Прошёл месяц.
Пожалуй, это было самое ужасное время в моей жизни. Никогда я ещё не чувствовал себя настолько слабым и беспомощным. Казалось, что после той схватки с Потрошителем не может быть хуже, но, увы, как оказалось, всё же может. И нет, я не жалуюсь на Дженсена, на его помощь, на его частые разговоры со мной и наше времяпровождение вместе — всё это было достаточно круто, интересно, захватывающе и даже весело. Скорее, я жалуюсь на самого себя. Вернее, на то, кем или чем я стал за последнее время.
Я мог бы сказать, что чувствовал себя инвалидом, но это было бы очевидным оскорблением в сторону этой группы людей, ведь я был в наиболее худшем положении, в более жалком и никчёмном. Если бы не Дженсен, думаю, я бы сгинул. Меня уже давно не держит этот мир. Раньше я был весёлым пареньком, который во всём старался найти что-то хорошее, что-то смешное, старался часто шутить и улыбаться, но всё это закончилось в ту ночь, когда я убил Всемогущего. Быть может, это событие сильно повлияло на мою жизнь, сильно изменило её, но, скорее всего, я просто стал жертвой своих же амбиций. Долгое время мне казалось истиной, что я — сильный и умный парень, который способен победить любого, который способен перехитрить даже самого умного человека на Земле, но… я сильно ошибался. Переоценив свои возможности, я позволил этому миру сожрать себя, позволил ему спустить себя в его пищеварительную систему, где меня ждали самые ужасные и самые сильные оппоненты в моей жизни: жестокость, рациональность и, в конце концов, очевидные поражения. Одно за другим. Не всегда они были физическими — меня очень часто побеждали ментально, хоть мне и удавалось побеждать в схватках за жизнь. Столько раз я выживал и… ради чего?
Я не знаю. За месяц мне не удалось найти что-нибудь, что позволило бы мне схватиться за жизнь мёртвой хваткой. Но почему же я продолжаю сражаться за неё? Почему во мне всё ещё есть желание жить? Ответа на это я тоже не знаю. Всё это… слишком сложно для меня. В экспериментальном комплексе нас не учили бороться с такими ментальными проблемами, ведь наши надзиратели считали их жалкими, и это ужасное недоразумение передалось и мне.
Долгое время я наивно полагал, что являюсь особенным — всё из-за того, что надо мной в детстве проводили эксперименты. Это подарило мне иллюзию того, что я способен на всё, способен даже на невозможное, но как же сильно я ошибался! Полагая, что я действительно особенный, я совершил кучу непоправимых ошибок, которые испортили не только мою жизнь, но и жизни других людей, многих из которых я даже не знаю. Считая себя выше других, я полагал, что имею право распоряжаться чужими жизнями, и я играл ими в своеобразном казино, и всякий раз лишался их. Сколько же людей погибло из-за моей глупости и наивности? Тысячи, если не десятки. И ради чего? Ради моей мести, о которой иногда забываю? Ради мести людям, что игрались нашими судьбами и жизнями? И во что это вылилось?
Я стал тем, кого так сильно презирал. Теперь я не лучше тех, кого хотел убить, кому хотел отомстить. Теперь между нами нет никаких видимых отличий. Браво, Син! Ты стал самым настоящим монстром.
В мою голову всё никак не приходит мысль, что мне стоит делать дальше. По моей вине погибло много невинных и, вероятно, погибнет ещё больше в будущем, если я продолжу свой путь. Самым правильным решением, я полагаю, будет закончить всё это, пока не стало слишком поздно. Да, это не то, чего бы мне действительно хотелось, но так будет лучше. На моих руках уже слишком много крови. Если я продолжу следовать выбранному пути, на них её будет ещё больше. Так больше не может продолжаться. Пора… покончить с этим.
— Собираешься умереть? Как жалко, — произнесла моя тёмная сущность, которой, судя по всему, не совсем нравилось моё решение.
За последний месяц этот голос стал слышаться мне намного чаще. Я вообще не припомню, чтобы слышал его когда-то раньше. Вероятно, он является моей своеобразной психической травмой, которую я получил после разгрома от Клауса. Когда-нибудь у меня должна была появиться подобная шизофрения, и я полагаю, что тот момент стал достойным катализатором для её возникновения в моём разуме.
Иногда эта тёмная сущность говорила здравые и логичные вещи, но все остальные её слова были настоящим бредом. Такое чувство, будто бы она намеренно издевалась надо мной, намеренно пыталась сломать меня ещё больше, чтобы подчинить себе. Трудно было игнорировать её голос, особенно когда его невозможно заглушить или же закрыть уши, чтобы его не слышать. Успокаивающие таблетки тоже не помогали избавиться от этой болезни, так что приходилось просто терпеть, надеясь, что когда-нибудь это явление исчезнет само. Маловероятно, конечно, что такое могло случиться, но вера вещь такая — она умирает самой последней.
— Мы столько прошли вместе! Столько всего увидели! Со столькими людьми познакомились! И сейчас ты хочешь отказаться от пути, на котором всё это произошло? Совсем головой перестал думать?
Когда-то Карл Густав Юнг писал о такой интересной вещи, как «тень». «Тень» в психологии — это архетипический образ, который представляет собой ту сторону личности, которую мы обычно подавляем или отрицаем. Она состоит из аспектов нашего «я», которые мы не признаём или не хотим признавать, потому что они не соответствуют тому образу, который мы стремимся представлять в обществе.
Тень обычно содержит наши скрытые желания, страхи, агрессию и другие аспекты, которые мы стараемся держать под контролем. Когда мы отвергаем эти части себя, они не исчезают, а наоборот, могут проявиться в неожиданных и даже деструктивных формах, вроде голоса, который ты слышишь. Это проявление тени может произойти в виде внутренних конфликтов, беспокойства, чувства беспомощности или даже чувства собственной неполноценности.
Вероятно, тот голос, что я стал слышать, и тот образ, что я стал видеть, являются той самой тенью, о котором и писал Юнг. Та схватка сильно повлияла на моё восприятие этого мира и на мою психику, в результате чего, я полагаю, моё сознание раскололось на две части: ту, что до сих пор храбра, сильна, дерзка и наивна, и ту, что сломлена, подавлена и практически уничтожена. Голос неоднократно говорил мне, что всё это время мы работали с ним вместе, так что это явление вполне может быть моей тенью, ведь после той ночи я перестал быть тем, кем являлся.
Но действительно ли я перестал быть собой именно после той ночи? Я уже давно начал меняться. Разгром от Потрошителя же стал неким итогом моих изменений, и теперь мне предстояло понять, что делать дальше. Выбор был уже сделан, но что-то внутри меня до сих пор отказывалось соглашаться с этим. Вторая часть моей личности всё ещё желала продолжать быть настоящим и жестоким злодеем, которому абсолютно всё равно на невинных, на их судьбы и их жизни. Я же… уже не могу быть таким — у меня практически не осталось сил на это.
— Затягивай петлю туже, амиго, но это явно не то, чего ты на самом деле хочешь, — продолжал твердить голос. — Ты выше и сильнее этого. Тебе просто нужно выбросить ненужные и наивные мысли из своей головы.
— Не слушай его, — решил заявить о себе второй голос, что принадлежал ребёнку. Сказано это было очень неуверенно и тихо.
— Почему он всё ещё здесь? — недоумевала «тень». — Почему ты ещё не прогнал это недоразумение из своей головы? Хочешь быть слабым? Никчёмным? Перестань равняться на дерьмо! Избавься от ребёнка и прими мою сторону! Мы с тобой дойдём до конца!
Цель ребёнка мне была неясна. Нельзя было сказать наверняка, что он хотел мне помочь, но также нельзя было сказать, что он не пытался это сделать. Эта сущность… вела себя очень странно. Если про одного можно было думать, что он является обыкновенной тенью меня прошлого, то про этого ничего не было известно. Этот «ребёнок» постоянно старался перечить «тени», но делал это так, словно не был уверен в своих силах, в своих возможностях и в силе собственного убеждения. Но почему-то… я чувствовал, что знаю и понимаю эту частичку добра, что отказывалась сдаваться. Сколько бы «тень» не прогоняла его, он всегда возвращался, продолжая бороться. Он больше не улыбался, но и не плакал.
Похоже, у меня очень сильная травма головы, раз я так спокойно обсуждаю голоса в собственной голове. За месяц эти явления стали для меня обыденными вещами, но я уверен, что этого вовсе не должно быть внутри моего разума. Либо у меня серьёзная травма мозга, что способствует возникновению в моей голове иллюзий, либо же за этим кроется что-то, о чём я пока не догадываюсь.
— Нужно продолжать идти по нашему пути, Син! — говорила «тень» громче обычного. — Мы не можем позволить себе сдаться!
В этих словах было мало смысла. На что я был способен в таком состоянии? Цикада был мёртв, а ведь на него была сделана основная ставка. Я всей душой верил, что он поможет мне найти тех, ради кого мне пришлось пойти на такие огромные жертвы, но… теперь его нет, и у меня тоже ничего нет. Мне даже было не от чего отталкиваться.
Тупик.
