Сценарист

Глава 58 Конец истории

Грусть, гнев, печаль, отчаяние, ненависть — палитра чувств и эмоций, что прямо сейчас испытывали Син и Клаус, смотря на обезглавленное тело Грима и самодовольного Кенджи, что стоял над ним, была поистине богата. Увиденное сильно било по ментальному состоянию подростков, что выражалось в их минутном бездействии и шокированных взглядах. Если до этого момента они были настроены закончить всю эту историю, то сейчас они были полностью растеряны и подавлены, что не скрылось от взора старшего Айкавы, улыбка которого заметно увеличилась при виде парней.

— Вы всё-таки вернулись. Чудесно! — радостным тоном произнёс он. — Мне казалось, что вы сбежите отсюда в страхе, но вам удалось превзойти мои ожидания. Надеюсь, это не всё, чем вы сможете меня ещё удивить сегодня.

Мужчина был явно счастлив — об этом говорил весь его вид. Конечно, раненое плечо слегка разрушало общую картину его самодовольного и уверенного вида, но от этого менее мерзким и ужасным он быть не перестал. Он улыбался действительно по-злодейски, и это вселяло в сердца и души подростков не только гнев, но и страх — то, что могло в любой момент сыграть против них.

Клаус озлобленно сжал зубы. Он вновь начал бояться директора, а это ничего хорошего для него не сулило. Каждая его конечность дрожала от ужаса, с чем парень никак не мог бороться. Всё его тело отказывалось слушаться его — невозможно было сделать ни шагу вперёд, ни шагу назад. По лбу его катились капельки холодного пота, а изо рта вырывалось напряжённое и испуганное дыхание. Страх и ужас заполняли каждую клеточку его тела, и происходило это настолько быстро, что уже через пару минут он должен был упасть на колени и сдаться, признав, что их с Сином планам и желаниям сбыться не суждено.

Сам же младший Айкава также был полностью подконтролен негативным чувствам. Он был зол, но при этом и напуган — точно также, как и его напарник. Разница была лишь в том, что Син всё ещё ощущал землю под ногами и мог, пускай и с трудностями, шевелить конечностями тела. В голову его начали закрадываться мысли о побеге — далеко-далеко, где его точно никто не найдёт. Это было совсем несвойственно ему, ибо бежал он лишь однажды, и это стало его критической ошибкой, о которой он жалеет до сих пор, хоть и положительного от неё он получил не меньше. Сейчас он не мог сбежать — этого не было в его сценарии.

Но кому не всё равно не сценарий подростка, что сам не понимает, что делает, верно? Нужно лишь ещё немного постараться, чтобы сломать его окончательно, и я сделаю это, несмотря на то, что сам Син этого не хочет — меня никогда не интересовали его желания и мечты. Он — лишь инструмент, что был создан мною для моих деяний, и от этого предназначения ему никак и никогда не уйти.

— Так и будете стоять на месте? — вновь нарушил тишину Кенджи. — Я для друга спрашиваю.

В этот же момент Клаусу удалось неожиданно вырваться из ступора и повернуть голову в сторону, после чего его глаза слегка расширились и он совершил резкий выпад в сторону, отталкивая младшего Айкаву.

— Не спи! — крикнул он.

Через секунду на место, где стоял длинноволосый подросток, с грохотом приземлился монстр, разрушив часть фундамента под собой. Благодаря своей реакции Густавсону удалось не только спасти Сина, но и уйти от удара самому, в последний момент отпрыгнув влево и отбежав на приличное расстояние.

— Мики… — грустно произнёс юный злодей, поднимаясь на ноги и смотря на Ному, что при приземлении громко заверещал.

Густавсон быстро оценил ситуацию. В его глазах Син выглядел не особо полезным в битве с Кенджи, хотя ещё минутами ранее считал иначе. Ему показалось, что юный злодей всё ещё не смог принять внутри себя болезненную и тяжёлую истину его жизни, из-за чего у того случаются резкие перепады уверенности и отчаяния. В такой форме он точно бы не смог навредить Директору, потому Клаус принял важное решение, которое могло сказаться на них обоих как положительно, так и отрицательно:

— Син, я займусь Директором, а ты разберись со своим другом, — прокричал он, чем вызвал взгляд, что был полон непонимания, со стороны младшего Айкавы. — Только ты сможешь справиться с Мики, а мне позволь покончить с главным злодеем!

— Но… — был весьма поражён словами напарника Син.

— Покончить с ним — моя главная цель! — перебил Густавсон, говоря решительным голосом. — Это моя история. Твоя же — упокоить друга, что уже долго страдает!

Не говоря больше ни слова, Потрошитель вынул из-за пояса один из двух уцелевших металлических серпов, которые, как оказалось, были складными, и рванул вперёд, оставив позади превращённого в монстра Мики и Сина, что ещё не до конца осознавал, что сейчас произошло.

«Какого чёрта? Он решил заняться им в одиночку? Да ещё и меня оставил позади? Не слишком ли много он на себя берёт?», — подумал младший Айкава и ухмыльнулся, устремив свой взгляд на Мики, что наблюдал за ним со злобным оскалом.

— Только попробуй помереть раньше, чем я освобожусь! — крикнул в спину напарнику он, после чего полностью сконцентрировался на лучшем друге. — Долго же ты страдал, Мики.

Ному в ответ же лишь громко и угрожающе рыкнул, но ни одна мышца на лице его потенциального соперника даже не дёрнулась, что ещё больше разозлило монстра. Он не особо любил, когда кто-то, на кого он кричит, не испытывает к нему страха, и кажется, что он вот-вот собирался исправить эту не очень приятную для него ситуацию.

— Я покончу с твоей болью, Мики, — добрым голосом произнёс Айкава, несмотря на все попытки чудовища заставить того бояться или хотя бы злиться. — Но сначала, мой друг, я заставлю тебя проснуться.

Глаза Ному залились кровью, а оскал стал настолько ужасающим, что неподготовленный человек при виде него точно бы потерял сознание. По всему его телу нечеловечески синего цвета начали выпячиваться вены, что говорило о том, что монстр в данный момент был очень сильно напряжён, а для его противника это не означало ничего хорошего.

Тем не менее, несмотря на весь тот страх, что пытался нагнать на подростка Мики, тот был крайне спокоен и даже улыбался. Вероятно, в тот момент он отринул всю рациональность, чувства и эмоции в сторону, позволив себе расслабиться и насладиться происходящим.

— Тебе уже не терпится, да? — младший Айкава также решил оскалиться, чтобы показать чудовищу, что он готов к сражению. — Так чего же ты ждёшь? Нападай! А если нет… то я сам сделаю это! — крикнул он и направился прямо на противника, готовясь блокировать удар и атаковать в ответ.

— Не помню, чтобы приказывал тебе идти против меня, — разочарованным тоном произнёс Кенджи, не отрывая взгляда от Клауса. — Стал смелее? Уверовал в собственные силы и возможный успех? Или же доверился Сину и его словам о том, что вдвоём у вас точно всё получится? Какой именно пункт из этого бредового списка заставил тебя пойти против меня?

Густавсону не хотелось отвечать ни на один из этих вопросов, ибо внутри он всё ещё испытывал неуверенность и страх по отношению к старшему Айкаве. Разумеется, он пытался подавить эти слабости, но они присутствовали в его уме и разуме годами, что сделало их невероятно сильными, потому полностью избавиться от всех этих ужасных чувств он попросту не мог. Его ноги всё ещё подрагивали, а сердце чуть ли не замирало лишь от мысли, что он собрался сражаться с человеком, которого всю жизнь боялся. Реальность казалась ему ненастоящей, а каждое его движение было настоящим трудом, но всё же он справлялся, что было удивительно не только для самого подростка, но и для его противника.

— Чего тебе не хватает, Клаус? — решил задать ещё один вопрос мужчина. — Я дал тебе всё: помог поступить в лучшую геройскую академию города, влюбил в тебя самую красивую девушку класса, подарил тебе невероятную силу и даровал свободу. Разве этого мало? — искренне удивлялся он, но не кривлялся, как это принято в подобных ситуациях. — Признаю: я забрал твои лучшие годы, отнял друзей детства и испортил само это детство. Однако, мальчик мой, я постарался всё это возместить. У меня не получилось? Или же ты хочешь чего-то большего?

Злоба и гнев буквально закипали внутри подростка. Ему было больно и неприятно слушать весь этот бред, что прямо сейчас говорил Кенджи. Разумеется, в словах последнего был кусочек истины, но большая часть его речи — откровенная ложь.

— Дети в наше время весьма жадные, — грустно приговаривал старший Айкава. — Даёшь им всё, а им всё мало и мало. Неужели я зря старался? Тебе не нравится твоя нынешняя жизнь? Или же тебе не нравится тот факт, что этого ты добился не сам? Не припомню, чтобы у тебя было что-то вроде последнего — ты всегда был трусом, который радовался даже маленьким подачкам от меня. Что же изменилось с тех пор? Когда ты успел стать настолько уверенным в себе? Когда ты успел оглупеть ещё больше?

Кенджи очевидно старался спровоцировать парня на эмоциональный всплеск, но этого у него не получалось — последний, хоть и с трудом, держался молодцом, стараясь контролировать все свои чувства и эмоции. Разумеется, ему хотелось чем-нибудь ответить Директору, но он понимал, что любой ответ может сыграть против него.

— А я ведь относился тебе как к своему сыну, считал тебя родным, а ты решил предать меня. Это больно, знаешь ли, — изобразил печаль на своём лице мужчина.

Густавсон набрал в грудь воздуха и через секунду спокойно выдохнул. Чувства внутри него грозились вылиться наружу в любой момент, и ему было невероятно трудно сдерживать себя от «взрыва», потому он прибегнул к проверенной технике для успокоения — технике дыхания. Раньше он при помощи неё справлялся с паническими атаками, а теперь ему приходится бороться при помощи неё с эмоциональным всплеском.

— Знаешь, я дам тебе ещё один шанс, Клаус, — снисходительно произнёс Кенджи. — Ты можешь уйти прямо сейчас, и я забуду про то, что ты сделал сегодня. Наши отношения от этого не испортятся, а твоя жизнь не ухудшится — об этом я позабочусь.

Клаус остановился и прикрыл глаза. Сбежать ему действительно хотелось, но не так, как несколькими минутами ранее. Почему-то именно сейчас он был уверен в том, что поступает правильно, и это чувство пробудило в нём смелость, что придала ему сил. Теперь он был готов встретиться с главным страхом своей жизни лицом к лицу, и он даже получал удовольствие от предвкушения грядущей схватки, что было для него в новинку.

Слегка улыбнувшись, он направил свой взгляд на глаза старшего Айкавы. Лишь одним этим действием он уже ответил ему на все вопросы, но для подростка было мало подобного, потому он позволил себе колкую фразу в сторону противника:

— Болтливость — признак неуверенности. Похоже, вы тоже чего-то боитесь, не правда ли? — решился на свою провокацию он. — Столько слов, а толку — ноль. Опасаетесь, что я смогу вас убить?

