Серебряная герцогиня

Глава 7 Королевское великодушие

Уходить было поздно: Джайри уже опустилась за стол, и её движение к выходу таверны могло бы спровоцировать нападение. Дьярви мгновенно оценил расклад, отпустил рукоять сабли, прошёл за своей герцогиней и сел так, чтобы перекрыть к ней подход. Справа — стена с окном, позади — стена, впереди — стол, а слева — он, Дьярви. Парень понимал, что, садясь рядом, нарушает правила приличия, но Джайри, удивлённо взглянув на спутника, ничего не сказала.

Фьерэй ни жестом не выдал своей заинтересованности.

Может всё-таки случайность?

Дьярви даже головой мотнул, прогоняя глупую мысль. Таких совпадений не бывает.

Девушка вытащила из небольшой кожаной сумочки пачку листов бумаги, сшитых между собой, острый грифель и принялась что-то рисовать.

— Как думаешь, Дьярви, а если устроить на свадьбу костюмированное представление для народа? Сначала музыка, потом появляются милосердные сестры в голубых одеяниях… Слова можно придумать, стихи — это не проблема… Много цветочных гирлянд… Затем — барабаны и кровавые всадники: алые бурнусы, красные косы. И тут, конечно, нужны басы. Вот просто самые низкие басы… Пам-пам-пам-парам… Хотя нет, нужно что-то дикое и динамичное… Они поют что-то ужасное, что вроде «верть-смерть, сметь-плеть» и хватают сестер. Потом настоятельница поет предсмерную песть. Что-то такое: «а-а-а-а» высоким, но приятным голосом. И всадники отступают, пятясь перед чистотой сестер. Может даже встают на колени… Но тут появляется королева Айяна. Её должен сыграть высокий, худой мужчина. Алое платье, чёрный плащ, и, конечно, яркие красные косы. И она тоже поёт. Что-нибудь вроде: «мужчины — слабаки и трусы, вам платья нужны, не бурнусы…». Взмахивает саблей и отсекает голову настоятельнице… Или только хочет отсечь… И тут появляется принц Ульвар во главе медведцев…

Девушка постучала пальчиком по столу, тихонько напевая мотив.

— Не думаю, — отозвался Дьярви. — Принц Ульвар сражался с арьергардом королевы. Там не было ни самой Айяны, ни, тем более, милосердных сестер…

Он почти не стеснялся, так как чутко вслушивался, всматривался в то, что происходило в таверне.

— Вытри нос, Мэг, — ворчала почтенная матрона. — Это надо доесть.

— Я не хочу…

— За еду заплачено. Ты же не хочешь выбросить деньги на ветер?

— Ой, да не все ли равно, как было на самом деле. Кому нужно это «на самом деле»? — фыркнула Джайри.

— Но…

— Дьярви, люди верят в то, что написано, и что видят собственными глазами. И запоминают то, что их зацепило, вызвало смех или слезы. Остальное для них неважно. Кому вообще нужна эта проза жизни?

— Но ведь это же будет ложь.

Джайри насмешливо взглянула на него.

— Дьярви… Ты так молод. В этой жизни всё — ложь. И все лгут. Потому что правда — безобразна, а ложь… прекрасна. И между красотой и уродством, люди всегда выберут красоту.

Они замолчали. Герцогиня раздражённо чирикала карандашиком. Ребёнок ныл.

— А потом нужен поединок Айяны и Ульвара…

— Но с ней сражался Северный ветер!

— Джерго не будет на свадьбе, не так ли? А, значит, никому не важно соблюсти историческую точность. Никто не обидится.

Дьярви покосился на неё. Джайри вздохнула:

— Ну ладно, тут ты прав. Слишком много людей знает, как было на самом деле. Нас могут засмеять. Но… Мы можем не называть имена. В конце концов, почему мы вообще должны привязываться к конкретной истории? Пусть златокудрого принца будут звать не Ульвар, а Альвар, кровавую королеву назовем… Райяной. Тогда это будет просто сказка, а все остальное народ поймет сам.

— Доедай!

— Ну мама!