— Ты почти добрался до нужной тебе цели. Просто протяни руку — и она твоя! — утверждала «тень».
Этой сущности явно было известно больше, чем мне. Её уверенность была мне непонятна, ведь как можно говорить о таком без каких-либо доказательств? Скорее всего, моё внутреннее «я» просто хотело меня заставить двигаться вперёд, даже если это не будет иметь какого-либо смысла. Защитная реакция мозга? Очень на неё похоже.
Вскоре тёмная сущность затихла. Это означало, что я скоро пробужусь ото сна. «Тень» всегда покидала мой разум незадолго до того, как я проснусь, так что нужно быть готовым, что тьма перед моими глазами скоро рассеется. Правда… пробуждаться не хотелось. Осознание того, что всё это время я был наивным глупцом, по вине которого случились ужасные вещи, сильно било по мне, и внезапная смерть бы точно смогла решить эту проблему. Вернее, мне от этого бы стало хоть немного легче, ведь мёртвым не нужно думать о том, что происходит в мире живых.
Но, увы, всякий раз, когда я желаю не проснуться, я всё же просыпаюсь. Так будет и в этот раз, так что… пора готовиться.
— Ты справишься, — подбадривал меня детский голос. — Не сдавайся!
Ребёнок же не покидал мой разум вплоть до моего пробуждения. Это было очень странно и чертовски мило. Эта сущность, казалось, переживала за меня, переживала за мою судьбу и за будущее. Я не мог заметить у неё злых намерений, в отличии от той же «тени», в словах которых проскальзывала злая и эгоистичная мысль. Было очевидно, что ей было очень нужно, чтобы я вернулся в своё прежнее состояние, но вот для чего — неясно. Ребёнок же… был ребёнком — с чистым сердцем и без злого умысла. Ему мне действительно хотелось верить, хоть он мне ничего и не обещал.
— Не дай ему победить.
— Слушай, давно хотел у тебя спросить, — в очередной раз решил сменить тему разговора Дженсен, идя рядом с Сином. — Как у тебя получилось так хорошо выучить английский? Учитывая то, что ты являешься японцем, отсутствие какого-либо акцента кажется очень странным и даже невозможным.
Айкава же тяжело вздохнул, поправляя медицинскую маску чёрного цвета на своём лице. В данный момент они шли по оживлённой улице, и ему не очень хотелось, чтобы кто-то из этой толпы людей узнал его. Он применил максимум маскировки, на которую только был способен: вышеупомянутая маска, скрывающая нижнюю половину лица, белая кепка, что скрывала небольшую часть головы и лба подростка, почти полностью закрытая одежда, состоящая из красной куртки, под которой виднелась чёрная толстовка без рисунков, спортивных штанов тёмного цвета и такого же цвета кеды. Конечно, костюм был не из лучших, но, по крайней мере, по нему людям вряд ли сразу придёт в голову, что тот, кто в него был одет, является самым разыскиваемым злодеем последнего времени.
Дженсен же вообще не волновался насчёт своего внешнего вида: открытое лицо, самая обычная одежда чёрного и зелёного оттенков и спортивная сумка на плече, в которой могло находиться всё, что только душе угодно. Вид мужчины очень злил подростка, ведь из-за него их могли быстро вычислить. Син сомневался, что лицо его взрослого друга не знает большая часть города, ибо они вдвоём скрывались от героев и полиции в тот день, когда ими же была убита Звезда и Полоса, и этот факт очень напрягал длинноволосого парня.
Тем не менее никто не торопился кричать, звать героев и полицию или же вступать в бой при виде бывшего солдата, что давало понять, что его портрет не был так сильно распространён, как портрет того же Айкавы, при виде которого все точно сойдут с ума — и это явно не в добром смысле.
Немного обдумав свои слова, парень разомкнул уста и не очень громким тоном начал отвечать своему собеседнику:
— Нас обучали совершенству в языках. Каждый день нас заставляли идеально выговаривать слова иностранного происхождения, и мы получали наказание, если делали что-то неправильно. В добавок, у нас были первоклассные преподаватели, у которых имелись причуды, что помогали внушать нужные знания другим. Полагаю, это в какой-то степени помогло нам изучать языки идеально.
— Вы изучали не только английский и японский? — удивился мужчина.
— Нас заставляли учить самые распространённые в мире языки: английский, китайский, испанский, хинди, арабский, португальский и даже русский, — с лёгкостью перечислил Син. — Всё это было для того, чтобы нас можно было внедрить в любую страну в качестве скрытых агентов и универсальных солдат.
— И ты действительно знаешь все эти языки? — не мог поверить в такое Дженсен, а ведь он тоже являлся своего рода солдатом.
— Некоторые из них успели слегка позабыться мною, но большинство я всё ещё знаю в совершенстве. Полагаю, это помогло мне в этом месте. Если бы у меня изначально был акцент, то это бы вызвало подозрения на самых первых этапах моего появления в этом городе, а это бы, в свою очередь, усложнило мою задачу с получением временного жилья, пополнением провианта и всё в этом роде.
— Но как же твои азиатские черты? Ты можешь обладать идеальным произношением, но при этом внешность всё равно будет выдавать тебя.
— Тут же играет роль моя причуда, — усталым голосом произнёс Син. — Иногда мне приходится слегка корректировать своё лицо при помощи неё, но это не так уж необходимо. По сути, в США очень много иностранцем, и появление ещё одного никого не должно удивлять. Местные уже привыкли к инородным лицам, так что в большинстве своём никто не обращает на меня никакого внимания. Конечно, если они узнают во мне преступника, которого каждый день показывают по ТВ, будет очень плохо, но все настолько устали от подозрений и ужасных происшествий, что… им просто всё равно на прохожих. Они забили себе в голову, что злодеи не будут ходить среди них, и что они появляются только при преступлениях, а такое точно не получится проигнорировать, потому все сохраняют спокойствие и некоторое отчуждение, когда ходят по оживлённым улицам. Да и зачем им волноваться, если такой злодей, как я, например, решит взорвать ещё один район? Они просто не заметят, как их жизни исчезнут, потому никакого страха нет.
Тодд внимательно слушал ответ своего собеседника, и с каждым его словом удивлялся всё больше и больше. Для него, как для бывшего солдата, участвовавшего в настоящей войне, всё сказанное Сином казалось очень сложным, умным и удивительным. Дженсен понимал, что он сам не был способен, например, выучить несколько языков, да ещё и в совершенстве — он то свой родной иногда с трудом вспоминал, а тут ещё и другие, которые в корне отличались от привычного ему.
— Это знание языков, к слову, не раз помогало мне познать чужую культуру и многие её аспекты: мне удавалось смотреть фильмы с оригинальными голосами, слушать иностранную музыку и понимать её, а ещё у меня была возможность общаться с иностранцами на их родном языке, — подросток в это время легко улыбнулся под маской. — Последнее, конечно, начало осуществляться лишь относительно недавно, но вот всё остальное пришло в мою жизнь в детстве, — взгляд его слегка опустился на землю. — Точнее, в то, что от него осталось.
— Но тебе же было примерно шесть лет, когда ты стал жить свободной жизнью. Разве эти года не считаются детством? — вновь проявил свою некомпетентность в разговорах Дженсен.
— Понимаешь, когда твои первые осознанные годы проходят под флагом насилия, убийств, потерь и всей другой жестокости, остальные года, проведённые в свободе, не кажутся такими радостными, весёлыми и цветастыми, какими могли бы быть.
Дальнейший их путь прошёл в абсолютной тишине. Тодд никоим образом не хотел как-то задеть подростка своими вопросами, но у него это получилось, и он чувствовал себя виноватым в этом. Конечно, он понимал, что грусть, тоска и некоторая злоба парня должны рассеяться, когда они достигнут нужного места, но совесть съедала его изнутри, обвиняя в том, что он сделал больно своему собеседнику.
— Куда мы направляемся? — подал голос Син, когда они преодолели ещё один светофор, выходя на другую улицу.
— Скоро увидишь, — заговорил загадками бывший солдат, желая сделать подростку некий сюрприз.
— Меня слегка настораживает эта неизвестность. Ты точно не хочешь прикончить меня? — с иронией в голосе поинтересовался Айкава.
— Я бы мог сделать это в любой момент прошедшего месяца, но не стал. С чего это я должен сделать это именно сейчас?
— Люди бывают крайне странными в своих поступках, Дженсен, так что даже такой возможности исключать я не стану.
— Не доверяешь мне?
— Ты сам пытался весь прошедший месяц вдолбить мне в голову, что никому в этом мире нельзя доверять. Я лишь просто следую твоим урокам.
— Умничаешь?
— У меня просто память хорошая.
На это заявление Дженсен лишь ухмыльнулся, после чего они оба перешли ещё одну дорогу, оказавшись рядом с тем местом, куда, собственно, всё это время они направлялись. Конечную точку знал лишь мужчина, а вот подросток продолжал находиться неведении. Однако, взглянув в сторону и увидев весьма примечательный объект, который можно было разглядеть даже с большого расстояния, Син не мог не задать вопрос:
— Всё это время… мы шли сюда? — слегка растерянно и неуверенно произнёс он.