Мужчина слегка опустил взгляд. Вероятно, он надеялся на то, что парень испугается и сбежит, но тот лишь стал ещё увереннее и сильнее, что шло вразрез с задумкой и планами Кенджи, а это добавляло последнему немало проблем, разбираться с которыми ему очень не хотелось.

— Зря ты так, Клаус. Я ведь от чистого сердца всё говорил, — тяжело вздохнул старший Айкава. — Мы могли делать всё, что только бы захотели, и никто не смог бы нас остановить, но ты решил отказаться от этого, выбрав путь предательства. Грустно, — через секунду на его лице вновь появилась прежняя ухмылка. — Впрочем, ты никогда не отличался умом. Если был шанс обосраться, ты никогда его не упускал, и даже сейчас ты следуешь этому своеобразному правилу.

— Стабильность — путь к успеху. Когда-нибудь это качество должно было привести меня к чему-нибудь хорошему, — с улыбкой на лице пожал плечами Густавсон. — Вероятно, сегодня судьба всё-таки вознаградит меня за старания.

— Судьба — это вымысел, созданный слабыми, чтобы объяснить свои неудачи и отсутствие желания действовать и что-то менять в своей жизни, — решил пофилософствовать мужчина. — Судьбы не существует — моя причуда этому доказательство.

— Тогда сегодня я докажу вам обратное, разрушив ваш мир, как это сделал Все За Одного пятнадцать лет назад, — озвучил свою цель Клаус. — Стану вторым, кто сможет уничтожить вас.

— Тебе не привыкать быть вторым, — издал смешок старший Айкава. — И сегодня ты станешь вторым человеком, которого я прикончу.

Схватившись за единственный серп покрепче, Клаус сделал шаг вперёд и через секунду побежал на противника. Тот же, подготовив катану, ждал момента атаки. В следующее мгновение по всей арене раздался звук удара металла об металл, что положил начало их сражению.

Клаус метко направлял своё оружие в голову, корпус и раненое плечо своего врага, стремясь поразить его, но тот ловко уклонялся, отражая атаки в сторону. Стальные клинки бились друг об друга, создавая искры и заставляя воздух трепетать от напряжения. Подросток, сжимая серп, нападал на противника с яростью, стремясь нанести удар, но каждый раз его атаки легко отражались мужчиной. Несмотря на свою рану, последний двигался легко и грациозно, иногда парировал атаки катаной, а иногда просто избегал их, делая шаг в сторону, чем сильно раздражал парня.

Серп в руках подростка рассекал воздух как молния, но удары не достигали своей цели. Мужчина избегал их с легкостью хорошо натренированного танцора, уклоняясь в последний момент и возвращаясь к контратаке. Иногда, конечно, у него не получалось избежать атаки противника, но в такие моменты ему на помощь приходила его причуда, которая заставляла Клауса видеть своего противника там, где его не было, и это несколько раз помогло мужчине не лишиться головы.

Впрочем, каждое его действие было под моим контролем, так что ничего опасного мне не грозило. Кто вообще может поверить, что он сможет ранить меня или же убить? Старик, что потратил на подготовку к нашему бою больше десятка лет, не смог меня одолеть, а этот так и вовсе не сможет меня даже задеть.

Всё ещё идёт по моему сценарию, пускай и с малейшими отклонениями. Пока что ситуация не критична, а это значит, что я имею право ещё немного повеселиться с этими глупыми детьми. Как только мне это надоест, я закончу этот цирк.

— И это всё, на что ты способен? — разочарованным тоном поинтересовался Кенджи, отражая очередной удар. — Столько слов, а толку? Ты способен лишь на пафосные речи, да? — издевался он.

Густавсон же молчал. Подозрительно молчал. Несмотря на свои явно неуспешные атаки, он продолжал делать одно и то же, будто бы какой-то из следующих ударов точно настигнет цель, и он продолжал так действовать снова и снова, что не могло не вызвать интерес со стороны его противника. Клаус явно что-то задумал, и мужчина пытался понять, что именно.

Конечно, он не сможет победить меня, но я знаю, что он способен выкинуть какой-то неожиданный трюк, который может мне немного навредить. Хотелось бы избежать подобного.

Когда проделывание одного и того же старшему Айкаве наскучило, он ловко парировал очередной выпад противника и нанёс тому сильный удар катаной прямо по серпу, заставляя последнего отступить на несколько метров назад.

— Так ты мне и царапины не оставишь, — самодовольно произнёс Кенджи. — У тебя же есть сильная причуда. Почему не используешь?

Клаус терпеливо молчал, переводя дух. Разумеется, у него действительно была сильная способность, которую он всё ещё не задействовал, но для того были весомые причины — ограничения.

— Вы тоже пользуетесь не всеми возможностями, Директор, — сказал Клаус, сжимая оружие. — Вы могли прикончить меня уже несколько раз. Что же мешает вам сделать это?

Тут уже промолчал сам мужчина. Ответ он, конечно, прекрасно знал, но озвучивать не хотел, ведь это могло рассекретить его главную слабость перед противником, которой последний точно решит воспользоваться.

— Похоже, я не ошибся, — убедился в своей теории подросток. — Вам недостаточно обычной победы — вы желаете, чтобы противник сам признал, что проиграл вам. Вы получаете от этого удовольствие, чувствуете себя сильным и великим. Пока я не признаю, что проиграл, стоя, например, на коленях перед вами, вы точно не прикончите меня.

Хорошо же он меня знает. Я уж и забыл, что все эти года он пристально изучал меня. Вероятно, он и раньше подумывал о том, чтобы предать меня, но не осмеливался на это, ибо не был уверен в своих силах и возможностях. Неужели Син так повлиял на этого мальчика? Впрочем, ничего удивительного, ибо дурной пример крайне заразителен.

— И что ты будешь делать с этой информацией? — поинтересовался старший Айкава. — Будешь верить в то, что я тебя не прикончу раньше, чем ты сдашься? Будь я на твоём месте, я бы не стал строить на этом план. Никогда не знаешь, когда твоему противнику надоест развлекаться с тобой.

— Я никогда не обладал особой рациональностью, — пожал плечами парень.

Густавсон прекрасно понимал, что когда-нибудь его врагу надоест играться с ним и он постарается его прикончить, потому особо не расслаблялся, нанося одни и те же атаки. Напротив, во время этого процесса он пристально изучал мужчину, пытаясь выработать особую стратегию, что смогла бы принести ему заветную победу. Да, прямо сейчас у него это выходило не особо хорошо, но кое-какие сдвиги всё же есть, а это уже способно вселить надежду в его сердце, что наполнено страхом и отчаянием.

— Советую тебе всё-таки воспользоваться своей причудой, если ты хочешь остаться в живых, — произнёс Кенджи и встал в боевую стойку, приготовившись нападать.

— Обязательно воспользуюсь вашим советом, Директор. Вот только, — нагло улыбнулся парень, — когда я воспользуюсь своими силами, вы будете молить меня о пощаде.

— Мечтать не вредно, сынок! — с ухмылкой на лице произнёс старший Айкава и бросился вперёд.

И лязг металла вновь заполнил собой стены просторной арены, что ознаменовала собой продолжение смертельного поединка.

Тем временем, пока в середине арены билась одна пара, на трибунах билась другая, и их схватка была намного интенсивнее, интереснее и разрушительнее. Ни Син, ни монстр не жалели себя, используя всё, что только под руку и под ногу попадётся, чтобы уничтожить друг друга, но только у одного из них получалось это заметней лучше, ибо тот действительно прикладывал все свои силы для того, чтобы победить, в отличие от второго, который будто бы пытался сдерживаться, хотя причин для этого не было.

Айкава метал своего противника направо и налево, нанося тому самые разные раны разных степеней: переломы, ушибы, разрывы мышц и даже отрывы конечностей. Последние, к слову, Ному быстро восстанавливал, но боли от этого, увы, не убавлялось, о чём свидетельствовали его болезненные крики, которые с каждым разом становились всё громче и громче.

Син же… был в какой-то степени безумен. Он улыбался, когда вредил своему другу, издевался над ним словесно и всячески старался вывести того на эмоции. Да, подросток понимал, что имеет дело с чудовищем, но своими действиями он будто бы пытался получить реакцию не от последнего, а от того, кто ему действительно близок, и о ком он думал очень много на протяжении почти всей своей жизни — от Мики.

— Ещё не проснулся? — поинтересовался парень, нанося очередной удар в грудь монстра. — Я не успокоюсь, пока ты не пробудишься, Мики! Я достучусь до тебя, слышишь? Достучусь! — кричал он, проводя аж целую серию ударов, последний из которых отправил противника в непродолжительный полёт назад.

Ному вопил от боли и гнева. Он правда пытался противостоять своему врагу, но тот будто бы был на порядок сильнее и быстрее него, и это очень сильно злило и раздражало монстра. Он уже привык к тому, что его жертвы не могут дать ему достойный бой, и он уже привык к сценариям, в которых ему только и остаётся, что просто добить своего противника. Этот же случай был совершенно иным — жертва не собиралась просто так умирать, да ещё и билась настолько хорошо, что чудовище ничего не могло ему противопоставить. Немыслимо!

Стоит отдать должное Ному, он всякий раз поднимался на ноги. Несмотря на потерю конечностей, большое количество разрывов мышц и переломов костей, он каждый раз вставал и снова нападал на Сина, что вселяло в сердце последнего надежду на то, что его план действительно сработает. Конечно, у него была так себе стратегия, и он сам это прекрасно понимал, да только других планов в запасе у него не было, а действовать нужно было, потому он следовал тому единственному, что у него был.

И вот, пытаясь в очередной раз атаковать соперника, монстр терпит неудачу и принимает в грудь очередную порцию свежих тумаков, что тут же отдаются ужасной болью по всему телу, после чего из его пасти доносится болезненный вопль, направленный, судя по всему, в сторону Господа Бога, который наверняка бы помог ему избавиться от всех мучений, но, увы, в религии, что исповедует последний, никогда не было места мутантам, потому Ному приходилось в очередной раз терпеть ужасные ощущения.

Монстр был готов снова отлететь назад, но та комбинация, что в этот момент проводил подросток, не включала в себя столь быстрое окончание. Напротив, удары всё проходили и проходили по телу Ному, даже не думая прекращаться, и вскоре они сменили цель, став попадать уже по его лицу. После нескольких сильных атак клюв чудовища треснул, а ещё через удар — разломался на несколько небольших частей. Кровь тут же начала течь рекой по нижней части лица превращённого Мики, и он вопил от боли, но его противника это не останавливало — он всё бил и бил, надеясь нанести как можно больше урона своему сопернику.

Наконец, когда с этой атакой было покончено, монстр упал на лопатки и тяжело задышал. Был бы он обычным человеком, он точно бы не стал вновь подниматься. Никто на его месте не смог бы пережить то, что он ощущал в тот момент. Столько боли, столько злобы, столько грусти и отчаяния… разве чудовища способны испытывать все эти чувства, кроме, разумеется, первых двух? Это показалось странным Ному, но он старался не придавать этому особого значения.

