Серебряная герцогиня

Глава 17 Маски

Джайри смотрела, как Уль танцует с невестой, и чувствовала, как стальные когти рвут её сердце на части. Сначала она пыталась пристыдить себя за ненужные эмоции, но затем поняла, что итак весь мир против неё, зачем ещё и самой себя мучить?

«Мы этого хотели, — думала девушка, улыбаясь рыжему Морику, — мы это спланировали с Улем пять лет назад. Он правильно делает, что превращает невесту в собственного союзника. Король и королева должны действовать единодушно, иначе страну ждут неприятности».

Всё то, что происходило сейчас, было так правильно и разумно, но…

К юдарду правильность и разумность!

Её эмоции ограничивало лишь ощущение всеобщих взглядов, прикованных к ней. Все эти дамы со злорадством ожидали малейшего проявления боли на её лице, впитывали все её взгляды и улыбки, словно морские губки, вытащенные на берег. Да и кавалеры мало чем отличались от дам. Джайри могла бы поклясться, что едва ли не каждый из них мечтает о том, что она получит отставку у короля. Псы, виляющие хвостами на хозяйскую кость.

«Свадьба закончится, и я уеду в свой щит, — размышляла Джайри, — даже разрешения короля спрашивать не буду. Всё равно ведь не разрешит».

И вдруг встретила взгляд Ульвара.

«Джайри… Ты же всё понимаешь, — говорил он, — тогда почему? Ты же знаешь, что никого равного тебе в этом зале для меня нет. Джай…».

Девушка сглотнула. Ей стало легче. Улыбнулась уголками губ.

«Знаю. Но мне всё равно больно».

«Прости».

Ульвар чуть нахмурился, а затем снова посмотрел на невесту. Улыбнулся ей.

Этот диалог взглядов продолжался несколько секунд, и его никто не успел заметить, но… Джайри вдруг поняла, что может дышать. Ей словно бросили спасательный круг в бушующем море. Или подставили плечо. Неважно, только стало намного легче.

— Его величество этим не делился со мной, — ответила она взволнованному Морику, — но могу предположить, что вашей невестой станет кровная сестра принца Джарджата. По крайней мере, именно к ней я бы посваталась на месте короля. Говорят, неистовый шах любит сестрёнку, поэтому подобный союз даёт большие перспективы.

— Не люблю брюнеток, — пожаловался лорд Морик. — Мне они кажутся какими-то… сладострастными, что ли. Всё время ожидаю от них удара в спину.

— В гареме султана бывают не только персичанки. Возможно, ваша невеста пошла в мать, и у неё — светлые волосы.

— А блондинки бесцветны и глупы… Простите, я, конечно, не о вас. Вы-то исключение.

«Да ты, милый, всерьёз планируешь продолжать рыжую династию?» — усмехнулась Джайри.

Танец завершился, а за ним последовал ещё и ещё. Король пригласил её на четвёртый. Ну да, как обычно: Ульвар остался верен себе. Четвёртый это их танец.

— Спектакль был прекрасен, — улыбнулся ей король. — Признаюсь, мне понравилось убивать королеву Айяну.

Джайри тихо рассмеялась.

— Благодарю вас, Ваше величество. Я и не знала, что вы столь кровожадны по отношению к несчастным женщинам.

«Я люблю тебя, — сказали его глаза, — и ты это знаешь».

— Да, я страшен и ужасен. Но девичью кровь предпочитаю пить исключительно на завтрак.

Джайри поймала шокированный взгляд дамы, танцевавшей в соседней паре.

— Вы понимаете, мой король, как это пошло звучит?

«Я знаю, — ответила она, чувствуя, как горечь просачивается во взгляд. — И всё равно это всё бесконечно унижает мою гордость».

— Вряд ли что-либо может быть пошлее, чем соитие, а именно его мы сейчас и празднуем, разве не так? Любой брак должен завершиться подобной пошлостью.

— Супружеское ложе честно и не скверно, Ваше величество.

— Тогда непонятно, почему нельзя затащить на него…

«Ты с ума сошёл такие вещи вслух говорить⁈» — возмутилась она, и Ульвар резко оборвал свою фразу, прикусив губу и ухмыляясь. Она знала, что он циник, и его шуточки не смущали её, но публично…

«Ты нервничаешь?»

«Да,» — признался он и снова усмехнулся.

И Джайри вдруг поняла, что это — нервная улыбка. Окружающие могли не замечать подобных нюансов, но только не она. Осторожно сжала его пальцы.

«Почему?».

«Больше всего на свете я бы хотел схватить тебя и увезти. Куда-нибудь далеко».