— Да, это так, — решил больше не скрывать бывший солдат, встав прямо напротив входа в нужное место.
— Но… зачем?
— Зима настала, но снега ещё нет, так что это место всё ещё продолжает работать. Как только наступят настоящие холода, всё здесь позакрывают на зимовку, потому я решил, что было бы неплохо, если бы мы смогли посетить это место до его закрытия, — объяснился мужчина.
— У нас… какие-то планы на парк развлечений?
Мужчина и подросток наблюдали живописный пейзаж, наполненный различными аттракционами и архитектурными композициями. Здесь были яркие аттракционы, сверкающие горки, карусели с яркой подсветкой, множество игровых автоматов и стендов с едой. С весельем и радостью в воздухе, парк кипел жизнью: смех детей, восторженные возгласы посетителей, звуки музыки и звон различных аттракционов сливались в мелодичную симфонию развлечений. Группы людей разного возраста наслаждались атмосферой праздника и веселья. Некоторые бросали вызов гравитации на американских горках, в то время как другие предпочитали просто гулять и наслаждаться атмосферой парка. Аттракционы вращались и поднимались в воздух, освещенные яркими огнями и создавая впечатление праздника и веселья.
— Да, — ответил Дженсен. — У нас определённо есть планы на это место.
— И что же мы будем делать? — всё ещё интересовался Син, не понимая ситуации.
— А что люди предпочитают делать в таких местах? — задал риторический вопрос бывший солдат, выйдя слегка вперёд, после чего повернулся лицом к своему собеседнику, развёл руки в стороны и улыбнулся. — Мы пришли сюда развлекаться, Син!
Казалось, что в этот момент Айкава выпал из этого мира, ведь то, что он услышал от мужчины, было в их ситуации… неразумным, глупым и чертовски опасным.
Но при этом это обещало быть весело.
Аттракционы явно не входили в планы Айкавы, а уж поездка на американских горках так и вовсе никогда не была в мечтах парня. Тем не менее сегодня он мог мало что сделать с желанием Дженсена, который решил показать подростку, что такое «настоящие развлечения». Он с самого начала был против получения такого опыта, ему не нравилась сама идея развлекаться, пока за ними обоими идёт самая настоящая охота, но бывший солдат был упрям и надоедлив, потому Сину оставалось лишь поднять руки в жесте капитуляции и принять предложение мужчины. Как результат — теперь у подростка дрожали ноги, кружилась голова и появилась новая фобия. Настоящее развлечение — ничего не скажешь!
Лицо Сина под маской приобрело бледные оттенки, а желудок внутри него, казалось, испытывал адские ощущения. Он еле сдерживал себя от рвоты, но позывы тоже не сдавались, становясь всё сильнее и сильнее с каждой минутой. Благо, парень уже стоял на земле, а не сидел в подобии вагонетки, мчась с бешеной скоростью по неустойчивой конструкции. В этот момент подросток понимал, как на самом деле ему важно чувствовать землю под ногами — он всей душой и сердцем влюбился в это ощущение.
«Я знал, что это была плохая идея», — размышлял подросток, с обиженным видом глядя на своего старшего друга, который широко улыбался, смотря куда-то вперёд.
Его мнение о бывшем солдате в корне изменилось. Если раньше Айкава считал его спокойным, понимающим и даже душевным человеком, то сейчас он видел в нём лишь садиста, которому нравится издеваться над другими людьми. Опыт подростка на горках отчётливо показал ему это. Дженсен точно наслаждался его криками во время сей небольшой поездке по грани ада, и теперь Син не мог в полной мере доверять этому человеку.
— Выглядишь хреново, — произнёс Тодд, смотря на бледного парня.
— Ещё бы, — сквозь зубы процедил Син. — Я же говорил тебе, что это плохая идея! Как таким вообще наслаждаться то можно⁈
— Не обманывай меня! Я слышал, как ты кричал от удовольствия!
— Я кричал от страха! — с возмущением выкрикнул Айкава, но тут же притих, ибо своими криками он мог привлечь к ним ненужное внимание. — Я не получаю радость и удовольствие от подобных вещей. Что за аттракцион самоубийц?
— То есть, когда ты сражаешься с самым сильным героем страны, осознавая, что можешь лишиться жизни, ты страх не испытываешь, но вот на обычном аттракционе, на котором катаются даже дети, ты испытываешь сильный страх, так? Как это вообще работает?
— Перед подобной битвой ты осознаёшь, что можешь умереть, и ты даже можешь предугадать, как это произойдёт. Здесь же ничего не понятно! Ты хоть чувствовал, как рельсы под нами тряслись? Они же могли рухнуть в любой момент!
— Если бы так произошло, мы бы успели применить свои причуды, дабы уцелеть.
— В такой обстановке у меня бы не получилось придумать что-то нормальное! Единственное, в чём бы я помог себе своей причудой — в скорости отложении кирпичей себе в штаны!
— Как грубо.
— Я просто… чертовски боюсь неизвестности.
Айкава подошёл к ближайшей свободной скамейке и плюхнулся на неё, дабы прийти в себя и перевести дыхание. Ему всё ещё было очень плохо, так что требовалось время, чтобы всё вернулось в норму. Дженсен решил тоже воспользоваться небольшой паузой для передышки, потому через мгновение тоже оказался на этой же скамейке, присев рядом с подростком.
— Ты не очень хорошо контролируешь свою причуду, да? — решил задать интересующий его вопрос Дженсен. — Во время спуска с вершины я заметил, что ты пытался активировать свою причуду, но через две секунды тут же прекращал. Пытался её использоваться в стрессовой ситуации? Или же она сама начала активироваться?
Син медленно протёр глаза одной рукой, а второй помассировал виски, чтобы хоть немного лучше соображать. Ужасные картины аттракциона всё ещё мелькали в его глазах, и избавиться от этого пока было не так уж легко. Тем не менее на вопрос ответить он всё же решился, но слегка в замедленной форме, дабы не провоцировать свой желудок на ещё один рвотный позыв.
— В комплексе нас особо не учили пользоваться причудами. Нас обучали лишь основе, а всё остальное лежало лишь на наших плечах. Больше всего внимания уделялось рукопашному бою, изучению всевозможной информации и непосредственно самим экспериментам. Причуды же мы осваивали в свободной время, но не так уж сильно, ибо после всех обязательных процедур нам не очень-то сильно и хотелось развивать свои способности. Скорее, мы просто хотели от них избавиться, дабы над нами не ставили эксперименты. Но, увы, сделать это мы были не в силах, — с горечью вспоминал подросток. — Нормально изучать свои силы я начал лишь тогда, когда оказался в средней школе. Можно сказать, что весь процесс начинался с нуля, несмотря на то, что раньше я пытался что-то практиковать. Так как у меня не было никаких учителей и наставников, я сам придумывал, как можно использовать мою причуду. И за это время… я не придумал ничего лучше, чем просто копировать разные способности из фильмов или у других героев. Что-то оригинальное придумать у меня получается очень редко, так что я очень часто склоняюсь к трюкам из разных фильмов: создание стрелы, которая управляется свистом, была взята из фильма про знаменитых супергероев из космоса, образ Чистильщика был практически полностью скопирован с двух знаменитых героев разных франшиз, одна из которых стебётся над второй, а синие энергетические кулаки так и вовсе были взяты из аниме допричудной эпохи, — говоря об этом, Айкава легко улыбался. — В общем, ничего оригинального — всё ворованное.
— А в чём проблема придумать что-то своё? — немного не понимал мужчина. — Мне казалось, что ты способен на это.
— Я-то способен на это, но в стрессовых ситуациях мой мозг не очень способен придумать что-то новое. В схватке насмерть в голове возникают лишь знакомые образы, которые я видел раньше, потому ими легче воспользоваться. Если же я пытаюсь создать что-то, что раньше, например, не видел в каком-то фильме, это занимает больше времени и усилий, чем простое копирование. Как-то так.
Мужчина в ответ просто кивнул головой. Такое объяснение хоть и было понятным ему, но всё же большая его часть была для него сложной. Дженсен никогда не был силён в подобном, но при этом ему не очень хотелось выглядеть глупым перед парнем, потому он старательно делал вид, что всё понял, и что в дальнейших пояснениях он точно не нуждается.
— Почему ты боишься неизвестности? — вспомнил бывший солдат случайно обронённую фразу подростка.
— Это… трудно объяснить, — замялся Син, не зная, как ответить. — Мне было намного легче жить, когда я только поступил в UA. Я прекрасно знал, чего можно ожидать, и я был готов к любому повороту событий, ибо все они казались мне весьма предсказуемыми. Потому я вёл себя раскованно, весело и задорно, ибо напрягаться не было смысла. Однако, как только я добрался до важной фазы с убийством двух важных фигур в Японии, я осознал, что моё дальнейшее будущее весьма туманно, и я действительно не знал, что может случиться со мной дальше. Конечно, я понимал, что найду некоторые ответы на Ай-Айленде, но это была не та осведомлённость, которой я обладал ранее. Из-за всей этой неопределённости и неизвестности я начал чувствовать себя… слабым и жалким. Мне было не по себе, когда каждый день я просыпался и понимал, что в любой момент может случиться что-то, что будет идти вразрез с моими планами, и это очень сильно давило на меня. Точнее, это всё давит на меня до сих пор, и я боюсь этого. Да, я действительно боюсь неизвестности, ибо из-за неё я не могу гарантировать себе, что смогу дойти до конца — прямо до своей цели. И знаешь… — подросток опустил взгляд, чтобы мужчина не увидел блеск слабости в его глазах, — это делает всё то, что я уже сделал, бессмысленным. Точнее, оно может сделать это таковым, ибо мне стоит ошибиться всего лишь один раз, чтобы всё сделанное мною пошло коту под хвост. Это… пугает меня.