Был и второй вопрос: разве чудовище способно думать и расставлять приоритеты?

— Сколько ты ещё будешь это терпеть? — приводил дыхание в норму Син, стоя над практически поверженным противником. — Разве ты не понимаешь, что я атакую тебя в полную силу? Ты не понимаешь, что можешь умереть, если не станешь стараться? Разве ты не чувствуешь приближение смерти всё сильнее и сильнее с каждым падением? Сколько мне ещё нужно нанести тебе ударов, чтобы ты стал биться всерьёз?

Ному не отвечал. Наверное, попросту не мог — дар речи он не использовал с того момента, как тот разум, что был в его мозге, затих после очередного подавления при помощи причуды Кенджи. Мальчик долгое время пытался бороться, отказываясь сдаваться, но у мужчины были свои планы на него, и он прекрасно понимал, что рано или поздно ребёнок всё же сломается. Взрослые то часто не выдерживают и сдаются, так что и ребёнок долго не мог сопротивляться. Мики до самого последнего момента верил в то, что его спасёт тот, кого он считал своим героем, но тот так и не явился.

Собственно, это и заставило мальчика окончательно опустить руки, после чего его разум был полностью подавлен, уступив своё место обыкновенному мышлению монстра.

Ному в очередной раз поднялся на ноги. Все его раны успешно зажили, так что он был готов к ещё одному раунду, что явно не закончится для него успехом — краем своего возможного разума он понимал это, но отказывался принимать, ибо он привык побеждать и уничтожать своих противников, и этот случай не должен был стать для него исключением.

Верно же?

— Вновь будешь ограничивать себя? Почему? — искренне не понимал младший Айкава. — У тебя есть то, при помощи чего ты сможешь стать равным мне, но ты это не используешь. У нас что, повторение сценария схватки? Или же что-то мешает тебе использовать силы?

Через секунду на лице подростка уже красовалась ухмылка. Что-то внутри его головы щёлкнуло, после чего он получил ответы на все свои вопросы, и для этого даже не пришлось учить чудовище говорить — это действительно можно назвать успехом.

Медленно подойдя к противнику, парень направил свой взгляд прямо в его глаза, от чего последний ощутил что-то странное — то, что явно ему не свойственно.

— Ты боишься, — озвучил свой вердикт подросток. — Боишься, что сознание, которое было подавлено много лет назад, вновь пробудится, и ты, монстр, лишишься своего места. Я прав?

От этих слов Ному по-настоящему рассвирепел, начав крушить всё вокруг и орать, что есть мощи. Охваченный яростью, он бросался вперёд, рассекая воздух своими руками и когтями. Его глаза, что за несколько секунд полностью залились кровью, став алыми, были полны безумия, а его лицо искажалось от гнева. Он кричал и рычал, словно дикий зверь, пытаясь достать своего противника любой ценой. Син, в свою очередь, ловко уворачивался от каждого удара, избегая столкновения с разъярённым соперником. Он плавно ускользал от весьма опасных выпадов, удерживая дистанцию и надеясь на свою выносливость и реакцию, что почти никогда не подводили его в подобных ситуациях, если он сам, конечно, не предоставлял им для этого возможность.

— Попал в яблочко, да? — был доволен собой подросток. — Не хочешь исчезнуть также, как исчез старый разум того мозга, который сейчас в твоей голове, верно? Не думал, что чудовища способны испытывать страх.

Монстр бросился вперёд, нанося беспорядочные и весьма непредсказуемые удары, чего парень не совсем ожидал. Этот просчёт позволил его противнику всё-таки попасть по нему одной из размашистых атак, после чего тело Сина отправилось в непродолжительный полёт до ближайшей стены, об которую оно и остановилось. Это бы сулило младшему Айкаве болезненными травмами, но в самый последний момент перед ударом он смог укрепить себя при помощи свойства причуды, в результате чего атака чудовища практически никак не сказалась на нём — лишь лёгкий испуг и немалое удивление, что реакция его всё-таки иногда подводит.

— Неплохо, но мог и лучше, — произнёс он, вылезая из небольшого углубления в стене, что он сам и сотворил при столкновении. — Без атакующей причуды ты, увы, слабоват. Попробуй ещё раз. Быть может, следующий удар будет куда лучше!

Ному вновь бросился в атаку, размахивая своими массивными руками и метя в направлении своего врага. Его движения были резкими и напористыми, каждый удар напоминал мощный удар молота, что каждый раз сотрясал воздух. Син, будучи полностью сосредоточенным и готовым к ответным действиям, уклонялся от атак Ному с изящной ловкостью. Его противник всё продолжал и продолжал атаковать, и каждый его удар был направлен с максимальной точностью и силой, что не совсем ожидаемо от чудовища, которым овладели ярость и безумие. Подросток же оставался невозмутимым, уклоняясь от большинства атак с лёгкостью, хотя иногда Ному удавалось поразить его, что выливалось в травмы лёгкой и средней тяжести.

С каждым пропущенным ударом парень выглядел всё хуже и хуже, да и сам он начал чувствовать себя весьма паршиво. Его лицо было окровавлено, кровь стекала по его длинным волосам, что были практически полностью пропитаны алой жидкостью и потом. Нос его, будучи сломанным, еле как выполнял свои функции, что серьёзно мешало парню в битве, ибо без нормального дыхания сложно выполнять атаки и блокировать их. Одежда на нём во многих местах была порвана, из-под неё выглядывали порезы и гематомы, отчетливо свидетельствуя о силе ударов чудовища.

Честно говоря, подросток стоял на ногах лишь при помощи силы духа. Будь он в другой ситуации или другим человеком, он бы уже рухнул на землю и, быть может, никогда бы больше и не проснулся. Вывихнутое плечо не давало забыть о себе ни на секунду, а разорванное другое только и делало, что ныло от боли. Рёбра, благо, забыли о том, что они тоже получили повреждения, либо же просто адреналин, что буквально кипел в крови парня, заставил последнего не чувствовать страданий от этих травм.

Син понимал, что долго так он точно не протянет. Ему нужно было либо заканчивать побыстрее, либо же долго биться с пониманием того, что он проиграет. Последнее никогда не нравилось подростку, потому он всем сердцем желал, чтобы его противник, наконец, решил сражаться в полную силу, дабы его план вступил в фазу реализации.

Наконец, когда парень заметил идеальное окно для атаки, он вырвался вперёд, быстро сократив дистанцию между ним и противником, прибавил себе сил при помощи свойства причуды и со всей дури влетел в Ному, сваливая его с ног. Как только последний оказался в лежачем положении, юный злодей навис над ним, после чего начал наносить удар за ударом по его лицу и клюву. Последний, к слову, получил всех.

Одним ударом подросток выбил монстру глаз, вторым — второй. Следующая его атака поразила клюв чудовища, вновь разломив его на несколько частей. Затем последовали ещё четыре удара по той же области, что буквально полностью вбило клюв в основание черепа чудовища. Последние три пришлись по зубам страдающего мутанта — парню удалось выбить половину из них.

Закончив, младший Айкава слез с соперника и рухнул перед ним на колени. Его кулаки были полностью покрыты кровью, и она принадлежала не только монстру. Его кисти были просто в ужасном состоянии: изуродованы, полностью алые и покрыты осколками костей. Кожа на них была разодрана, выставляя наружу красное мясо и поврежденные сухожилия. Пальцы дрожали от усталости и напряжения, и двигать ими было тем ещё испытанием.

— Я облажался, Мики, — усталым голосом произнёс Син. — Я знаю это! Знаю, слышишь? Всё это время ты был жив, а я даже не знал об этом, даже, сука, не думал об этом! Жил какой-то своей жизнью с целью отомстить за твою смерть, в которой… виноват я. Если бы не я, наверное, ты сейчас был бы жив, а твой мозг был бы в твоём теле. Из-за моего долбанутого отца и эгоистичного меня ты всё это время страдал, а я так и не пришёл тебе на помощь, хотя ты считал меня своим лучшим другом и даже братом. Разве такой человек как я может быть твоим братом, учитывая то, что я не помог тебе, когда ты страдал? Да ещё и твоего любимого героя убил… Да, я сильно виноват перед тобой.

Монстр обессиленно лежал и тяжело дышал. Двинуться он сейчас никак не мог, потому ему приходилось слушать всё, что в данный момент говорил ему Син.

— И знаешь… Я… я долго репетировал наш разговор у себя в голове. Ну, на случай, если нам когда-нибудь бы пришлось встретиться. Честно говоря, я постоянно представлял нашу встречу на небесах, и всякий раз, когда я пытался сказать тебе заветные слова, у меня ком в горле застревал. Это происходит и сейчас, и мне очень трудно говорить эти слова, но я должен, — подросток собрался с мыслями, набрал в грудь воздуха и приготовился сказать самые важные слова в его жизни. — Прости меня, Мики. Мне действительно жаль, что ты умер вместо меня в тот день. Я не знаю, как объяснить, насколько мне жаль, Мики. Это чувство вины съедает меня изнутри. Каждый день на протяжении всей своей жизни я жалел о том, что ты погиб по моей вине. Если бы я… не был так слаб, быть может, всё сложилось бы иначе. Если бы мы просто… поменялись местами в тот день… Уверен, ты бы стал лучшим человеком, нежели я. У тебя… всегда было доброе сердце и чистые помыслы, и ты бы никогда не позволил кому-то управлять тобой и заставлять тебя совершать плохие дела. Ты всегда был сильнее и лучше меня во всём.

Подросток позволил себе слабо улыбнуться. В его голове всплыли картины былых дней, когда Мики лучезарно улыбался и радовался жизни, несмотря на тот ад, в котором они жили.

— Прости меня, Мики, за то, что я не оказался тем, кем ты меня считал. Будь я… действительно хорошим другом, я бы не позволил тебе страдать. Не позволил бы умереть в тот день.

Парень затих. Он склонился ближе к своему другу, словно желая услышать хоть какой-то признак ответа, но услышал лишь тишину, прерываемую тяжелым дыханием Ному. Син, сжимая кулаки в знак боли и раскаяния, продолжал говорить, словно слова были последним спасением в этом аду:

— Наверное, ты думаешь, что я лгу тебе. Я бы и сам не поверил себе, учитывая то, что, как оказалось, мною управляли всё это время. Честно говоря, я до сих пор не знаю, мои ли мысли сейчас всплывают в моей голове и настоящие ли те чувства и эмоции, что я прямо сейчас ощущаю. Это всё… очень сложно. Но знаешь… если все мои слова всё-таки являются ложью, как и мои чувства, что я сейчас ощущаю, то, — Син поднял лицо, демонстрируя дорожки слёз и самую грустную улыбку на свете, — почему мне сейчас так больно и грустно?