— Но — зачем? — тихо спросил Дьярви, позволив себе снова взглянуть на спутницу. И поразился мечтательному выражению серых глаз. Джайри смотрела на него, облокотившись о стол и положив подбородок на ладони. И в ее глазах он заметил горечь и печаль.

— Историю пишут новые властители, Дьярви. Народ должен любить своего короля. Если он не станет этого делать, всё королевство развалится. Это вряд ли кому-то понравится. Тут всё взаимосвязано. Преданность народа — сила короля, сильный король — благополучие народа. Там была прекрасная ледяная битва на кораблях. А ими командовала моя сестра… Моя покойная сестра. И вот это я хочу оставить так, как было…

Дьярви растерянно смотрел, как блестящая капелька уцепилась за верхнюю ресницу, прогнула ее, помедлила, сверкая огоньками свечи, а затем упала на щеку. Девушка тороплива смахнула слезинку, снова улыбнулась.

— Вот только я не знаю, как показать эти корабли… Можно, конечно, взять лодки, поставить их на колеса, надеть паруса… Но это будет так неуклюже!

— Можно просто взять жерди-мачты и нацепить на них паруса.

Дьярви отвернулся и не увидел ее взгляда. Он настороженно косился на тесный тёмный угол.

— Ты прав…

Подошла хозяйка, принесла кашу. Улыбнулась, вытирая руки белоснежным фартуком.

— Свинину придется подождать…

— Мы подождем, — кивнула Джайри.

Дама с детьми, которые, видимо, всё доели, поднялась и вышла. Герцогиня продолжала делать зарисовки, и Дьярви не удержался, заглянул через ее плечо. Маленькие фигурки воинов в лохматых одеждах дикарей махали крохотными сабельками, а одеяния милосердных сестер, казалось, трепетали на ветру.

— О, что мне смерть, — пробормотала девушка, — залью весь мир я кровью…

Хозяйка удалилась на кухню, и в этот миг тень из угла поднялась и вышла на свет.

— И снова здравствуй, красавица.

Дьярви вскочил, обнажая саблю. Серебристые виски, насмешливая невольная ухмылка… Фьерэй!

— Мальчик, тебе не хватило прошлого раза?

— Не хватило, — процедил Дьярви.

Цветочница взвизгнула, но Фьерэй обернулся и ласково уточнил:

— Жить хочешь? — Девушка кивнула. — Тогда сиди и молчи. Тебя, старик, это тоже касается.

— Кто ты? — равнодушно спросила Джайри, прищурившись и оторвав взгляд от блокнота.

— Ты не узнала меня, сестричка? Обидно, однако.

— Я тебя не знаю. Хотя… «Рыжая кошка»? Ты тот нахальный тип…

— Мы с тобой не договорили. А страсть как хочется!

Фьерэй ухмылялся своей безобразной ухмылкой. Джайри кивнула на стул напротив:

— Присаживайся.

Дьярви поразился самообладанию девушки. Настоящая герцогиня!

— Наедине, — не согласился нахал. — Пойдем со мной, лапуля. Если, конечно, не хочешь, чтобы твой малыш-защитник отдал за тебя жизнь. Согласись, будет неприятно. Тебе все равно не поможет, а мальца жаль… Давай без лишних жертв, а?

«Надо бить сразу… Неожиданно. Второго шанса он мне не даст». Дьярви мысленно прикидывал лучшее место для нанесения удара.

— У меня нет тайн и секретов. Присаживайся и говори.

— А у меня — есть. У тебя ровно минута на принятие решения. Либо ты встаёшь и молча идёшь за мной, либо твой мальчик — труп.

Дьярви не стал ждать окончания минуты. Он ринулся на мерзавца тотчас. Воздух сжато свистнул под клинком. Но Фьерэй отбил удар стилетом, а затем ногой ударил в бедро нападавшего, отшвырнув парня в сторону. Дьярви ударился о стол. Резкая боль пронзила голову.

— Идем.

Фьерэй протянул девушке руку в замшевой перчатке.

— Молодой человек, — вдруг просвистел за ним старческий дребезжащий голос, — не подскажете, где здесь отхожее место?

— Проваливай, дед.

— Невежа, — расстроился Звездочет, подходящий к Фьерэю со спины. А затем бросил в парня тяжелый том книги. — Разве так говорят со стариками?

