Когда-то, когда Джайри было семь лет, отец сказал ей, что она слишком высокомерно относится к людям. Девочка изумлённо взглянула на него и возразила:
— Но, папа, напротив же! Я очень снисходительна к ним. Намного более, чем они того заслуживают.
— Когда-нибудь ты поймёшь парадокс своего ответа, — рассмеялся Морской герцог и растрепал её волосы. Голубые глаза Ларана смеялись.
Джайри надулась.
— Тебе надо об этом Лэйде сказать. Это она их в глаза называет идиотами и мерзавцами… И вообще чрезвычайно груба. А я ко всем обращаюсь на «вы», между прочим.
Лишь намного позже, уже после исчезновения отца, Джайри поняла, что тот имел ввиду. И поделилась открытием с Ульваром. Двенадцатилетний принц выслушал подругу. Рассмеялся:
— А если они и правда идиоты? Как к ним иначе относиться? Но ты будешь глупее любого идиота, если дашь ему это понять.
И Джайри с ним согласилась.
Она была единственной, с кем Уль был честен до конца.
— Яр презирает простой люд, — делился он, лёжа на крыше дворца и глядя в звёздное небо. — Считает, что тот туп, подл, алчен. Твой отец не делил людей по крови. Вообще, Морские герцоги плевать хотели на знатность происхождения. Но не прав ни тот, ни другой.
Им было уже по четырнадцать, и оба читали одни и те же книги, пытаясь понять, как устроена жизнь и в чём её цель и смысл. Джайри обернулась и посмотрела на тощего, голенастого друга. Принц всегда поражал всех своей худобой, даже в возрасте упитанного младенчества Ульвар казался недокормышем.
— Всё дело в образовании, Уль. Не в происхождении. Если дать простым людям образование, если они начнут читать те же книги, что и мы с тобой…
— … то всё равно останутся тупыми и пошлыми. Но, может быть, кто-то из них и изменится. Люди как… лошади. Ими можно любоваться, как твой отец, а можно использовать, как мой отец. Но если это твои лошади, то ты о них заботишься, кормишь, гуляешь, чистишь, наказываешь. И… выводишь новую породу. Как бы ни была хороша лошадь, но именно ты решаешь, как она станет жить и от кого у неё родятся жеребята. Потому что животное не знает, куда и зачем оно живёт. А ты знаешь.
— Ты ужасен, Уль, — честно призналась Джайри.
Принц рассмеялся.
И сейчас герцогиня невольно вспомнила тот детский разговор. Хиус бесконечно раздражал её. Всё началось с того, что, когда актёры читали по ролям написанную лично её светлостью пьесу, странный слуга ржал на самых трогательных моментах.
— Хрень какая-то, — честно признался он в конце и вытер с глаз выступившие слёзы. А затем передразнил: — «Спасти весь этот мир мне суждено…» — и добавил от себя: — Но этот мир, увы, дерьмо.
Джайри старательно делала вид, что не слышит и не замечает реплик простолюдина. Дьярви краснел, бледнел, шипел Хиусу на ухо, видимо, веля молчать, но через некоторое время тот всё равно выдавал что-то. На эпичной битве принца Ульвара и королевы Айяны, когда актёры лупили по деревянным саблям друг друга, слуга закрыл лицо рукой, хрюкнул, пытаясь подавить смех, и просипел:
— Капец.
Когда, завершив с представлением, Джайри собрала крупнейших торговцев тканью, обрисовала им желаемое и выбрала нужный цвет материи, Хиус вдруг схватил край полотна, завернулся и жеманным тоненьким голоском воскликнул:
— Я такая красивая лучник… не надо меня пачкать вашими лошадями. И кровью. Они потом не отстирается…
И игриво захлопал ресницами.
— Хиус! — взревел Дьярви, вспыхнув. — Заткнись!
— А кружевчики поверх пришьют? — поинтересовался тот и снова заржал.
На этом терпение Джайри иссякло.
— Дьярви, прикажи своему слуге присмотреть за лошадьми, — велела она, не оборачиваясь.
Лошади находились в конюшне гильдии, но разве это важно?
Без присутствия Хиуса стало легче. Однако на стройке Университета услать подлеца оказалось некуда.
— В общем, учиться будут только те, кто и так может себе позволить образование, — заметил слуга внезапно и добавил: — А в Медовом царстве читать и писать умеют даже слуги. И вы серьёзно хотите их догнать?