Услышав последние слова подростка и увидев его выражение лица, в глазах Ному что-то блеснуло, после чего земля под ним тут же начала содрогаться. Через несколько мгновений вокруг него начало образовываться невидимое поле, которое первым делом отшвырнуло подальше Сина, явно не ожидавшего подобного. Полёт его к слову, был не очень продолжительным — его встретила всё та же стена, в которой он проделал углубление почти десять минут назад.

Гравитационное поле, неуловимое для человеческого глаза, окутывало тело монстра, а его раны и травмы начали заметно заживать прямо на глазах. Кровь перестала течь, а кожа, ранее порванная и искривленная, стала восстанавливаться, словно невидимые руки умелого хирурга исцеляли каждый слой его плоти. Сначала это было медленно, словно пробуждение древней силы, но затем процесс ускорился, и изменения стали происходить настолько быстро, что глазам Сина казалось, будто время само оборвало свои цепи, чтобы подчиниться новой власти.

Ному, который еще мгновение назад был обессилен и очень сильно ранен, теперь поднялся на ноги с легкостью, которая казалась невероятной для его массивного тела. Его движения стали плавными и уверенными, словно он только что пробудился после долгого сна, полного восстановления.

Это зрелище заставило пришедшего в себя подростка улыбнуться. Его действия и слова всё-таки не оказались напрасными — монстр решил использовать все свои силы, включая и гравитационную причуду Мики.

— Наконец-то, — радостным тоном произнёс Син, вытирая рукой окровавленное лицо.

Монстр злобно и безумно оскалился, медленно поднимаясь в воздух при помощи своей причуды. Теперь он выглядел намного опаснее, чем раньше, но младший Айкава почему-то был счастлив этому.

— Последний раунд, да? — ухмыльнулся Син, активируя свои силы. — В прошлом ты так и ни разу не победил меня, и сегодня я не собираюсь дать тебе испортить мою статистику!

— И это всё, на что ты способен? — спросил Кенджи после очередного быстрого выпада. — Жалкое зрелище! — вынес свой вердикт он и провёл сильную комбинацию катаной, последний удар которой разломал серп противника на две части.

С мгновенной скоростью старший Айкава убрал своё оружие в ножны, вновь приблизился к противнику и нанёс тому мощный удар сложенным оружием под дых, чем не только сбил дыхание соперника, но и отправил его на несколько метров назад, после чего тот, остановившись, припал на одно колено, не в силах удержаться на своих двоих.

Клаус был сильно изранен — множественные порезы украшали его тело в данный момент, и из многих из них медленными ручейками бежала кровь. Хоть парень и старался держаться, боль с каждой секундой напоминала ему о своём существовании всё больше и больше, будто бы подталкивая того использовать свою причуду. Конечно, он мог бы это сделать в любой момент, но те ограничения, что она имела, заставляли его несколько раз подумать перед тем, как решиться её использоваться, и каждый раз, приходя к мысли всё-таки задействовать её, подросток сталкивался с тяжёлым выбором, после чего всегда отказывался от возможности усилить себя, надеясь, что и его сил хватит для победы над противником.

Увы, судя по той картине, что можно было наблюдать в данный момент, дела у него были так себе.

— Тебе так нравится страдать, Клаус? — вновь нарушил тишину Кенджи. — У тебя был шанс уйти, был шанс спастись и жить спокойно, но ты выбрал бой со мной, обрекая себя на страдания и боль. Где же твоя рациональность, мальчик мой? Где это качество, благодаря которому ты выжил и дошёл до конца экспериментов? Где тот Клаус, которого я считал своим сыном?

Густавсон ухмыльнулся. По его мнению, мужчина специально нёс откровенный бред, чтобы спровоцировать того использовать свой последний козырь. Старший Айкава действительно желал вывести того на эмоции, всем сердцем хотел сломить подростка и заставить его сдаться, когда тот поймёт, что его сил не хватит для победы, но его затеям пока было не суждено сбыться из-за упрямства парня.

— Я уже мог несколько раз тебя прикончить, но не делаю этого. Разве тебе недостаточно моей благосклонности? Хочешь ещё больше? Хочешь, чтобы я прямым языком попросил тебя уйти и выжить? — задал целую кучу однотипных вопросов Кенджи. — Разве я когда-нибудь желал тебе зла? Делал тебе плохо?

— У вас что, раздвоение личности? — издал смешок Клаус. — Вплоть до шестнадцати лет был вашей крысой для экспериментов, подвергался большому количеству опытов, терпел адские побои и лишился всего детства. Действительно, что же вы мне плохого сделали? — с явным сарказмом процедил он.

— За свободу надо платить, мальчик мой, — был явно уверен в собственной правоте и невиновности Директор. — За то, чтобы ты жил в своё удовольствие сейчас, я взял достойную плату — забрал целых шестнадцать лет твоей жизни. Однако я же не просто их своровал, верно? Я помог поступить тебе в лучшую академию, влюбил в тебя самую красивую девушку, помог тебе обрести друзей, а также ты не нуждаешься в финансах. Многие об этом могут только мечтать, но тебе, судя по всему, всего этого мало, жадный ты ублюдок, — сплюнул он. — Больше всего в своей жизни я ненавижу три типа людей, одним из которых являются неблагодарные сволочи по типу тебя.

— Никогда не признаете, что неправы, да? — позволил себе издевательски улыбнуться подросток. — В этом мы практически не отличаемся, — поднялся на ноги он, после чего отбросил сломанное оружие в сторону.

— Не смей сравнивать нас так, будто бы мы равны! — слова Клауса явно задели мужчину.

— Да-да, о Великий Господин, пожалуйста, продолжайте думать, что вы — особенный. Куда уж такому низшему существу вроде меня до вас — Господа Бога, — явно наслаждался своими язвительными словами он.

— Откуда ты берёшь столько смелости, чтобы дерзить мне подобным образом? — слегка наклонил голову вбок старший Айкава.

— Всё просто: когда ты стоишь на краю и ты обязан сделать прыжок вниз, страх исчезает сам по себе.

Договорив, подросток снял с себя куртку-плащ и отбросил её в сторону, оголяя свои руки, что были полностью замотаны белыми бинтами.

Похоже, он всё-таки решился.

— Знаете, я долго винил себя в своей трусости и слабости, и для этого были весомые причины: я никогда не мог перечить вам, никогда даже и подумать не мог пойти против вас и никогда не защищал своих друзей от вас, когда вы решали, что им больше не место в комплексе. Всю свою жизнь я боялся вас, считал, что для того, чтобы выжить, мне нужно стать вашей верной собачкой, которая сделает всё, что прикажет ей её хозяин. Жалкое зрелище, да? — ухмыльнулся он, начиная медленно освобождать руки от бинтов. — Всё это время я винил себя в слабости, трусости, никчёмности и безвольности. Я наблюдал, как мои друзья умирали, даже не пытаясь им помочь. До сих пор ненавижу себя за это. И я также всей душой ненавидел Сина, который, в отличие от меня, всё-таки нашёл в себе силы и смелость разрушить тот ад, в который вы нас поместили, и я злился на него за то, что он был лучше меня. До определённого времени мне хотелось ему отомстить, ибо на его фоне я был поистине жалким — что-то от вас мне всё-таки передалось, не находите? — издал смешок он, чем заставил своего противника недовольно поморщиться. — Но Син был в другой стране, а комплекс неполноценности и чувства собственной никчёмности и бессилия сильно давили на мои плечи, потому я решил стать линчевателем, чтобы хоть на ком-то вымещать накопленный за долгие годы гнев. Мне хотелось… стать монстром, чтобы заполнить огромный пробел в своём сердце. Друзей, конечно, у меня вернуть всё рано бы не получилось, но зато… я мог хоть немного убедиться в том, что не настолько слаб, — парень остановился и окинул печальным взглядом Кенджи. — И это даже работало, но вскоре на мои плечи начало давить другое осознание: хоть я и стал тем монстром, каким желал быть, увы, стал я им не сам. Почему? Всё просто: этого монстра создали вы, Директор.

Кенджи, услышав слова подростка, не смог сдержать свой смех. Его громкий смех пронесся по всей арене, наполнив её искренней насмешкой над молодым человеком, который пытался выразить свои мысли и чувства.

— И что с того? — спросил он. — Хочешь подвести к тому, что ты им больше не являешься? Хочешь сказать умные слова про то, что ты изменился? Стал смелее? Понял, что пресмыкаться передо мной больше не имеет смысла? Начнёшь говорить про ту ночь, когда отказался убить Сина, хотя мог? Скажешь, что в тот момент ненависть пропала, а сам ты понял, что всё это время поступал неправильно? Брось, мальчик, я уже слышал эти слова в твоём исполнении, — отмахнулся Кенджи, демонстрируя всю свою тёмную и мерзкую натуру. — Понимаешь, Клаус, правда в том, что от твоих слов ничего не изменится. Ты можешь сколько угодно пытаться убежать от правды — это ничего не поменяет. Ты можешь притворяться кем угодно: страдающим мальчиком, монстром или даже невиновной жертвой. Есть одна бесспорная истина, от которой ты не уйдёшь: ты не изменишься. Ты навсегда останешься монстром, которого создал я.

Мальчик тяжело вздохнул, снял последние бинты, взглянул на имена мёртвых друзей и вытянул кисти вперёд. Его руки сильно дрожали, словно под воздействием невероятного давления. Но внезапно, в один момент, его кисти сжались в кулаки, а дрожь стихла, словно погасшее пламя. Клаус почувствовал внутри себя странное спокойствие, словно нашел в себе нечто, что давно искал.

— Знаю, — ответил он, после чего посмотрел Директору прямо в глаза. — Но я больше не твой монстр.

В этот же момент, будто по какому-то сигналу, из шрамов на руках, что прятались под татуировками с именами умерших друзей, начала брызгами выходить кровь. Выходила она настолько быстро, что уже через несколько секунд тело подростка не имело в себе ни капли алой жидкости. Такое событие могло бы напугать неподготовленного к такому человека, но Кенджи оставался крайне спокойным. По крайней мере, на его лице точно не было никаких особых эмоций — обычное каменное выражение.

Вся кожа подростка приобрела серый оттенок за несколько мгновений, словно жизнь покинула его тело вместе с каждой каплей крови. Его лицо приобрело ужасающий вид, словно из кошмара: кожа стала похожа на восковую, а глаза утонули глубоко в орбитах, словно они видели что-то ужасное и не могли от этого оторваться. Всё в нём выглядело жутко и невообразимо, как будто он превращался в существо из самых страшных кошмаров.

Кровь же, будто бы имеющая разум, быстро настигла тело мёртвого Грима, после чего влилась в него. Через несколько секунд она стала вытекать уже из тела Грима, но скорость её была намного быстрее. Её количество заметно увеличилось — вероятно, кровь подростка соединилась с кровью уже мёртвого Хастла, который, судя по всему, не особо противился этому. В следующее мгновение она начала приобретать форму, словно оживая, в результате чего перед глазами у всех на арене появился полноценный клон юного линчевателя, точная его копия, с теми же серыми чертами лица и мертвым взглядом. И как будто волшебством, оставшаяся кровь превратилась в клинок, который моментально оказался в руках Клауса, став его полноценным оружием.