Фьерэй успел отпрыгнуть, выхватил саблю, оборачиваясь к сумасшедшему. Но у того в руке уже блестел четырёхгранный зачернённый стилет.

— Ты умрёшь!

— Не уверен, — тихо возразил старик.

Противника замерли друг на против друга. Дьярви медленно поднялся, чувствуя, как по скуле побежала тёплая кровь.

— Уходите, — велел старик, не оборачиваясь.

Джайри вскочила, пробежала за спиной Звездочёта — оба оказались к ней боком. И вдруг споткнулась, медленно оборачиваясь. Однако Дьярви не дал ей возможности сделать глупость. Бросился к ней, подхватил девушку, закинул на плечо и рванул прочь. Фьерэй был не тот человек, перед которым стыдно отступать. Особенно, если на кону не твоя жизнь.

— Ну, здравствуй, братишка… — услышали они его насмешливый злой голос прежде, чем дверь захлопнулась.

— Подожди… вернись, — прошептала Джайри, дергаясь и пытаясь вырваться из непочтительных рук, — пожалуйста…

Но Дьярви не остановился, пока не увидел лошадей. Подбежал, закинул дрожащую девушку в седло, обернулся. Из трактира не доносилось ни звука. Никто их не преследовал. Странно.

— Прости, я должна…

Джайри направила коня в сторону трактира, однако Дьярви взлетел в седло, догнал, схватил ее повод и увлек прочь.

Ульвар, тяжело опершись левой рукой о стол, слушал брата. В королевском кабинете находилось десять человек мужчин. В их числе — капитан Ференк и принц Ярдард. Все — опытные мореходы и военачальники. На столе лежали карты Металлического моря, Золотого, Медвежьего, Серебряного щитов и Солёного архипелага.

— Нужно ударить немедленно. Мои корабли подойдут с запада. Золотые и Серебряные — с востока. Уверен, они не ждут удара. Они даже не предполагают его… Мы ходили туда с Лэйдой, и я знаю проход между скалами…

— Мы не можем ударить немедленно, — возразил Дург, седоволосый капитан из Серебра. — Мы не сможем так быстро собрать флот. Весна, после зимовки все корабли уже вышли в море. Боевые — в сопровожденье торговые. Мы хоть как-то сможем быть готовы лишь через три или четыре дня.

— Это долго, — прорычал Яр. — Это слишком долго! Пираты успеют приготовиться к штурму. Нужно выходить немедленно. Сколько кораблей мы сможем собрать?

— Думаю, около десятка выставит Золотой щит. От нас будет не более семи, а может и пять…

Медведь ударил кулаком по столу. Глаза его были черны от гнева.

— Мало. С такими силами Соленый архипелаг нам не взять.

— Не взять, — тихо отозвался Ульвар. — Поэтому мы не выступим. Ни сейчас, ни через неделю.

Яр обернулся к бату. Ноздри его трепетали, желваки так и ходили. Прежде мало кто видел молодого Медведя в такой ярости. Восемь мужчин опустили глаза.

— Что ты сказал?

— Я не хочу терять корабли, — спокойно ответил король. — Не сейчас, когда над нами нависла угроза с Юга. В тебе говорит боль потери, Яр. Понимаю. Клянусь, у тебя будет возможность вернуть долги. Но сейчас мне нужен твой ум, а не гнев. Мы не можем позволить себе ввязаться в кровопролитную, долгую войну с мятежниками. Поэтому мы подождем. Мы потеряли Морской щит. Это надо признать. Сейчас, после смерти нашей сестры Лэйды, пиратские капитаны начнут рвать власть друг у друга из рук. Чайки привыкли к единовластию. Тем более, им должно лстить, что впервые за двести лет их герцог короновался. Ларан словно вернул их право на собственного короля. Хорошо хоть Лэйда не захотела. Но теперь чайки непременно захотят снова морского короля. И непременно будут резать друг друга за трон. Пусть режут. Пусть как можно больше крови прольется на солёные камни. Яр, дай им эту возможность. А потом, когда их силы иссякнут в междоусобной войне, ударим мы. Тогда битва за Соль будет стоить нам меньших жертв.

Принц Ярдард закрыл лицо ладонями, выдохнул, отнял руки.