Джайри обернулась к нему. Прищурилась.
— Откуда знаешь?
— Так деревня наша как раз на торговых путях. Люди бают.
Синие глаза, не замутнённые интеллектом, добродушно уставились на неё. Джайри мысленно отругала себя, что вступила в разговор со слугой.
— И что ещё рассказывают?
— Про девок. Хороши там девки. Грудастые.
Девушка резко отвернулась. «Сама виновата, — подумала гневно. — Нечего с быдлом разговаривать». Однако в том, что слуга, не подумав, брякнул, было нечто дельное. Медовое царство прежде всего было государством торговцев и ремесленников. Может быть, поэтому в нём действительно почти все жители владели навыком счёта и письма.
«Это проблема, — думала Джайри. — Нужно, чтобы даже низшее сословие хотя бы азбукой владело». Однако зачем читать и писать землепашцам? И что изменится, если они это научатся делать? У неё не было ответов.
Когда, наконец, день закончился, и Джайри вошла в кабинет Ульвара, ей показалось, что с её плеч упала каменная балка.
— Я так устала! — прошептала девушка, буквально падая в кресло. — Этот Хиус совершенно невыносим…
Уль поднял на неё покрасневшие глаза.
— Кто?
— Слуга Дьярви. Абсолютно бестактный, не умеющий себя вести, не понимающий своего места, грубый и бескультурный… индивидуум.
Ульвар приподнял бровь:
— Джай… Ещё немного, и я начну ревновать. Слуга, который вызвал в тебе столько эмоций…
Джайри хмыкнула:
— Ничего не буду иметь против, если ты его убьёшь из ревности. Но нет, он мне просто неприятен. Как неприятна бывает грязь, в которую случайно наступил.
Король сложил пальцы домиком и ткнулся в них носом. Девушка вдруг поняла, что он… рассеян? Серьёзно? Уль?
— Что с тобой? — тихо спросила, вглядываясь в его лицо.
— Устал, — признался Ульвар. — Ты тоже. Поезжай домой, выспись.
— А ты?
— И я.
В окно постучали. Король поднялся, подошёл и открыл створку. На его руку опустилась растрёпанная ворона. Ульвар снял с её ноги записку, бегло пробежал глазами. Внезапно усмехнулся, махнул рукой, и ворона взлетела в небо. Король обернулся:
— Я передумал. Сегодня я не приеду к тебе. Если тебе скучно, можешь позвать кого-нибудь. Ту же Штой, например. Она как раз с мужем прибыла в Шуг.
— Я бы позвала Альдо. Отпустишь?
Ульвар хмыкнул.
— Не сегодня.
Девушка встала и направилась к двери.
— Джай.
Она замерла и обернулась. Глаза короля лихорадочно блестели.
— Не предавай меня, пожалуйста, — прошептал тот.
Девушка изумлённо взглянула на него:
— Что ты имеешь ввиду?
Он поднялся, подошёл к ней, взял за плечи и заглянул в лицо. Джайри невольно заметила, что король бледен, а губы его слишком алы. Жар?
— Джайри, я знаю, что рано или поздно предают все. Всё покупается и всё продаётся. Весь вопрос лишь в цене. Не всегда это золото. Но ты, пожалуйста, ты не предавай меня.
Ульвар прислонился лбом к её лбу. Закрыл глаза. Жара не было.
— Если ты меня предашь, я тебя уничтожу, — внезапно прошептал он. — А я очень не хочу этого делать.
Девушка вздрогнула, отстранилась и гневно взглянула на него:
— Уль!
— Я знаю, о таких вещах не говорят. Но ты же умная девочка… Прошу тебя: не сделай меня своим врагом. Наши силы слишком неравны.
— Ты меня пугаешь.
— Прости.
Король открыл глаза, посмотрел устало и печально, снова легко притянул её к себе и нежно поцеловал.
— Не бойся: пока ты меня любишь, ты в безопасности.
— Уль, — Джайри резко отстранилась. — Ты меня словно шантажируешь или угрожаешь. Это ошибка с твоей стороны. Нельзя любить того, кого боишься.
— А ты постарайся.
Девушка гневно уставилась в его глаза. Ледяные, словно могила. «А он ведь действительно может меня убить…» — внезапно поняла она и невольно отвела взгляд.
— Не пугай меня, Уль. Я не люблю этого.