— Вот ты и использовал свой последний козырь, — слегка улыбался Кенджи. — Поставил всё на следующие пятнадцать минут.

Причуда Клауса — управление своей кровью. При помощи неё он может укреплять своё тело, делать его быстрее, а также он может придавать алой жидкости любую форму. По сути, эта причуда не является особенной, но подросток при помощи множества тренировок смог открыть ещё одну её способность, которую он поклялся применять лишь тогда, когда другие вариантов не остаётся. Суть её в том, что обладатель причуды может полностью лишить себя крови, и при этом это не нанесёт ему никакого вреда. Однако у этого есть ограничение — всего пятнадцать минут, после чего данную способность можно будет применить лишь через двенадцать часов. Если кровь не вернется в его тело по окончанию этого времени, он погибнет, но до этого момента он может использовать алую жидкость так, как ему только вздумается.

Но не только это было главной особенностью данной способности. Главным козырем было то, что на всё это отведённое время Клаус становился… бессмертным — только слетевшая с плеч голова может положить ему конец. Ни смертельные раны, ни пробитие сердца, ни множественные переломы — ничего из этого не убьёт парня в течении пятнадцати минут, ибо всё это затянется за считанные мгновения.

— Ты сам хотел этого, — со злобной ухмылкой ответил Густавсон, вставая рядом со своим кровавым клоном.

— Значит, ты уже смирился с тем, что не уйдёшь отсюда живым, я прав? — решил убедиться в своей догадке старший Айкава.

— А принял ли ты свою судьбу, Директор?

— Я ещё долго буду жить, мальчик мой, — издал смешок мужчина. — Не тебе суждено убить меня.

— Тогда я перепишу тот сценарий, в который ты так веришь, — принял Клаус боевую стойку, что тут же повторила его копия.

— Мечтать не вредно.

Не став больше тянуть, Густавсон и его верная копия бросились вперёд с целью быстро атаковать противника, но реакция последнего была настолько хороша, что он знал о начале нападения ещё до того, как оно началось, потому резкие выпады в его стороны не стали для него неожиданностью… Кенджи с катаной в руке метко отражал атаки как самого Клауса, так и его кровавого клона. Он двигался с изящной ловкостью, не давая противникам шанса на успех. Пара атаковала синхронно, создавая непрерывный поток ударов, но мужчина был настолько опытным бойцом и превосходным стратегом, что смог справиться с обоими противниками одновременно. Он блокировал удары катаной, уклонялся от атак, и его реакции были так быстры, что его движения казались почти молниеносными, а ведь его плечо было просто в ужасном состоянии.

Каждое его движение было точным и решительным. Он мгновенно переключался между противниками, не теряя концентрации ни на секунду. Его катана сверкала в воздухе, отбрасывая атаки смерти. Противники, несмотря на свою силу и скорость, не могли найти пробел в обороне противника. Они продолжали нападать, но каждый удар был отражен или парирован с неумолимой точностью.

Когда битва достигла определённой точки, подросток и его верный товарищ решили изменить тактику. Они внезапно разошлись по разным сторонам, своеобразно окружили противника и начали атаковать в рассинхрон, чтобы последнему было куда сложнее блокировать их выпады. Их координированные удары создавали опасное давление на противника, заставляя его защищаться с обеих сторон, и это чертовски ему не нравилось, ибо он не любил, когда его пытались загнать в угол.

— Думаешь, что это сработает? — насмехался мужчина, встав в новую стойку. — У меня тоже есть кое-какие сюрпризы!

Как только кровавая копия парня приблизилась к нему, старший Айкава ловко увернулся от летящего в него клинка из алой жидкости, извернулся, нанёс сильный удар по животу соперника, успешно увернулся от другого удара уже самого подростка, ударил его по лицу рукоятью меча, схватил за рубашку и, потянув, швырнул его прямо в своего клона, свалив обоих с ног.

Противники мужчины попытались тут же подняться на ноги, но первый оказался быстрее — встав над ними, он занёс катану и одним ловким и быстрым движением проткнул обоих, вонзив лезвие в их тела. Клаус тут же болезненно промычал, а вот его копия потеряла форму, превратившись в лужу крови.

Кенджи хотел на секунду расслабиться, почувствовав вкус успеха, но радоваться ему пришлось недолго — лужа, что казалась совершенно безвредной, быстро приобрела форму тонких шипов, после чего они мгновенно начали тянуться прямо к противнику. Если бы Директор промедлил хоть на секунду, он был бы уже трупом, но его реакция в очередной раз не подвела его, благодаря чему ему удалось избежать смерти при помощи прыжка и кувырка назад.

— Почти достал, — ухмыльнулся он, наблюдая за встающим с земли соперником.

— Разве? — с довольным лицом спросил Клаус. — Разве ты не чувствуешь запах собственной крови?

Старший Айкава удивился, после чего ощутил неизвестное тепло на правой щеке. Прикоснувшись к ней, он обнаружил длинную царапину, из которой медленно вытекала капелька алой жидкости.

— Что ты, блядь, сделал? — тихим и удивлённым тоном произнёс мужчина.

— Я поранил твоё омерзительное личико. Каковы ощущения? — издевался Густавсон.

— Теперь я тебя точно прикончу!

Находясь в гневе, мужчина бросился вперёд с целью убить соперника. Тот уже ждал его во всеоружии: лужа крови, что осталась после клона, превратилась в шипы, клинки и прочие предметы, что могли бы навредить противнику. Подросток швырялся атаками направо и налево, надеясь попасть хотя бы одной из них по мужчине, но тот в последний момент уворачивался, кувыркался или просто делал шаг в сторону, после чего продолжал бежать на парня.

Через мгновение они вступили в ближний бой. Сначала схватка шла при помощи оружия, но вскоре Клаус отбросил своё в сторону и стал атаковать при помощи кулаков. Несколькими ударами ему удалось попасть по корпусу и лицу Айкавы, но тот даже не пошатнулся от такого. Густавсон попытался нанести ещё парочку ударов в челюсть противника, но тот ловко уходил назад и атаковал его лезвием своей катаны, которое парень ловил голыми руками. Если бы он в этот момент не использовал свою причуду, наверное, его соперник отрубил бы ему руки, но пока бояться ему было нечего — плоть затвердела настолько, что с её помощью можно было стены зданий крушить. Конечно, порезы на руках всё-таки оставались, ибо удары были не очень-то и слабыми, но боли они не приносили.

— Как же ты надоел! — прокричал Кенджи, отпрыгивая назад.

Далее последовало применение уже его причуды. Как только эффект начал действовать, Клаус тут же перестал желать сражаться. Вся его внутренняя мотивация начала угасать, а настрой всё меньше и меньше напоминал о своём существовании. Теперь ему хотелось мира, спокойствия и возвращения крови в собственное тело.

Разумеется, подросток тут же догадался, что всё это ему навязывают, потому начал бороться со вражеской способностью ментально, отталкивая от себя ненужные мысли и ненастоящие чувства с эмоциями. Получалось это крайне трудно, но успех был, и это очень сильно не нравилось Директору, потому, почувствовав, что вот-вот его соперник снова начнёт атаковать его, создал в глазах того иллюзию, которая показывала ему, что на арене теперь не один Кенджи, а несколько. Лишь один был настоящим, и парню нужно было найти его, да только все они были очень сильно похожи, потому он решил применить уже использованный им ранее трюк: создал клона из крови, сформировал ему оружие и направил на врага. Копия, учуяв запах настоящей крови, тут же направилась к оригиналу, чего последний никак не мог ожидать.

Отбиваться от агрессивного клона было тяжело, но Кенджи всё-таки смог вновь убить его, после чего его взгляд снова был прикован к подростку, что уже начал выдыхаться.

— У тебя осталась пара минут. Уверен, что сможешь меня одолеть? — провоцировал на эмоции старший Айкава.

— Будь уверен, что эта пара минут станет самой ужасной и страшной в твоей жизни, — жутко улыбнулся Клаус и вновь бросился в атаку.

Как только орудия противников вновь соприкоснулись, мужчина понял, что его враг почему-то стал сильнее. Хоть разница и не была велика, он почувствовал что-то неладное, а следующие столкновения клинков лишь подтвердили его опасения — с каждым новым ударом Густавсон становился всё сильнее и сильнее, что начинало действовать Кенджи на нервы.

Мастерством меча Директор владел лучше, чем его противник, потому тому не составляло особых трудностей превзойти его, но вот сила того с каждым новым столкновением всё больше и больше становилась проблемой, ибо Айкава всё сильнее уходил в глухую оборону, что становилось для него труднее с каждой секундой.

Последняя особенность способности причуды парня заключалась в том, что в последние минуты его тело становилось сильнее, и происходил подобный скачок в геометрической прогрессии. Можно сказать, что это был некий последний шанс, предоставляемый хозяину силы для победы.

— Тебе… не победить… меня! — выкрикнул мужчина, отбивая очередной удар, после чего, пройдя ровно под лезвием противника, ему удалось пронзить сердце последнего острым наконечником своей катаны.

Кенджи, с глазами, полными злобы, медленно улыбнулся, ощущая, как клинок его катаны проникает глубже в тело противника. Он чувствовал, как острие проникает сквозь плоть, и это ему безумно нравилось. Когда клинок вышел на другом конце, его сердце сжалось от удовлетворения, но его взгляд был прикован к лицу Клауса. Глаза противника расширились в ужасе, а рот открылся в болезненном сухом кашле.

— Я победил, — вынес вердикт старший Айкава, окидывая противника высокомерным и самовлюблённым взглядом.

— Ещё… нет, — тихо произнёс парень, после чего улыбнулся и попытался также пробить тело соперника при помощи своего оружия, сотворённого из крови.

Увы, мужчина успел увернуться и отпрыгнуть назад, оставив своё оружие в груди подростка. До окончания действия причуды последнего осталось чуть больше минуты, потому Кенджи был полностью уверен в своей победе.

— Ты проиграл, Клаус! Смирись с этим, — ухмылялся он, после чего активировал свою причуду, заставив соперника видеть большое количество его копий, что смеялись над парнем в унисон.

— Боюсь, что ты ошибаешься, Директор, — легко улыбнулся Густавсон, одним движением вытащив из своей груди катану. — В этот раз проиграл ты, — произнёс он, встав в нужную стойку.

— Хочешь пронзить меня? У тебя ничего не получится, идиот! Всё кончено! Ты не сможешь найти меня в этой толпе! — смеялся Айкава, наслаждаясь своим триумфом.

— Правда? — ухмыльнулся подросток.

В этот же момент мужчина почувствовал адскую боль в районе раненного плеча, а ещё через мгновение — оно начало фонтанировать кровью, от чего он закричал, болезненно согнувшись и схватившись за место, где была рана.

— Что за чёрт? — сквозь зубы спросил Кенджи.

