Синева

21

Туристы, как вездесущие муравьи, попадая в новое место, город или страну, пытаются изучить каждый уголок и утащить с собой на память некую ценность – ракушку, бусики, вазочку, музыкальную шкатулку, фотографии… Ведь, может, больше никогда не доведется побывать здесь еще раз, и жажда впечатлений гонит вперед без устали и чувства насыщения.

Местный житель нелюбопытен, спокоен – ему принадлежит все это без остатка и навсегда. Он с самого рождения пресыщен всем, что здесь может быть предложено.

Как только Макар с Ларисой обрели свой дом на острове, они кинулись жадно узнавать, осваивать территорию, приспосабливаться к местной жизни, встраиваться в ее ритм. Когда произошла адаптация и ощущение чужеродного нароста на теле давно сформировавшегося общества притупилось, новые поселенцы притихли, довольные своим маленьким ладным мирком, ведь все, чего они могли желать, у них уже было.

Небольшая голубая лагуна в сорока минутах езды от дома покорила их воображение сразу и до конца дней. Чистейшая, прозрачная, бирюзовая, с лазурным центром, хрустальная бусина воды в окружении пологих светло-бежевых стен. Небольшими уступами, словно ступенями, каменные плиты формируют атриум с самой прекрасной сценой из всех возможных. Присаживайтесь, господа, согласно купленным билетам, наслаждайтесь величием созданного природой, направьте свои взгляды и мысли в сердце синевы, замедлите дыхание, пусть очистятся ваши души и сердца заполнит любовь.

Как могли мы не знать?

Как могли мы никогда здесь не быть?

Неужели вот так и могла пройти жизнь?

Прокопий смеется, искры глаз скрываются в складках век. Эх, молодежь! Девчонки детей всучили старшим, сбросили сарафаны, где пришлось, и с разбегу прыгнули в яркую синеву воды, обрамленную каменными драпировками, визгом оглашая окрестности.

Макар с Ларисой смотрят друг на друга: ну что это? А как же вещи разобрать? Вообще как зонтик воткнуть в каменюки эти? Кто детей от солнца мазать будет?

– Эй! Мы тоже купаться хотим!

Безобразие, форменное безобразие. И Лила того же мнения – бегает по берегу, бедняжечка, черную шкурку солнце палит, и пить хочется и в водичку хочется, а спуск в воду обрывистый – сама никак не справится. Умничка, все понимает.

– Попей водички и вместе спустимся.

Макар оставляет Ларису с Прокопием обустраивать место отдыха, а сам, подгоняемый кипучим нетерпением Яна и Лилы, погружается в жидкую нирвану: уе-е-е-е!

Ян колотит по воде пятками, громко верещит, бесстрашно гребет к забывшей обо всем маме:

– Мама!

А та выныривает, с ошалевших глаз налипшие на лицо волосы пытается убрать.

– Ты как здесь? Иди сюда.

Лилу посадили на надувной матрас, и вот вам царица морей – зубки скалит, ни с кем делиться не хочет. Жадина!

В маленьком, чуть заметном кармане пришвартованы две лодочки: синяя и малиновая; весла на берегу в углублении лежат. Да! Да! Это для вас! Только из лагуны не выходить!

Тихо, безветренно, и вода гладкая, прямо как во сне…

Словно маленький запечный сверчок, мелькнула у Макара мысль: слишком все хорошо.

А вот и неуправляемая стихия – с рокотом, под бодрые латинские ритмы в лагуну ворвался катер с двумя чернявыми и дочерна загорелыми парнями Прокопия.

Эге-ге-гей! Свистать всех наверх! И вираж на полных оборотах. Девчонки умылись поднятой волной, Ян хлебнул воды, Лила плюхнулась с матраса, и им же сверху была прихлопнута, Ханна с испугу разрыдалась, Лариса возмущенно фыркнула, Прокопий на басах протрубил приветствие. Пока Макар вылавливал запыхавшуюся Лилу и вытаскивал ее на берег, Маша со Стефой уже легкокрылыми птицами вспорхнули на судно, а Ян, возмущенно вопя, делал тюленьи свечки в воде.

– Нет, нет, мой хороший. Пусть эти безответственные, безголовые мамашки творят что хотят. Нам этого не надо, мы лучше тут, выбирай лодочку. Сам грести будешь, как большой, хочешь?

Какой мальчишка променяет тележку на автокар? Никакой. Но молодежь уже крутанула пенным хвостом и убыла восвояси. Э-эх!