Она чуть-чуть покачала головой. Ульвар лгал. Не потому что не хотел бы, не потому что самое его сильное желание — быть королём и управлять своим королевством, нет. Не поэтому. Потому что не ответил на её молчаливый вопрос.

— Ваша невеста изумительно хороша.

— О да. Прекраснейший дар богини. К тому же она весьма умна.

Мелодия стихла. Ульвар тихо-тихо выдохнул, любезно улыбнулся и склонился в обычном поклоне, благодаря за танец. Джайри присела в реверансе.

«Хочу тебя вечером», — полыхнуло в голубых глазах.

Джайри чуть повела головой и увидела, что король принял её отказ.

Протанцевав ещё пару танцев, она покинула бал. Этикет был соблюдён. Оставаться до конца было не обязательно. Герцогиня велела подать карету. Сейчас ей хотелось скрыться в её великодушной тени. Ночью предстоял маскарад, и нужно было беречь свои силы.

Она вышла на балкон, глубоко вдохнула свежий после дождя воздух. Вечерело. Видимо, было уже часов восемь. Из приоткрытых окон дворца доносилась весёлая музыка. Гальярда. И от её игривой живости Джайри особенно остро почувствовала собственное одиночество.

— Вот это противоречие меня всегда сводило с ума, — раздался за ней до боли родной голос.

Две крепких руки притянули её. Джайри выдохнула, чувствуя, как теплеет на сердце, а горло перехватывает спазм. Она расслабилась и почти легла на его груди.

— Противоречие?

— Между разумом и чувствами, — тихо пояснил он и зарылся лицом в её макушку. — Я не в силах его постичь. Ты сознательно и хладнокровно совершаешь выбор, планируешь, приходишь к трезвым выводам, иногда достаточно жёстким, но твоё сердце живёт своей жизнью.

— Разве это не естественно? Полководец, ведущий войска, может испытывать, например, страх, но это не отменяет его разумный выбор.

— Нет, я не про эмоции, Джай. Я про сердце. Конечно, ты можешь поддаться и эмоциям, но только на непродолжительное время. Гнев, страх, неважно. Ты достаточно сильна, чтобы их контролировать. Но чувства… Разумом ты со мной, а сердцем — нет. Твой рассудок прекрасно понимает, что я поступаю правильно, что появление королевы мало что изменит в нашей жизни, что все эти толки и пересуды глупцов — это все так неважно… А твоё сердце сейчас плачет.

Она прижалась к нему, не оборачиваясь. Так глубоко ее понимать мог лишь Ульвар.

— В детстве меня это раздражало, — продолжал король, — злило и казалось глупостью. А сейчас… Джай, я с ума схожу по тебе. Злюсь, да, даже бешусь иногда. Но эта твоя двойственность противоречий затягивает в тебя, как в омут.

— А если я полюблю другого, кого-нибудь, кто не ты, Уль? Что ты станешь делать?

Он вздрогнул и обнял ее крепче.

— Не знаю… Смотря как полюбишь. Если как меня — разумом, то я сражусь и одержу победу. А вот если сердцем… то на этом поле я проиграл. Нет, я не знаю, что тогда стану делать. Лучше будет для нас обоих, если этого не случится.

— Разве я тебя люблю разумом? Нет, Уль. Как раз мой рассудок восстает против этой любви…

Уль тихо рассмеялся.

— Ошибаешься. Рассудком ты всегда была моей. С самого детства. Тебе нравится, что я король, потому что ты и сама любишь в это играть. И тебе нравится та власть, которую тебе даю я. Но вот сердце… Сердце всего этого принять не может, а потому отвергает и меня.

— Моё сердце тает в твоих объятьях, — возразила она.

— Рассудок мой над сердцем не имеет власти, — процитировал король, — он холоден без жалости и строг, а сердцу глупому удел — безумие страсти. Ты — идеал мой, счастье и порок.

— И много ты прочёл моих стихов?

— Все. Ты сама себя не знаешь, Джай. Ты пыталась бороться с моей властью над тобой при помощи рассудка и проиграла. Знаешь почему? Потому что он — мой союзник. Всегда им был. Глупо было пытаться использовать его как оружие против меня.

Они снова замолчали. «Я потом подумаю над тем, что он сказал», — решила Джайри, откинув голову затылком на его плечо. Ей казалось, что мир остановился, замер, музыка отдалилась, и в сердце наступила тишина. Его объятья закрывали её от всего мира, словно крылья большой птицы.

— Ваша светлость, карета подана.