— Зря ты позволил мне приблизиться к тебе, — дал намёк парень, переставший видеть иллюзию, что создал его соперник — теперь он видел лишь его.

Через секунду старший Айкава осознал, что в тот момент, когда он проткнул врага клинком насквозь, тот при помощи кашля направил капельку своей крови точно ему в рану, благодаря чему тому удалось повлиять на алую жидкость самого мужчины, заставив её вырваться наружу сквозь оставшиеся целые ткани, что и послужило источником невыносимой боли.

— Ублюдок! — прокричал он. — Ты никогда не станешь лучше меня, слышишь? Тебе не победить меня, потому что творение не может убить создателя! Я сделал тебя тем, кем ты являешься!

— Я знаю, — тепло улыбнулся Клаус. — Всю жизнь я был вторым: вторым кандидатом на роль «Абсолютного зла», вторым выжившим после эксперимента, вторым на вступительных экзаменах в академию, вторым в этой жизни. Сегодня я стал вторым, кто смог ранить тебя, и, если уж мне предстоит умереть через двадцать секунд, я не против принять эту роль второго, — прикрыл глаза он, но через секунду тут же открыл, после чего в них блеснула решимость, что до жути испугала его противника, — ведь прямо сейчас я стану вторым, кто победит тебя, и первым, кто закончит твою жизнь!

В течение секунды Клаус собрал в себе всю свою волю и решимость, приготовившись к последнему рывку. Противник же его впервые за долгое время почувствовал первобытный ужас, что охватил его тело за считанные мгновения. Его глаза расширились, дыхание участилось, а сердце забилось так, будто бы понимало, что эти удары — последние в его жизни.

— Остановись… — с отчаянием в глазах произнёс Кенджи.

В следующее мгновение, подобно молнии, подросток рванул к противнику с выставленной вперёд катаной с решимостью в глазах и непоколебимой волей в груди.

«Я сделал много дерьма в жизни, и я об этом безумно жалею», — пронеслось в голове Клауса.

— Пожалуйста!

«Всю жизнь был трусом и тряпкой, за что безумно стыдно».

— Прекрати! Не убивай!

«Всегда был вторым во всём — второстепенным, неважным, ненужным».

— Я сделаю всё, что ты захочешь!

«Разочаровал родителей, не оправдал надежды друзей, никого не спас».

— Ублюдок! Неблагодарная тварь!

«Прожил унылую и никчёмную жизнь, о которой никто никогда не узнает, а те, кто знает — никогда не вспомнят».

«Всё в своей жизни я делал неправильно. Не добился ничего. Ни одно из моих достижений не принадлежит мне».

«Я совершил кучу ошибок, но это… я считаю правильным».

«Пускай обо мне никто не узнает, но зато они не будут страдать по вине этого человека. Пожалуй, этого для меня достаточно».

«Пусть его смерть станет моим первым и последним достижением».

«Эта история о человеке, что вечно был вторым, но стал первым, кто смог покончить с этим уродом».

«История второго».

«Это моя история».

Клаус приблизился к Кенджи и успешно пронзил его тело острым клинком. В этот момент время замедлилось, страшный вопль прорвался из груди мужчины. Взгляд Клауса был лишен сожаления, лишен всего, кроме маленькой радости, что лишь на одно мгновение блеснула в его глазах.

Он победил.

После очередного обмена атаками, Син и Ному отлетели друг от друга в противоположные стороны, после чего уже разбитые стены встретили их тела своими не очень тёплыми и весьма неприятными объятиями.

С громким кряхтением подросток поднялся на ноги, отряхнулся и сделал несколько шагов вперёд, стараясь при этом не упасть лицом на землю. Он был на грани. Более того, он вообще не понимал, как до сих пор держался. Всё его тело ужасно болело, кровь успела покрыть практически всё его тело, но он продолжал вставать после каждого падения, коих было настолько много, что он аж перестал их считать.

«Я должен был уже умереть, но я всё ещё жив. Как… странно», — рассуждал в своей голове он, направив взгляд на противника.

Ному тоже был сильно измотан. Ему даже не хотелось вставать, ибо никаких сил не было. Однако он продолжал подниматься раз за разом из-за чёртового упорства и желания победить. Монстр не привык проигрывать кому-то, потому не мог допустить победы соперника, и он был готов сделать всё, чтобы добиться заветного триумфа, но все его усилия пока что не оправдывали себя — его враг отказывался сдаваться, вставая после каждой его атаки.

Оказавшись на ногах, чудовище устало взревело — это был его максимум. Сил осталось лишь на одну атаку. Собственно, как и у его противника, который тоже держался на своих двоих лишь при помощи силы воли.

— В детстве ты тоже был упёртым, Мики, — вспомнил фрагмент прошлого подросток. — Отказывался принимать поражение до самого конца.

Ному сделал вид, будто бы не услышал сказанного. В его голове и так творился полный бардак, потому обдумывать что-либо ещё ему крайне не хотелось. Ещё с середины схватки с его разумом начало твориться что-то неладное, и монстр пытался отчаянно это игнорировать, но с каждым новым падением эти чувства всё усиливались и усиливались, грозясь перерасти во что-то более значимое.

— Знаешь, я уже практически ходячий труп, — издал болезненный смешок Син. — Нормальный человек не смог бы стоять на ногах, потеряв столько крови, а я всё ещё делаю это. Тебе не кажется это странным и забавным одновременно?

Несмотря на довольно-таки страшную и ужасную ситуацию, Айкава улыбался, что казалось странным и непонятным для его противника. Монстр отчётливо помнил последние моменты своих жертв, когда те плакали, просили о пощаде и просто смотрели на него взглядом, полным страха, но в данный момент его враг не был похож ни на кого из них. Впервые он столкнулся с человеком, который, казалось, не боялся смерти, и это было чертовски удивительным для чудовища.

— Похоже, ты тоже уже на грани, — заметил усталый вид противника подросток. — Быть может, решим всё одним ударом? На него у нас точно сил хватит, а вот на полноценное продолжение битвы — нет.

Ному легко кивнул, соглашаясь с данным предложением, после чего стал накапливать остатки энергии, дабы провести последнюю атаку.

Он даже не заметил, как начал реагировать на слова Айкавы, будто бы отчётливо понимал их. Раньше с ним такого никогда не было — Ному был обыкновенной машиной для убийств, которая никогда ни о чём не думала, никак не реагировала на слова и провокации и никогда не вступала в какой-либо другой контакт с противником, кроме, разумеется, обыкновенной драки.

Син тоже начал концентрировать свои последние силы в правой руке. Он не знал, удастся ли ему победить. Собственно, это для него уже было не так уж важно. Победа или поражение — плевать, ведь он уже добился того, чего хотел, хоть его противник ещё и не понимал этого. Айкаве хотелось верить лишь в то, что после этой последней атаки его соперник всё осознает — этого ему будет достаточно.

«Скорее всего, это последнее, что мне удастся сделать. Хорошая получилась битва. Жаль только, что всё произошло при подобных обстоятельствах», — Сину было крайне грустно от этих мыслей.

— Интересно, а что было бы, если бы в тот день мы поменялись местами? — усталым голосом задал он вопрос. — Изменились бы наши судьбы? Имел бы ты мою жизнь, а я — твою?

Разумеется, его противник не услышал этих слов — Син говорил настолько тихо, что сказанное им было слышно только ему самому. Однако, пожалуй, какой-либо ответ ему не был нужен, ибо он и так всё прекрасно знал.

— Да, глупые вопросы у меня, — отмахнулся парень.

«Мики бы никогда не стал злодеем. Ему была бы противна сама мысль об этом, не говоря уже о самих действиях. Его душа всегда была светлее моей — в этом наша главная разница».

Соперники медленно, но уверенно приближались друг к другу, готовые столкнуться в последний раз. Их лица отражали изнеможение и усталость, глаза обоих были опущены, словно они не хотели смотреть друг на друга. Оба поддерживали себя на ногах с трудом, их шаги были неустойчивыми, а ноги дрожали от усталости, словно нагрузка была слишком тяжелой для них. Но несмотря на это, они продолжали двигаться вперед, волею упорства и желания завершить битву, которая так долго длилась.

Когда они оказались на достаточном расстоянии друг от друга, они замерли, готовясь к последнему рывку. В их взглядах читалась смесь усталости, напряжения и непоколебимости, готовности к тому, что следующие мгновения могли стать последними в их жизни.

— Ты всегда был хорошим другом, Мики. Постоянно помогал, вечно поддерживал, а ещё пытался защитить меня от других любой ценой. О таком друге можно только мечтать, — тепло улыбнулся Син. — В детстве я так и не смог отплатить тебе за всю твою доброту и заботу — лишь причинил боль и страдания. Позволь же мне хотя бы в этот раз… помочь тебе, — глаза его стали влажными, но решительности не лишились. — В этот раз… в этот раз я спасу тебя, брат!

Монстр, услышав слова Сина, словно окаменел на месте, его огромные глаза широко раскрылись от удивления. На его изуродованном лице промелькнули слёзы, смешанные с кровью и и потом. Неожиданная смесь эмоций вызвала в нём смятение и бешенство. Сплетение страха и ненависти заставило его издать свирепый и отчаянный рёв, который раздался по всей арене, наполнив воздух тяжёлым напряжением. С огромной яростью и безудержной агрессией монстр рванул вперёд, словно зверь, готовый разорвать всё на своём пути, направляясь прямо на Сина, чтобы нанести последний, но самый мощный удар.

Слёзы также блеснули и на глазах Айкавы, смешавшись со всеми жидкостями, которые стекали по его измученному лицу. Он внимательно следил за тем, как его соперник приближается к нему, чувствуя, как сердце бьётся в груди с такой силой, будто бы оно вот-вот выпрыгнет наружу. Не давая себе сомневаться, он рванул вперёд, словно бросая вызов самой судьбе, готовый отдать всё последнее, что у него осталось.

Кулаки Сина и Ному с размахом ударились друг о друга, словно два молота, готовые сокрушить всё на своём пути. В мгновение ока арена затряслась, стены дрогнули, как будто стараясь удержаться на месте. Пыль поднялась в воздух, закрывая вид на происходящее, а земля треснула под натиском их сил. Шум столкновения был оглушительным, наполняя всё пространство неутолимой энергией.

И в этот момент время будто бы замерло.

Юный злодей оказался внутри просторного светлого помещения, где не было видно ни потолка, ни стен — кругом лишь один свет, что немного слепил его глаза. Он удивился, ибо ещё секунду назад он был в совершенно другом месте, а теперь он тут — неизвестно где, куда он неизвестно как попал, и что делать ему тоже было неизвестно. Лишь странное чувство теплилось в его груди, понять которое он не мог. Оно было таким тёплым и уютным, но при этом таким незнакомым, что парень не понимал, как на всё это ему стоит реагировать.

Окружение было похоже на какое-то чистилище. В голове Айкавы тут же проскользнула мысль о том, что он всё-таки погиб в той схватке, после чего в его глазах отразилась грусть, а на лице мелькнула слабая улыбка.

