права накажут. «Солдат»? Я точно могу придумать что-то действительно не примитивное? Нужно что-то более оригинальное, что-то, что выделялось бы среди прочих прозвищ в подпольном мире.

В этот же момент я вспомнил одну очень занимательную вещь: после той самой войны в Ираке, c которой мне удалось вернуться живым, правительство распустило все военные армии, отдав большее предпочтение развитию героев. Все мои уже бывшие сослуживцы в данный момент прислуживают мальчикам и девочкам в латексе, что означает, что они больше не те солдаты, которых я знал. Если так подумать, возможно, я остался последним военным, который не стал предавать свои идеалы и принципы, а также я последний из тех, кто не стал отказываться от своей настоящей сущности.

И когда я всё это осознал, в мою голову пришло то прозвище, которым бы я назывался с гордостью.

— «Последний Солдат». — озвучил свой вердикт я.

Время шло в достаточно быстром темпе. За два года мы успели достичь действительного многого: мы выполнили кучу самых разных заказов, мы собрали действительно большую команду профессиональных наёмников и даже открыли свой чёртов бар под названием «Бессмертие». Фурия оказалась действительно активной девочкой, и я сейчас говорю не только про постель, но и про остальные дела. Она очень талантливая и очень расчётливая. Полагаю, с последним связана её причуда. Хоть она и не любит говорить о своих способностях, я более чем уверен, что у неё, как минимум, две причуды: первая причуда связана с анализом, а вот вторая — со скоростью. В ту ночь она не своими силами добралась ко мне в одно мгновение. Быть может, её причуда помогает ей ускорить её восприятие, да так, что у неё в глазах буквально время останавливается. Конечно, я не уверен на этот счёт, но такое вполне возможно.

Я же ни черта не изменился за эти два года. Я убивал людей направо и налево, трахался с Фурией от души и просто радовался жизни. В один момент мне даже стало абсолютно плевать на своё прошлое, ибо в тот момент оно перестало иметь для меня значение. Ночные кошмары уже давно ушли, а воспоминания о войне всё чаще и чаще заменялись приятными моментами моих новых свершений и новых событий моей жизни. Чёрт подери, я даже начал верить в то, что моя жизнь начала налаживаться. Да, до совершенства всё ещё было далеко, но та стадия, на которой я находился, меня вполне устраивала.

За последние два года профессиональный наёмник по прозвищу «Последний Солдат» действительно стал популярным, да настолько, что о нём всерьёз говорили первые лица государства. Никогда бы не подумал, что такая чушь, как прозвище, сработает подобным образом. Для меня раньше казалось, что только герои занимаются подобной хернёй, но, судя по всему, я ошибался. «Последний Солдат» был достаточно выгоден для нашего с Фурией бизнеса, и, свыкнувшись с новым именем, я не собирался останавливаться, становясь всё лучше и лучше, и всё популярнее и популярнее.

«Бессмертие» стало настоящей обителью для тех, кто выбрал своей профессией наёмничество. Фурия знала толк в своём деле, так что в этом месте обитали лишь самые настоящие спецы. Остальной же мусор она легко отсеивала, лишь иногда прибегая к его ликвидации, когда кто-то решил не мириться со своей слабостью и ничтожностью. Насколько я знаю, в тот момент под крылом Фурии работало более сотни наёмников, и каждый день при ней выполнялось больше двух сотен самых разных заданий от самых разных лиц. Вся страна уже знала про «Бессмертие», все знали про наёмников этого заведения, а также все знали пылкую девушку по прозвищу «Фурия» — и это всё лишь за два года.

Всего лишь за два года эта «соплячка» смогла достичь вершины подпольного мира. Каким же этот мир бывает удивительным, не правда ли?

Мне нравилось моё положение, и я даже не думал претендовать на что-либо большее. В тот момент мне уже перевалило за тридцать семь лет, так что мою голову всё чаще и чаще стали посещать мысли, что пора сбавлять темпы. Хоть я всё ещё и был очень сильным и быстрым, годы медленно начали брать своё, и я начал опасаться того, что в недалёком будущем уже не смогу работать так, как раньше. Любой профессионал достигает такой точки, когда он понимает, что его время уходит, а это значит, что оставшееся время нужно потратить на поиск и обучение своего приемника, дабы потом именно он занял твоё место.

