Сценарист

Глава 59 Выбор

*Две недели назад*

— У тебя неплохо получается, Син, — похвалил подростка мужчина, придерживая того за руку. — Уже лучше, чем на прошлой неделе, но не так хорошо, как могло бы быть. Мешает неуверенность, да?

Айкава в ответ на это лишь опустил свой взгляд. После произошедшего ему действительно было трудно прийти в форму. До того момента сокрушительного поражения он полагал, что обладает достаточной силой для того, чтобы побеждать всё и вся, а громкая и уверенная победа над Звездой и Полосой лишь усилила это чувства. Тем не менее, столкнувшись с, казалось бы, обычным линчевателем, который не должен был обладать огромной мощью, Син проиграл, да ещё и так, что об этом каждый раз было больно и стыдно вспоминать.

Ему нужно было подниматься на ноги и идти дальше, да вот только теперь не было уверенности в том, что он сможет дойти до конца, а это ставило под сомнение тот путь, что он выбрал для себя. Именно поэтому его восстановление продвигалось медленнее, чем того ожидал Дженсен.

— Всё ещё так гложет поражение? — слегка улыбнулся Тодд. — Проигрывать всегда больно. Никто от этого не застрахован, да и вряд ли кто-то будет рад тому, что ему не удалось победить. Однако, если ты прямо сейчас позволишь себе сдаться, всё то, к чему ты стремился всё это время, потеряет смысл. Неужели ты так просто готов со всем распрощаться?

Парень вновь не соизволил ответить — нечем. В любой другой ситуации он бы запросто нашёл подходящую отговорку, что смогла бы выставить его в нужном свете, но сейчас… сейчас даже на это у него не было ни сил, ни желания.

— Я могу понять тебя, — никак не унимался мужчина. — В былые времена я и сам проигрывал. Например, мне до сих пор не понятно, как в ту ночь я проиграл Фурии. Она же ведь не могла обладать силой, что превосходила мою, — пожал плечами он. — Можно много думать и размышлять об этом, обвиняя себя в слабости, но результат это, увы, не изменит — поражение есть поражение. Можешь накладывать на него множество ярлыков, но факт это не опровергнет.

Син сделал шаг вперёд и тут же застыл, почувствовав сильную боль в районе зашитой раны. Он был готов упасть в любую секунду, но продолжал держаться за стену, сам того не понимая, зачем вообще продолжает бороться. Вероятно, обыкновенное упрямство продолжало жить в нём, что заставляло его стоять на ногах.

— Воспринимай поражение так, словно оно является частью твоего пути, — Дженсен был крайне говорлив, что начинало действовать подростку на нервы. — Ты проиграл тому линчевателю — это факт. Сокрушительно проиграл — это факт. Твоя жизнь висела на волоске — это тоже факт. Но… ты всё ещё жив, не так ли?

Глаза подростка, лишённые силы и страсти, тускло посмотрели на лицо мужчины, словно ища ответа на вопросы, которых у него не было. Медленно, словно по инерции, его уста разомкнулись, а ещё через несколько мгновений он, наконец, заговорил, чем нарушил своё долгое молчание:

— Разве не ты мне сам сказал, что я умер в ту ночь? — задал вопрос он. — Моя жизнь оборвалась в тот момент, когда он проткнул меня серпом насквозь.

— Так я и не отрекаюсь от своих слов: умер тот Син, что называл себя величайшим злодеем, — поправил своего собеседника бывший солдат. — Сам же человек всё ещё жив, если, конечно, тебя так можно называть, поскольку то, что я вижу сейчас, не очень сильно напоминает мне человека. Скорее, пустая оболочка, что продолжает жить, потому что привыкла.

Син оскалился, в его глазах мелькнула злоба. Он сделал несколько решительных шагов вперёд, полагая, что это поможет стать ему менее жалким, и у него даже получилось сделать аж два ровных шага, но на третьем его пронзила сильная боль, из-за которой он тут же начал падать вниз. Айкава бы точно повредил лицо, если бы в последний момент его смог поймать Дженсен, удержав его от болезненного столкновения с полом. Взгляд парня был полон бессилия и отчаяния, а из глаз, казалось, вот-вот польются слёзы.

— Почему ты делаешь это? — тихим голосом просил Айкава.

— Делаю что? — не совсем понял его Тодд.

— Ты не обязан помогать мне. Я спас тебя, а ты помог мне — на этом наши пути должны были разойтись. Так почему… почему ты делаешь всё это? Зачем тебе спасать меня? Какой в этом смысл? — пытался удержать слёзы он, да только те предательски начали течь из его глаз, образуя тонкие ручьи на лице.

Дженсен неслабо так удивился, услышав эти слова. На секунду в его взгляде промелькнула боль, но через мгновение тут же исчезла, после чего прежняя улыбка вновь вернулась на своё место.

— Наверное, потому что я это могу, — ответил он.

Дженсен помог Сину подняться и присесть на мягкий диван, рядом с которым они и находились всё это время. Затем он взял стул, что стоял чуть поодаль от них, приблизился к Айкаве и поставил его напротив, после чего сел на него. Мужчина посмотрел на парня со смешанных чувствами на лице — в его взгляде было и сострадание, и что-то ещё, что было трудно определить.

— Знаешь, если бы я плохо тебя знал, быть может, у меня бы действительно не было резона помогать тебе и спасать, ибо смысла в этом бы не было. Не могу с уверенностью говорить об этом, поэтому чисто предполагаю. Скорее всего, я бы поступил именно так, ведь помогать тем, кого не знаешь, да ещё и своей жизнью рисковать — та ещё морока. Однако, как ты должен был понять, наш случай совершенно другой, — он взял паузу, чтобы собраться с мыслями. — За то время, что мы провели вместе, я узнал тебя со всех сторон, даже с тех, с которых ты не хотел раскрываться. И знаешь, узнав обо всём, что с тобой произошло, я понял, что мы с тобой не такие уж и разные: мы оба были лишены любви родителей в детстве, мы оба выбрали путь истинных плохишей, а также у нас с тобой одинаковая судьба.

Дженсен устало потёр глаза и опустил взгляд. Ему очень сильно хотелось спать, но проблема была в том, что каждый раз, когда он засыпал, он видел ужасные кошмары, что заставляли его тут же просыпаться. Нормального сна он не видел с того момента, как прикончил Фурию. Всякий раз, когда он закрывал глаза, он видел изуродованное лицо бывшей подруги, что мучилась в агонии, сгорая заживо. За таким даже он спокойно наблюдать не мог, а ведь на войне он видел зрелища и похуже.