— Этого стоило ожидать, — тихо произнёс он. — Когда-нибудь он должен был победить меня.

Вдруг он почувствовал, что что-то с его телом не так. Взглянув на руки, он с удивлением обнаружил, что они стали меньше и нежнее, словно у него снова были детские ладони. Это вызвало у него недоумение и легкую панику. Он поспешил рассмотреть себя и осознал, что его тело стало маленьким и хрупким, точно как в те времена, когда он еще был мальчишкой в экспериментальном комплексе. Взглядом он пробежался по своим рукам, ногам, и лицу, пытаясь понять, что происходит.

— Что за чёрт? — с небольшим смешком в голосе спросил у пустоты он. — Меня глючит? Или же в загробном мире мне решили подарить нормальное детство без безумного папаши и отбитых учёных? Интересно, а что они попросят взамен? Душу? Сердце? Или же мне придётся отдаться в рабство высшим существам за такой дар? Вряд ли же такое дают за просто так.

— Ты ни капли не изменился, Син, — послышался знакомый голос спереди, после чего подросток тут же посмотрел направил свой взгляд на источник шума.

Глаза Сина тут же расширились от удивления и шока, когда он увидел, что голос принадлежал рыжеволосому ребёнку, что в этот момент смотрел на него детским невинным взглядом, а на лице его сияла лучезарная улыбка. Он тут же пришёл в оцепенение, словно время замедлило свой ход, и он не мог поверить в то, что видит. Ребёнок перед ним выглядел таким живым, таким настоящим, что Айкава не мог сдержать слёз.

— Мики? — надрывающимся голосом спросил длинноволосый мальчик, не веря своим глазам.

— Наконец-то мы вновь встретились, — тёплым и приятным голосом ответил рыжеволосый.

Не став сдерживать себя, Син бросился вперёд и тут же заключил своего друга в крепкие объятия, после чего слёзы из его глаз было невозможно остановить. Он словно был во сне. Голос друга, прозвучавший в тишине, пробудил в нём невероятную нежность и тепло, а само присутствие мальчика разрушило внутри Сина каменную стену, за которой долгие годы скрывались его истинные чувства и эмоции, что раньше он считал непозволительной слабостью. Наконец-то он снова был рядом с Мики, своим верным другом, и это было больше, чем он когда-либо желал.

— Я так рад, — сквозь слёзы говорил Син, уткнувшись лицом в плечо друга.

— Я тоже скучал, — ответил ему Мики, прижав к себе.

Они стояли в объятиях несколько минут. Слёзы Айкавы постепенно утихли, а теперь, уже успокоившись, они молча отпустили друг друга. Рыжий мальчик продолжал лучезарно улыбаться, а вот на лице длинноволосого подростка появилась виноватая мина.

— Мики, я… — хотел начать извиняться он, но оказался неожиданно перебит.

— У нас мало времени, Син, — произнёс ребёнок, чем удивил своего собеседника. — Не думаю, что это место долго продержится.

— Разве это не чистилище? — спросил юный злодей. — Я же умер. О каком времени идёт речь? Ты же пришёл меня забрать с собой, верно?

— Боюсь, что разочарую тебя своим ответом: мы не в чистилище, и ты не умер.

— Но где мы тогда находимся?

— Я и сам не знаю, но предполагаю, что кое-кто решил дать нам шанс немного поговорить.

— Это же бред! — не верил Син. — Я должен был умереть! Ты видел, сколько у меня ран? Любой нормальный человек бы уже умер!

— Но ты не нормальный человек, — улыбнулся Мики. — потому продолжишь жить дальше.

— Но тогда… для чего всё это?

— Тело Ному не позволяло мне поговорить с тобой, ибо у него не было голосовых связок. Сейчас же я могу сказать тебе кое-что важное, — рыжий мальчик выпрямился, посмотрел в глаза другу и благодарно поклонился. — Спасибо тебе, что освободил меня.

— За что ты благодаришь? — сильно удивился длинноволосый. — Это же я обрёк тебя на все эти страдания! Из-за меня ты перенёс столько боли! Меня не за что благодарить! Я виноват в том, что ты стал таким! — слёзы вновь появились на его глазах, и он даже не старался их скрывать.

— Ты не виноват во всём этом, Син, — не согласился со своим другом Мики. — Всё это произошло не по твоей вине. Во всём этом виноват только твой отец — не ты.

— Но…

— Ты спас меня, Син, — стоял на своём рыжий ребёнок. — Спасибо тебе за то, что избавил меня от боли и страданий.

Айкава упал на колени, сжавшись от боли в груди, словно сердце разрывалось на части. Он опустил голову, начав плакать ещё сильнее. В его душе бушевали смешанные чувства: отчаяние, вина, непонимание.

— Я не достоин этих слов! — буквально прокричал в истерике длинноволосый. — Я стал злодеем! Убивал невинных людей! Заставлял их плакать от боли и утраты! Не щадил даже тех, кто помогал мне! Мои руки по локоть в крови! — рыдал он, не останавливаясь. — Пока ты страдал тут по моей вине, я делал то, что ты бы никогда не сделал! Убивал героев! Убивал злодеев! Убивал обычных людей! Даже… даже Всемогущего убил — твоего любимого героя! — сердце и душа его разрывались на части, а дыхание перехватывало, что заставляло чувствовать подростка, будто бы он вот-вот задохнётся. — Если бы в тот день забрали меня, всего этого можно было бы избежать! В тот день должен был умереть я!

Неожиданно Мики тоже упал на колени, после чего заключил своего друга в объятия. Он обнял Сина крепко и нежно, словно пытаясь передать ему своё понимание и поддержку, от чего тот начал рыдать ещё сильнее — громко и истерично.

— Прости, прости меня, Мики! — прерывисто говорил Айкава. — Я подвёл тебя… Стал злодеем… Уничтожил всё, что было для тебя дорого… Убил твоего героя… Прости меня, Мики…

— Мой герой всё ещё жив, — неожиданно заявил рыжеволосый.

— Но я же убил Всемогущего… — не понимал Син.

— Моим героем не был Всемогущий, — отрицательно помотал головой ребёнок, прикрыв глаза. — Моим героем всегда был ты, Син.

От таких слов Айкава аж обомлел. Его тело застыло, дрожь прекратилась, а слёзы внезапно остановились. Всё его сознание погрузилось в состояние шока.

— Что? — только это и смог выдавить из себя он, находясь в этом состоянии.

— Да, ты не ослышался, — подтвердил Мики, улыбнувшись. — Ты всегда был моим героем.

— Но я же… ничего не сделал и ничем не помог…

— Ошибаешься, — не согласился рыжий собеседник. — Только ты был моей главной причиной просыпаться каждый день, и только ты заставлял меня верить в то, что когда-нибудь наши мучения прекратятся. Каждая проведённая минута в том комплексе была для меня адом, но ты… ты помогал выжить в этом аду. Ты… ты стал для меня настоящим братом, Син, и только из-за тебя я не сошёл с ума и не отчаялся. Только благодаря тебе я смог сохранять улыбку до самого конца.

Лицо Мики было умиротворенным, с легкой улыбкой на губах и ясным, спокойным взглядом, который выражал глубокую и искреннюю привязанность к Сину, а также его благодарность ему. Последний же продолжал удивляться каждому услышанному слову, и почему-то от каждого из них ему хотелось плакать ещё сильнее.

— Только тебе удалось, наконец, освободить меня из плена монстра. До тебя ни у кого не хватало на это сил, терпения и выносливости. Все… погибали, но ты выжил, и тебе удалось победить, благодаря чему я теперь… свободен. По-настоящему, — радовался ребёнок. — Мой герой не умер, Син — он сейчас передо мной. И знаешь, я ни тогда, ни сейчас ни капли не жалю о том, что в тот день забрали меня, а не тебя. Наоборот, я рад, что ты смог выжить. Очень рад, — на глазу Мики появилась одинокая слезинка радости.

Через несколько мгновений Мики отпустил Сина и выпрямился, его лицо светилось умиротворением и благодарностью, в то время как последний так и не смог поднять головы, погружённый в океан своих собственных мыслей и чувства вины, которое тяжело лежало на его плечах.

— Я сделал очень много плохих вещей, — произнёс он. — Стал самым ужасным из всех злодеев.

— Но у тебя есть шанс всё исправить, — решил подбодрить друга рыжий товарищ, чем словил его удивлённый взгляд.

— Столько грехов не искупить, Мики, — отрицательно повертел головой длинноволосый. — Я отнял столько жизней… Их никак не вернуть. Так как же мне всё исправить?

— Когда настанет момент, ты сам всё поймёшь, — заговорил загадками ребёнок. — Самое главное, что у тебя всё ещё есть шанс всё исправить. Мёртвых ты, конечно, не вернёшь, но ты можешь сберечь жизни тех, кто всё ещё жив. Как по мне, это достойное искупление.

Син ощущал смешанные чувства от слов Мики: невероятную благодарность за признание важности его присутствия, но и глубокую боль от осознания своих прегрешений. Чувство вины тяжело лежало на его плечах, и он не мог не поддаться мысли о том, что все его действия привели ко стольким страданиям. Внутри него тлело сомнение, сомнение в том, что он когда-либо сможет искупить все содеянное. Слова о надежде на исправление казались для него чем-то далёким и недостижимым в его мрачном внутреннем мире.

— Ох, кажется, наше время подходит к концу, — почувствовал странное ощущение внутри себя Мики.

— Но мы ещё о многом не поговорили! — тут же пришёл в себя Айкава, чьи слова заставили собеседника издать смешок.

— Ещё успеем обо всём поговорить, — тепло улыбнулся рыжий.

Син не мог так просто отпустить того, встречи с кем так долго желал. Лишь сама мысль о том, что теперь они вновь не смогут увидеться, разрывала его изнутри, потому подросток решился на отчаянный шаг.

— Забери меня с собой! — крикнул он. — Давай уйдём отсюда вместе!

— Тебе ещё рано умирать, Син, — тут же отказал другу Мики. — У тебя ещё остались дела в этом мире.

— Но…

— Когда настанет нужное время, я сам явлюсь за тобой, а пока… живи, Син. Живи так, чтобы перед смертью было не о чем жалеть! — с лучезарной улыбкой на лице произнёс рыжий ребёнок, после чего начал уходить вдаль.

Айкава с трудом пытался встать, его сердце наполнялось отчаянием, когда он видел, как Мики уходит от него. Но силы начали быстро покидать его, и все попытки встать были напрасными. У него получилось лишь вытянуть руку вперёд, наблюдая, как его единственный друг покидает его поле зрения. С каждой секундой мир вокруг становился светлее, сияющий ослепительным светом, пока в конце концов всё не растворилось в этой яркости, и парень медленно закрыл глаза.

— Я буду ждать, Мики.