— Хорошо. Больше не стану. Иди. И передай Дьярви, чтобы он зашёл ко мне.
Джайри кивнула и вышла. Ульвар отошёл к окну и стал смотреть, как за стеклом сгущается мрак.
— Ваше величество?
— Добрый вечер, Дьярви, — король не обернулся. — Завтра я тебе даю свободный день, чтобы ты отоспался. Но этой ночью ты должен караулить в саду. Думаю, Фьерэй появится. И слугу своего возьми с собой. Меня не будет. Просто передай, что я хочу с ним поговорить. И буду его ждать… на мосту. На рассвете.
— Да, Ваше величество.
— Ступай.
Дверь аккуратно прикрылась.
— Ну и зачем?
Ульвар резко обернулся. За столом сидел его двойник.
— Я должен был её предупредить, — холодно ответил король.
— И как? Предупредил?
— Иди к юдарду.
Уль накинул серый плащ и вышел, резко хлопнув дверью. «Я схожу с ума, — злорадно подумал он. — Прекрасно. Неужели я настолько сентиментален?».
Быстрым шагом пересёк коридор, сбежал вниз по чёрной лестнице и направился к Синим конюшням. Там находились лошади «на всякий случай». Те, у кого не было определённого всадника, и кого по приказу Ульвара мог брать любой. У короля был собственный жеребец — Фрэнгон, вороной красавец с белыми гривой и хвостом. Но сейчас Улю нужен был тот, кто позволит остаться незаметным.
Он выбрал караковую лошадку, молодую, нервную. Сам оседлал, вывел из стойла, запрыгнул в седло и пустил по дорожке к потайной калитке, где не было стражи, но ключ от которой был лишь у самого короля.
По притихшему городу король ехал шагом. Лошадка испуганно косилась на припозднившихся, извергающих проклятья или горлопанящих пьяниц, пыталась сорваться в рысь, но Уль удерживал. «Она похожа на Джайри, — вдруг подумал король и усмехнулся. — Стоит немного ослабить внимание, и влипнет в какие-нибудь неприятности».
Но о Джайри… Не сейчас.
Когда кобылка подъехала к «Рыжей кошке», в трактире громко пили и шумели поздние посетители. Ульвар отдал коня служке, прошёл в общий зал, прикрывая лицо капюшоном, а уже из него — по лестнице на второй этаж. Уверенно открыл дверь в одну из комнат, шагнул в мигающий свет.
— Вечер добрый, — сказал в темноту, притворив за собой дверь. — Ты ужинал?
Ему отозвался насмешливый бархатный голос:
— И вам не хворать. Да что-то успел перехватить. Король угощает?
— Уль. Просто Уль, — милостиво отозвался монарх.
Он прошёл и уверенно зажёг свечу. Тёмная фигура в глубине комнаты, сидящая в глубоком кресле, перекинула ноги со стола на пол.
— Не впервой вам, стал быть тут… Уль?
— Ну… с какой стороны посмотреть. Если ты не баба, то, пожалуй, впервой.
Фигура заржала.
— И чё, дамы уже не дают такому красавчику?
— Дамы стоят дорого. Подарки им, мужьям, братьям, отцам…
— Скажите на милость! И что, даже Улю не потянуть?
— Предпочитаю тратить деньги на другие забавы.
Ульвар прошёл и сел в кресло напротив. В дверь постучали.
— Войди, — велел король, а его собеседник тотчас нагнул голову, набросив на неё капюшон так, что лицо его скрылось в тени.
Дверь раскрылась и в небольшую комнату — она же спальня, кабинет и столовая при случае — вошёл высокий, но грузный мужчина, чей подбородок свежевыбрито синел.
— Бэг, любезнейший, — Ульвар обернулся и милостивым взглядом приветствовал хозяина «Кошки», — принеси нам вина и еды.
— Что изволите, ваша милость?
— Жирного, копчёного… И рыбу. Не знаю, посмотри сам. В этот раз со мной не дама, так что чего-нибудь посытнее и покрепче.
Бэг поклонился и вышел.
— Казна кормит? — ухмыльнулся мужчина в тени. Он откинул голову в капюшоне назад, и свет свечи зазолотился о рыжую щетину на его бороде.
— Ну, если уж она преступников кормит, королей, думаю, ей напитать несложно.
— Интересный ты парень… Уль. Вот вроде простой, как если бы бы вместе на вёслах сидели, а вроде… скользкий, как змей.