Мне в этом плане было намного проще, ибо этим приемником была, как бы это странно не звучало, Фурия. Она весьма талантлива, умна и искусна. Она никогда не жалела своих противников, не проявляла милосердие и всегда шла до конца, чего бы ей это не стоило. Как по мне, это достойный приемник. Мне нужно было лишь обучить её некоторым солдатским вещам, которые смогли бы ей помочь в будущем. Быть может, конечно, ей это нахрен не нужно, но мне стоило хотя бы предложить.

Любил ли я Фурию? Можно сказать, что так. Конечно, по большей части это связано с нашими очень активными сексуальными отношениями, но есть и другое, за что я её не просто уважаю, а по-настоящему люблю: она всегда внимательна ко мне, всегда поддерживает и всегда находится рядом. Именно она помогла мне вновь обрести смысл жизни, и теперь я живу хорошо лишь благодаря её вмешательству. Да, быть может, моя жизнь была бы лучше, если бы мы тогда не встретились, но я не предсказатель, так что не могу говорить уверенно, было бы что-либо лучше или хуже, если бы какое-то событие не случилось. Так что, да, я любил Фурию, и именно поэтому я желал сделать всё для того, чтобы она была готова к любым событиям и к любым испытаниям.

В тот день, когда я собирался поговорить с ней об этом, случилось то, что стало моей, пожалуй, самой главной ошибкой.

На дворе стоял полдень. Я спокойно шёл по улицам, переполненными людьми, и старался спастись от знойной жары. Тогда мне нужно было добраться до «Бессмертия», и для достижения этого пункта назначения я выбрал более длинный маршрут, ибо мне нужно было собраться с мыслями. Мой путь пролегал через один из парков нашего города, в котором часто проводились различные выступления и концерты артистов самого разного калибра. Я никогда не фанател от подобных перфомансов, но вот Фурия была без ума от того, что здесь иногда творилось. Сложно было видеть её такой радостной и энергичной, учитывая то, какой суровой и жестокой она была на работе.

В тот момент, когда я проходил через своеобразную сцену, которая в тот момент была полностью окружена людьми, на этой самой сцене выступало несколько героев, одетых в свои костюмы. Толпа ликовала лишь от их вида, а каждое их слово они приветствовали бурными овациями и поддержкой. Мне было бы всё равно до всего этого, если бы не услышанная мною фраза, сказанная одним из таких героев:

— Армия и солдаты ушли в прошлое! Теперь нам не нужно совершать бессмысленные и глупые убийства, чтобы спасти людей! В этом мире больше не место убийцам! — с некой гордостью произнёс он, после чего толпа начала активно поддерживать его.

Моя реакция на эти слова была непроизвольной. Я ощутил, как гнев и злоба захлестнули меня. Все те годы, которые я провёл на войне, все те люди, которых я уничтожил ради безопасности других, все те мгновения, когда я чувствовал сталь в своих руках и видел, как кровь брызжет из ран врагов — все это навернулось в моей голове, наполнив меня яростью и ненавистью. Как смеет он говорить о бессмысленных и глупых убийствах? Как, блядь, этот недоносок вообще посмел говорить о подобном? Он не знает настоящей реальности, он не видел, что происходит на самом деле. Он не видел, как наши враги пытались уничтожить всё, что свято для нас, всё, что мы любим и ценим. Он не видел, как мы сражались за свободу и безопасность. Он не видел, как мы стояли на передовой, готовые пожертвовать своими жизнями, чтобы защитить невинных людей. Этот сукин сын не имеет права открывать свой рот на этот счёт!

Мои руки сжались в кулаки, а сердце бешено колотилось в груди. Я был охвачен приступом ярости, и в тот момент мне показалось, что этот герой на сцене глумится над всем, за что я сражался. Он умалял мою жертвенность, мою преданность и мою честь. Он презирал меня и всех тех, кто служил в армии, презирал всех тех, кто был практически против своей воли отправлен на фронт, презирал тех, кто умирал для того, чтобы не умирали его родные, его друзья, его самые близкие люди.

Я не мог оставаться равнодушным к этим словам. Моя ненависть к нему и всему, что он представлял, была непреодолимой. Я шагнул вперед, прокладывая себе путь сквозь толпу, которая стояла на моем пути. Мне было всё равно, кто они — простые люди или приверженцы этого героя. Я хотел высказаться, я хотел сказать им то, что я об этом думаю, и вряд ли им моё мнение понравится.