Резко открыв глаза, парень постарался тут же вскочить, но у него это не получилось — сильная боль пронзила его тело, что заставило его вернуться обратно в лежачее положение. На глазах его всё ещё были слёзы, и непонятно, то ли они появились из-за прошедшего разговора в неизвестном месте, похожем на чистилище, то ли глаза просто не успели высохнуть после его последних слов перед финальным ударом.

Сину было очень трудно шевелиться, ибо всё болело настолько сильно, что хотелось попросту отключиться, и ему бы действительно хотелось этого, но что-то продолжало держать его в сознании. Сила духа? Уже давно иссякла. Упорство? К чему оно, если битва закончена? Упрямство? Может быть, ведь младший Айкава всегда обладал столь неприятным для многих и его самого качеством.

Лёжа на спине, подросток вытянул руку вперёд, после чего убедился, что он вернулся в своё прежнее тело. Слегка осмотревшись вокруг, он понял, что лежал в том месте, где в последний раз он столкнулся с Ному, что натолкнуло его на простую, но при этом важную мысль, которую мозг ещё не успел принять.

— Всё-таки выжил, — хрипло произнёс он, после чего повернул голову вбок, благодаря чему увидел, что в нескольких метрах от него лежал поверженный монстр без единого признака жизни, — и победил.

Немного полежав, смотря в потолок, пытаясь осознать произошедшее, Син начал подниматься. Встать сразу не удалось — получилось лишь встать на колени, после чего он направил свой взгляд сначала на окружение, в результате чего убедился, что он и его соперник находились в неглубокой воронке, что была образована из-за невероятной мощи, что была вложена в их с чудовищем последние удары, а затем его глаза направились прямиком на последнего. Тело монстра больше не восстанавливалось, а размазанные по земле мозги стали лишним доказательством того, что он больше не поднимется на ноги.

— Надеюсь, теперь ты сможешь отдохнуть, — сказал Син, после чего слегка поклонился, стоя на коленях. — Покойся с миром, Мики.

Попрощавшись с лучшим другом, Айкава всё-таки нашёл в себе силы подняться на ноги, после чего он тут же чуть не рухнул. В глазах резко потемнело, а в груди нарастала боль, что было сложно терпеть. Плечи не просто ныли от неприятных и ужасных ощущений — они кричали об этом, и этот крик подросток также не мог игнорировать.

— В чём прикол так ломаться после каждой серьёзной битвы? — раздражённо спросил у пустоты парень. — Сломался после того, сломался после этого — надоело. Пора уже заканчивать со всем этим, а то скоро придётся пересаживать свой мозг в полностью металлическое тело, — усмехнулся он, после чего махнул рукой. — Эх, нет, не поможет — всё равно ломаться буду, а там ремонт ещё дороже. Денег и так мало.

Шаг за шагом, медленно, но настойчиво, Син направился в сторону, где происходило сражение между Клаусом и Кенджи. Его тело все еще болело, но он старался не обращать на это внимание, сосредоточившись на цели. Поддерживаемый упорством и желанием увидеть результат другого сражения, он двигался вперед.

По пути он заметил, что вокруг было очень тихо, что наталкивало на мысль, что битва между его напарником и отцом, похоже, завершилась. Возможно, один из них одержал верх, возможно, они оба устали и решили прекратить бой. Как бы там ни было, это дало надежду Сину на то, что весь этот ад совсем скоро полностью подойдёт к концу.

«Интересно, выжил ли Клаус? Смог ли он победить? И придётся ли мне вновь вступить в схватку со своим отцом, если всё-таки тот проиграл? Хах, мне бы хотя бы дойти до них, а я уже о новом поединке думаю. Впрочем, я всегда пытался укусить больше, чем мог прожевать».

Быть может, подросток надеялся на чудо. Почему-то всем сердцем и душой ему хотелось верить в то, что Густавсон всё-таки смог пережить бой с его отцом. Хоть последний и был очень силён и хитёр, он понимал, что и Клаус держал в рукаве несколько козырей, которыми ему бы в любом случае пришлось воспользоваться, чтобы выжить. Син пытался верить в то, что эти самые козыри не оказались слабыми.

«Мы с ним так и не успели нормально поговорить. Думаю, у нас с ним найдётся много общего. Разумеется, не считая того, что мы с ним оба подвергались чудовищным экспериментам. О таком вряд ли захочется говорить в дружелюбной, весёлой и приятной обстановке».

С каждым шагом вперед надежды Сина угасали все больше и больше. Он продолжал двигаться вперед, подавляя чувство тревоги, которое накатывало на него волной. Каждый момент, проведенный в тишине и одиночестве, только усиливал его беспокойство.

Наконец, он вышел из зоны трибун и увидел картину, которая заставила его сердце сжаться от боли.

Чуда не случилось.

В нескольких десятках метров впереди он увидел бледное тело подростка, что лежал на спине и не подавал никаких признаков жизни. В стороне от него можно было разглядеть огромное алое пятно крови, что постепенно уходило в песок. Лицо его было серым, а руки лежали безжизненно на песке. Одежда на нём была изодрана практически везде. Металлический серп, который служил верным оружием парня, был сломан, и лежал он в десятке метров от него.

Понимая, что счастливому финалу, увы, не быть, Айкава опустил голову и медленно побрёл к павшему товарищу. В его сердце не теплились наивные надежды на то, что тот ещё может быть жив — его внешний вид разрушал любую иллюзию на этот счёт. Он не обращал внимания ни на мир вокруг, ни на разрушения, ни на того, кто находился чуть поодаль от подростка — его взгляд был прикован только к последнему.

Оказавшись рядом, Син взглянул на лицо павшего товарища. Оно было спокойным и умиротворенным, словно парень спал, погруженный в мир грёз. Его черты были мягкими и безмятежными, словно в этот момент вся боль и страдание покинули его. Он обрёл долгожданный покой.

Мягкий свет ламп, что направляли свои лучи света с потолка, ласково освещал его лицо, придавая ему особую благородность и умиротворение. В его глазах, хоть и закрытых, лежала некая невидимая мудрость и глубина, словно он проникся смыслом и целью своего существования.

— Надеюсь, ты умер без сожалений, — произнёс Айкава, после чего соединил руки у груди. — Спи спокойно, Клаус Густавсон.

Со стороны послышался болезненный кашель. Парень всеми силами старался игнорировать его источник, да только тот прям желал получить его внимание.

— Никогда бы не подумал, что этот ублюдок сможет вытворить такое, — произнёс мужчина, после чего вновь закашлял.

Подросток нехотя отвёл взгляд от павшего товарища и наградил им Кенджи, который лежал в стороне с воткнутой в грудь катаной. Под ним образовалась большая лужа крови, а его плечо и лицо были искажены от ударов. Разбитый нос и губа, фингал под глазом, а также видимые повреждения на других частях тела говорили о том, как сильно он пострадал в битве. Он был в таком состоянии, что даже при медленном дыхании было заметно, насколько сильно он в данный момент страдал.

— Теперь я убедился, от кого мне передалось такое упрямство, — съязвил Син. — Даже сдохнуть нормально не можешь.

Старший Айкава от такого замечания ухмыльнулся, но через мгновение пожалел об этом, когда его тело ещё раз пронзила адская боль, от которой его лицо тут же скривилось.

Младший же теперь нависал над умирающим отцом. Он больше не испытывал к нему гнева и злости. Вместо этого в его сердце замерцала лишь жалость — чувство, которое он не ожидал испытывать к человеку, принесшему ему и всем остальным столько страданий и боли.

— Не смотри… на меня… таким взглядом, — раздражённо произнёс Кенджи. — Мне не нужна твоя жалость!

— Даже перед ликом смерти ты не перестаёшь быть мудаком, отец, — ответил ему подросток.

Выплюнув очередную порцию крови, Директор приковал свой взгляд к потолку. Его лик не выражал лишь одну эмоцию — печаль.

— Какой… ужасный финал, — тихо сказал он. — Столького добился, прошёл через множество испытаний… и всё ради того, чтобы мои планы и задумки уничтожили два подростка, которых я сам и взрастил. Это… так глупо.

— Этого стоило ожидать, — дал свой комментарий мальчик. — Рано или поздно, отец, это должно было случиться.

— Но я не думал… что это произойдёт до того, как мой план завершится успехом. Всё… должно было быть иначе.

— Похоже, твой сценарий не был идеальным.

Мужчина слабо улыбнулся. Жизнь медленно покидала его, и он отчётливо ощущал это.

— Мой сценарий… всё ещё работает.

— Опомнись уже, — прикрыл глаза Син. — Ты умираешь. Разве смерть входила в твои планы?

— Это… не так важно, — болезненный кашель вырвался из его груди. — Важно лишь то, что остальные события пройдут именно так… как я и задумал. Мне лишь… грустно от того, что я сам… не увижу его финала.

— Ужасная потеря, — иронично высказался сын.

— Смейся, пока можешь, — злобно ухмыльнулся отец. — Тебе никак не повлиять на предначертанное. Всё будет… по моему плану.

— Вот только ты больше не управляешь мной. Всё кончено. Признай уже, что проиграл.

— Я не проиграл,— издал смешок Кенджи. — Проиграл здесь… только ты, Син. Ты… не сможешь пойти по другому пути. Ты… не сможешь измениться. Все… ненавидят тебя… презирают… Никто не хочет видеть тебя своим другом, и никто не изменит своего мнения о тебе — я позаботился об этом. У тебя не получится… жить спокойной жизнью. Тебе… суждено… быть злодеем… всю жизнь.

Старший Айкава сильно закашлял, его тело задергалось от боли, словно каждый вздох был для него последним. Беспомощность перед силой смерти отражалась в его дрожащем теле, и он ничего не мог поделать с этим. Его конец приближался.

— Моё желание… сбудется. Я… не проиграю. Я… лучше, чем все вы, и вы это… знаете.

Последние слова Кенджи прозвучали слабо, как последний вздох умирающего. Его тело напряглось последний раз, а затем расслабилось, полностью освободившись от жизни. Тишина наполнила помещение, олицетворяя конец не только одной жизни, но и долгой саги, полной интриг, страданий и темных тайн.

Син стоял неподвижно. Его лицо было лишено радости победы.

— И на это ты потратил свои последние силы? Как глупо, — без эмоций в голосе произнёс он.

Всё было кончено. Все мгновения, переживания, предательства, победы, поражения, смерти и трагедии — всё осталось в прошлом. Теперь ничего из этого не имело значения. Длинная история, что тянулась с самого детства подростка, подошла к своему завершению.

Подросток повернулся и, не обращая больше внимания на своего отца, прошёл десяток метров в сторону, после чего рухнул спиной на песок, направив свой взгляд на потолок. Его глаза были пусты и лишены каких-либо эмоций, словно отражая пустоту, которая нарастала с каждой секундой. Больше не хотелось ничего.

В этот момент даже жизнь перестала иметь значение.

Гнев, печаль, скорбь, обида, злость, тоска — ничего из этого больше не было. Лишь пустота. Милая и умопомрачительная пустота, что затягивала подростка в свой омут.

А тот был и не против, полностью отдавшись ей.