— Сама жизнь будто бы наставила нас на путь злодеев, тебе так не кажется? — с грустной улыбкой на лице продолжил он. — Хочешь быть хорошим и добрым парнем, но вот остальные просто не дают тебе таковым быть. Даже сама судьба против этого. Всё, что остаётся — это лишь следовать той дороге, что открыта. Проблема лишь в том, что финал у всех этих дорог один, и он очень грустный, но не для других людей и всего мира, а только для тебя. Никто не будет печалиться из-за твоей смерти, ведь всем станет легче, если из этого мира исчезнет человек, что отравлял остальным жизнь. Ни один из них не придёт на твою могилу, ни один не скажет на ней добрых слов, ни один человек не задумается о том, почему ты пришёл именно к такому исходу. Поэтому этот финал такой грустный — всем просто на него плевать.

Син молча слушал каждое слово Дженсена, его лицо выражало смесь печали, грусти и некоторой доли признания в сказанном. Его взгляд был наполнен размышлениями, словно он впитывал каждую фразу, пытаясь найти в них какой-то смысл. Тело подростка слегка дрожало — он всё ещё не мог отойти от той боли, что пронзила его минутами ранее.

— Всю свою жизнь я старался получить то, чего мне так не хватало в детстве — любви. Пытался казаться достойным её, пытался заслужить, пытался… быть полезным для всех. И что я получил взамен? Стал врагом для каждого, стал их… разочарованием. Оказался предан человеком, которому больше всех доверял, — покачал головой мужчина и встал со стула, после чего подошёл к небольшому деревянному столику, взял с него кружку с кофе, немного отхлебнул её содержимого и с ней в руках вернулся на стул, вновь устремив свой взгляд на Сина. — Знаешь, а я ведь мечтал о детях, — с явной болью в глазах произнёс он. — Хотел, чтобы у нас с Фурией родились двое мальчишек, которым я бы смог дать всё, чего сам был лишён. Мечтал вырастить их достойными людьми, что не пойдут по пути их отца, — по его лицу было видно, что эти воспоминания причиняли ему ужасную боль. — А теперь… я остался ни с чем.

Поднявшись со стула, Дженсен подошёл к окну и начал смотреть на открывшийся ему вид. Айкава же пытался понять, что именно этими словами ему пытался донести мужчина. Не может же это быть обычным откровением или излиянием души, верно? Мальчик во всём старался найти подвох, даже если его не было.

— Сколько бы злодеи ни старались, им всё равно не видать счастливого финала. Злодейский путь всегда заканчивается плохо — такова закономерность, — вновь начал говорить Тодд после небольшой паузы. — Мой путь закончится также. Твой, скорее всего, будет аналогичен моему. Однако это не значит, что ничего нельзя изменить. По крайней мере, в твоём случае уж точно, — мужчина вернулся на прежнее место, дабы их с подростком лица были друг напротив друга, — и я хочу, чтобы ты прислушался к моим словам: если в будущем сложится так, что у тебя будет шанс изменить свою судьбу, выбрать для себя другой финал, если будет шанс избежать печального исхода — воспользуйся им. Неважно, что ждёт тебя после — просто… сделай это. Поживи подольше. Ты достоин большего, чем смерть в столь раннем возрасте.

— Что бы ни случилось, ты должен жить, Син.

Признаюсь, я не особо старался выжить в последнем сражении. Наоборот, мне действительно хотелось таким образом закончить свой жизненный путь — умереть из-за множественных ран после тяжёлой и весьма важной для меня схватки. Я даже как-то не старался спастись после того, как Кенджи был окончательно выведен из «игры»: отойдя в сторону, моё тело рухнуло на песок, после чего я позволил себе отдаться невероятно приятному чувству, что за миг полностью устранило все тяжести моей души.

Мои глаза смотрели в потолок, пока кровь покидала тело, уходя глубоко в песок, окрашивая его в приятный глазу красный цвет. В тот миг я, наконец, позволил себе расслабиться и закрыть глаза. Чувство пустоты тут же завладело моим телом, разумом и душой, и я был невероятно рад ощущать это. Всё в одно мгновение стало таким лёгким и незначительным, и мне хотелось нырнуть ещё глубже в эти прекрасные ощущения, пусть бы это даже стоило мне жизни — было абсолютно плевать.

Через минуту после этого я стал ощущать, как моё тело словно превращалось в пепел, что вот-вот развеют по ветру. Стало так легко, так свободно — свобода! О да! Я действительно радовался этому чувству. Больше не нужно было страдать, не нужно было винить себя во всех смертных грехах, больше не нужно было кому-то мстить и кого-то ненавидеть. Больше ничего не имело значения — лишь свобода, что находилась на расстоянии вытянутой руки, и я, приятно улыбнувшись, потянулся к ней настолько сильно, как только мог. Казалось, она была у меня в руках, мне почти удалось схватить её, после чего я бы никогда её не отпускал, но…

Но именно в этот момент я вновь проснулся.

Снова в том мире, где не было той свободы — лишь ненависть, боль и страдания, что успели стать верными путниками моей жизни.

Не знаю, что я сделал тому старику, что большую часть своей жизни служил моему отцу, но ему показалось, что спасти меня было отличной идеей. До сих пор не понимаю, чего он именно хотел добиться этим. Быть может, ему просто хотелось отомстить убийце за смерть его господина, но при этом не в его чести было просто добить полумёртвого подростка, в результате чего он решил сначала поставить меня на ноги, а потом — убить. Что-то вроде глупой самурайской чести, которую раньше чтил почти каждый японец, отвергая всё то, что ей противоречило. Даже тогда, когда вся эта часть казалась безумной и нелогичной, верные ей самураи продолжали неуклонно чтить и навязывать её остальным, чтобы будущее поколение было таким же жалким и никчёмным, как и их предки.

Во всяком случае, я мог лишь предполагать об истинных мотивов Альфреда — так звали этого самого старика. Сколько бы я ни спрашивал его об этом, он ни разу не ответил мне прямо, открыто и честно. Казалось, будто бы он что-то от меня скрывает, и это «что-то» вряд ли мне понравится. В любое другое время я бы тут же попытался сбежать, попытался бы атаковать столь загадочную личность с не менее загадочными мотивами и постарался бы выбить из него все нужные мне ответы, да вот только сейчас это было глупо, неразумно и просто бесполезно — моё тело было практически полностью разрушено, дух сломлен, а от прежней личности остались лишь осколки, собрать которые воедино, наверняка, уже не выйдет.

Да и дело не только в этом — мне было некуда идти. Допустим, мне удалось бы сбежать от Альфреда. Дальше то что? Возвращаться в Японию? Могу представить, как её жители «обрадуются» моему приезду. На меня же тут же направят всех самых сильных героев страны, и вряд ли те решат меня просто схватить и обезвредить. О нет, так точно не будет, ведь я лишил их их главного достоинства — Всемогущего. Они гордились им не одно десятилетие, а его фанатская база явно переваливает за несколько десятков миллионов человек. Можно сказать, что Всемогущий был лицом и символом Японии, и теперь, когда его нет, жители этой страны сделают всё, чтобы отомстить человеку, что позволил себе совершить столь ужасное преступление, как убийство величайшего героя прошлого и современности.