Когда я наконец достиг сцены, я поднял глаза и встретился взглядом с этим героем. Его лицо выражало уверенность и высокомерие, но я не собирался сдаваться. Я хотел, чтобы он понял, что он ошибается, что у него нет права говорить о том, о чем он ничего не знает.

— Неужели недоносок с латексной задницей имеет право говорить что-либо о том, в чём бы никогда не решился участвовать? — задал вопрос я, медленно поднимаясь на сцену. — И много ли ты знаешь о войне, сынок? — спросил с сарказмом я, остановившись на безопасном расстоянии от «героев».

— А разве мне нужно что-либо знать о войне, чтобы ненавидеть её? — ответил вопросом на вопрос он. — Война — событие, в котором умирает множество людей, и все эти смерти бессмысленны. Все, кто осознано идёт на убийство других — психопаты, с которыми нужно бороться. Верно же, ребята? — спросил он у толпы, на что получил заряд поддержки.

— «Психопаты», да? — повторил я с ухмылкой на лице. — В какой-то степени ты даже прав, парень. Все мы были психопатами в Ираке, когда шли убивать религиозных фанатиков, против которых наше государство решило развязать войну. Мы были обязаны становиться такими, ибо по-другому было не выжить. Каждый день я смотрел на то, как умирают товарищи, и как умирают враги. Это… действительно ужасное зрелище, нравится которое лишь психопатам. — покивал головой я.

— Об этом мы и говорим, приятель! — тут же улыбнулся «герой». — Мы должны бороться против убийств и убийц. Не только солдат к таким можно причислить, но и современных линчевателей, которым буквально разрешено убивать преступников. Это безумие! Настоящее безумие! — начал разглагольствовать он, но был прерван.

— Я не договорил. — поднял указательный палец правой руки я. — Не смей, блядь, перебивать меня, кусок латексного говна. Ты и понятия не имеешь о том, о чём говоришь. Вместо того, чтобы молчать в тряпочку и позировать на камеру, ты и твои подружки решили повыделываться, решив, что речь о войне, её ужасных сторонах и о солдатах — отличный вариант для пиара. Думаешь, что ты выглядишь круто? Чувак, на тебе надет плащ. Ты обычный клоун, который решил, что он больше, чем есть на самом деле.

— Мужик, да как ты смеешь! — начал выступать «герой», но вновь был перебит мною.

— У всех тех, кто взялся защищать эту страну и её народ, должна быть этика. У вас же их нет. Это, блядь, ёбанный непрофессионализм! — сильно разозлился я. — Я целый год бился за эту страну! И что же я получил за это? Такое вот поколение и тупое стадо, что за этим поколением следует!

— Да ты же грёбанный псих! — не выдержал второй «герой», сильно скорчив рожу в недовольстве. — Ты пытаешься оправдать то, что убивал людей!

— Если убивать людей плохо, то я самый плохой парень на этой планете. — произнёс и рассмеялся я.

Никто кроме меня не засмеялся. Мой же смех был коротким, после чего я произнёс последнюю фразу для всего этого ебаного цирка.

— Ну и пошли вы нахуй. — сказал я и тут же достал пистолет из кармана своих джинс, после чего сделал три точных выстрела в головы героев.

Паника охватила толпу, когда они услышали выстрелы и увидели тела героев, что прямо сейчас лежали на сцене. Все начали кричать, разбегаться, пытаясь спастись от возникшей ситуации. Но я стоял на сцене, смотря на то, что создал своими действиями. Радость пронизывала каждую клеточку моего тела. Я чувствовал облегчение, как будто сбросил с себя тяжкое бремя, которое надолго сковывало мою душу. Я испытывал удовлетворение от мести, от возможности высказаться и показать, что не позволю умалять все те годы, все те жертвы, все те мгновения, которые я прожил во имя чего-то большего.

Тела героев лежали у моих ног, и я не чувствовал сожаления или раскаяния. Они заслужили свою судьбу своими словами и своим пренебрежением к тому, за что я стоял, за что я убивал людей, за что я, собственно, воевал. Я не пожалел о потраченных патронах, и мои действия лишь укрепили во мне уверенность, что я делаю то, что должно быть сделано.

Окружающие меня люди были в шоке и ужасе, и я наслаждался этим зрелищем. Я их запугал, я показал, что убийца может быть рядом с ними, в самом обычном мире. Мое действие было актом протеста, против всего того, что я считал неправильным и лицемерным. Я показал им, что они могут получить, если не будут ценить вклад других людей в их спокойные жизни. Мне удалось продемонстрировать им, что они могут получить, если не будут уважать таких, как я.

