Серебряная герцогиня

Глава 14 Мысли и гости

За окном привычно шелестел дождь. Джайри сидела в кресле, поджав ноги, и смотрела в камин. Мысли всё двигались и двигались по кругу, не в силах его разорвать. Уля не было: то ли готовился к завтрашней встрече, то ли разрабатывал вместе с Яром план войны, то ли не хотел давать повода Фьерэю сомневаться в отцовстве ребёнка своей фаворитки. Вероятнее всего, Фьерэй сомневался, но очень хотел, чтобы у Тивадара был сын. И все надеялись, что всё прояснится после родов. А Джайри как-то остро становилось жаль вот этот комочек внутри, который никак пока не проявлял себя, не считая приступов тошноты и того, что стало чаще хотеться в туалет.

Но сейчас её мысли занимало даже не дитя.

Хозяином «Рыжей кошки» оказался некий Бэг. Джайри бывала и раньше в этой таверне. С Лэйдой и потом, после похищения, одна. Но, конечно, никогда не обращала внимания на того, кто стоял в тени прилавка. Однако в этот раз она подошла к нему и задала вопрос: кого убили этой ночью.

— Не убили, что вы, госпожа. Подавился рыбной костью. Некий Эрсте. Плавал на судёнышке «Коричневая Ай» по Шугге вниз, перевозил то ли шерсть овечью, то ли…

— Капитан?

— Ну, можно и так сказать…

Мог ли Хиус ошибиться? Мог. Джайри была уверена, что в голове невежи гуляет ветер. Но странно, что он назвал именно это имя…

«Ри! Буду скоро. Грабанём кое-кого с Б. Что с Алем? Уль-уши» — так гласила короткая записка, полученная Серебряной герцогиней от сестры за неделю до гибели последней. Лэйда редко называла «Ри» сестрёнку, опоздавшую с рождением на несколько минут до Морского щита, но на письме обычно сокращала. «Б.», конечно, Берси. Это было давнее и привычное сокращение. Аль, понятно, Альдо, а Уль-уши… Ну, неистовая герцогиня давно грозила оборвать королю органы слуха. Но…

Берси. Почему Хиус услышал именно это, далеко не самое распространённое имя?

Ладно. Совпадение. Предположим.

Но… Бэг, хозяин «Кошки» оказался тем самым незнакомым Джайри жирным, самодовольным стражником с арбалетом, которого она увидела в составе кавалькады короля, направлявшегося в Шёлковый щит в тот памятный день. Бэг очень изменился, Джайри даже не сразу узнала его: брюхо стало меньше, появилась осанка и выправка, синеватые мешки и общая помятость бывшего пьяницы исчезла. Вполне респектабельное лицо. И стал виден белый воротничок белой рубахи в расстёгнутом вороте кожаной куртки. Всё чисто и опрятно.

Но — как? Как стражник мог внезапно стать… трактирщиком?

Предположим, копил всю жизнь, всю службу и именно сейчас уволился, купил трактир… Но разве это было реально — купить трактир на жалованье стражника? Даже накопленное? Может быть, наследство? Но… как может дворянин… Не понятно. И подозрительно.

И его невеста — Отама. Бесприданница.

Девушка не нравилась Джайри. Герцогиня с трудом удержала приветливую улыбку на лице, когда Дьярви, повинуясь тайному приказу своей госпожи, выкрал из трактира и привёз несчастных мать с ребёнком в Серебряный особняк. Однако настораживало не это, не реакция Джайри. В конце концов, Уль ведь так и не удосужился тогда объяснить, что делала миловидная девица среди его свиты. Любовница? Почему бы и нет. В чём-то Отама внешне даже напоминала саму Джайри, так что их связь, если такая и была, можно было почти не считать изменой. В целом, ревновать Уля было глупо, тем более к простолюдинке, но…

Почему Отама, едва увидев Джайри, побледнела, закусила губу и словно вся съёжилась? «Да, ваша милость», «нет, ваша милость» — вот и все её ответы на попытки герцогини разобраться в ситуации. И мямлит так тихо, что нужно напрягать слух, чтобы услышать.

И вот этот отчаянный взгляд на Дьярви, как на единственную надежду и спасение…

Всё это раздражало просто до крайности. В какой-то момент Джайри поняла, что ещё немного, и она наорёт на девчонку, а потому поспешно отослала во флигель к слугам, холодно выслушала слова благодарности лучника и, злая как утка, обнаружившая вместо селезня манок, отослала Дьярви отдыхать.

Отама так и не объяснила, что там за похищение было, но вот это сочетание: Бэг, Отама и… Берси… Слишком зловещее, слишком много совпадений.