Она вздрогнула от почтительных слов слуги, но Ульвар, не оборачиваясь, бросил:

— Подождёт.

И всё же очарование момента растаяло. Джайри отстранилась — и король ей позволил — обернулась и заглянула в его лицо.

— Та девушка… невеста твоего Бэга. Я забрала её себе. Что там за история с украденным младенцем?

— Знаю, что забрала. Не самое разумное решение, Джай. Отца у ребёнка Отамы нет, а без мужа ей дочь не поднять. Конечно, ты можешь стать её покровительницей, но… Уверена ли, что хочешь взять эту ношу на себя? Бэг не лучше и не хуже прочих. Впрочем, решать тебе.

— А ребёнок?

— Я её шантажировал, — честно признался Уль, прошёл к балюстраде и оперся о неё левой рукой. — Это тоже было глупо. Вряд ли Тивадар согласился бы обменять тебя на неё. Но я сходил с ума от страха и от мысли, что должен ради блага королевства оставить тебя дракону.

— Тогда понятно, почему она так боится меня. А ребёнка украл Бэг, верно?

— Да.

— И Шэна убил тоже он?

Ульвар покосился на Джайри, кончик губ дёрнулся в усмешке.

— А была причина мне его убивать?

— Да. Мы с ним спали. И ты это знаешь.

Король закрыл глаза и улыбнулся.

— Люблю твою смелость, Джай. Мало кто из женщин умеет быть смелой. Не в истерике, не под влиянием эмоций. Просто смелой.

— Ты не ответил.

— И не отвечу. Не сейчас. Вернёмся к этому вопросу после моей свадьбы. У меня тоже есть к тебе вопросы, и, пожалуй, нам пришло время честно ответить на них друг другу, не находишь?

Джайри отвернулась и пошла прочь и, уже спустившись по ступенькам, запрокинув голову, посмотрела на него. Ульвар задумчиво наблюдал за ней сверху. «Как же мы оба выросли», — хмыкнула девушка, присела в реверансе и направилась к карете.

— Джай…

Она обернулась.

— Спасибо, — тихо сказал король. — Я сегодня утром побывал в городе. Оценил твои усилия. Ярмарка, гуляния, мистерии, угощения… Народ счастлив. Даже не припомню, чтобы когда-либо видел Шуг таким нарядным. Ты очень много для меня сделала.

Джайри шутливо приложила ладонь к груди слева:

— Мой разум, мои помыслы и моё сердце — для тебя, мой король, — напомнила слова древней присяги.

Ульвар рассмеялся.

Джайри не любила золото. Выбирая ткань для платьев, предпочитала холодные оттенки. Из всех многочисленных оранжево-жёлтых допускала лишь сочетать лимон с лазурью. Притом лимонного цвета могли быть шнурки, ленты или сапожки, но не основная ткань. Однако на этот маскарад, поддавшись неясному импульсу, Джайри заказала портному костюм лисицы. И сейчас, стоя перед зеркалом, злилась на себя. Ярко-оранжевая верхняя юбка, расшитая чёрными цветами, сливочно-белый бархатный корсет, чёрные меховые рукава, расширяющие к низу, под ними — узкие, и перчатки того же цвета. Ну и маска лисы, конечно. И пышный хвост. И чёрные большие ушки, отделанные мехом и мелкими бриллиантами. Тоже чёрными.

Всё слишком ярко и броско. На взгляд Джайри — аляповато.

Но делать нечего: менять что-либо было уже поздно. Собственно, идея Джайри заключалась в выборе самого животного. Эдакий вызов Улю. Маленькая женская месть… Глупая и бесполезная. Сейчас девушка это прекрасно осознавала.

— Как вам идёт, Ваша светлость! — прошептала камеристка.

— Благодарю, Эйни. Вели кучеру подогнать ко входу карету без гербов.

«Ты можешь оскорблять равных, Джай, но со слугами и подчинёнными должна быть неизменно вежлива», — вспомнились ей слова отца. Герцогиня провела пальчиком по короткому рыжему бархату мордочки и вздохнула. Где он сейчас? И жив ли? Джайри любила мать. Нежно и снисходительно, но отец… Они были необыкновенно близки с ним, и если кто-либо, кроме Ульвара, и повлиял на становление личности Серебряной герцогини, то это, конечно, Ларан.

На этот раз зал был освещён намного более скудно, чем на балу. Закоулки, ниши, партеры утопали в полумраке. Зеркала таинственно мерцали. Всё вокруг до неприличия было загадочно и страстно. Но цветы, увивавшие рамы и — сплетёнными гирляндами — стены были вырезаны из шёлка: Джайри мутило от ароматов живых растений.