— Змеи не скользкие. Я ловил. Мягкие и холодные просто.
Они замолчали.
— И что, не спросишь даже, с чем пришёл? — язвительно уточнил человек в углу.
— Не сейчас.
— Ждать умеешь, как я посмотрю.
— Терпение — удача королей.
В дверь снова постучались, и после разрешения вновь вошёл Бэг с корзиной. Молча расставил посуду, приборы и еду. Почтительно установил на столе бутыль с вином, поклонился и вышел. Ульвар положил на тарелку кусок запечённой свинины, полил её соусом. Налил себе вина и вопросительно взглянул на собеседника:
— Будешь?
— Всё, что будешь ты, — согласился тот, засверкав белыми мелкими зубами. — Терпение может и удача королей, но яд — их лучший помощник.
Ульвар хмыкнул, пожал плечами:
— Я не настаиваю. Лично я голоден и хочу совместить полезное с приятным. Если опасаешься, можешь и вовсе не притрагиваться ни к еде, ни к вину.
И король приступил к трапезе с привычным для него волчьим аппетитом, удивлявшем во время оно его воспитателей, которые не понимали, куда это всё потом девается в тощем мальчишке. Сейчас Ульвар же не был так невозможно худ: юность и тренировки расширили плечи, нарастили мускулы, но по-прежнему оставались лёгкость, гибкость и стройность. И аппетит.
Его сотрапезник, поколебавшись, тоже принялся за нож и вилку, однако чутко следил за монархом и брал лишь оттуда, откуда тот только что взял еду.
— И что? Ты меня так и не спросишь, сделал ли я дело? Жива она или мертва? — наконец не выдержал таинственный человек.
Ульвар приподнял тёмные брови.
— Уверен, что сделал. Иначе вряд ли бы я тебе видел здесь, не так ли?
— Верно. Капитан Берси всегда выполняет то, что обещает.
— Без имён, — Ульвар слегка откинулся на спинку кресла и внимательно посмотрел на собеседника. Поднял бокал: — За капитанов слова! — и выпил.
Берси оскалился, глаза его превратились в щёлочки. Подмигнул, отдал честь вином и тоже выпил.
— Персиковое… Эх, живёт же кто-то! Ну, скажу я тебе, и дело было! Рассказывать? Или того… Всё же жена брата, всё такое…
— Рассказывай.
— Дело было сложное. Её ж все чайки любили. Солёная королева, все дела. Даже больше, чем папашку. Тот был мутный, а эта… Огонь девка. Даже и жаль как-то, честно сказать. С саблей спала, а не с саблей, так с кинжалом. Вот так просто с голыми руками не подойдёшь. Сколько раз уж пытались. Но ты, Уль, правильный выбор сделал, когда поставил на меня.
— Ты хорошо её знал, верно?
Ульвар посмотрел на капитана поверх бокала вина. И было не понятно, одобряет или осуждает, или восхищается. отпил. Берси тоже хлебнул, выдув разом половину кубка. Пожал плечами:
— Так… Да, ещё с её шестнадцати годков-то… Мне было двадцать, и я уже водил корабли. Страстная девка. Крутили мы с ней роман… Да косякнул я, решил поиграть на ревности. Дурак. Но кто ж мог знать? Такие женщины не ревнуют: либо убивают, либо уходят. Эх, молод был…
— Ясно. Но как же у тебя получилось?
— Чайки фартовых любят. Отчаянных — да, дерзких — да, кто смерти не боится. Как Ларан, чтоб его. К таким удача идёт. А, значит, что? Значит надо, чтобы не шла. Я помог ей выпутаться из одной сложности, а потом повёл на запад, в Зелёные земли. За золотом. Вот только вестник впереди нас шёл. О каждом шаге Королевы враги знали загодя. Она в порт, а там уже её ждут. Она в бухту, а там… Ни казны, ни еды, ни воды.
— Отвернул удачу?
Берси рассмеялся, тряхнул каштановыми волосами, сверкнул зелёными глазами.
— Точно. Отвернул.
— И что ж, чайки взбунтовались?
— А то. Когда запасы иссякать стали и воды стало мало. И удачи нет. Бунт на корабле — кто в море не ходил, не знает, что такое ужас.
— И Лэйда не смогла с ним справиться? — Ульвар презрительно оттопырил губу.
