Синева

23

В начале лета пара горлиц присмотрела уличный фонарь на фасаде дома под гнездовье.

Сначала Макар проснулся рано поутру оттого, что под окном кто-то настойчиво кричит: уу-у, уу-у!

Ку-ку, не ку-ку? Вроде не ку-ку. Выглянул в окно – на гладком основании навесного фонаря сидит серо-бежевая птичка с белым хвостиком и темными черточками под маленькой головкой. Одной лапкой веточку придерживает, другой из клюва следующую пристроить туда же пытается. Чуть сдвинулась, и все соскользнуло в траву. Прилетел партнер, еще палочку раздобыл: на! Ну, давай. Укладывала, укладывала, и опять все упало. Подобрал, протягивает – на!

Фонарь металлический, округлый – как ни старайся, ничего на нем не закрепить. Когда вы уже поймете, глупые птицы, бесплодность ваших усилий!

Как им помочь? Макар думал: начнут они все ходить, шуметь – птички снимутся и улетят. Нет, намерения у пернатых самые серьезные. И так бестолково прошло полдня. Макару все чудилось, что парень подлетает с очередной веткой и ругается на девочку: безрукая, бестолковая курица, ничего не можешь, не умеешь, вот поменяю тебя… А она безропотно дрова у него принимает, роняет, топчется, горестно смотрит вниз на кучку нападавшего хвороста. Кажется, бедняжечка на грани отчаяния.

Взять шест, что ли, шугануть? Пусть другое, хорошее местечко найдут.

А Лариса не пускает: оставь их, сами разберутся!

И вот принес птиц очередную палку, неуемный. Она, птичья девочка, так печально посмотрела на него, склонив головку на бок: ну, не идиот ли? Вспорхнула и, не оборачиваясь, скрылась в ветках высокого дерева. Он сел на козырек балкона: уу-у! уу-у! А нет, не вернулась она. Погоревал, погоревал и тоже улетел.

Интересно, кто в паре находит место для гнезда?

Какое же было удивление, когда в сентябре они нашли под деревом птенца горлицы. Вернее, они сбежались на лай Лилы. Она так редко лает – думали: катастрофа, конец света, ограбление века, пираты Карибского моря, а оказалось, просто желтоклювый, взъерошенный серый комочек. Поискали среди густых веток – вот и дом: неряшливое, как потрепанная шляпа огородного пугала, гнездо, сучки во все стороны торчат, а между ними свесилась головка второго «подростка», бусины глаз вытаращил, верещит громче потерпевшего – сейчас следом вывалится.

Конечно, подсадили птичью детку обратно.

– Как думаешь, Лар, это те же самые горлицы, что в начале лета были?

– Может быть.

– Есть у нас какие-нибудь орешки или семечки?

– Хочешь стать еще одним кормящим отцом? Родной, по-твоему, безнадежен?

– Как смешно. Пусть родители далеко не улетают за едой, приглядывают получше за этими чебурахами… А ведь она его простила.

– В смысле, простила?

– Он тогда накосячил, плохое место выбрал, неподходящее. А она ему дала второй шанс.

– …

– Прям как ты.

– Макар, ты как был ненормальным романтиком, так им и остался. У нас все как будто посложнее, нет? Время было такое, что мало кому удалось не ошибиться.

– Да, и мы справились. У нас прекрасное новое гнездо…

– Нет худа без добра. Были бы сейчас усохшими мумиями в хоромах столичных. А так румяные в доме у моря. И пусть дом не такой уж большой…

– Все-таки жалеешь?

– Так. Закрыли тему.

Женщины могут убить и закопать, но и поднять умеют, отряхнуть и с пользой применить. Если женщина решила, что приятнее всего состариться ей будет именно с тобой, то надо очень постараться это ее решение отменить. Если у тебя нет никакой веры, верь в свою женщину. Верь, что ее вера в тебя не напрасна.

Связались с Антоном Федоровичем. У Славы все хорошо. Вернулся к обычной, можно сказать, санаторной жизни. К следующему сеансу связи будут первые результаты по антителам.

Ждем.

– Мы с тобой мелкие, ничтожные обыватели… – как-то вечером завела разговор Лариса. О чем же еще говорить с любимым мужем, сидя на крыше собственного дома, под бездонным небом бархатного сезона?

– С чего вдруг? – удивился Макар и подлил супруге вина в бокал.

– Как только мы убеждаемся, что нашей шкурке ничто не угрожает, успокаиваемся и получаем удовольствие от жизни.

– А что, было бы лучше, не имея иных возможностей, выщипать себе брови на нервной почве, сопереживая мировое зло?

– Ну, не знаю.

– Не знаешь… Не беспокойся – если тебя не взяли на этот этап зубодробильной эстафеты, значит, для тебя приготовили кое-что другое. Набирайся сил.

– Какие страшные вещи ты говоришь. Что, никогда не будет покоя?

– А разве он когда-то был? Так, короткие передышки.

Девочка Сюзанна, которую Джина прислала наводить шик и блеск перед вечерним мероприятием, оказалась совершенно чудесной. Маленькая, плотненькая, упругая, сплошь из выпуклостей и пружин волос. Женская версия домовенка Кузи, только смуглая и чернявая. Поставила колонку, которую принесла с собой, приплясывала и подпевала местным ритмичным мотивам. Бегала на мысочках, оказываясь одновременно в нескольких местах, создавая воздушные вихри.