Гулять по штатам тоже не сильно хотелось — после убийства Звезды и Полосы моё милое личико висит почти на каждой стене каждого здания этой страны. Вряд ли гордые и сильные американцы позволят мне спокойно ходить по их территории. Никакой капюшон и никакая медицинская маска не поможет мне скрыться от их всевидящего взора, а всю жить остаток жизни, будучи в бегах, явно никак не относится к комфортной и спокойной жизни, которой мне бы очень хотелось обладать.

Разумеется, я мог отправиться куда-нибудь ещё, где меня ещё не так хорошо знают, но вряд ли где-нибудь в мире ещё не знают обо мне — СМИ США и Японии уж точно постарались не допустить угасания моей популярности. Уверен, что даже в той же России найдутся люди, что с первого взгляда узнают меня и доложат обо мне местным героям. Да, я могу быть уверен, что мне хватит сил справиться с несколькими из них, но против всей страны в очередной раз мне идти не очень хочется, ибо это может породить ещё одну схватку, в которой мне точно не победить — схватку со всем миром.

И вот, осознавая всё это, я не понимаю, что мне делать дальше. Раньше была одна конкретная цель — отомстить тем, кто виноват в моём плохом и трагичном детстве. Пожалуй, моей главной ошибкой в жизни стало то, что я никогда особо не задумывался о том, что будет после. Да, мою голову иногда посещали редкие мысли об этом, но особого значения я им особо не придавал, ибо на повестке дня стояли более важные и срочные вопросы, что требовали всего моего внимания. Если бы я хоть раз остановился и обо всём подумал, быть может, сейчас мне было бы понятно, что стоит делать и куда можно идти.

Увы, времени и сил на это не было, из-за чего теперь я оказался в довольно-таки затруднительном положении.

Конечно, у меня была мысль о вечной жизни в здании компании моего отца, где никто бы меня точно не достал. Не сомневаюсь, что отец за всё это время смог заработать такое состояние, что его хватило бы на несколько жизней вперёд. В теории, я действительно мог жить в этом месте и ни о чём не беспокоиться. Это было бы… спокойно и комфортно — как я и хотел. Не пришлось бы больше думать о том, что делать дальше — просто бери и развлекайся! Покупай всё, что только душе угодно! Играй в любые игры на любых платформах! Смотри все кино и сериалы до скончания веков! Звучит очень хорошо, не правда ли?

К сожалению, что-то мешало мне сделать выбор в пользу этого варианта. Было такое ощущение, будто бы я должен сделать что-то ещё — что-то, что важно не только для моей жизни, но и для жизней многих. Не могу вспомнить, когда мне стало не плевать на остальных, но меня действительно стали беспокоить жизни обычных людей, которых я даже в лицо не знаю. Или знаю? Трудно ответить. Мой мозг ещё не способен мыслить в столь сложном и необычном направлении, потому важные мысли и выводы доходят до меня лишь смутными образами, которые приходится додумывать, чтобы получить цельную и чёткую картину возможных событий и решений.

На кровати я пролежал где-то больше недели. За это время мне удалось чуть лучше узнать Альфреда. Оказалось, что он очень сильно похож на Дженсена — его смысл жизни тоже был в служении кому-то. Старик рассказал мне, что мой отец спас в тот момент, когда он находился на грани жизни и смерти, и в качестве оплаты своеобразного долга Альфред поклялся служить Кенджи до окончания своей жизни. Всю историю, разумеется, он мне не рассказал, но мне удалось понять, что отец выручил не только старика, но и всю его семью, вытащив из ямы бедности. И откуда в этом жестоком человеке взялось столько благородности?

Не удивлюсь, если он сам подстроил все события так, чтобы спасти Альфреда и сделать его своим слугой — это было вполне в его духе. Однако, сколько бы я ни пытался размышлять на эту тему, мне так и не удалось понять, зачем отцу понадобился слуга, да ещё и конкретный человек. Его логику, конечно, сложно понять, но большинство его действий имели в себе хоть какую-то логику, и спасение семьи старика явно было её лишено.

Впрочем, не всё равно ли? Быть может, Кенджи когда-то был благородным парнем, который думал о жизни других, и лишь позже он превратился в монстра, что беззаботно и с азартом игрался с судьбами и жизнями людей. У каждого злодея должны быть своя история становления плохим парнем, и мой отец точно не является исключением. Всё-таки не всегда же он был таким мудаком, верно?

Изо дня в день я не мог ответить на главный вопрос, что теперь беспокоил мой разум — что дальше? Ни один из вариантов не нравился мне настолько, чтобы я мог сделать уверенный выбор, принять решение, о котором я не буду жалеть. Всё, что мне хотелось — это лишь смотреть на город, пить что-то вроде вкусного чая и размышлять о том, какой фильм стоит посмотреть этой ночью. Жизнь затворника — вот мой новый идеал! В Японии из-за этого ко мне бы плохо относились, считали бы меня мерзким, бесполезным и никчёмным, и я сам когда-то судил людей подобным образом, но сейчас… я не мог не придумать ничего лучше этого. Быть может, я всё ещё не смог отойти от произошедшего, ибо столько всего свалилось на меня в один день. Не каждый мозг и разум переварит историю подростка, что страдал отчасти по твоей вине, историю отца, который всю жизнь хотел отомстить руками собственного сына, в результате чего полностью разрушил жизнь того, и встречу с другом детства, которого до этого времени считал мёртвым, и не каждый мозг сможет переварить то, что произошло после последнего — умертвление остатков этого самого друга.

Удивительно, как я вообще не лишился рассудка после всего этого.

Всё бы продолжалось так и дальше, если бы в один день Альфред не решил вручить мне то, что так долго скрывал.

После этого произошло событие, что в очередной раз поменяло ход вещей в моей жизни.

— Это вам, молодой Господин, — произнёс Альфред и любезно протянул мальчику коробку небольшого размера.

— Что это? — слегка удивился подросток, поднявшись с кровати и взяв в руки отданный ему предмет. — В ней бомба? Или же там надпись «посмотри на урода» и прикреплённое ко дну зеркало?

— Хорошо, что вам стало лучше, — приятно улыбнулся старик. — Уже шутите спокойно.

— Боюсь, что не всё так хорошо, — Син аккуратно поставил коробку на ближайшую тумбу. — Скорее, это обычная защитная реакция организма, нервная система которого находится на грани. Если бы не было этой защиты, наверное, я ещё в тот момент полностью лишился рассудка, — он говорил явно про день судьбоносного сражения с отцом.