Бывший солдат мог бы прямо сейчас поддержать парня, сказав ему несколько тёплых и подбадривающих слов, но он знал, что это — бесполезное дело. Они не настолько близки, чтобы Айкава воспрянул от его слов и тут же оживился, потому всё, что он мог сделать в этот момент — положить свою руку на плечо Сина и улыбнуться, когда тот резко посмотрел на его лицо. Хоть это и не было высшим жестом поддержки, что способен изменить всё, но это был своеобразный знак, что страх парня является нормальным явлением. Этого было вполне достаточно.
— Ладно, — оживлённо произнёс Тодд и поднялся на ноги. — У нас впереди ещё куча аттракционов, которые мы обязаны попробовать! И мы не остановимся, пока не сделаем это!
— Ты моей смерти хочешь? — усталым и грустным тоном спросил Айкава.
— Я хочу, чтобы ты улыбнулся, и я сделаю всё, чтобы сегодня эта искренняя улыбка засветилась на твоём лице!
Син был поражен словами Тодда, исходившими оттуда, откуда он их совсем не ожидал. Это было нечто непривычное и странное для него. Внутри его ощущения перемешались: смешение удивления, усталости и какого-то странного внутреннего тепла, неожиданно возникшего в его груди. Он не знал, как правильно реагировать на такие слова. Чувства Айкавы были как бы заморожены, и он почти не мог найти подходящие слова или даже эмоции, чтобы ответить на такой проявленный интерес к его благополучию. Однако, даже если у него было недостаточно чувственных реакций, его сердце как будто тронулось от этого неожиданного желания помочь ему улыбнуться. Это было что-то невероятное для Сина, что-то, что редко когда возникало в его душе — некий момент искреннего заботливого отношения.
— Как скажешь, — наигранно сдался он и поднялся со скамьи, после чего они оба направились исследовать остальные аттракционы.
Они прошли все круги ада, исследовав каждое место каждого из них: карусель на кругу ужаса, комнату страха на кругу подлости и неожиданности, катапульту на кругу потери сознания и новых рвотных позывов и, наконец, гигантские качели на кругу приближающейся смерти. Дженсен от всего этого испытывал невероятное удовольствие, что было видно по его бодрому виду и улыбке, а вот Син… Ну, с ним вообще всё было плохо: ноги дрожали, желудок пытался переварить самого себя, сердце уже давно собрало чемоданы и готовилось покинуть его тело, глаза искали новые орбиты для посещения, уши отказались слышать и начали видеть, лёгкие потеряли желание выполнять свою функцию, из-за чего подростку приходилось вспоминать, как дышать, и делать это всё вручную — без всякого автоматизма.
«Я надеюсь, что скоро эти страдания прекратятся. Это просто ужасно! Даже Потрошитель был более снисходителен ко мне! А этот издевается! Хочет моей медленной и ужасной смерти! Только посмотрите на его улыбку — сразу всё становится понятно! Садист! Маньяк! Вредитель! Палач! И просто ужасный человек!», — негативные слова в голове подростка всё прибавлялись и прибавлялись, и конца им не было видно.
Бывший солдат же не замечал на себе гневного взгляда подростка. Нет, он лишь продолжал выискивать новые аттракционы, которые они могли бы посетить, и он не спрашивал мнение своего младшего друга — он просто ставил его перед фактом, тут же направляясь вместе с ним в сторону нужного места. Айкава несколько раз пробовал сбежать от Дженсена, пробовал скрыться от него и покинуть парк, но всякий раз мужчина ловил его и возвращал в мир страданий и ужаса. В эти моменты «величайший злодей» был слаб перед своим напарником — он вовсе не напоминал себя прежнего. Можно сказать, что в тот момент Син был… обычным ребёнком, коим он и должен был быть, если бы не ужасные события в его жизни, что повлияли на всю его судьбу, характер и поступки.
Наконец, заметив, что парень выглядит как-то не очень, Дженсен решил сжалиться над ним, предложив перекусить в местном кафе. Стоит ли говорить о том, как в тот момент Айкава обрадовался внезапной передышке? Конечно, есть ему не очень хотелось, ибо его желудок уже давно перешёл в стадию революции, планируя отделиться от своего хозяина, либо же добиться больших прав, чем есть у него прямо сейчас. Ни один из этих вариантов не допускал приёма пищи, но мужчине было плевать — он настаивал на том, что подростку нужно что-нибудь отведать, и лучше бы ему согласиться это сделать это через рот, если он не хочет получить ещё одну психическую травму.
От таких угроз желудок Сина решил перестать бунтовать, полагая, что не стоит испытывать судьбу, да и не очень ему хотелось почувствовать новые ощущения, потому уже через несколько секунд парень ощутил небольшой аппетит.
Присев за один из свободных столиков, Тодд и Айкава принялись читать меню, выбирая то, что они были бы не прочь отведать. Парень, как любитель вредной еды и всего фастфуда, решил выбрать двойной гамбургер с курицей, а вот Дженсен же решил погулять на полную — стейк из мраморной говядины! От такого выбора напарника Син невольно поморщился, представляя, что было бы с его желудком, выбрав он такое блюдо. Такое было очень страшно представлять, потому фантазия длинноволосого перестала работать уже через минуту, позволив своему хозяину минуты тишины и отдыха.
— Как тебе наше времяпровождение? — решил поинтересоваться Дженсен саркастичным тоном. — Чувствуешь себя весёлым?
— Я чувствую себя наполовину мёртвым, — тихо произнёс Син, опустив голову на стол. — Как ты можешь получать удовольствие от подобного?
— А ты его не получаешь? — удивился мужчина.
— Ни капли, — прохрипел подросток. — Мне кажется, что подобное — не моё.
— Ты никогда не был раньше в парке развлечений?
— Так уж получилось.
— Я думал, что ты в школьные годы посещал подобные места.
— Будь у меня друзья, быть может, я бы и посещал парки развлечений, но таковых у меня не было, а в одиночку ходить… Ну, как-то жалко, наверное, да и все лучшие эмоции в таких местах можно получить только с друзьями.
— Получается, тебе очень сильно повезло, что у тебя есть такой друг, как я, который решил сходить с тобой в парк развлечений! — улыбнулся мужчина, слегка потряхивая за плечо Айкаву. — Если бы не я, ты бы никогда и не увидел всего этого.
— Наверное, это так, — признался подросток.
Бывший солдат прекрасно понимал парня, ибо эти чувства, эти эмоции и это состояние ему были очень хорошо знакомы. Когда-то он сам был таким же, как Син сейчас, и Дженсен решил, что этот момент прекрасно подходит для того, чтобы рассказать ему об этом.
— Я тоже в детстве не ходил по таким местам, — с лёгкой улыбкой на лице произнёс мужчина. — У меня не было друзей, было очень мало времени, да и не хотелось, если честно. Отец часто давил на меня из-за того, что я не соответствовал ему ожиданиям, потому мне не хотелось тратить время на подобные, как мне казалось, глупые вещи. Мне хотелось угодить ему, потому я отказывался от всего, что нравилось остальным детям и подросткам, — улыбка с лица не исчезла, но стала слегка грустноватой. — Впервые я побывал здесь из-за Фурии. В один день ей приспичило пойти со мной в этот самый парк, и я не мог ей в этом отказать. Тогда я вёл себя также, как и ты сейчас: меня удивляло всё, я сторонился всего, был, скажем, таким дикарём, который шарахался от всего нового. Мне даже плохо было после каждого аттракциона, и я до усрачки боялся тех же горок, каруселей и всего подобно, а ведь на тот момент я уже был ветераном войны в Ираке, — покачал головой он, вспоминая, через что ему пришлось пройти, и с чем он оказался в итоге. — Я это к тому, что всё, что ты испытываешь — нормальная реакция. Как я уже говорил, я сам был таким же, как ты сейчас, потому не переживай лишний раз, что боишься чего-то. Через какое-то время ты поймёшь, насколько же круто провёл время здесь, и каждое воспоминание об этом дне будет вызывать улыбку на твоём лице. Пожалуйста, не думай, что я какой-то там садист или маньяк. Я вижу, что ты считаешь меня таковым, но это не так. Просто… отдайся эмоциям и позволь им завладеть твоим телом и душой. Тогда, думаю, ты поймёшь, в чём прелесть такого времяпровождения.
