Синева

4. Марта

Что вы понимаете в любви и ненависти, в жизни и смерти?

Что дает вам право судить о людях, оценивать их качества и поступки?

Кто вы есть такие?

Я – Марта.

Я бесцветная тень своего успешного братца.

Я нелюбимая дочь умерших на моих руках родителей.

Я девушка, пропустившая свою молодость.

Я руки, которые держат весь мир…

Брат всегда был умным мальчиком. Юным гением с подозрением на синдром Аспергера. Родители на него молились, и вся семья служила ему. Потом заболел отец, и брат поклялся создать лекарство от смерти. Отец не дождался и умер. Мама болела долго и мучительно. Мучительно долго. Она готова была держаться ради сына вечность. Брат в институтской лаборатории складывал из полупрозрачных, раздутых опухолями мышей слово «ВЕЧНОСТЬ», а мать ждала его на своей кухоньке, опираясь трясущимися узловатыми пальцами о столешницу, переступая на полусогнутых от слабости ногах, и жарила куриные котлетки своему любимому мальчику. А вдруг сегодня зайдет? «Марта! Марта! У нас закончились соленые огурцы! Срочно езжай на дачу, лезь в погреб! И чем ты там таким можешь быть занята?! Марта!» И дребезжит, дребезжит вместе с хрусталем в серванте бедная мамочка… А брат не приезжал месяцами и даже не звонил. Она ждала и жарила котлеты, моя мамочка…

Когда мамы не стало, брат женился – он остро нуждался в человеке, который бы трепетно и бессменно его ждал. Я на эту роль не подходила – слишком хорошо его знала, слишком хорошо и он знал меня. Жена, молоденькая, хорошенькая, полупрозрачная девочка, родила ему дочь, которую назвали Стефания и которой сразу же наняли няньку. Нянька, здоровенная деваха, дело свое знала, но была пустоголова – встретила подружек в парке, заболталась и ясным январским днем застудила малышку. Девочку выходили – слава богу, мой брат не лечит младенцев, – но больше я от нее не отходила и никаких нянек брать не позволила. Это было удобно для всех: мать была матерью, когда не служила мужу женой, а на прочие случаи всегда была я. Маленькая Стефа очень привязалась ко мне – человеку, который всегда рядом, – и мать, испытывая ревность, постепенно воспитала в ней презрительное отношение ко мне. Прислуга!

Может быть, все люди, которые любят моего брата, обречены болеть – этакое добровольное жертвоприношение. Теперь пришел черед матери Стефании, а мой брат опять воодушевленно изобретает лекарство от новой напасти. Сейчас ее имя – «вирус сна». У него уже много раз ничего не получилось, но ведь путь науки выстлан костями и мираж успеха стимулирует гиперактивный мозг. Пусть ему уже наконец-то повезет.

Стефа выросла, и ей составили перспективную брачную партию. Я не берусь судить об этом событии. Но мне кажется, брат просто привязал к себе молодого успешного ученого. Появилась Ханна. Меня не позвали к малышке и вспомнили обо мне, лишь когда понадобился сопровождающий для эвакуации на остров. Теперь мы все здесь.

Стефания с Ханной устроены самым чудесным образом, им удалось обрести дружескую, почти родственную поддержку вдали от дома. Их любят, у них все хорошо. Я чувствую себя лишней и ненужной, докучливой и всех раздражающей. В носу все еще стоит сладкий молочный запах Ханны. Щемит сердце и щиплет в носу. Люблю этих девочек, но мне хотелось бы быть полезной.

Видимо, мы с братом люди с противоположными суперспособностями: он влюбляет в себя людей и выпивает из них жизнь, я – отталкиваю и люблю.