Ян выразил бурный протест, бросил весло в воду, потопал ногами, поплакал, уткнувшись Ларисе в мягкую грудь. Утешился яблочным соком. Все же пакетированные напитки в порядочном семействе – деликатес и экзотика. Еще бы чипсы… Нет? Тогда, чур я капитан синей лодки!

Мы на лодочке катались, не гребли, а спотыкались…

Ян старался. У него почти получилось. Он был большой молодец и гордость бабушки и уже собрался ее прокатить с ветерком, но тут с самым натуральным визгом на бреющем буквально полете вернулись довольные матери.

Тогда Лариса, как старшая мать, явила народу свою волю:

– Меня катать, внука моего катать и мужа, если он поклянется молчать, тоже катать. И так, чтоб ни один фужер в серванте не звякнул, если бы у нас с собой был сервант! Ясно? Прокопий, можно положиться на этих людей?

У всякого парня есть мать. Каждая мать, если она настоящая женщина, умеет внушить парню представление о своей ценности. Лариса умела. Катер вышел из лагуны так бережно, как будто горячая фасолина прокатилась по бруску сливочного масла. На открытой воде, двигаясь широкими дугами, пригладил ершистые волны. Поймали ветер, искупались в брызгах, отбили попы на жестких скамьях: сорри, мадам, очень большое сорри, море сегодня волнуется. Катер движется вдоль неприступной стены, и пора бы уже вернуться, а лагуны и следа нет. Ой, сорри, босс пропустил проход. А как не пропустить, если вход в лагуну через каменную горловину – пока напротив не встанешь, не видать. Эхом плещется море в сводах грота, солнечные зайчики мозаичным узором скачут по стенам, в каменных нишах раскачиваются прямо над головами, словно кожаные мешочки, спящие летучие мыши. Фр-р-р, сорвалась одна и выскочила под солнце вперед катера – ожгло ее светом, зависла, нырнула обратно.

– Как отблагодарить твоих ребят за сие великолепное развлечение, Прокопий? – вопросил Макар.

– Отстань, Макарий, не волнуй мою пожилую селезенку, лучше порадуй вечно молодую печень. Где там бутыль с винищем? Наливай!

Обошлось без приключений и существенных потерь. Стефа обгорела, а вот такая же белокожая Ханна – под присмотром Ларисы – нисколечко. Маша где-то ссадила локоть. У Яна булькала и не вытекала вода из уха. Лила с Ханной и Прокопий заснули на обратном пути, и если двух первых отнесли по домам на руках, то деда пришлось долго будить: прости, добрый волшебник, мы всего лишь люди, шкандыбай домой сам.

– Завтра еще поедем? – спросил перед сном Ян.

Посмотрим, сладкий малыш.

За все хорошее, чем одарил этот день, заплачено мной или еще предстоит заплатить? Возьми плату небольшую, возьми с меня.

Налетели ветра, припустили дожди, остров поскучнел и посерел. Облетели сады – последние косточковые сбило ночным градом, и они гнили в некошеной траве, усыпанной лепестками обтрепанных ветром кустовых роз. Мокрые чайки сердито ходили вдоль пустых набережных, задирая вымокших и грустных уличных котов, которые жалкими комками сидели под скамьями и верандами. Во всех домах пекли пироги с яблоками, грушей, абрикосом, и улицы пахли корицей, карамелью, мокрой шерстью и золой.

Джина закрыла свое кафе, распустила персонал и принялась навещать всех знакомых. Ежегодный ритуал – отгостевали у меня лето, теперь с обратными визитами принимайте, а я вам чего-то расскажу. Сплетни, слухи и пересуды тоже имеют свою классовую иерархию. Рынок живет интересами и заботами народа земного. Инфраструктура услуг обмывает косточки персоналий. О ком бы вы хотели сегодня услышать? А? Спросите Джину, Джина все обо всех знает.

– Вот вы знаете, кто муж у Имельды? У вашей Имельды.

– Не надо, Джини. Нам проще не знать.

– Мм… И ты, Лариса? А к ним вертолет прилетал с земли… Говорят, это еще неточно, но очень вероятно, что вакцину для избранных завозят… Вам не предлагали, нет? Вы же вроде как знакомы и в дом званы… Мм… а с сыном связи нет? Бедненькие вы мои, испереживались… А платья выбрали на вечеринку? Завтра же я вас отвезу! Ничто без Джины не двигается в этом мире!