Когда Дженсен поделился с Сином своей личной историей, последний почувствовал нечто необычное. Он неожиданно ощутил прикосновение к чьей-то личности, с которой он не был знаком до сих пор. Слова, пропитанные искренностью, вызвали некоторые колебания в его душе. В его размышлениях мелькнули картины прошлого, всплывающие в памяти: одинокие дни, когда он чувствовал себя чужим, неразделённые эмоции, которые терзали его изнутри. В глазах Сина мелькнули сцены, где он пытался поддерживать притворное равнодушие к отсутствию друзей, избегая говорить об этом вслух. Он был слишком горд, чтобы признаться, что ему тоже хотелось посетить парк развлечений, вместе с кем-то особенным.
Однако в этот же момент перед его глазами предстали другие картины, которые вызвали улыбку на лице подростка, что была скрыта за медицинской маской. Он вспомнил кое-что очень приятное, очень тёплое и даже немного радостное, и он решил, что не будет лишним поделиться этими воспоминаниями с Дженсеном, раз тот был с ним настолько искренним.
— Когда-то давно мы с Мики мечтали о подобном, — прикрыл глаза подросток, дабы детальнее вспомнить эти моменты. — Будучи запертыми и лишёнными свободы, мы каждый день мечтали о том, что будем делать, если станем свободными. Разумеется, больше всего мы мечтали стать героями… Как же это иронично сейчас звучит, не правда ли? — грустно ухмыльнулся под маской он. — Но были моменты, когда мы представляли иные картины — более простые, более детские и более наивные. Мы много раз читали в книгах про весёлые и интересные места, где может побывать каждый человек, и в этот список входили и парки развлечений. Помню, мы могли часами представлять, как мы вдвоём наслаждаемся каждым аттракционом, как мы весело смеёмся и кричим, как мы беззаботно проводим время. Всё это было… — голос парня надломился, а глаза стали влажными, — так прекрасно. Мы мечтали обо всём, что доступно обычным детям, но не было доступно нам, и эти мечты заставляли нас жить дальше, заставляли верить в то, что в один прекрасный момент мы освободимся, — лёгкая дрожь прошла по всему его телу. — И вот… я сейчас сижу здесь, развлекаюсь и посещаю аттракционы, о которых мы читали. А Мики… не смог дожить до этого момента — и всё из-за меня.
Дженсен внимательно слушал подростка, его слова встречались с собственными воспоминаниями, но в этот раз были пропитаны чем-то еще — осознанием истории, которую он рассказал парню, и теперь собственной, но связанной с чужой болью. Он ощущал, как в его сердце закрались те же самые эмоции, что и у Айкавы. Глубина чувств, которые проявлялись в словах Сина, заставила Дженсена осознать важность того, что он ему рассказал.
— Прости, что я поделился этим, — прошептал Син, но Дженсен только пожал плечами, его улыбка стала более мягкой. Он разглядывал молча Сина, словно пытаясь уловить всю глубину его эмоций. — Я не знал, что ты тоже…
— Нет, нет, — Дженсен сделал плавный жест рукой, чтобы остановить Сина. — Нет нужды извиняться. Ты просто показал, что важно, когда делишься своей историей. Ты нашёл в себе смелость открыться, и я ценю это.
Глубокий взгляд Дженсена пронзил внутренний мир Сина, словно он проникал сквозь слова, пытаясь понять более тёмные уголки его души.
— Это очень сильно, что ты рассказал мне, — продолжил Дженсен после небольшой паузы. — Ты прав, мне тоже не хватало друзей. Я был подавленным собственными ожиданиями, и это лишало меня радостей, доступных другим. Как ты, я пропускал моменты, которые казались такими простыми другим, но были недоступны мне. Видимо, в каждой истории есть что-то общее.
Он сделал паузу, словно размышляя о том, как лучше продолжить.
— Ты знаешь, важно помнить, что ты здесь сейчас, наслаждаешься этими моментами, даже если они приносят с собой и тень грусти. Ты освободился и позволил себе испытать это. Это здорово. И про Мики… ты вспоминаешь его так, будто он здесь с тобой, как будто его душа рядом. Может быть, в некотором смысле, оно так и есть. Я не сильно понимаю в этих делах, но, как по мне, так думать намного лучше, чем постоянно забивать разум утратой.
Син слушал, погружённый в слова Дженсена, его взгляд вновь скользил по картины прошлого, но теперь с ноткой понимания.
Дженсен взглянул на Сина с некой теплотой в глазах, словно видя в нём что-то, чего раньше не замечал. Ему стало ясно, что этот парень, сидящий рядом, пережил многое в жизни, несмотря на свой молодой возраст.
— Син, иногда это трудно сказать вслух, но важно помнить: мы живём не только в настоящем, но и в том, что унесли с собой из прошлого. Это часть нас самих, часть наших историй. Иногда воспоминания могут быть как тень, они отражают то, что мы пережили, но они также могут быть источником силы. Живи здесь и сейчас, помни прошлое, но не позволяй ему доминировать над настоящим.
Он мягко положил руку на плечо Сина, словно поддерживая его в этом разговоре.
— Ты уже преодолел многое, Син, и это сделало тебя сильнее. Иногда мы можем переживать радость и грусть одновременно. Помни, что даже в самых тёмных моментах, когда кажется, что всё утрачено, остаётся что-то, что помогает двигаться вперёд. Это может быть человек, воспоминание или даже простое желание изменить свою жизнь. Ты можешь создать новые воспоминания, новые моменты радости, не забывая при этом о том, что было раньше.
Айкава молча взглянул на Дженсена, словно впитывая каждое его слово. В его глазах была смесь понимания и решимости. Он кивнул, словно утверждая в себе что-то новое, что начало пробуждаться под действием слов Дженсена.
— Спасибо, Дженсен, — прошептал Син. — Я… понял.
По сути, бывший солдат не сказал ничего нового, ибо эти же слова он слышал когда-то от Фурии, когда они в первый раз посетили парк развлечений вдвоём. В то время мужчина тоже был разбит своим прошлым, своими чувствами и эмоциями, и тогда девушка помогла ему выбраться из тьмы, в которую он сам себя и загнал. Конечно, он не знал, как эти слова сработают на Сине, но он не мог не сказать это, ведь в этот момент напротив него сидел ребёнок, который очень сильно нуждался в поддержке, и есть Дженсен мог её оказать, он делал это, не задумываясь.
Наконец, официант подошёл к их столику и принёс всё то, что они заказали. После такого разговора, конечно, аппетита у обоих больше не стало, но подкрепиться было просто необходимо, потому оба медленно потянулись к еде.
— Давай по-быстрому разделаемся со всем этим и отправимся дальше. Думаю, мы ещё не посетили несколько интересных мест, — улыбнулся мужчина, беря в руки нож и вилку.
Син же протёр глаза, приблизил к себе тарелку и слегка приподнял маску, дабы ему было удобно есть.
— Хорошо, — произнёс он и легко улыбнулся, что порадовало его старшего друга.
Солнце медленно приобретало оранжевые оттенки, как и всё, на что попадали его лучи. Люди, что до сего момента находились в парке, начали неспешно брести домой из-за низкой температуры, которая с каждым часом обещала быть всё суровее и суровее тем, кто решил скоротать своё время на улице. Парк, который ещё недавно казался оживленным и наполненным шумом детского смеха и веселья, постепенно погружался в уютное безмолвие. Люди, завершая свои прогулки, были укутаны в плотные пальто, шарфы и тёплые шапки, их шаги звучали приглушённо, словно мелодичный шепот прощания.
Син и Дженсен успели опробовать практически все виды развлечения, что представлял им парк развлечений. Им оставался лишь финальный этап, после которого они оба могли покинуть это место со спокойным сердцем — колесо обозрение. Отстояв небольшую очередь, они поднялись на платформу колеса обозрения, и, стоя в кабине, ощущали ветерок, который встречал их при наборе высоты. Парк, что с каждой минутой всё больше отдалялся от друзей совершенно разного возраста, уходил в тени, оставляя впечатление миниатюрного мира, испещрённого огоньками фонарей и разноцветными огнями аттракционов.
— Нравится? — спросил Дженсен, глядя на Сина, чьи глаза светились, как звёзды в этот холодный вечер.
— Да, это потрясающе, — ответил Син, прижимаясь к ограждению кабины и не отрывая взгляда от ночного парка, словно пытаясь запечатлеть каждую его деталь в памяти.
Колесо обозрения начало медленно подниматься, унося их выше, к звёздам, и парк открывался с новой высоты, словно раскрывая свои секреты. Сверкающие огни гирлянд и фонарей создавали невероятный световой коктейль, оживляя каждый уголок парка. На заднем плане простирался город, усыпанный светом, словно драгоценный ковёр из огней и окон.
— Можно задать вопрос, Дженсен? — вновь подал голос Айкава.
— Ты уже его задал, — улыбнулся мужчина.
— К чему всё это? — подросток внимательно посмотрел на своего собеседника. — Месяц назад ты предоставил мне выбор между жизнью и смертью, а сегодня повёл в парк развлечений. Не кажется ли это тебе странным? Разве тебе не хочется услышать моё решение?