Макар только нацелился сбежать к Прокопию, подальше от этого стихийного бедствия, как был пойман, подстрижен и напомажен. Не ложиться! Руками не трогать! Ой-ей, Янчик, с тобой тоже так поступили? Идем, малыш, сыграем в гоночки на нервной почве…

Мальчишки с джойстиками – люди, потерянные для общества. Они бы так с Яном до ночи и просидели, лишь бы про них забыли. Не забыли. Прекрасные дамы предстали пред ними:

– Ну, как? Мы красивые? А вы почему до сих пор не одеты?! Быстро! Быстро! Машина скоро подъедет!

Вприпрыжку вверх по лестнице, и Ян все оглядывался, мучимый сомнениями: нужна ли им такая красота и как теперь с этим жить?

Про Лилу тоже не забыли. Под Машкино платье ей соорудили грандиозный бант из органзы цвета фуксии. Молодым шатенкам особенно идут яркие цвета.

– А никто вдруг не решит, что Лила – это подарок? – Макару было тесно, да и скучно в смокинге. Балагурил от безысходности. – Она выглядит, как «мерседес» перед вручением юбилярше.

– Ты еще Прокопия не видел. Вот кто подарок.

А Прокопий был чертовски хорош и неприлично обаятелен – строен, подтянут, алым камербандом перепоясан, тщательно причесан, и в нагрудном кармане платок такой яркости и пышности, что Лила на его фоне выглядела максимум праздничным аксессуаром. Вот и звезди, Прокопий, а мы в твоей тени как-нибудь проживем этот вечер…

Хозяева вечеринки встречали их как родных на территории марины закрытого клуба. Ах, какая неожиданность, а ведь думали, по свойски приглашены на домашние посиделки. Тем лучше – дистанция задана, дистанция выдерживается.

На Яна сразу налетели нарядные, веселые Эва с Карлом, обступили с двух сторон, схватили за руки – и были таковы. В стороне от причала, за шатром сцены, на просторном зеленом газоне оборудована большая детская площадка, где девочки-феи и присмотрят за ребятней и поиграют.

А Лилу куда? Ладно, с нами будет. Казалось, Лила детям желаннее Яна.

– Ой, что вы, – проворковала Имельда, – мы же им щеночков взяли… а по детскому обществу они очень соскучились.

Женщины в блеске бриллиантов, мужчины в дыму сигар. Шампанское и миниатюрные закуски. Опахала пальм и ливреи официантов. Приятная музыка, голые спины, поднятые волосы, легкий морской бриз… Очаровательно.

– Боже, как давит мне этот лиф! – Лариса обмахивает программкой раскрасневшееся лицо.

– Я вся чешусь! Чем меня набрызгала Сюзанна? – Маша засунула в прическу палочку для коктейля.

– А с меня штаны спадают, – решил утешить своих дам Макар. – Что за программа у тебя? Тут что, концерт будет?

Прокопий же чувствовал себя как рыба в воде, его седой пучок то и дело мелькал в толпе приглашенных. Комплименты прекрасным дамам, приятная беседа с любителями трубочного табака… И восьмым пунктом программы значится дуэт Имельды и Прокопия. Ай да старый лис, ай да прохвост! Ведь знал и не сказал!

Как вы относитесь к классической музыке? Лучше, чем к фокусам с распиливанием женщин и кроликам в шляпах? А вот Макар что-то быстро устал и от одного и от другого. Маша, та совсем бессовестно сбежала – они с Лилой ушли в детскую зону, не дожидаясь выступления Прокопия.

Лариса сидела с благостным выражением на лице, ручки, ладошку к ладошке, сложила под подбородочком – сплошное восторженное умиление.

Прокопий очень достойно вытянул свою партию. Имельда явно под него подстроилась, сбавила мощности – получилось у них лирично и прилично.

Макар показал жене жестами – выйду попудрить носик! И, пригнувшись, нырнул в тень. Прогулялся вдоль берега, полюбовался яхтами – живут же люди. Прошел к краю мостков, сел между двух лодок, снял туфли, носки, развел пальцы на ногах веером… до чего же расслабляет курортная жизнь – кажется, до этого дня не знал приличной обуви.

Когда же можно будет уехать домой?

За спиной раздались шаги. Двое шагнули на серебристую яхту. Макару показалось, что он увидел знакомый силуэт, прислушался. Сквозь плеск воды, приглушенный корабельной перегородкой, низкий, хрипловатый голос выговаривал собеседнику. Отвечал Прокопий, и он явно не был согласен. Слов не разобрать. Но интонации и явное желание беседующих уединиться подсказали Макару: затаись, выжди.

Когда Макар наконец вернулся, его уже ждали заснувший на руках уставшей Маши Ян, потерявшая бант и обмякшая во сне Лила, устроившаяся на крахмальной салфетке поверх бархатного кресла, Лариса, взглядом посылающая в него сюрикены.

– Ты где был? – прошипела супруга. – Бери собаку, машина ждет.

– А Прокопий?

– Не маленький. У него тут особый статус. Разберется.

Злая женщина. А все почему? А потому, что платья и туфли надо брать на полразмера больше.