Я спустил пистолет и осторожно спустился с сцены, пробираясь сквозь оставшуюся часть толпы, которая все еще была в состоянии шока. Некоторые из них пытались заблокировать мне путь, но я преодолел все препятствия, двигаясь к выходу. Чувствуя свободу, я выбрался наружу, поглощенный своими эмоциями. Меня охватывала радость, ощущение того, что я освободился от оков, которые давно держали меня в плену. Я понимал, что мои действия несут последствия, и что я должен быть готов к ним, но в тот момент я не обращал на это внимание. Я наслаждался мгновением, когда моя сила и моя решимость были непреложны.

Следующие несколько дней мне пришлось безвылазно сидеть в «Бессмертии». Мой своеобразный перфоманс разлетелся по всему интернету и массовым медиа, в результате чего на мою задницу была объявлена охота. Множество героев и полицейских прочесывали город в надежде найти меня и поймать, но так просто им этого было не сделать. В нашем баре я чувствовал себя в полной безопасности, ибо знал, что никто из местных не сможет и не захочет пойти против меня — им это обойдётся очень дорого.

Фурия очень долго злилась на меня из-за данного поступка. Я могу её понять, ибо её главный наёмник за одну минуту потерял всю свою репутацию. Бренд «Последнего Солдата» был полностью разрушен. Теперь почти каждый человек считал меня психом, что не может справиться с собственными демонами в голове. Собственно, мне было на это плевать, ибо я всё равно собирался в ближайшее время отойти от дел. Жаль только девчонку, ибо половина её клиентов уже отказались от её услуг из-за меня. Грустно ли мне было? Лишь немного. Фурия сможет выкарабкаться из этой жопы, в отличии от меня, за кем теперь круглосуточно ведётся охота.

Я проводил дни, укрываясь в недрах «Бессмертия». Бар стал моим убежищем, местом, где я мог отдохнуть от суеты и напряжения внешнего мира. Здесь я чувствовал себя защищенным, в окружении знакомых лиц. Моя постоянная компания в эти дни была бутылка виски. Я наливал себе стакан за стаканом, позволяя алкоголю смягчать острые углы моих мыслей и усыплять болезненные воспоминания. В глотке виски я находил временное облегчение, позволяя себе забыть хаос и преследование, которые сопровождали меня с тех пор, как я совершил свой акт протеста. Фурия, хотя и была сердита на меня, не оставляла меня в одиночестве. Она продолжала проявлять свою заботу и поддержку, хотя и с тяжелым сердцем. В ее глазах я видел разочарование и тревогу, но она всегда старалась сохранять свою сильную внешность. Она знала, что я нуждаюсь в таком времяпровождении, и не судила меня за мои поступки.

Дни сливались вместе, плавно перетекая друг в друга. Время теряло свое значение, а реальность смешивалась с туманом моих мыслей. Я проводил часы, пристально смотря на свой стакан, погружаясь в размышления и воспоминания, которые медленно обретали облик призраков в моей памяти.

В один из дней мне всё чертовски надоело и я решил выйти за пределы «Бессмертия». Если бы в это время Фурия была рядом, она бы ни за что не позволила мне покинуть убежище, так что я идеально выбрал время для своего побега. Было странным лишь то, что именно в этот момент она решила покинуть меня, отправившись по каким-то своим делам. Хоть это и показалось для меня странно, я решил не придавать этому особое значение.

На улицу я выбрался достаточно быстро и незаметно, после чего полной грудью вдохнул свежий воздух. На дворе стояла ночь, что, несомненно, было огромным плюсом, ибо так шанс быть пойманным был минимальным. В добавок, данное время суток было очень приятным для моей пьяной головы, что не успела ещё толком отдохнуть от трёх выпитых бутылки виски.

Я прогуливался по улицам, ощущая легкий ветерок, который играл с моими волосами. Вокруг меня царила тишина и спокойствие, нарушаемые лишь редкими звуками проезжающих машин и далекими голосами прохожих. Город, который раньше казался таким знакомым и привычным, теперь казался мне чужим и далеким. Проходя мимо знакомых улиц и зданий, я видел отражения света на стеклах витрин и мелькание рекламных щитов. Каждая деталь вокруг меня казалась размытой и неуловимой, словно я наблюдал за миром сквозь пелену неразберихи в своей голове.

