Не знаю, связался ли Людовик с Ильясом, но Терентий выпустил карпов на волю. В зарешеченной части пруда остались только самые красивые и молодые особи – будущие родители. И каждый день мы ходим с Джуниором кормить рыб. Сын дает им имена, различает и считает своими питомцами.
Кстати, плюшевыми медведями он не впечатлился. Мой ребенок совсем не играет с мягкими игрушками. Забрала белого пушистика себе, спим с ним в обнимку.
Джуниор все время просит купить ему Лилу. До слез и истерик. Уже понятно, что это собака; мы показали ему огромное количество снимков щенков и мелких, и крупных пород, но все они «не Лила». Во время одной из этих безобразных сцен рядом оказалась Марта – впрочем, она всегда где-то рядом – и сказала, что знает людей, у которых недавно появились щенки французского бульдога, и можно их посмотреть. Она считает, что достаточно привезти ребенка к заводчику, оставить среди живых комочков – и Лила сразу найдется. Посмотрим. Пусть договаривается – никаких сил уже нет.
Собака в доме – это ужасно.
Лай, шерсть, слюни и задница, которой они везде трутся. Бр-р-р-р!
Пусть живет на улице. В будке или у Терентия возле теплиц. Будем тоже ходить ее кормить.
Недавно у мужа в школе виноделов прошел очередной выпуск, и я должна была сопровождать его на ужине по этому случаю. Людо попросил одеться без пафоса.
Без пафоса?
Я выбрала белую шелковую рубашку и черные брюки с корсетным поясом. Каблук, высокий хвост – и Барби сдохла бы от зависти. А Марта, поджидавшая меня в холле, посмотрела и спросила, может ли она посоветовать мне подходящий случаю наряд.
– Что не так, Марта?!
Как же она меня бесит, хотела молча пройти мимо, втыкая шпильки в вощеный паркет, и пусть бежит затирать царапины, но блин…
– Милана, вы выглядите великолепно. К сожалению, сомелье и официанты Людовика одеты аналогично, и он будет очень расстроен, если вы сольетесь с персоналом.
О боже!
Марта передо мной проходит в гардеробную и без секундной заминки снимает с ригеля плечики, на которых болтается бесформенная серая тряпка. Вот до такой степени без пафоса?! Ладно. Вырываю платье из рук экономки, демонстративно натягиваю его через ноги – не портить же мне прическу! – беру туфли, которые она уже подготовила, разворачиваюсь, чтобы выйти, но Марта властно подталкивает меня к зеркалу и заставляет посмотреть на себя. О боже… Меняю объемные золотые серьги на изящные бриллиантовые. Марта улыбается, я почти тоже, но вовремя спохватываюсь, бросаю:
– Спасибо! – И ухожу.
Людовик весь вечер не сводит с меня одобрительного взгляда, его рука покоится на моей обнаженной пояснице – с явным удовольствием демонстрирует окружающим мою принадлежность ему. От всеобщего внимания и комплиментов я пьянею быстрее, чем от шампанского.
Муж не советует мне пробовать дегустационные образцы:
– Не мешай, милая.
А я что? Я ничего.
Впервые испытываю благодарность к Марте. Она буквально спасла меня от неминуемого унижения. Стройные черно-белые фигуры официантов лавируют среди гостей, предлагая напитки и закуски. Очень хорошо вижу себя среди них – такой же услужливой и гибкой. Но нет, по открытой спине вдоль позвоночника, как вдоль грифа виолончели, пробегают сухие пальцы Людовика, я ловлю свое отражение в блестящих панелях бара – точеные, объемные контуры тела под чуть серебристой тончайшей тканью платья. Я – не они.
Кто же я?
Может быть, сегодня случится чудо и я наконец займу подобающее положение. Я не знаю, что думают обо мне другие, мне бы самой понять, что думать о себе.
Мы возвращаемся на виллу за полночь. Людовик шагает уверенно и поддерживает меня под локоть на ступеньках.
– Я не пьяна.
– Милая, так положено. Как же твои занятия этикетом – вы это еще не проходили?
Так же вместе мы поднимаемся на второй этаж и расходимся каждый в свою спальню после отеческого прикосновения тонких губ к моему виску.
– Милая, ты сегодня была восхитительна.
Да, я все лучше умею владеть собой и производить благоприятное впечатление на окружающих, ты скоро будешь мною гордиться, папочка.
Выхожу из платья, оставляю его мерцающей лужицей на полу гардеробной – пусть Марта сморщит свое бледное лицо в недовольной гримасе. Что-то заставляет меня обернуться – в зеркале виден лишь мой силуэт. Платье, это красивое, изысканное платье, ни в чем не виновато. Возвращаюсь и аккуратно вешаю его на плечики. Натягиваю теплую пижаму, толстые носки и крадусь по коридору к комнате сына.
Джуниор, свернувшись под одеялом калачиком, тихонько сопит. Целую его в лобик:
– Спи сладко, малыш.