— Вы очень похожи на своего отца, — придался воспоминаниям Альфред, взяв чашку с чаем с небольшого столика, что находился рядом с кроватью, на которой сидел его собеседник. — Господин тоже часто прятал истинные эмоции за шутками, улыбками и ухмылками.

— Прятал истинные эмоции? — слегка удивился Син. — Разве он переживал о чём-то?

— Вы не знаете его так, как знаю его я, — старик отхлебнул немного содержимого чашки. — Он… не совсем такой, каким старался выглядеть.

Слегка занервничав от нахлынувших воспоминаний, Альфреду пришлось поставить чашку на место, ибо его руки сильно задрожали. Пройдя ими по своим седым волосам, он опустил взгляд и тяжело вздохнул.

— С того самого дня, как он своими руками убил вашу мать, он стал всё больше и больше заменять свой истинный характер образом, что придумал для себя. Господин никогда не был таким уверенным наглецом, которому плевать на судьбы и жизни других. Хоть он и не подавал виду, он всё время переживал о последствиях своих решений и действий. Быть может, если бы он хоть кому-то открылся, ему бы не пришлось превращаться в мерзкого человека, — старик сделал небольшую паузу, дабы привести в порядок голос. — Понимаете, он не хотел выглядеть в глазах других слабым и никчёмным, потому построил для себя идеальный образ, и со временем он всё больше и больше вытеснял истинную личность Господина. Началось это, наверное, ещё в детские годы, когда он убил своих родителей, но до определённого времени его настоящая личность и образ сосуществовали вместе, не переходя определённую грань. Однако, когда произошла вся та ситуация с Все За Одного и Госпожой Кайри, он… не выдержал. Знаете, в это сложно поверить, особенно учитывая то, что произошло с вами по его вине, но Господин был довольно-таки любящим и заботливым человеком, который отдавал всего себя близкому человеку, коей являлась ваша мать. Ему хотелось стать для неё таким, каким не стали для него его родители, и в первое время у него это прекрасно получалось, но… случилось то, что случилось, — очередная пауза и явно слышимая боль в голосе Альфреда. — Он решил, что ему стоит примерять свой образ на себе чаще, ибо без него у него бы не получилось победить своих врагов. Именно в тот момент он перешагнул допустимую грань, после чего он настоящий полностью растворился в созданном им же образе, выйти из которого ему было уже не под силу.

Айкава спокойно слушал старика, не перебивая. Разумеется, он не верил его словам, ибо они прямо противоречили тому, что рассказал ему сам Кенджи во время их схватки. Ему было непонятно лишь одно — чьи слова больше всего правдивы.

— Мне он говорил другое, — решил всё-таки вставить свой комментарий подросток. — Его история звучала так, будто бы он с самого детства был таким мудаком.

— Он рассказал вам то, что считал нужным рассказать, — подметил Альфред. — Быть может, я не прав в своих суждениях и выводах, ибо не моих силах залезть в голову человека и прочитать все его истинные мысли. Я говорю лишь то, что видел, а моя интерпретация этого действительно может быть ложной. Можете не доверять мне — старик лишь изливает вам свою душу, — издал несколько смешков он, после чего его лицо вновь стало серьёзным. — Мне кажется, что с того самого дня, когда он убил вашу мать, он решил, что больше не может отступить. Если бы хоть на минуту его голову посетили сомнения, у него бы точно ничего не получилось. Думаю, он стал заложником собственного выбора. Реши он отступить или что-то изменить в своей стратегии, всё было бы напрасно: жертвы, труды и потраченное время. Учитывая то, что он убил Госпожу Кайри, он поставил на свой план всё, что у него было.

— И в итоге — проиграл, — подытожил Айкава, опустив взгляд. — Не понимаю я вас, взрослых людей, если честно. Почему вы так боитесь отступить назад и поступить иначе? Что в этом сложного и плохого?

Альфред лишь грустно улыбнулся и посмотрел мальчику в глаза, от чего у того аж мурашки по коже прошли.

— Бывает так, что в своей жизни ты натворил столько дерьма, что уже поздно поворачивать назад, — дал чёткий ответ он. — Либо ты идёшь до конца, либо принимаешь поражение и умираешь. Иногда эти два пути превращаются в один, если, конечно, человек желает для себя такого конца.

Казалось, что чувства вновь накрыли старика с головой, но тот стойко выстоял и не показал никаких особых эмоций. Вероятно, ему не очень хотелось расклеиваться перед мальчиком, который тоже был в не самом лучшем моральном состоянии. Потому, всё обдумав, Альфред встал со стула, на котором сидел всё это время, быстро допил чай и отошёл от подростка на несколько метров.

— В этой коробке, молодой Господин, — пальцем он указал на называемый им предмет, — кое-что, что подготовила для вас одна женщина, чьи переживания были не о собственной жизни, а о жизни ребёнка, который явно не сможет застать её живой в осознанном возрасте. Советую вам не торопиться и хорошенько подготовиться перед тем, как открыть её. То, что лежит внутри, может по-разному сказаться на вас, так что будьте готовы и к тому, что вам вновь станет… нехорошо.

Сделав шаг в сторону, он собирался покинуть помещение, но тут же остановился, вспомнив одну весьма значительную деталь, о которой захотел рассказать подростку:

— Ваш отец, несмотря на всё им сделанное, бережно хранил это для вас.

Поклонившись, старик не стал дожидаться ответа от собеседника и быстро покинул комнату, оставив последнего наедине с собой и загадочной коробкой.

Конечно, мальчик уже смог догадаться, кто именно подготовил для него всё это, но ему хотелось убедиться в этом, потому, особо не раздумывая, он взял коробку в руки, немного покрутил её, измеряя весь и предполагая о том, что может быть внутри, после чего всё-таки решился заглянуть внутрь.

— Флешка? — удивлённо произнёс он, извлекая названный секундой ранее предмет, что лежал на красивой чёрной ткани, которую подросток даже рассматривать не стал. — И всё это лишь ради неё? Интересно.

Это был самый обычный USB-накопитель самой обычной формы — ничего не выделяло его на фоне остальных «коллег по цеху». Ни одной надписи не было на нём, ни одного рисунка — обычная чёрная флешка, коих в мире было несметное количество.

— Вид не очень презентабельный, — издал слабый смешок мальчик, беря в руки ноутбук, что до этого момента покоился на той же тумбочке, где минутами ранее стояла коробка. — Надеюсь, в ней не вирус и не активатор особого сигнала, который тут же оповестит всех героев мира о моём местонахождении. Сейчас у меня нет особого настроения бегать.

Операционная система устройства запустилась достаточно быстро, после чего Син тут же воткнул флешку в нужное гнездо и стал проверять её содержимое, открыв нужные папки. К его удивлению, внутри хранился лишь один файл — видеозапись под названием «Надежда».

Заинтересовавшись, мальчик тут же два раза кликнул по видео, после чего оно тут же начало воспроизводиться.