Королева Леолия, когда пришла к власти, повторила запрет своего отца насчёт маскарадов. В отличие от короля Эстарма, его дочь не столько опасалась разврата, который могли творить гости, надёжно спрятанные от пересудов масками, сколько тех неприятностей для безопасности, которую им давала анонимность. Но в Морском и Серебряном щитах маскарады продолжались. Помнится, на недовольное замечание мрачного герцога Эйда о королевском запрете, Ларан лишь весело рассмеялся. «Право хранителя, мой друг, решать какие указы монарха принимать в своём щите, а какие — нет». Королева Леолия уважала права своих аристократов. А вот станет ли считаться с ними Уль?

Джайри почувствовала, что набрела на какую-то очень важную мысль, но Медведь, склонившийся перед ней в поклоне и приглашающий на танец, отвлёк её. Это точно не был Яр: во-первых, принц сейчас был на полдороге в Шёлк, а во-вторых… вот этот янтарь, хризолит и яшма… Ну нет, однозначно, нет.

«Для размышлений у меня будет завтрашний день, — решила Джайри, — а сегодня я хочу насладиться музыкой, танцами и ни к чему не обязывающим флиртом». А ещё разгадыванием ребусов: кто есть кто. Кого-то она узнавала сразу, кого-то — позже, а кого-то не угадывала совсем.

Злило, что она не могла понять: кто из танцующих — Ульвар, и кто — будущая королева.

Маски, взявшись за руки, весёлыми прыжками устремились в хоровод, змейкой петляющий меж колон в разные таинственные закутки дворцовых залов. Дамы заливались тоненьким смехом, кавалеры басили, и атмосфера оказалась намного более непринуждённой и легкомысленной, чем на балу. Время от времени музыка резко смолкала, и тогда хоровод обязан был замереть, но участники мешались, валились друг на друга, пищали, ахали, хохотали. И Джайри вместе с ними. Она вдруг снова оказалась ребёнком, и, хотя сама всё распланировала и придумала, не смогла устоять перед очарованием маскарадных затей.

В нишах расположились столики с закусками, фруктами и прохладительными напитками. И то один, то другой гость покидал хоровод. Одни на время, чтобы утолить жажду, другие, чтобы уединиться парочками.

— Лиса-лисичка, милая сестричка, — пробормотал ей на ухо роскошный павлин, — пойдём кое-что покажу.

В ответ Джайри лишь смеялась.

Ей было весело, отчаянно весело, до какого-то странного, всепоглощающего безумия.

Хоровод влетел в одну из маленьких комнаток, предназначенных для отдыха караульных, и под дружный хохот девушка в костюме кукушки отпрянула от кавалера-кота, судорожно поправляя маску на лице. Но задранный подол, белоснежная коленка… Тотчас посыпались шуточки разной степени остроумия и пошлости.

«Все мы — животные, — меланхолично подумала Джайри. — Как известно, богиня сначала создала их, а потом людей. Видимо, набив руку на зверях, она использовала полученный навык уже для творения нас…». Ей вдруг стало грустно и скучно. Всё показалось нелепым, пошлым и глупым. И, разжав руки соседей по хороводу, Джайри направилась к столику.

Она внезапно поняла, что Уля на маскараде нет.

— Какой шикарный хвост! — прошептал тигр в раззолоченной маске. — А можно его потрогать?

— Трогайте, конечно, — надменно отозвалась девушка, отцепила хвост и бросила незадачливому ухажёру.

Она незаметно скользнула на винтовую лесенку, наполовину спрятанную в нише стены, и поднялась на широкий пустой балкон, захватив с собой бокал с тинатинским вином. Облокотилась о балюстраду и стала смотреть на творящееся внизу безумие.

«Собственно, меня тут тоже ничего не держит. Я могу уйти в любой момент, используя всеобщую анонимность», — решила она.

Люди, озарённые морганием свечей, не могли снизу заметить её фигуру, теряющуюся во тьме сводов. Здесь можно было прийти в себя и отдышаться без назойливой компании. Но лучше было бы вернуться в особняк и как следует выспаться, ведь завтра — свадебный обряд в храме богини. Потом пир, а потом, по традиции, знатнейшие дамы и кавалеры стерегут сон молодожёнов. А, значит, следующей ночью ей предстоит малоприятное бдение.

Джайри отпила из бокала, и вдруг услышала позади мягкий, певучий голос:

— Ты счастлива?

Бокал выпал из её рук, упал и разбился, только чудом никого не задев. Джайри отпрянула от перил.