— То, что я увидел сегодня, послужило мне ответом, — прикрыв глаза, произнёс Тодд. — Нет смысла спрашивать, какой выбор ты сделал, ведь лишь по твоим действиям, по твоему поведению и словам мне удалось всё понять.
— И ты должен был понять, что я выбрал…
— Жизнь, — ухмыльнулся мужчина. — Иного быть не может!
— Я выбрал смерть! — повысил тон подросток.
— Ты выбрал жизнь, — отрицательно помотал головой Дженсен. — Не пытайся обмануть меня.
— Я долгое время думал над твоим предложением, и мне удалось прийти к этому решению. Так почему же ты не веришь мне?
— Потому что ты пытаешься обмануть не только меня, но и самого себя.
Син оказался в ступоре. Он действительно не понимал смысла сказанных его собеседником слов, и внутри него нарастала злость, которая грозилась вырваться наружу в любой момент.
— Что это значит? — пытался успокоиться подросток.
— Ты отчаянно хочешь верить в то, что желаешь умереть, но при этом что-то внутри тебя отказывается принимать это. Это «что-то» продолжает бороться, и оно мотивирует тебя на эту борьбу. Я… вижу это по твоим глазам.
— И давно ты стал профессиональным психологом? — процедил сквозь зубы парень.
— Мне не нужно быть таковым, если я вижу блеск в глазах ребёнка, который радуется обычным человеческим развлечениям, — пожал плечами мужчина. — Сколько угодно можешь пытаться убедить меня в том, что хочешь умереть, но я никогда в это не поверю, ведь сегодня мне удалось увидеть твою тягу к жизни: твои крики на американских горках, твой мимолётный испуг в комнате страха, твоя радость при небольшой передышке и, наконец, твоё удовольствие при поглощении вкусной пищи. Разве это не признаки того, что ты хочешь жить?
— Как ты вообще пришёл к такой глупости? Зачем ты связал столь глупые и нелогичные вещи с моим желанием жить?
Дженсен слегка приблизился к Сину, понимая, что его слова ранили подростка. Он уставился прямо в его глаза, пытаясь донести свои мысли до этого парня, чьи чувства и мысли казались ему такими болезненными.
— Потому что жизнь — это не только боль и страдания, Син. Жизнь — это ты, эти эмоции, что заставляют тебя кричать на горках, смеяться и даже испытывать страх. Ты уже дал ответ на свой вопрос, просто не хочешь признать это самому себе. Ведь ты не просто воспользовался этими аттракционами, ты поглощал каждую минуту, пропуская через себя все эти эмоции. И ты, Син, в этот момент ощущал себя живым, вне зависимости от всего остального.
Син молчал, словно каждое слово Тодда попадало прямо в его душу. Его мысли в упор сталкивались с тем, что услышал, и что он отрицал в себе так долго.
— Давай не будем скрывать и пытаться маскировать истину, которую ты постигаешь каждый день. Иногда мы становимся настолько слепыми к тому, что находится прямо перед нами, что начинаем верить только в то, что хотим видеть. Ты хочешь верить, что желаешь умереть, но ты живешь именно сейчас, Син. В этом парке, ты был живее, чем когда-либо.
Слова бывшего солдата открывали в Сине те чувства, которые он старался затемнить и подавить. Ему стало больно от того, как уверенно и убедительно мужчина выражал свою точку зрения.
— Но я же… монстр, — поникшим голосом произнёс Айкава. — Разве этому миру не будет лучше, если меня не станет? Я… столько всего уничтожил: дома, районы и даже жизни людей. И мне стоит… продолжать жить? Ради чего? Чтобы продолжать приносить хаос в этот мир?
— А не насрать ли на этот мир? — ухмыльнулся мужчина. — Мне, например, плевать на то, что обо мне думают другие. Если бы я был зависим от всех остальных, наверное, я бы тоже ненавидел свою жизнь, и мне бы точно не удалось многого добиться. Однако, как ты можешь видеть, я вполне себе успешный мужчина, — самодовольно ухмылялся он.
— Но…
— Ты своими руками отнял у многих жизни — это действительно ужасно и страшно. Но и этот мир пытался отнять твою жизнь, разве не так? Этот мир поспособствовал твоему ужасному детству, поспособствовал твоим утратам и он уж точно поспособствовал твоему нынешнему положению. Получается, вы в расчёте, разве не так? — задал риторический вопрос Дженсен. — Ты не герой, Син, и тебе явно не стоит переживать за состояние этого мира. Хотя, будь ты даже героем, всё равно бы нашлись люди, что кидались в тебя камнями — так устроено наше общество. Всегда найдутся недовольные и злые, и это не повод ставить на себе крест. Быть может, ты кому-то помог, когда взорвал тот район. Может быть такое, что там были какие-нибудь злодеи, с которыми не могли справиться герои, а ты взял и решил эту проблему за одно мгновение.
— Это лишь предположение…
— Как и то, что этому миру станет лучше без тебя, — окончательно осадил подростка мужчина.
Айкава был ошеломлен словами Тодда. Его уверенность и способность видеть что-то светлое и живое в темном прошлом подростка раскалили внутренний бунт ещё сильнее. Ему казалось, что каждый аргумент, представленный Дженсеном, как-то ослаблял его убеждение в том, что он заслуживает ухода и исчезновения из этого мира.
Он открыл рот, чтобы возразить, найти хоть что-то, что поможет ему снова вернуться к своему убеждению о собственной ненужности, но слова застряли где-то между горячими слезами, которые он с трудом сдерживал, и жестокой яростью, заставляя Сина лишь молча уставиться на собеседника. В его глазах читалась неразбериха и гнев. Во взгляде сквозило страшное желание быть правым, но в то же время осознание, что его решение может быть ошибочным.
Дженсен же встал на ноги и посмотрел на город, что медленно погружался в вечернее время. Их кабинка в данный момент находилась на самой вершине, потому вид оттуда открывался поистине чудесный.
— Что будет с этим миром, если в один момент все причуды исчезнут? — весьма неожиданный вопрос задал он. — Исчезнут ли герои и злодеи? Станет ли наша планета лучше? — мужчина посмотрел на подростка, который отрицательно помотал головой. — Вот именно, что ничего не изменится. Ни добро, ни зло не исчезнут. Если убрать героев, они просто заменятся полицией и неравнодушными гражданами. Если же исчезнут злодеи, их место займут новые, готовые творить хаос. Это цикл, который никогда не прекратится, — произнёс Дженсен, взгляд его скользил по улицам, пропуская череду темных переулков и светлых бульваров. — Концепция добра и зла умрёт только вместе со всеми нами — такова истина.
Он отвернулся от пейзажа и снова посмотрел на Сина, чувствуя тяжесть молчаливого разговора, что только что разворачивался между ними.
— Мир будет всегда сталкиваться с противоречиями — это в его природе. Люди не перестанут добиваться счастья, несмотря на хаос, который окружает их. Так же, как и те, кто создаёт беду, найдутся те, кто будет стараться изменить мир к лучшему. Но главное, что в этом мире есть место для изменений, для роста и прогресса.
Тодд устремил взгляд на небо, где неподвижно сверкали звёзды, словно они тоже присутствовали в их молчаливом диалоге.
— В этом мире всегда будет борьба. Но важно помнить, что именно в наших действиях и выборах заложено, какую сторону мы поддерживаем. В этом смысле ты не можешь отрицать своё влияние на происходящее, но можешь выбрать, в каком направлении двигаться дальше. Сейчас ты злодей, Син, и это никак не оспорить. В один момент ты стал настолько сильно ненавидеть этот мир, что потерял желание жить и существовать в нём, потерял смысл жить. Но, быть может, ты найдёшь новый смысл в том, чтобы стать для этого мира неким катализатором изменений к лучшему? — всё это звучало странно для подростка, но некоторый смысл он улавливал. — Ты устал от зла, но ты не можешь от него отказаться, ведь тогда всё то, через что ты прошёл, окажется бессмысленным, но… тебе не надо отказываться от этого, ведь ты можешь использовать всё это зло для того, чтобы создать частичку добра — то, чего требует твоя совесть. Стань… трамплином для того добра, в которое хочешь верить сам. Быть может, это станет твоим новым смыслом жить.
Это имело смысл. Син в каком-то роде понимал, что Дженсен прав, но в данный момент он не мог просто взять и приобрести новый смысл, как и не мог тут же измениться, сменив грустное и подавленное настроение на счастливое, радостное и весёлое. Тем не менее слова мужчины что-то задели внутри подростка.
— Иногда принять новый смысл или измениться не так просто, как надеть другую рубашку, — продолжил Дженсен, чувствуя, что его слова затрагивают подростка. — Это процесс, который требует времени и усилий. Ты можешь использовать свой опыт, свои болезненные воспоминания и знания, чтобы помочь другим. Именно так рождаются герои из тех, кто прошёл через ад.
Син медленно кивнул, словно в его разгадке собственной судьбы открывались новые грани. Ему было страшно даже думать о том, чтобы снова принимать участие в этом мире, который столько раз обманывал его, но он чувствовал, что что-то меняется в его мыслях. Он поднял взгляд на Тодда, пытаясь найти в его глазах подтверждение того, что он хотел услышать.