И после первого же кадра Син почувствовал, как по его коже пробежали мурашки, а на его глазах появилась влага, которой не было несколько секунд назад.

Он увидел человека, о встрече с которым мечтал уже давно.

С экрана монитора на него смотрела его мать — Кайри Наито.

— Надеюсь, в этот раз у меня получится записать всё без происшествий, — произнесла девушка, располагая камеру с включённой записью напротив тебя. — Прошлый дубль сорвался из-за того, что я начала рыдать. В последнее время я стала слишком сентиментальной, — слабо посмеялась она.

В объектив камеры смотрела девушка прекрасной наружности: очаровательные зелёные глаза, в которых хотелось утонуть, шелковистые каштановые волосы, подстриженные под каре, милый маленький носик и изящные губы, на которые была нанесена полупрозрачная помада.

В данный момент она, судя по всему, находилась на кухне, учитывая характерную для этого помещения мебель. Освещение было слабое — Кайри явно не хотела привлекать внимание ярким светом, да и по её лицу было понятно, что она чего-то опасалась. Тем не менее, если брать в расчёт её первые слова, сказанные на запись, можно сделать вывод, что она потратила уже немалое количество времени на своё обращение, что означало, что у неё в запасе было достаточно времени.

Собравшись с мыслями, девушка выдохнула и начала говорить:

— Честно, даже спустя большое количество дублей я не знаю, что мне стоит сказать тебе, Шин. Изначально я пыталась озвучить все мои чувства к тебе, описать всю мою любовь, которую мне бы хотелось подарить тебе, и всю грусть от понимания того, что мне не удастся застать момент твоего взросления. Вряд ли я доживу до этих дней, ибо чувствую, что моя кончина близка, потому решилась на эту запись. Она не передаст всего того, что я чувствую, Шин, но, по крайней мере, она позволит мне сказать тебе хоть что-то, позволит мне передать тебе хоть что-то, что будет напоминать тебе обо мне, и позволит тебе увидеть, как выглядела твоя мама.

Казалось, Кайри вновь вот-вот заплачет, не совладав с эмоциями, но ей удавалось стойко держаться. Хоть было и видно, что ей невероятно больно от этих слов, её лицо оставалось прежним — она была невероятно сильной девушкой.

— В последнее время я ощущаю странные чувства. Знаешь, такое ощущение, будто бы кто-то очень часто копается в моей голове, меняя некоторые вещи местами, а другие и вовсе убирает. Я не глупая, потому понимаю, кто за этим стоит, но я не знаю, сколько ещё смогу осознавать происходящее. Чёрт, я даже не уверена в своих чувствах и правдивости эмоций. Мне трудно сказать, люблю ли я Кенджи или же ненавижу, как и трудно понять, есть ли любовь между нами в принципе. Мне уже давно кажется, что он пожелал лишь заполучить меня в качестве своей спутницы, но вот любовь явно в сделку не входила, потому он позволяет себе пользоваться мной, как послушной куклой, которую можно выбросить в любой момент.

Наито отвела взгляд от камеры. Её лицо скривилось от злобы, что она испытывала в этот момент. Похоже, в этот момент эта запись могла стать очередным неудачным дублем, но в последний момент девушка предотвратила вспышку гнева, что позволило ей продолжить своё обращение без каких-либо прерываний и перезаписей.

— Не подумай, что я записываю это для того, чтобы просто душу тебе излить — я лишь подвожу к нужной теме. Понимаешь, да, я абсолютно не уверена в любви к Кенджи с моей и его стороны, да и не считаю я, что при других обстоятельствах мы бы смогли с ним стать парой — насколько я помню, он явно был не в моём вкусе. Тем не менее, Шин, это не означает, что я ничего не испытываю к тебе. Напротив, я полностью уверена в том, что моя любовь к тебе — самая настоящая вещь в моей жизни. Я могу быть не уверена во всём, но только не в этом — я действительно люблю тебя, Шин.

На глазах Кайри блеснули слёзы, но на лице сохранялась тёплая улыбка, с которой она продолжала говорить, несмотря на то, что ком к горлу подходил всё ближе и ближе:

— Именно поэтому я настояла на твоём имени. Ты же знаешь, как переводится твоё имя? — вытерла слёзы на глазах она. — Чистый, настоящий и правдивый. Твоё имя олицетворяет все мои чувства к тебе, мой мальчик. Только в чистоте любви к тебе я полностью уверена, и я хочу, чтобы ты всегда знал, что я до последней секунды своей жизни продолжала любить тебя больше всех на свете. Я говорю тебе об этом каждый день, каждый раз, когда просыпаюсь и смотрю на тебя, каждый раз, когда думаю о тебе, Шин. Ты — моё главное и самое настоящее счастье в этой жизни.

Чувства уже сложно было сдержать. Дорожки слёз всё больше и больше делали лицо девушки влажным, что никак не мешало ей говорить.

— Скорее всего, Кенджи задумал что-то очень плохое и мерзкое по отношению к тебе. После того инцидента со Все За Одного он загорелся желанием отомстить ему за своё унижение, и мне почему-то кажется, что он постарается втянуть тебя в свою игру. Что бы ни случилось, я прошу тебя, не становись таким же, как он. Не становись злодеем, Шин, — на этом моменте девушка слабо зарыдала. — Стань тем, кто остановит его! Пожалуйста, стань человеком, который ни о чём не будет жалеть в своей жизни! Стань спасательным огоньком для людей, что потеряли всякую надежду на спасение. Стань… стань героем для всех этих людей — героем, что покончит со злом.

Выдержав небольшую паузу, Наито всё-таки смогла прийти в себя, после чего продолжила, но уже хриплым голосом:

— Если же у тебя не получится стать героем, то… просто стань счастливым. О большем я и просить не могу. Ни к чему выполнять мою просьбу — это лишь моё желание, с которым ты можешь быть не согласен. Поставь себе цель и уверенно иди к ней. Стань… лучшим человеком и самым счастливым в нашей несчастной семье. Только… не становись злодеем. Пожалуйста.

Договорив, девушка одним ловким движением смахнула слёзы и потянулась куда-то в сторону. Через несколько секунд в объективе камеры появилась та самая коробка, в которой находилась флешка с этой записью, что открыл Син.

— В такие моменты принято оставлять прощальные подарки, которые бы напоминали тебе о том, что твоя мама когда-то жила и любила тебя. Я долго ломала голову, каким именно этот подарок должен быть, и мой выбор остановился на этом, — Кайри продемонстрировала красивый шарф чёрного цвета с редкими белыми точками, расположенными по всей ткани. — Надеюсь, он сможет согреть тебя в самые трудные и холодные моменты. Каждый раз, надевая его, помни, что я любила тебя и продолжаю любить. Даже после смерти.