Я прошел мимо парка, в котором раньше люди собирались на концерты и выступления. Сейчас он был пуст и заброшен, словно отражение того, что стало с моей жизнью. Музыка и веселье ушли, и осталась только тишина и пустота. Проходя рядом со сценой я заметил, что на ней ещё остались невымытые следы крови. Похоже, их тщательно пытались стереть с дерева, но оно успело впитать достаточно жидкости для того, чтобы навсегда запечатлеть в себе тот самый момент, когда на ней было убито три придурка в латексных клоунских костюмах.

В воздухе постоянно чувствовалось напряжение и нервозность. Я ощущал, что в любой момент на меня могли обрушиться полиция или герои, желающие отомстить за то, что я сделал. Всем своим нутром я ощущал, будто бы кто-то следит за мной, и этот кто-то явно ждал удобного момента, чтобы напасть на меня. Но я не боялся. Я был настолько уставшим и измученным, что страх потерял свою силу надо мной. Я просто шёл и наблюдал, как мир вращается дальше, не обращая внимания на разорванные нити моей судьбы, не обращая внимания на внутреннюю боль, что усиливалась с каждой секундой.

Через несколько кварталов я оказался у набережной, где волны океана шептали свои тайны и призывали меня к спокойствию. Взгляд мой упал на маяк, который всегда стоял здесь, представляя собой символ безопасности и направления. Сейчас он казался мне каким-то далеким и недостижимым. Я остановился на краю берега, глядя в бесконечность темных вод. В этот момент я ощущал себя маленькой каплей в океане, потерянным и забытым.

— Зря ты вылез из своей норы, мышонок. — послышался женский голос из-за спины.

Повернувшись, я увидел нескольких, похоже, героев, что прямо сейчас стояли и смотрели на меня своими хищными и самодовольными взглядами. Больше всего мне запомнилась девушка, чьей одеждой служили кожаные ремни, что прикрывали лишь самые важные места её тела. Если быть более точным, то её костюм напоминал те, что надевают во время БДСМ игр. У неё даже плёточка в руках была, кстати.

Остальные трое были одеты достаточно примитивно и неинтересно. Такое ощущение, будто бы фантазия их менеджера закончилась на создании костюма для этой дамы с плёткой.

— Вам что-то нужно, детишки? — задал вопрос я с ухмылкой на лице.

— Нам нужно… — задумалась девушка, после чего мило прикрыла глаза. — Твоё тело, красавчик!

— Прости, но я не сильно люблю БДСМ. Тебе стоит попытать счастье с другими парнями. Быть может, у тебя даже всё получится. — посоветовал я, хоть и понимал, что всё ведёт к драке.

— Полезный совет, но я, пожалуй, откажусь. — ответила извращенка и указала на меня своим пальчиком. — Схватите его, мальчики.

Герои принялись атаковать меня с невероятной решимостью, будто они несли в себе всю боль и ярость, накопленные за долгое время. Но я был настороже и готов к их вызову. Началась схватка, и я легко увернулся от их первых неуклюжих ударов. Моя реакция и скорость были острыми, как лезвие ножа, и я использовал каждую возможность, чтобы контратаковать. В тот момент мне было грустно от того факта, что я взял с собой свой пистолет. С его помощью то шоу могло бы стать гораздо интереснее.

Мои кулаки и ноги находили свои цели, и герои падали под моими ударами, словно карточные домики. Но с каждым мгновением их сопротивление усиливалось. Создавалось впечатление, будто бы им было всё равно на мои удары. Девушка с плёткой, которая вначале казалась несерьезной угрозой, оказалась гораздо опаснее, чем я предполагал. Её удары были меткими и болезненными, оставляя красные полосы на моей коже. Хоть я и использовал причуду для укрепления и усиления своего тела, её удары были настолько сильными, что аж пробивали мою своеобразную броню, и от этого я находился в замешательстве, ибо даже пули, выпущенные в меня врагами на войне, не могли пробить мою кожу, когда я использовал причуду. Я смеялся, игнорируя боль, и продолжал сражаться, несмотря на сопротивление, которое становилось все более интенсивным.