— Ты прав, — произнес чужим, каменным голосом. — Пусть ублюдки напьются крови друг друга.

— Но они начнут грабить побережье, — прошептал грузный седовласый Анг, ведавший обороной Золотого щита. Шрам отрубил ему кончик носа и изуродовал половину щеки.

— Да, — Уль кивнул. — Поэтому ваша задача, лорды, и твоя, брат, укрепить побережье. Все силы бросьте не на атаку Соли, а на защиту наших земель.

— Наши корабли не смогут вернуться из моря… Никто не сможет пройти через Морские ворота…

— Верно, Дург. Теперь мы заблокированы с запада. Нам ничего не остается делать, как дожить до осени. Думаю, этого времени хватит чайкам, чтобы захлебнуться кровью. Напомню, вскоре они останутся без пресной воды, её запасы быстро иссякнут. Если, конечно, у вас хватит сил не пустить их на материк пополнить новые.

— Султанат, Кровь…

— Далеко. А вода нужна рядом. Яр, у тебя есть связи в Морском щите. Нам нужен предатель. Тот, кто будет играть на стороне короны. Я сказал — предатель? Нет, верный Элэйсдэйру человек. Подумай.

Яр скривился. Кивнул.

— Кого ты назначишь хранителем… потом? — спросил безжизненно.

— Никого.

Все девять советников изумленно взглянули на короля.

— Чайки, убившие своего хранителя, не достойны хранителя. Яр, мне безразлично, что ты с ними сделаешь. Хочешь — вырежи полностью. Хочешь — продай в рабство. Или пересели самых лояльных в новый порт на Северном море, в Красный город. Я бы сделал так: уничтожил бы всех мужчин, а женщин выдал замуж за медведцев и лояльных кровных всадников. На новом месте от чаек не будет столько угрозы. Мне нужны пустые Солёные острова.

— А детей?

— Детей… Ну, тех, кто сможет запомнить и мстить, я бы продал в рабство. Если твоя добрая душа, Яр, не позволит убивать детей. Маленьких, кто сможет забыть — вместе с матерями в Красный город.

— Вряд ли они смогут забыть…

— Люди забывают все. Больше никто не будет жить на Солёных землях. Я устрою там цепь неприступных фортов. И боевые дежурства кораблей. Посменные дежурства. Никаких женщин. Никаких семей. Разделю год на три части, и каждую треть на архипелаге станут дежурить корабли одного из трёх приморских щитов.

Когда все окинули кабинет и совет закончился, Уль опустился за стол в глубокое кресло, осторожно положил правую руку на столешницу из бука. Левой вынул из ящичка маленький кожаный мячик, поместил его на центр правой ладони. Попытался сжать пальцы непослушной руки. Пальцы чуть дрогнули. Уль стиснул зубы, венка прорезалась на лбу, набухла, запульсировала. По лбу потёк пот, и пальцы сдвинулись ещё на чуть-чуть. Ульвар выдохнул, расслабил руку. Несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул, расслабляясь. Затем снова попытался сжать пальцы. И они почти коснулись мячика…

Дверь открылась. На пороге возник стражник.

— Ваше величество. К вам леди Эйдис.

— Проси.

Ульвар выдохнул, закинул мяч обратно, вытер платком лоб, встал и вышел из-за стола. Подошёл к окну, стараясь выровнять дыхание. Двери распахнулись. В кабинет влетела растрепанная девушка. Каштановые волосы сбились на бок, разрушая прическу. В зеленых глазах плескались ярость и страх. Дорожное платье выглядело помятым.

— Ульвар! — закричала она, едва дверь за ней затворилась. — Мерзавец! Что ты наделал⁈ Ты меня обманул! Ненавижу!

— Я тоже рад тебя видеть, Эйдис, — насмешливо заметил король, не оборачиваясь и массируя левой рукой пальцы правой. — Ты с новостями из Гленна?

Девушка зарычала. Стиснула кулаки.

— Уль! Я… я сделала все, что ты от меня хотел… Я ездила в этот дрянной Гленн. Я интриговала, я… А ты! Альдо в темнице! Как это понимать? Где твое слово, король⁈ Ты обещал награду, а не нож в спину!