— Жизнь непредсказуема, Син. Она полна переплетений, которые мы не всегда можем понять или ожидать. Ты не обязан моментально должен принимать решения или меняться, как и не должен становиться героем. Но попробуй разглядеть новые возможности, которые дает тебе твой опыт, — заключил бывший солдат.
Стать героем? Нет, парень никогда таковым не станет. По крайней мере, не после всего того, что он совершил. Но логика в словах Дженсена всё же была — этого не отнять. Важно лишь то, захочет ли Айкава становиться для кого-то трамплином, как и захочет ли он вообще делать что-то хорошее для этого мира. Его мысли путались, мозг отказывался работать, а сердце так и вовсе билось с огромной скоростью, не давая ему нормально сконцентрироваться.
— Я понял тебя, — произнёс Син после минуты молчания. — Не знаю, получится ли что-то у меня, но… я обещаю постараться. В конце концов, умереть я могу в любой момент, верно? Столько раз ставил свою жизнь на кон, и столько раз сражался, чтобы её у меня не отобрали, а тут вдруг умереть захотел. Глупо, не правда ли? — ухмыльнулся он. — Спасибо.
— За что? — слегка удивился мужчина. — Я ничего не сделал.
— Хоть ты и не волшебник, сегодня тебе удалось воскресить человека, — издал смешок Айкава.
— Не припомню, чтобы я практиковал тёмную магию, — ухмыльнулся Тодд.
— Не переживай — инквизиция перестала существовать уже давно. На костре сжигать тебя никто не будет.
В этот же момент перед глазами подростка возникла картина той ночи, когда он впервые решил встретиться с Лигой Злодеев, и он отчётливо увидел воспоминание, как сжигал заживо героя и его жертву, дабы никто из них не смог стать лишним свидетелем его плохих дел. Подростку тут же стало не по себе, но он быстро пришёл в себя, несколько раз помотав головой, дабы выбросить ненужную и ужасную частичку памяти из своей головы.
— Всё в порядке? — заметил странность в поведение парня мужчина.
— В полном, — спокойно ответил Син. — Просто вспомнил момент, когда вместо смысла жизни у меня была лишь сплошная ненависть и жестокость. Пришлось выбросить это из своей головы.
— И как? Полегчало?
— Нет, но когда-нибудь точно полегчает.
Их кабинка медленно приближалась к платформе, что означало не только конец аттракциона, но и конец их пребывания в парке развлечений. Совсем скоро они оба покинули его территорию, отправляясь в другое место, посещение которого также было запланировано Дженсеном.
Наверное, находиться рядом с водоёмом в холодное время года — не самая лучшая идея. Да, разумеется, берег и большое количество воды представляет из себя красивое зрелище в любое время года, да только вот температура при этом не совсем заботится о том, чтобы людям, что пришли полюбоваться на всю эту красоту, было комфортно и приятно. Да, снега в этом месте всё ещё не было, но это не означало, что в декабре здесь должно было быть тепло.
Сам пляж был весьма обычным, но при этом не переставал быть привлекательным на вид. Казалось бы, что всё это место состоит лишь из воды и песчаного берега, но в этом было что-то своё, что-то такое красивое, чудесное и невероятное одновременно. Так как во всём Нью-Йорке уже царствовала ночь, в этом месте совершенно не было людей, да и вряд ли кто-то зимой захочет посетить данную локацию.
Но эти двое были особенными. Син, дрожа от холода, стоял на месте и смотрел в сторону Дженсена, который в это время копался в песке, будто бы пытаясь найти что-то, что скрыто в нём. Мужчина не сказал своему младшему другу, зачем они пришли в это место, и это немного раздражало последнего, ибо он не понимал, какого чёрта они здесь забыли, и чего именно пытается добиться его напарник по злодейству. Тем не менее он ничего ему не говорил, прекрасно помня уже практический прошедший день, во время которого бывший солдат смог помочь ему большое количество раз, пытаясь спасти его психологическое состояние, что у него вполне себе получилось. Учитывая это, говорить что-то грубое Тодду было бы совсем неправильно, потому Син выбрал путь терпения, надеясь, что он не умрёт от обморожения.
Бывший солдат же ни капли не торопился, медленно откапывая руками желанный предмет, что был известен только ему, ибо он сам его и спрятал в этом месте. Зачем он это сделал? А вы попробуйте что-нибудь спрятать на обычном пляже, где нет ничего, кроме песка, и поймёте, что единственное подходящее место для какого-нибудь секрета — сам песок. Маленькие предметы прятались легко, ибо им не нужна была большая глубина, а вот большие… С ними уже были некоторые проблемы.
Разумеется, Дженсен спрятал в песок кое-что большое, из-за чего потребовалось немного больше времени, чем планировалось изначально, но ему всё-таки удалось достать нужный предмет — чехол, в котором в данный момент находилась акустическая гитара.
— Нашёл! — радостным голосом объявил мужчина и показал подростку откопанный предмет.
— Из-з-з-вини за груб-б-ость, но… — старался не дрожать от холода парень, — какого хуя мы искали на пляже гитару?
В ответ на это Тодд лишь громко рассмеялся. Ситуация ему казалась очень весёлой и комичной, потому он позволил смеху сорваться с его уст, чем он ещё больше разозлил Айкаву.
— Ничего ты не понимаешь, злой подросток, — мужчина по-детски высунул язык. — Только посмотри, что нас окружает: вода, песок, тишина и сама ночь! Настоящая романтика! А чего не хватает при всём этом, как думаешь? — задал вопрос он, но не стал дожидаться ответа. — Песни под гитару! Только их и не хватает!
— В такой холод⁈ — возмущался парень. — Мы же тут до утра успеем жмуриками стать!
— Так создай огонь, — предложил мужчина. — Причуда же позволяет.
— Да как ты… — начал возмущаться Айкава, но тут же задумался. — А ведь… ты прав.
Создав небольшой костёр, парень разместил его на песке и присел к нему поближе, дабы согреться, предварительно избавившись от уже надоевшей медицинской маски, которая успела немного пропитаться слюнями злодея. Конечно, он и раньше думал о том, чтобы применить причуду для того, чтобы согреться, но почему-то всё никак не мог дойти до реализации этой задумки.
Тодд также присел рядом с костром, расположил рядом с собой ранее откинутую в сторону сумку, которую он таскал с собой весь день, и начал настраивать гитару, которую он быстро вынул из чехла, убрав последний в район ног. Мужчина не особо умел играть на данном инструменте, но кое-какой опыт у него всё же был, и прямо сейчас он очень сильно хотел продемонстрировать его подростку, который в это время наслаждался теплом, что исходило от костра.
— Есть какие-нибудь пожелания? — решил поинтересоваться бывший солдат, настроив музыкальный инструмент. — Могу попробовать сыграть что-нибудь по твоему вкусу.
— Сыграй то, что ты умеешь, — ответил парень. — Судя по всему, ты не очень силён в этом, потому не хочется тебя лишний раз нагружать.
— И как ты понял, что я не очень хорош в игре на гитаре?
— Я два года на еженедельной основе играл в одном баре. Поверь, я могу отличить профессионала от любителя.
— Какие мы важные, — скривил лицо Дженсен. — Хочешь сам сыграть?
— Нет особого желания.
— Вот только критиковать и умеете! — пробубнил Тодд. — Тогда не мешай мне и моему творчеству, — скомандовал он.
— Да и не собирался, — удержался от ухмылки Син.
Дженсен настроил струны, проверил звучание, понажимал на несколько аккордов, чтобы убедиться, что всё звучит хорошо. Его движения были уверенными, хоть и не совсем идеальными. Затем, убедившись, что он был готов, мужчина посмотрел на подростка и объявил:
— Посвящается нам и тем, кого с нами уже нет.
Мелодия, которую он начал играть, была спокойной и благозвучной. Она наполняла воздух невидимыми нитями чувств, призывно распространяясь по тишине пляжа. Звуки, вырывающиеся из струн гитары, создавали волнующую и нежную атмосферу, словно рассказывая о чем-то глубоком и личном.
И через несколько мгновений он начал петь, что тут же полностью захватило всё внимание парня, который был слегка шокирован грубым, но при этом таким приятным голосом своего старшего друга.
Дженсен: We lost everything
We had to pay the price
Yeah we lost everything
We had to pay the price
«Серьёзно? „Samurai“? А он, оказывается, имеет хороший вкус», — пронеслось в голове Сина.
Словно в симфонии, в которой звучали мотивы нежности и скрытой грусти, Дженсен смешивал аккорды, создавая красивую мелодию, словно пытаясь выразить что-то важное и невербальное через музыку. Каждый звук, вырывающийся из инструмента, словно рисовал картины прошлого и настоящего, но без слов, лишь звуками. Голос же его прекрасно дополнял всё вышесказанное, делая из обычной песни у костра настоящее музыкальное представление, отвлекаться от которого не хотелось.