Что делал Бэг в королевской свите? Как он стал хозяином трактира? Что делала Отама и почему она тоже в этом самом трактире и вообще — невеста Бэга?

— Уль… ты догадался? — тихо спросила девушка у пустоты, хмуря русые брови. — Ты догадался, что Лис был для меня больше, чем просто спутник? Но — как?

Предположим, трактир Бэгу подарил Уль. Он мог. В награду, например, за конфиденциальную услугу. Предположим, за убийство Шэна. Если, конечно, допустить, что Уль увидел, заметил и понял их отношения с Джайри. Мог ли? Да, мог, на то он и Уль

Джайри вспомнила, как Лис помог ей спуститься с лошади, как смотрел на неё, а она… «Шэн!» — слишком искренняя горечь. Но ей стало так больно в тот момент, что она забыла, что на них смотрят. Слышал ли Уль? Понял ли? Скорее да, чем нет. И её Белый дракон ей улыбнулся тогда. Она сохранила в памяти его тёплую улыбку. «Я же обещал…».

Не потому ли не выполнил обещание, что Уль всё понял?

— Хорошо, — прошептала Джайри, — предположим… Уль понял. Уль понял, а, значит… убил Шэна? Но — как? Он не отводил от меня взгляда, он сел в карету вместе со мной, он вообще со мной не расставался ни на миг до самого Шёлкового дворца. Уль не мог бы даже приказ отдать этому мерзкому Бэгу… Как⁈ Невозможно… Я не видела этого человека раньше, Уль не знал, что встретит меня, а, значит, не мог договориться заранее, и Бэг без приказа тоже не мог… Этот человек не может так хорошо понимать Уля, ведь меня не было… не так уж долго, не успел бы понять. А потом, когда привёз меня во дворец… Нет, Шэна они бы не нашли, исключено. Только тогда, только в те минуты.

Но трактир… И Отама…

И Берси… почему Берси умер именно у Бэга? Подавился рыбьей костью? Если, конечно, это Берси. Тот самый, который был с Лэйдой. Но…

Король заметал следы? Берси убил своего хранителя, а заказчик убрал исполнителя?

Но… Уль не мог убить Лэйду, не мог!

Джайри вскочила и, содрогнувшись, сорвала с кровати покрывало, закуталась в него, пытаясь согреться.

— Зачем Улю убивать Лэйду? — прошептала, стуча зубами. — Богиня, зачем⁈

Она хорошо знала своего друга детства. Ульвар не был сволочью и законченным мерзавцем, каким считал себя сам. Уль не мог бы убить просто так, из личной неприязни или… Нет. Шэна — мог, но это совсем другое. Но Лэйда… Государство превыше всего. Уль не мог бы убить того, кто полезен королевству. Или того, чья смерть принесла бы Элэйсдэйру серьёзные проблемы.

— Он не мог этого сделать… Не мог сознательно потерять Морской щит. Как бы ни относился к Лэйде. Тем более не сделал бы этого под надвигающейся угрозой войны с Тинатином. Нет, только не Уль.

Только если Лэйда предала корону и представляла для неё угрозу. Например, если бы она заключила союз с султаном… Тогда — да, Уля не остановило бы ничего: ни то, что Лэйда — жена его брата, ни то, что она — сестра Джайри.

Но Лэйда… могла ли Лэйда предать Элэйсдейр? Нет. Не могла. Да, пиратка, да, взбалмошная, да, но… её любимый муж — Яр, хранитель Медвежьего щита. Лэйда не пошла бы против него, а он — всегда был и будет верен короне. И против Джайри Лэйда не пошла бы…

Джайри застонала, схватилась за виски. Её снова замутило, а затем вырвало, едва она успела выскочить на балкон.

— Вишни, — прошептала герцогиня, дрожа всем телом, — ненавижу вишни… Не знала, что они так ужасно пахнут… Надо будет велеть их завтра вырубить.

Она вернулась в комнату и сердито захлопнула двери на балкон, с которого в комнату проникало вишнёвое зловоние.

Лэйда не могла предать королевство. А, значит, Уль не мог её убить. Берси, который умер в «Рыжей кошке» — неизвестный никому капитан речной посудины Эрсте. А Бэг…

— Уль, ты убил Шэна? — тихо спросила Джайри пустоту.

Она не понимала, как, но отчего-то эта мысль ей показалась вполне правдоподобной.

«Мне плевать. Первый или третий». Или третий… Как она могла не догадаться! Да, Уль всё понял, можно не сомневаться даже. «Скажи честно: Шэн — жив? Ты… не отдавал приказа его убить?» — «А должен был? Была причина мне его убивать?».