Она упала в кресло и разрыдалась. Ульвар вздохнул, отвернулся от окна, вернулся к столу и присел на краешек, пережидая женскую истерику.

— Эйдис, ты серьёзно хочешь поговорить со мной о муже?

— Я поняла тебя! Ты нарочно… Нарочно тогда… О, богиня! Какая же ты сволочь! Альдо, он… Он добрый, он честный, порядочный… Выпусти его немедленно! Или пожалеешь, клянусь!

Ее трясло от эмоций. Она кусала губы, а по покрасневшим щекам бежали злые слёзы ярости.

— Эйдис, приди в себя, — посоветовал король. — Уверен, у тебя хватит мозгов взять себя в руки. Мое терпение заканчивается. Я не нянька, чтобы возиться с истеричными дамами.

Эйдис зашипела, вскочила и бросилась на него, растопырив пальцы.

— Мерзавец!

Она попыталась расцарапать обидчику лицо. Ульвар отклонился назад и левой рукой сильно ударил Эйдис по щеке. Девушка взвизгнула и схватилась за лицо ладонью. Замерла, растерянно моргая. Ей никогда и никто не давал раньше пощёчин.

— Совсем рехнулась? — холодно уточнил Ульвар. — Ты помнишь, какая казнь полагается за покушение на жизнь, честь и здоровье короля? Малейшая царапина на моей коже, и твоя будет снята с тела. Эйдис, сказал же: возьми себя в руки.

Девушка всхлипнула. Закрыла лицо руками, трясясь от злобы и горя.

— Как ты мог! Уль… Я… я любила тебя…

— Мне не нужна твоя любовь, Эйдис. Мне нужна твоя внешность, нужны твой рассудок и служба. Все остальное можешь оставить при себе. Даже странно, что ты так реагируешь на подобные мелочи. Только не говори, что ты любишь Альдо. Любила бы, не спала бы в тот день со мной. Тогда что вот это?

— Ты мерзавец, Уль… Тебе не понять… Законченный мерзавец. Ты — чудовище!

— Положим. И всё равно объясни, моя прелестная Эйдис. Только не лги мне про внезапно воспылавшую любовь.

Эйдис снова опустилась в кресло, закрыла руками лицо и разрыдалась. Ульвар холодно посмотрел на нее.

— Я жду, — напомнил, спустя несколько минут.

— Да, я не любила его, — дрожа всем телом и стуча зубами прошептала неверная жена. — Но я бы никогда его не предала! Он честный, добрый, хороший мальчик… Я пять лет делила с ним постель и жизнь… Он ни в чем, ни в чем не виноват! За что ты так с ним, Уль? За что ты ему мстишь? Ты убьёшь его, я поняла… Ювина может верить в твоё милосердие, но не я! Или это твоя месть мне, что я… бросила тебя пять лет назад?

Ульвар закатил глаза. Он действительно терял терпение. На щеках заходили желваки.

— Эйдис… Не будь дурой. Поезжай в свой особняк. Ах да… его опечатали. Ну, в Шёлковый, к родственникам. Приведи себя в порядок. Ванну прими, наконец.

У девушки застучали зубы от рыданий. Сейчас в леди сложно было бы узнать светскую красавицу: нежная кожа лица покраснела, глаза и нос распухли, рот перекосился от плача. Уль брезгливо оглядел ее. Эйдис заметила этот взгляд и вспыхнула. Вскочила.

— Ты думаешь, ты меня растоптал? Думаешь, можешь всё? Я… я расскажу твоей Джайри обо всем! Пусть узнает, какое ты чудовище! И Яру. Расскажу, что это ты — ты! — убил Лэйду. О том, что ты дал мне поручение соблазнить Яра. И про письмо тоже расскажу! — выкрикнула она в бешенстве. — Я им о тебе всё расскажу!

И бросилась к двери.

— Стоять! — приказал Уль, не двигаясь.

От его жуткого, ледяного, властного голоса девушка споткнулась. Застыла, обернулась.

— Эйдис, — тихо и жутко прошептал король. — Подожди. Не торопись. Идем со мной.

И шагнул к ней.

— Никуда я с тобой не пойду! — взвизгнула та, отпрыгивая в сторону.