Капитан оскорбился за свою королеву:
— Смогла бы. Уж она-то бы их заткнула. Не впервой. Моя ученица-то. Все говорят: Ларан, Ларан, но нет. Тот пропал, когда ей двенадцать было, совсем ребёнок. Водить корабли и команду её я учил. когда полыхнуло, я встал с ней спина к спине, в одной руке сабля, в другой — кинжал. Двое против всех. И бунтовщики начали остывать. Особенно после первых трёх трупов.
— Вот как? Интересно.
— Но только… От того, кто спина к спине, никто ж не ждёт удара, верно? А, король? Что скажешь?
— И что, чайки тебя потом не повесили на рее?
— Не. Темно было, туман. Никто и не понял, что это был мой удар. Я тотчас принялся орать и саблей махать. Человек десять полегло. Один из них и оказался виноватым. Я ж тоже не усом моржа шит, корабли с пятнадцати вожу.
— Ясно.
Ульвар поднялся, вытащил из кармана кошелёк и бросил его на стол.
— Здесь пятьдесят золотых. Мы договаривались на одну твою свободу. Считай это наградой сверх договора. За остроумие.
Мелкие, как у хорька, зубы снова блеснули под раздвинувшимися тёмными губами.
— Э, нет, король, подожди. Мне твоё золото не нужно.
— А что же тебе нужно? — Ульвар заинтересованно посмотрел на Берси.
— Так ведь это… Хранителя-то у Соли больше нет. Сестрёнке Лэйды туда лучше не соваться. Её птенцам, если такие будут, тем более. Всё, нет больше потомков у Солёных королей.
— Действительно.
— А я есть вот, — и Берси снова ухмыльнулся и нагло подмигнул монарху. — Король умер — да здравствует король, не так ли? И тебе хорошо, король. Я тебе Морской щит сохраню, всех чаек под присягу приведу. Ты меня герцогом, а я тебе щит. Справедливо, а? Верно смекаю?
— А если нет?
Капитан расстроился. Осуждающе покачал головой, вздохнул и печально глянул на монарха:
— Не хорошо так, государь. Не по чести. Кто убил капитана — тот и капитан, кто убил короля — тот и король. Издревле ж так ведётся. Нехорошо обычаи дедов нарушать.
— И всё же?
— Ну а тогда… — Берси вдруг снова жизнерадостно осклабился. — Тогда я хоть на рожу принца Яра посмотрю, и то потеха. И Серебряной герцогини… Да этот… как его, юдард возьми? А, герцог-то Юдард. Тоже ж приятель Ларановский. Вот будет забавно, да? Междоусобица начнётся. Не дури, величество. Ведь всем от моего предложения будет хорошо.
Ульвар кивнул, снова набросил плащ и направился к выходу.
— Так что с герцогством-то?
— Я подумаю, — у самых дверей король обернулся и с любопытством посмотрел на капитана. — Недолго, обещаю. Забавный ты человек, Берси. Королём стать так хочешь, что убил женщину, которую когда-то любил. Лишил своих чаек хранителя. Всё предусмотрел: арбалет вон заряженный, на всякий случай из под полы плаща торчит. Внизу, в зале — твои люди караулят. Ел и пил только то же, что и я. И не учёл лишь одного. А это плохо. Непредусмотрительно для короля. Мы, монархи, должны предвидеть всё, Берси.
— Что? — угрюмо уточнил капитан, сдвинув брови.
И вдруг закашлял, схватился за горло. Ульвар хмыкнул, наклонил голову набок:
— Противоядие, Берси. Ты забыл выпить противоядие. А я — нет.
И, выйдя, задвинул мощный железный засов. Из-за двери донеслось замысловатое хрипящее проклятье, и толстую доску насквозь прошил арбалетный болт. Ульвар задумчиво коснулся его острия пальцем, хмыкнул. Прислушался к пьяным голосам, доносящимся с первого этажа, а затем легко сбежал по ступеням вниз.
Бэг вопросительно взглянул на короля.
— Приберись потом, — тихо сказал Ульвар. — Подавился рыбьей костью. Тело убирать не надо. Позови стражу, пусть зафиксируют. И громче, Бэг, громче.
Хозяин кабака кивнул. Гость направился на выход и, уже шагнув за дверь, услышал зычное:
— А кому ещё пива? За счёт заведения!
И дружный рёв в ответ.
Рёв, в котором потонули слабые крики умирающего.