— Была, Уль. И ты это знал…

Ей безумно захотелось выпить, но Джайри лишь больно укусила себя за губу и положила руку на живот. «Не бойся, маленький, я тебя сохраню».

— Шэн, ты не пришёл, потому что ты мёртв? — совсем тихо уточнила она.

И быстро заморгала, силясь удержать слёзы. Её Лис. Тот, который её похитил, которого она ненавидела и которому потом пообещала родить сына.

Джайри всхлипнула, а потом её снова замутило.

— Нет, — прошептала она, преодолевая позыв рвоты и внезапную боль, скрутившую живот, — нет… Я не хочу об этом думать. Не хочу…

И ей вдруг вспомнился тот по-шэновски неуловимый жест, которым старик-звездочёт вытащил клинок… Если Шэн мёртв, то он мёртв уже месяц. Тогда зачем переживать? Но если он жив? Если всё же он жив, ведь у Уля не было времени подготовиться, не так ли? Тогда… почему не появился?

— Потому что я с Улем, — вдруг осознала Джайри. — Потому что всё, что он может видеть со стороны, это то, как я счастлива и… Откуда ему знать, что я его жду? И зачем рисковать своей жизни, ведь теперь он понимает, что рискует ей, если я не жду?

Джайри вспомнила, как радостно бросилась к Ульвару тогда, на дороге, и потом…

— Чего ты хочешь? — устало спросил разум. — Джайри, ты сама знаешь, чего хочешь? Кого хочешь, кого любишь?

— Я люблю Ульвара. Я не могу его не любить, — Джайри закрыла глаза, прислушиваясь к своему тихому голосу. — Он — часть меня, ближе, чем друг и брат. И я люблю Шэна. Моего Лиса.

Она резко открыла глаза и испуганно посмотрела в зеркало на своё бледное отражение.

— Но так же не бывает? — спросила сама себя.

Отражение не ответило. Его большие серые глаза напряжённо вглядывались в лицо девушки, а тонкие губы дрожали. Джайри отвернулась, чтобы не видеть.

— В любом случае, — мрачно прошептала она, — если он жив, я хочу его увидеть и поговорить с ним. До того, как Шэн отправится на Восток.

Джайри вышла из комнаты, не закрывая дверь, быстро пересекла коридор, сбежала вниз по лестнице, прошла сад и вошла во флигель, в котором спали слуги. Открыла нужную дверь. У окна сидела худенькая русоволосая девушка и кормила ребёнка.

— Отама!

Девушка вздрогнула и с ужасом взглянула на свою спасительницу.

— Ты умеешь шить?

— Да, ваша милость…

— Завтра я дам тебе рыжую и белую ткань. Сшей мне лисицу.

— Ч-что?

— Лисицу. Игрушку. И набей её соломой. Сможешь?

— Да.

— Спасибо. Можешь не бояться: здесь тебя никто не обидит. Даже я.

С этими словами Джайри развернулась и ушла. Она поняла, что из-за разбушевавшихся мыслей не сможет уснуть, поднялась в кабинет, достала пачку с письмами Лари и стала их читать. В них было много льдов, моржей, тюленей, сказок и Джерго. Повсюду дул Северный ветер.

Дьярви, тяжело опершись локтем о заляпанный стол кабака, мрачно посмотрел на собутыльника.

— Как собачонку, — прошептал горестно. — Я для неё — мальчишка, понимаешь? Просто мальчишка… Я готов жизнь отдать за её улыбку, а она…

— Баба, — хмыкнул собутыльник и подлил и без того захмелевшему лучнику вина.

— Не… не, она — богиня… Ты не понимаешь… Сам Ульвар влюблён в неё… Женится на другой, а любит её. Но как, как она может позволять ему… это же грязь, а? Бесчестье? И как он может… он же любит…

— Красивая. Почему нет? Дети красивые получатся, породистые.

— Ты думаешь, она беременна от него? Вот дурак я… хотя от кого ж ещё… Но почему он тогда не женится? Это ж бастарды будут?

— Заладил: женится не женится. Зачем жениться, если и так всё можно? И странное такое слово «бастард», так и не понял его смысла. А, кстати, она что, беременна?

— Ну да… Не говорит, но её тошнит часто и… Да я ж не мальчик! У стольких коз и овец роды принимал…

— А. Это аргумент, конечно, да.

— Да и братья у меня женаты, навидался всякого… Я не мальчик, совсем.

— Девочка?

Но Дьярви не услышал. Он допил вино в кружке и посмотрел на собутыльника несчастным взглядом:

— Но так неправильно! Неправильно, что они живут вместе, спят вместе…

К «Свинье и розе», на вывеске которой аппетитного цвета и вида свинья лихо отплясывала окорочками, а в передних копытцах держала алый цветок, посетителей уже не осталось. Помощник хозяина — рябой, тощий парнишка — дремал за прилавком, поджидая, когда последние, изрядно припозднившиеся посетители, наконец, покинут заведение.