Ульвар усмехнулся этому страху.

— Это в твоих интересах, милая. Не бойся, сейчас я ничего ужасного не стану с тобой делать. Просто хочу, чтобы ты кое-что увидела. Ты мне все ещё нужна. Это тебя сейчас спасает. Но мне нужна не жалкая, истеричная дамочка, нет. Мне нужна прежняя Эйдис. И я, в память нашей былой дружбы, хочу попытаться тебя спасти.

Король накинул серый плащ и направился к выходу.

— Я н-не пойду! — испуганно пролепетала Эйдис, настороженно следя за ним.

Ульвар обернулся, и она поразилась, насколько холодными могут быть его прекрасные глаза.

— Тогда тебя понесут силой. С кляпом во рту, если вздумаешь орать. Выбирай.

Девушке не оставалось ничего иного, кроме как последовать за королём. И позже, уже в карете без гербов, Ульвар, откинувшись на спинку сиденья, снова заглянула в ее бледное лицо. Эйдис вздрогнула от этого мертвящего взгляда.

— К-куда мы едем?

Голос её рвался, как тонкая нить.

— В тюрьму.

— Но ты сказал…

— Да. Помню. Я не стану оставлять тебя там. Сейчас я хочу, чтобы ты только посмотрела, что с тобой будет, если ты пойдёшь против меня. Чтобы оценила: готова ли ты к таким жертвам. Потому что потом, когда за клевету на честь короля твоей бархатной кожи коснётся кнут, оставляя навечно жуткие шрамы на тонкой спине, когда под твои перламутрово-розовые, такие ухоженные ногти вгонят иглы, когда тебя привяжут к дыбе и порвут сухожилия, и когда, наконец, клеймо обожжёт твой лоб — а я велю клеймить тебе лоб, Эйдис, а не плечо — когда всё вот это будет происходить с тобой, ты проклянёшь себя и своё правдолюбие. Я знаю, что пытки сломают тебя, Эйдис, и ты рано или поздно, но покаешься в клевете. В рубище из грубого, небеленого полотна, босая и растрепанная, с табличкой на груди. На главной королевской площади. Я не возражаю, если таким будет твоё сознательное решение. Каждый сам выбирает свою судьбу. Мне будет лишь жаль твоё красивое тело. Но ты точно этого хочешь, Эйдис? Твои внезапно вспыхнувшие чувства к мужу стоят этого?

Эйдис застонала, сползла с сиденья, опускаясь перед Ульваром на колени, прижалась лицом к его ногам, обняв их. Девушку била крупная дрожь.

— Прости… прости меня… пожалуйста. Я все поняла… я тебя не предам… Прости меня!

И разрыдалась. Тихо, как напуганный ребенок.

— Хорошо, — шепнул он и провёл рукой по её растрёпанным волосам. — Прощу. Эйдис, я дам тебе остаток этого дня, чтобы ты могла справиться с эмоциями. Но завтра с утра ты мне нужна в обычном, здравом состоянии. Я помню, что обещал тебе титул герцогини. Возьми его сама: соблазни Яра. Не сейчас. Сейчас он ненавидит и тебя, и себя. Позже. Пусть пожалеет тебя в твоем горе. Пожалеет так, что в итоге женится. И ты станешь герцогиней. А я разрешу ваш брак.

— Но я… я не смогу родить детей…

— Знаю.

— Пожалуйста, пожалуйста! Я всё сделаю, как ты хочешь. Давай поедем обратно, — скулила девушка, не поднимаясь с колен и отчаянно заглядывая в его глаза.

— Нет, Эйдис, — ласково возразил король. — Я не меняю своих решений. Хочу, чтобы ты увидела, как пытают тех, кто провинился перед короной и законом. Только так ты запомнишь. И только так я смогу быть уверен, что ты не будешь рисковать и действовать против меня за моей спиной.

Она всхлипнула. Безнадежно и бессильно. Слёзы побежали из заплаканных глаз. Ульвар вновь задумчиво погладил её каштановые волосы.

— Эйдис, Эйдис… Признаюсь, я разочарован. Всегда считал тебя умнее. Что ж, это была моя ошибка… Не сомневайся, я это учту.