Внезапно, девушка с плёткой нанесла мощный удар по моей спине, заставляя меня повернуться в её сторону. Я попытался быстро перейти в атаку на неё, но тут же оказался в западне — двое других героев схватили меня с обеих сторон, обхватили мои руки и лишали меня свободы движений. Я понимал, что они сильны и хорошо скоординированы, и моя ситуация становилась все более безнадежной. Каждая моя попытка вырваться из захвата оказалась тщетной, чему я был очень не рад.

Третий герой, зловеще ухмыляясь, вытащил из кармана маленькую маску. Судя по её внешнему виду, это была кислородная маска. Достав её, он тут же присоединил к ней баллон с неизвестным содержимым. Моя логика подсказывала мне, что там находился усыпляющий газ. Мои попытки освободиться стали все отчаяннее, но они были бесполезны — третий без всякого труда и спешки подошёл ко мне и надел маску на моё лицо, после чего содержимое баллона стало наполнять вакуум. Газ начал медленно заполнять мои лёгкие, и я чувствовал, как сон начинает охватывать меня, погружая в мутные и нереальные глубины. Мир вокруг меня стал расплываться, словно картина, смазанная мазками кисти. Мои мысли стали нечеткими, а тело — тяжелым и несгибаемым. Последнее, что я увидел, было ухмыляющееся лицо девушки с плёткой, и я знал, что попался в ловушку.

В этот момент «Последний Солдат» был полностью повержен.

Как оказалось, нихрена это были не герои. Это были такие же наёмники, как и я, которым предсказали схватить меня и доставить на какую-то секретную базу, где меня тут же поместили в специальную криогенную камеру, заковав меня при этом металлическими пластинами. Я пытался узнать, для чего я нужен людям, что всем своим видом пытались выглядить, как учёные, на что они отвечали, что у меня какая-то странная причуда, действия которой не поддаются обычной логике. Они хотели тщательно исследовать её, проведя множество испытаний, и коль я был обладателем данной силы, я был обязан также участвовать в их экспериментах.

Это были самые настоящие пытки.

Я лежал прикованный к койке, окруженный холодными стенами неизвестного подземного помещения, и надеялся на то, что всё скоро закончится. Металлические пластины жестко удерживали мои руки и ноги, не давая мне свободы движений. Вокруг меня суетились ученые, они были лишены милосердия и готовы на все, чтобы раскрыть секрет моих необъяснимых способностей.

Первая пытка началась с тестирования моей выносливости. Один из ученых, держа в руках автомат, навёл его на меня и безжалостно открыл огонь. Пули проникали в моё тело, разрывая плоть и оставляя следы на моей коже. Я чувствовал боль и ощущение жжения, но моя сила не покидала меня. Несмотря на раны, я не давал им удовольствия увидеть моё страдание. Вместо того, чтобы кричать и просить о пощаде, я сконцентрировался на своей причуде, пытаясь ускорить свою регенерацию и плотность своей кожи, что у меня неплохо так получалось, но это лишь раззадоривало учёных, после чего они продолжали эксперимент, высаживая в меня целые обоймы.

Потом они решили проверить мою способность к самоисцелению от ран, оставленных химическими жидкостями. Они залили ядовитые вещества в мой организм, пытаясь остановить моё сердце. Я ощущал, как яд распространяется по моим венам, проникает в каждую клетку моего тела. Он вызывал болезненные спазмы и ослабление сил, но моя сила воли не поддавалась. Я выживал и верил, что кто-нибудь придёт спасти меня. В тот момент мне так хотелось верить, что через несколько мгновений сюда ворвётся Фурия и разнесёт всех на куски, вызволяя меня из этого плена.

Но она не приходила.

Ученые не останавливались. Они достали сварочный аппарат и начали прожигать мою кожу. Потоки пламени сжигали мою плоть, оставляя глубокие раны и шрамы. Я чувствовал запах горящей плоти и слышал свист пламени, но я не издавал ни единого звука. Моя боль становилась частью меня, стальная воля героя, которая не позволяла им сломить меня. Я был настоящим солдатом, так что не мог позволить этим уродам сломать меня. Скорее, это они быстрее сломаются, пытаясь уничтожить меня.

Такие пытки продолжались день за днём, час за часом. Они экспериментировали с каждым аспектом моей силы, и каждая новая пытка была более жестокой и изощренной. Они стреляли мне в рот из автомата, пытаясь понять, как я могу выжить от такого воздействия. Они заливали кислоту на мою кожу, наблюдая, как она разъедает мою плоть. Они прокалывали меня иглами и проводили электрические разряды через моё тело. Но я не сдавался. Я оставался сильным и непоколебимым, несмотря на страдания, которые они причиняли мне. Моя решимость только укреплялась, а моё тело становилось более устойчивым к их мукам. Они не понимали, что не смогут сломить меня, что я останусь стоять даже перед самыми жестокими пытками.