— А если это слухи?

— Не… он приходил к ней, а я дежурил в саду. Но вот скажи: как она может? Она же — женщина! Богиня и… Почему она его не пошлёт, как послала меня? Почему она…

— Потому что он — король?

Дьярви тяжело вздохнул, всхлипнул и повесил голову:

— Да… верно.

Хиус подлил вина. Лучник подозрительно посмотрел на слугу осоловевшими глазами:

— Ты сран… спран…

— Странный.

— Да… Я, кажется, пьян…

— Не, только кажется. Ты у меня — ого-го ещё. Пей.

— Мне нельзя навипаться… Я… дровер…. Дроверенное лицо короля…

— Я уже налил. Давай, допивай и пойдём исполнять королевские поручения.

— Во. Именно.

Дьярви выпил, положил щёку на локоть, закрыл глаза и прошептал:

— Но как она прек… рекрасна… И я почему я не к-король?

— Действительно, — хмыкнул Хиус, подождал, пока несчастный захрапел, заботливо закутал мальчишку в плащ, подошёл к стойке и расплатился.

— Не будите. Пусть отдохнёт.

Слуга вышел на улицу и жадно вдохнул влажный, прохладный воздух. После тяжёлых ароматов кабака он казался необыкновенно свежим. Хиус поднял лицо, ловя губами капли дождя, а потом резко выдохнул. Синие глаза заледенели.

— Ну что могу сказать, Тюленька, — прошептал он хрипло, — кому-то не повезло со старшей сестрой.

И бросился бежать по кривой улице, а затем вскарабкался по какому-то убогому сараюшке, запрыгнул на черепичную крышу и помчался по деревянному коньку, перепрыгнул на следующий.

Жители медового царства, считавшие, что в Элэйсдэйре, а тем более в его столице — Шуге — не бывает зимы, очень бы удивилась, увидев, как в самый разгар весны тёплый дождь сменился холодным, а затем пошёл снег с дождём. Жители же Шуга, по утру увидевшие облетевшие плодовые сады, орали, ругались и рыдали, проклиная бога Смерти. Ну не лучезарную же богиню им было проклинать?

А в нескольких часах пути по северной дороге от столицы, сир Глематис Гленнский ударил в бока коня, нагнал буланую лошадку, скачущую впереди кавалькады, перехватил узду, притормаживая и, наклонившись к худенькому всаднику, прорычал сквозь дождь:

— Простудишься. Вернись в карету.

Всадник обернулся. Золотисто-каштановые волосы сейчас казались чёрными, зелёные глаза блестели как смола.

— Матьи, — рассмеялся он, — ты переживаешь за моё здоровье? Ты⁈

— Ваше высочество, вернитесь в карету, — прорычал мужчина.

— Не хочу.

Она откровенно смеялась над ним, и её лошадь, вздёрнув губу, внезапно заржала, будто поддавшись настроению хозяйки.

Глематис выругался, наклонился, крепко ухватил девушку за талию, рывком перекинул к себе в седло и направил коня к карете. Ильдика обхватила правой рукой своего могучего рыцаря за шею, а левой игриво провела по страшному шраму, чудом не разрубившему нос рыцаря и разделившему его лицо на две половины кривой диагональю.

— Торопишься к жениху? — мрачно уточнил Глематис, отдёрнув голову от нежных пальчиков.

— И к нему — тоже. А ещё тороплюсь в мягкую постель, тёплую ванну и вот к этому всему вроде яиц пашот, трюфелей, политых нежным сырно-сливочным соусом… Ну ты же понимаешь, да?

Он злобно заглянул в зелёные — сейчас не видно, но уж он-то помнил! — искрящие от смеха глаза.

— И к жениху, да, принцесса? Который решил к двум любовницам добавить ещё и жену. Однорукому трусу, лжецу и златокудрой кукле.

— Предположим, Матьи. Но, став его женой, я стану королевой Элэйсдэйра, а это, согласись, стоит того, чтобы потерпеть рядом даже златокудрую куклу. Тем более, что кукол девочки любят. Разве не так?

Глематис почти зашвырнул свою принцессу в карету.

— Если он примет участие в турнире, — прорычал разъярённо, — то я размажу его…

Девушка выглянула в окно и улыбнулась:

— Если он даже в десятеро раз менее умён, чем о нём говорят, то он не примет участия в турнире.

И, рассмеявшись, исчезла в темноте кареты. Глематис пришпорил коня.