Сложив аккуратно шарф обратно в коробку, девушка отодвинула последнюю в сторону и вновь посмотрела в камеру, улыбнувшись.

— Что же, думаю, пора прощаться, ибо времени у меня осталось катастрофически мало. Надеюсь, что с тобой всё будет хорошо, Шин. Нет, я уверена в том, что ты уже стал отличным человеком, а если и не стал, то станешь точно. Всё будет хорошо.

Наито улыбнулась напоследок своей самой тёплой и заботливой улыбкой.

— Я люблю тебя, Шин.

— Целую сто тысяч раз.

После просмотра слов не последовало. Подросток с пустым взглядом отложил в сторону ноутбук и вернул в руки ту самую коробку, после чего извлёк из неё прощальный подарок матери, изначально приняв его за обычную чёрную ткань.

Приложив шарф к своему лицу, он глубоко вдохнул, после чего почувствовал слабый запах женских духов, которыми, вероятно, пользовалась Кайри.

Прикрыв глаза, он позволил себе насладиться этим запахом, но длилось это всего лишь несколько секунд.

И потом Син тихо зарыдал, приговаривая слова:

— Прости… прости меня, мама, — слёзы было невозможно остановить. — Я… подвёл тебя.

— Куда-то уходите? — задал вопрос Альфред, смотря на одетого в тёплую одежду подростка.

— Да, хочу прогуляться, — мрачным тоном ответил тот, лишь слегка застёгивая куртку.

Прошла неделя с просмотра записи, оставленной матерью в далёком прошлом, Сином. С того самого момента подросток вновь стал вести себя так, словно его дух был полностью сломлен: ел лишь один раз в день, спал по три часа в сутки и всё время смотрел в окно, раздумывая о чём-то. Никаких эмоций, никаких лишних слов, ни единой ноты смеха. Больше ничего.

Старик всеми силами пытался взбодрить парня, старался вернуть его в прежнее состояние, но все его труды оказались напрасными — мальчик полностью замкнулся в себе, перестав реагировать на все внешние факторы. Его раздражало присутствие Альфреда рядом с собой в те моменты, когда он был особенно слаб и уязвим, из-за чего последнему приходилось часто уходить прочь, и в часто старик уходил под весьма оскорбительные слова, способные ранить душу. Благо, за свою жизнь Альфред успел выработать особый иммунитет к подобному обращению к себе, потому всегда оставался крайне спокоен.

— Не думаю, что это хорошая идея, юный Господин, — решил переубедить мальчика седоволосый. — Вас до сих пор ищут. Если вас заметит хотя бы один человек…

— Мне всё равно, Альфред, — бесцеремонно перебил собеседника Айкава, заканчивая приготовления. — Если я останусь здесь хоть ещё на несколько минут, мне… будет намного хуже.

— На вас так давят здешние стены?

— На меня давят мои бездействие, бесполезность, никчёмность и слабость. Нужно… немного освежиться.

Син сделал шаг вперёд и быстро приблизился к выходу из помещения, что вёл в коридор с лифтом, благодаря которому можно было спуститься на первый этаж и покинуть здание, чего так и желал подросток.

— Вы же вернётесь? — Альфред уже знал ответ на этот вопрос, но задать его был обязан.

— Не могу ничего обещать, — хрипло ответил Син, дотрагиваясь до дверной ручки.

— В таком случае, Господин, вам стоит взять с собой тот шарф, — заботливо произнёс старик и собирался пойти за названным предметом, но в следующее мгновение остановился.

— Не стоит. Я… не имею права надевать его, — отверг предложение собеседника Айкава и, выдохнув, покинул помещение, оставив последнего наедине с самим собой.

«Спасибо за заботу, Альфред, но мне больше ничего не нужно».

«Я уже сделал свой выбор».

Нью-Йорк был полностью погружён в подготовку к празднованию Нового Года, который должен был наступить уже через пару часов. Улицы города пульсировали энергией и нескончаемым весельем, словно сердце города билось в такт мощному ритму сердец граждан этого прекрасного места. Множество людей суетилось по улицам, улыбки на лицах и искрящиеся глаза свидетельствовали о предвкушении волшебного момента. Воздух пропитывался запахами горячего шоколада, попкорна и ванильных сливок.

На каждом углу стояли ярко освещенные лавки с горячими напитками и угощениями, привлекая прохожих своим аппетитным ароматом, яркими вывесками и большим разнообразием разных блюд. Главная улица города была увешана огнями и новогодней символикой — огромные елки, блестящие игрушки и мерцающие гирлянды создавали впечатление сказочного леса прямо посреди мегаполиса.

Люди собирались вокруг центральной площади, где уже стояла огромная новогодняя елка, украшенная тысячами огней и мерцающих игрушек. Веселый шум и смех наполняли воздух, а музыкальные ансамбли играли праздничные мелодии, заводя всех в танцевальное настроение.

Небо над городом было затянуто тяжелыми серыми облаками, словно они собирались разорваться и пролиться дождем или снегом в любую минуту. Но это не нарушало праздничного настроения жителей Нью-Йорка, скорее добавляло ощущение волшебства и неожиданности к этому великолепному моменту ожидания Нового Года.

В этот же момент по улице, что была полна весёлыми и радостными людьми, шёл хмурый и мрачный подросток, убрав руки в карманы. Он был сгорблен, а его походка с виду была достаточно тяжёлой — каждый его шаг выглядел так, будто бы он вот-вот упадёт, после чего никогда больше не встанет.

Его лицо скрывали длинные волосы и сильно поношенная медицинская маска чёрного цвета. Несколько раз подросток пытался убрать с глаз жирные локоны, но те всякий раз предательски вновь и вновь закрывали ему взор, и после очередного такого действия с их стороны он прекратил бороться, позволив им свисать на его лицо. Конечно, так было труднее что-либо разглядеть, но, казалось, ребёнка это мало беспокоило.

' Надеюсь, что с тобой всё будет хорошо, Шин. Нет, я уверена в том, что ты уже стал отличным человеком, а если и не стал, то станешь точно. Всё будет хорошо'.

Одет он был как-то легко, что не подходило под достаточно низкую температуру на улице: почти полностью расстёгнутая куртка красного цвета, которая, скорее, была больше предназначена для осени, нежели для зимы, под ней была видна лишь серая футболка без рисунков и надписей, чёрные спортивные штаны и кроссовки из тонкого материала.

' Что бы ни случилось, я прошу тебя, не становись таким же, как он. Не становись злодеем, Шин'.

Прохожие остерегались его — уж слишком странно и загадочно он выглядел. У многих создалось впечатление, будто они наблюдали за ожившим трупом, с которого вот-вот спадёт заклинание воскрешения, после чего его душа навсегда покинет этот бренный мир, отправившись в далёкое странствие по другим измерениям.