Дженсен: I saw in you what life was missing
You lit a flame that consumed my hate
I’m not one for reminiscing but
I’d trade it all for your sweet embrace
Айкава слушал слова, что наполняли воздух теплотой и грустью одновременно. Он чувствовал, что эта песня имеет для Дженсена особое значение, что она несла в себе что-то большее, чем просто строки и музыку. Да что скрывать — и сам подросток вспомнил многие моменты своего прошлого благодаря этой песни, что делало этот момент ещё более особенным.
Дженсен: There’s a canvas with two faces
Of fallen angels who loved and lost
It was a passion for the ages
And in the end guess we paid the cost
Наконец, мужчина добрался до припева, который ещё больше растрогал Сина, заставив его вспомнить всё то, о чём он пытался забыть ранее — моменты с людьми, с которыми парень уже вряд ли сможет встретиться.
Дженсен: A thing of beauty, I know
Will never fade away
What you did to me, I know
Said what you had to say
But a thing of beauty
Голос Дженсена звучал открыто и искренне, словно он отдавался музыке, чтобы выразить что-то глубоко личное и важное. Айкава не мог не заметить это, чувствуя, как песня затрагивает струны его собственных эмоций. Нет, ему не хотелось плакать — ему всей душой хотелось улыбаться, что он и невольно делал, сам того не замечая.
Дженсен: Will never fade away
Will never fade away
Will never fade away
Айкава внезапно ощутил внутри себя стремление присоединиться к пению, словно слова и мелодия проникли в самые глубины его души. И сам того не осознав, он разомкнул губы и начал петь второй куплет сей композиции, из-за чего даже Дженсен притих, но при этом не перестал играть.
Син: I see your eyes, I know you see me
You’re like a ghost how you’re everywhere
I’m your demon never leaving
A metal soul of rage and fear
Голос парня слегка надломился, но уже через несколько мгновений он смог вернуть его в норму. Чувства внутри подростка бушевали, грозясь выплеснуться наружу, но парень умело контролировал их, не позволяя им выйти за установленные рамки.
Син: That one thing that changed it all
That one sin that caused the fall
И вот, когда дело доходило до второго припева, оба друга посчитали, что они должны спеть эти строчки вместе. Это сработало на уровне интуиции, и получилось всё так, что у обоих по коже пробежали мурашки.
Син и Дженсен: A thing of beauty, I know
Will never fade away
What you did to me, I know
Said what you had to say
But a thing of beauty, I know
Will never fade away
And I’ll do my duty, I know
Somehow I’ll find a way
But a thing of beauty
Will never fade away
And I’ll do my duty
И вот, когда настал момент последних строчек песни, они обменялись взглядами, словно тем самым решив, что эти слова должны звучать вместе, подчеркивая их взаимное понимание.
Син и Дженсен: We’ll never fade away
We’ll never fade away
We’ll never fade away
We’ll never fade away
Прозвучали последние аккорды композиции и всё вокруг погрузилось в тишину. Бывший солдат медленно отложил гитару в сторону и посмотрел на подростка, который, судя по его виду, был очень доволен таким неожиданным перфомансом.
— Круто, да? — с ухмылкой на лице поинтересовался мужчина.
— Очень, — прикрыл глаза Айкава. — Это… действительно было нужно для такой обстановки. Ты… очень круто поёшь.
— Да и у тебя хорошо получается. Сразу видно, что ты — профессионал! — издал смешок Дженсен.
— А то! — самодовольно улыбнулся парень, после чего продемонстрировал лучезарную улыбку, полностью пропитанную счастьем, своему собеседнику. — Спасибо, Дженсен, что помог вспомнить эти чувства!
— Да не за что, — слегка засмущался Тодд.
Они просидели ещё несколько минут в молчании, наблюдая, как звёзды мерцают на ночном небе. Это был тот момент, когда слова уже не требовались, и каждый из них просто наслаждался тишиной и моментом, который только что произошёл.
Подросток, с теплым и мирным чувством внутри себя, встал с песка, отряхнул его с себя и повернулся к своему старшему другу с улыбкой.
— Ну что, пойдём домой? — предложил Син, указывая на дорогу, ведущую к их скромному логову.
Дженсен никак не ответил на это предложение, но его лицо потеряло прежний радостный вид. Улыбка медленно пропала с его лица, заменившись на серьёзное выражение. Айкаву это не смутило, ибо за весь прошедший месяц он уже успел привыкнуть к быстрым и неожиданным сменам настроения Дженсена, потому он лишь повернулся к нему спиной и медленно зашагал в сторону их дома, надеясь, что мужчина к нему присоединится.
Однако, как только он отошёл от него на несколько шагов, Тодд заговорил, заставив подростка остановиться на месте:
— Месяц назад я встретился с одним человеком, который хотел обратиться ко мне с особым предложением, — его тон был слегка мрачным, и это немного пугало парня, что продолжал стоять к бывшему солдату спиной. — Ему требовалось устранить одного человека, который мешал его планам. Я не понял, конечно, каким образом он ему мешал, но этот заказ был очень дорогим, так что я решил поинтересоваться, кого именно мне нужно будет устранить для успешного выполнения задания.
Эти слова не нравились Айкаве. Он чуял в них подвох. Его сердце начало биться быстрее, а мысли сбивались в кашу, пытаясь осознать смысл того, что только что услышал. Но одна вещь была ясна — что-то было не так.
— Услышав имя потенциальной жертвы, я бы ошеломлён, — продолжал мужчина. — Я и поверить не мог, что меня попросят убить такого человека.
— И… кто же этот человек? — задал вопрос подросток, понимая, что может услышать в ответ.
Дженсен поднялся с места, отряхнулся и решительным взглядом посмотрел в лицо подростку, который уже успел обернуться.
— Син Айкава, — ответил он.
Сердце Айкавы словно остановилось на мгновение, услышав своё имя. Он стоял как вкопанный, словно попал под ледяной поток. Глаза его широко раскрылись, но вместо удивления в них мелькнуло испуганное беспокойство. Тяжесть понимания висела в воздухе, словно мечта о мирной жизни была разрушена в одно мгновение.
— И что же… ты выбрал? — с ярко выраженной паузой спросил подросток.
Мужчина тяжело вздохнул и посмотрел собеседнику в глаза. В этот же момент Син всё понял. Ответ ему был не нужен — он уже знает его.
— Я согласился, — озвучил очевидное Тодд.
Подросток почувствовал, как плечи тяжело опустились, словно на них легла невидимая ноша. Его взгляд стал грустным, словно внутри него что-то разбивалось. Зубы немного сжались от злости и гнева, но он сдержал свои эмоции. Глаза его, что несколько минут назад испускали яркое свечение оптимизма, стали тусклыми, словно в них пропал огонек.
— И что мы будем с этим делать? — поникшим голосом поинтересовался парень.
— Будем сражаться, — без промедлений ответил Дженсен, после чего подошёл к спортивной сумке, открыл её и начал доставать оттуда оружие, которое, как оказалось, он всё это время носил с собой. — Только ты и я. Первая и последняя наша схватка. Победитель продолжает жить, а проигравший — умирает. Всё довольно-таки примитивно и стандартно.
— И отказаться я от этого не могу, верно?
— Если попытаешься убежать, я просто застрелю тебя в спину. Поэтому, парень, если ты хочешь жить, тебе придётся сразиться со мной, — объяснил он, взяв два пистолета в свои руки, убрав до этого ножи в карманы.
Дженсен был спокоен и решителен, словно каждый жест его говорил о давно намеченной подготовке. Он проверил каждый пистолет, убедился в их готовности к использованию. Спокойствие в его движениях было поразительным, словно он знал, что происходит, и каждая его действие было продумано заранее.
Он быстро перебрал своё вооружение, убедившись, что всё находится на месте. Затем медленно, но с уверенностью, осмотрел местность вокруг, как будто искал что-то, что могло бы ему помочь или служить преимуществом в этой схватке.
Очевидно, он был опытным бойцом, подготовленным ко всему. Несмотря на серьезность ситуации, у него не было следа паники или беспокойства. Он оставался спокойным и контролировал свои эмоции, словно знал, что в этот момент они могут стоить ему всего.
Наконец, когда все приготовления были завершены, бывший солдат повернулся лицом к Сину и сделал несколько шагов в сторону. Всё выглядело так, будто бы они оба готовились к стандартной дуэли, что была родом из Дикого Запада.
— Пусть наша схватка станет для тебя закреплением всего того, что ты успел понять за прошедший день, Син, — говорил он, смотря в грустные глаза подростка. — Только от тебя зависит, умрёшь ли ты сегодня. Я же… просто постараюсь выполнить свою работу.
— Вот же ты мудак, Дженсен.
— В этой жизни по-другому нельзя, малыш, — ухмыльнулся мужчина и приготовился нападать. — Только сильным можно жить в этом мире. У слабых же одна судьба — смерть от руки сильного. Кем же являешься ты, Син?
Парень стоял на месте, его фигура словно сжалась под невидимым бременем. Взгляд его был наполнен грустью и безысходностью, словно он осознавал трагичность обстоятельств, из которых нет выхода. Он стоял неподвижно, словно предвкушая неизбежность ужасающего исхода этой схватки.
— Покажи мне, на что ты способен, Син!
— Покажи мне, что для тебя значат «жизнь» и «смерть»!