И всё это продолжается по сей день. Я уже потерял чувство времени. Без понятия, сколько времени я уже здесь нахожусь, да это и не так уж важно. Важно лишь то, что никто не придёт меня спасать. Этот факт я осознал, кажется, после нескольких десятков пыток от этих сукиных детей, которые, похоже, получают истинное удовольствие, причиняя мне боль. Боюсь представить, что бы они ощущали, если бы всё-таки смогли сломать меня. Наверное, все эти серые стены точно бы в этот момент окрасились в белый цвет.

Всё моё тело сильно болело, хоть я и всякий раз лечил его при помощи усиленной регенерации. Кажется, это называется «фантомная боль». Только у всех она происходит при отсутствии какой-либо конечности, а у меня она проявляется при отсутствии травм и шрамов, которые на этом теле просто обязаны быть, учитывая то, что со мной тут только не делали. Забавно то, что я ещё не потерял своё чувство юмора, а ведь здешние условия к этому очень сильно располагают.

Криогенная камера за всё это время стала моим своеобразным домом, в котором я отдыхал после множественных пыток. Они хранят меня здесь для того, чтобы я находился в постоянном сне, не имея возможности применить свою причуду для освобождения. Умно с их стороны, но за всё это время я научился мыслить даже в сонном состоянии, да и их газ уже не сильно берёт меня. За все те разы, что они меня им усыпляли, мой организм успел выработать иммунитет к нему, что, несомненно, стало плюсом, ибо так у меня появилось больше времени на раздумья. Жаль только, что причуду использовать не могу — из-за мороза в этой камере все процессы в организме замедляются, из-за чего причуду практически невозможно использовать.

Не знаю, сколько мне ещё предстоит пробыть здесь, но я знаю точно одно: как только я выберусь отсюда, я устрою всем этим учёным самый настоящий ад, который им даже не снился. Я надеру каждую задницу, что посмела причинить мне боль. Я обещаю.

Проснулся я от странного шума и криков, что звучали вокруг. Осознание медленно настигало мой разум, так что проанализировать всю ситуацию я сразу не смог. Отовсюду звучали выстрелы, крики людей, мольбы о пощаде и помощи и истошные стоны, издаваемые человеком перед смертью. Какая же приятная музыка, скажу я вам.

Моё сердце забилось сильнее, ощущая хаос, разворачивающийся вокруг меня. Я напряженно слушал каждый звук, пытаясь понять, что происходит. Волнующие шаги приближались к моей криогенной камере, а затем я услышал незнакомый мужской голос, в нотках которого чувствовалась усталость и напряжение.

— Чёрт подери, много же здесь людей для охраны одного единственного вояки. — произнёс он и немного отошёл в сторону, если ориентироваться по звуку его шагов.

Я услышал звуки нажимания кнопок и скрип дверей, которые открылись передо мной. Из моей камеры начал выпускаться пар, а металлические пластины, долгое время сковывавшие мои конечности, разжались с тихим треском. Моё ослабленное тело не смогло удержаться, и я рухнул на холодный бетонный пол, ощущая его холод через все слои моей измученной плоти.

Сердце билось в груди, словно пытаясь выбраться на свободу, и каждый измученный мускул болел от напряжения и долгих часов неактивности. Я поднял глаза, чтобы встретиться с взглядом человека, который освободил меня из этого мрачного плена. Его зелёные глаза смотрели на меня без нотки страха и насмешки. У незнакомца были длинные чёрные волосы, что прямо сейчас лежали у него на плечах. Тело же его было худощавым, на которое была надета тёмная повседневная одежда. Больше всего выделялась чёрная футболка, на которой находилась надпись «Sin», состоящая из белых букв.

На его лице в данный момент находилась добродушная ухмылка, при виде которой становилось… спокойно. Однако, в то же время его взгляд напоминал змеиный, от чего становилось немного не по себе.

Неоднозначные ощущения, проще говоря.

— Всегда хотел сделать это. — произнёс он и подошёл ближе ко мне. — Просыпайся, Самурай. — произнёс он и присел на корточки. — У нас есть город, который нужно сжечь.