' Именно поэтому я настояла на твоём имени. Ты же знаешь, как переводится твоё имя? Чистый, настоящий и правдивый. Твоё имя олицетворяет все мои чувства к тебе, мой мальчик. Только в чистоте любви к тебе я полностью уверена, и я хочу, чтобы ты всегда знал, что я до последней секунды своей жизни продолжала любить тебя больше всех на свете'.

Подросток скалился от злобы, но уже на следующее мгновение его лицо принимало прежний опустошённый вид. Слишком много сил уходило на проявление эмоций. Не стоит тратить на такую бесполезную вещь то, чего осталось катастрофически мало.

' Так я и не отрекаюсь от своих слов: умер тот Син, что называл себя величайшим злодеем. Сам же человек всё ещё жив, если, конечно, тебя так можно называть, поскольку то, что я вижу сейчас, не очень сильно напоминает мне человека. Скорее, пустая оболочка, что продолжает жить, потому что привыкла'.

Впервые за долгое время он почувствовал жалость к самому себе. От ощущения этого становилось больно. Очень больно. Настолько, что сильно щемило в груди, лишая возможности дышать. Дыхание мальчика было тяжёлым и прерывистым, от чего начинала кружиться голова.

«Ты пошёл по этому пути, потому что сам так захотел! Ты бы мог стать героем, что спасает тех, кого не спасают другие! Ты бы мог дарить им надежду на светлое будущее! Ты мог стать их спасителем! Но глубоко внутри тебя таится обида на всех! Что никто из них не пришёл спасти тебя! Да, именно тебя, а не всех! Всё, что ты хочешь — это увидеть этот мир в крови! Ты хочешь, чтобы он утонул в ней! Только так ты хочешь отомстить абсолютно всем людям, которые не пришли спасти тебя!».

Холод окутывал тело парня. Нос стал настолько холодным, что уже начал болеть. Тело его дрожало — не только от температуры, но и от тех чувств, что он испытывал в данный момент. Он пытался отвлечь своё внимание на людей, что проходили мимо него, но их улыбки и радость лишь причиняли ему больше боли.

«В твоих руках было множество жизней, Син Айкава, и ты не ценил ни одну из них».

Парнишка смог дойти до одного из самых больших торговых центров в городе, ко входу в который вела большая лестница. Удивительно, но в тот момент на ней не было ни души, а ведь он всё ещё был открыт.

«Ты лезешь в драки, что тебе не нужны, пытаешься казаться дерзким и бесстрашным, показываешь всем свою злобу на этот мир, и отталкиваешь любого, кто согласен тебя терпеть, потому что даже капля любви напоминает о мерзкой, беспросветной пустоте твоей души».

Мальчик медленно начал подниматься вверх. Сил уже не оставалось — двигался он лишь на собственном упорстве. Увы, но его не было так много, как хотелось бы, потому уже на середине лестницы подросток свалился с ног, приземлившись телом на покрытые снегом и льдом ступеньки.

«Ты умрёшь, Чистильщик. Ты умрёшь такой же жестокой смертью, и никого не будет рядом. Кха! Все, кто будет окружать тебя, тоже умрут, и в эту могилу заведёшь их ты».

Решив не вставать, он перевернулся на спину и устроился поудобнее, обратив свой взор на серое небо, в котором не было ни капли красоты — лишь зеркало его души и истинной натуры, которую он всё время пытался отрицать.

' Никто не будет печалиться из-за твоей смерти, ведь всем станет легче, если из этого мира исчезнет человек, что отравлял остальным жизнь. Ни один из них не придёт на твою могилу, ни один не скажет на ней добрых слов, ни один человек не задумается о том, почему ты пришёл именно к такому исходу'.

Подросток тяжело вздохнул. Всё надоело. Бороться больше не было сил — хотелось просто сдаться, чтобы прекратить страдать. Холод практически полностью объял его тело, из-за чего он даже пошевелиться нормально не мог.

— Как же я… устал, — произнёс он, прикрывая глаза.

Тело парня постепенно становилось легким, словно все его бремя исчезло, и теперь он плавал в безграничном океане покоя. Страдания медленно уходили, словно отступали в дальние уголки его сознания, гаснув перед ярким светом спокойствия.

Сквозь полузакрытые веки он видел, как серые облака над ним начинали расступаться, уступая место белоснежным хлопьям снега, медленно падающим с небес. Нежные снежинки касались его лица, словно призывая его к сну, к покою.

С каждым мгновением его дыхание становилось более спокойным, сердце билось ровно, словно в гармонии с миром вокруг. И наконец, он погрузился в глубокий сон, где ни страхи, ни боль уже не имели власти над ним.

И через несколько секунд небо начали озарять яркие огни фейерверков, что свидетельствовали о пришествии Нового Года.

— Старик, у меня уже жопа практически полностью замёрзла. Быть может, нам стоит зайти внутрь какого-нибудь кафе? Новый Год же, — сказал мужчина, одетый в геройский костюм, что в данный момент дрожал от холода, смотря на своего напарника, который этой ночью был его непосредственным начальником.

— Нас не просто так поставили дежурить, Неон, — отрицательно помотал головой другой. — Мы не можем просто так уйти с поста.

— Ридфил, нас поставили охранять улицу в новогоднюю ночь не из-за того, что мы такие особенные, а из-за того, что больше никто не согласился на это! — был явно зол мужчина.

— От того на нас и ответственности больше, — был упрям герой. — А если сейчас появится какой-нибудь злодей, который решит подорвать место с большим скоплением людей? Что мы будем говорить родным погибших?

— Ты такой зануда, Ридфил, — отвернулся от собеседника Неон. — Будто бы у нас много сил для нейтрализации опасных злодеев.

— По крайней мере, мы сможем задержать их до того момента, пока к нам не придёт подмога.

— Эта подмога, скорее всего, уже пьяна или спит. Помощи ждать будем до окончания следующей недели.

— Ну, знаешь, мы хотя бы попытаемся.

Разговор героев был прерван странным событием — на лестнице возле торгового центра скопилось большое количество людей, которые с опасением смотрели в одну сторону. Многие из них достали телефоны, включили камеры и начали что-то записывать, а другие судорожно звонили, судя по всему, пытаясь вызвать полицию.

— Что это там происходит? — слегка заинтересованно спросил Ридфил.

— Скорее всего, все снимают какого-нибудь алкаша, который упал на лестнице. Ничего особенного, — явно не хотел ничего делать Неон.

— Надо посмотреть, — произнёс старик и тут же отправился к скоплению людей.

— Какой же ты зануда, — буркнул второй герой, но за напарником всё-таки пошёл.

Старик и молодой герой приблизились к толпе людей, внимательно всматриваясь в происходящее. Среди гомонящих и озабоченных голосов различался шепот и удивление. Они протолкнулись к самому центру толпы и увидели юношу, лежащего на ступенях лестницы, лицо которого было всем хорошо знакомо.

— Это же Син Айкава! — явно был напуган Неон. — Тот злодей, что убил Звезду и Всемогущего!

— Без тебя понял, — тихо произнёс Ридфил, после чего начал осматривать парня.

Старик приблизился к злодею и внимательно осмотрел его. На лице подростка проступали следы усталости и боли, а под глазами виднелись большие синяки, свидетельствующие о явном недосыпе. Поза парня была обреченной, словно он сдался своим страданиям и усталости, позволяя им овладеть своим телом.

Ридфил заметил, что грудь Сина поднималась и опускалась ровно и спокойно, словно он спал. Он был окружен атмосферой покоя и спокойствия, что немного противоречило агитации и беспокойству толпы вокруг.

— Он спит, — произнес Ридфил, обращаясь к Неону. — Скорее всего, изнеможенный.

— Люди уже вызвали полицию и героев, — сказал Неон. — Через несколько минут здесь будут самые сильные представители геройского топа. Нужно лишь дождаться их.

Старик внимательно смотрел на лицо подростка. Ему оно показалось достаточно знакомым, и сейчас он говорил не про внешность, а про то, что именно лицо отражало — боль, грусть и отчаяние. Когда-то давно он уже видел всё это в глазах ребёнка, который решил покончить жизнь самоубийством, не справившись с трудностями, что ему выпали. Пускай в тот раз Ридфил смог спасти его, ему не удалось это сделать во второй раз, из-за чего теперь тот ребёнок был мёртв, и герой винил себя за это.

Всё обдумав, он аккуратно приблизился к мальчику и дотронулся до его плеча, за что тут же получил уйму не очень приятных комментариев от людей, что окружали его.

— Ты тупой? Не трогай его! Он опасен!

— Из-за тебя он может проснуться и убить нас всех!

— Старик, не делай того, за что нам всем придётся потом страдать!

Мужчина не слушал их — он был уверен в правильности своего решения. Пусть общество его ненавидит — прямо сейчас перед ним лежал беззащитный ребёнок, страдающий от тяжёлой ноши, что выпала на его плечи, и с которой он не смог совладать.

— Ридфил, не надо рисковать! — говорил Неон, отойдя на безопасное расстояние. — Ты совершаешь ошибку!

— Ему нужна помощь, — ответил старик.

— Он — злодей! Он убил множество людей!

— Даже таким людям нужна помочь, Неон, — продолжал упрямствовать мужчина. — Сейчас я не вижу того зла, что видите вы. Прямо сейчас я вижу лишь ребёнка, что устал бороться и страдать. Только посмотрите на него! — попытался вразумить народ старик. — Изнеможённый, обессиленный и уставший ребёнок, что находится на грани обморожения и возможной смерти! Хоть бы кто-нибудь попытался помочь ему. И вы называете себя людьми? — бросил он злобный взгляд на толпу. — Сейчас вы представляете большее зло, чем он.

Больше не обращая внимания на людей, Ридфил медленно начал трепать подростка за плечо, пытаясь разбудить его. Прикосновением своих пальцев он передавал мягкое и бережное послание, словно пытаясь проникнуть сквозь глубокие слои боли и отчаяния, которыми был окутан мальчик. Он молился в своем сердце, чтобы Син почувствовал тепло и заботу, даже если это могло показаться невозможным в его состоянии.

Тем временем, голоса вокруг не утихали, но их звуки становились все более далекими и неясными, как будто старик и подросток оказались в отдельном мире, где существовало только их двое.

Внезапно, подросток начал медленно открывать глаза, его ресницы дрожали от слабости, но взгляд был полон удивления и недоумения. Он встретился со взглядом старика, который был очень добрым, тёплым и заботливым, от чего мальчик почувствовал странное спокойствие в груди.

— Прости, если напугал, — успокаивающим тоном произнёс Ридфил. — Как ты себя чувствуешь?

Син никак не ответил — он не понимал, что происходит. Его взгляд вновь приобретал ту самую пустоту, с которой он и добирался до этого места.

— Наверное, ты сильно замёрз. Позволь мне немного согреть тебя, — сказал старик и, сняв с себя плащ, накинул его на парня и укутал его в него. — Так теплее, не правда ли.

В ответ лишь очередное молчание. Айкава начал понимать, в какой ситуации оказался. В любой другой раз он бы тут же поднялся на ноги и бросился прочь, стараясь убежать и скрыться от всех этих людей, но этот случай был особенным. Ему больше не хотелось бежать и прятаться — ни сил, ни желания на это не было.

— Много же всего на тебя свалилось, да? — не прекращал говорить Ридфил. — Не должен ребёнок так страдать.

В это время к ним уже успело добраться множество сильных героев, что быстро отогнали толпу на безопасное расстояние. Во взгляде каждого из них можно было прочесть то, что они собирались убить мальчика ровно в тот момент, как старик отойдёт от него. Последний быстро понял всю ситуацию, после чего в его голове было принято ещё одно решение. Ему всем сердцем и душой хотелось спасти мальчика от смерти, но сделать это было можно лишь одним способом.

— Много же людей пришло за тобой, — слабо улыбнулся мужчина. — Никогда не ощущал столько ненависти одновременно.

Син смотрел на Ридфила стеклянным взглядом. Он не понимал, чего именно желает добиться старик, но почему-то… ему хотелось верить ему. Они не были знакомы, но подросток отчётливо ощущал, что этого человека не стоит бояться. Мужчина излучал невероятное тепло, смешанное с добротой и заботой — этого как раз мальчику и не хватало.

— Прости, что говорю тебе такое, но… никто из нас не может отпустить тебя, понимаешь? — чувствовал вину герой. — После всего того, что ты сделал, люди… не смогут тебя простить, — опустил взгляд старик. — Но мы можем избежать очередного кровопролития. Не нужно больше лишних жертв. Поэтому, — Ридфил потянулся к карману своих штанов, из которого через несколько мгновений достал наручники, — тебя нужно арестовать. Можешь ли ты… просто сдаться? Обещаю, что я позабочусь о том, чтобы с тобой ничего не случилось. Я… сам проконтролирую всё, чтобы тебе не причинили вреда. Пожалуйста, давай закончим этот ужасный цикл насилия. Вместе.

Парень посмотрел на старика болезненным и грустным взглядом, в котором отражались множество пережитых страданий и потерь. Он медленно улыбнулся, но в этой улыбке была не радость, а скорее, печальное признание своей судьбы.

Через несколько секунд произошло то, что все посчитали невероятным, включая Ридфила — Син вытянул обе кисти вперёд. Руки, которые когда-то причинили много боли и горя, теперь были связаны желанием остановить этот бесконечный круг насилия.

— Я сдаюсь, — отчётливо произнёс Айкава, признавая поражение с улыбкой на устах.