Следствие по магии 2

Глава 13

Интерлюдия

В комнатушке было темно, спертый воздух ночного дыхания спящих, смешивался с привычным запахом топлива. Он выедался своими едкими парами в каждую клеточку, иногда уступая моторному маслу. Но сегодня сон не шел, так усталая сонливость, смешанная с паутиной мыслей…

Меня зовут Кульпов Николай Иванович, летчик. Два дня как вернулся с отпуска на службу. Вспомнил мужские посиделки с дедом. Оба родились пятого августа, я в восемьдесят четвертом, дед в двадцать четвертом… Он у меня ветеран, генерал!

Еще маленьким пробирался в шкаф и гладил его китель с наградами. Может тогда, золото наград на голубом кителе мне казались небом и солнцем? А может позже…. Но выбора профессии у меня не было, сам не хотел. Хотел, как дед, небесным генералом стать.

Вспомнил как сидели в креслах, по случаю дней рождения приняли стопочку коньячка, и остро понимал, что ему всего три года до столетия. Что не дай Бог! и сам обрывал эти мысли, запрещая себе даже тень мысли, как я буду без него?

А в его, все еще строгих, серых глазах видел малую толику зависти, к уже не его небу, к моим крыльям. И гордость! Вот смотрите, какого офицера воспитал!

Крылатая семья. Да крылья у всех алые… Все мужчины в моей семье воевали.

Отец деда Иван Лаврович воевал в Первую мировую войну, летчиком, был сбит, попал к немцам в плен. Потом бежали с таким же, как и он пленником, шли через Австрию, Румынию, Бессарабию, таились. Питались только тем, что добудут с полей, — зерном, грибами, ягодами. Он практически приполз домой и уже не мог есть хлеб. Прабабка его отпаивала простоквашей. Друг не выжил, в честь него прадед назвал сына. Так и пошло, Коля да Иван.

Его репрессировали в тридцать втором по ошибке, он думал, что по навету. Через 4 месяца освободили, но не вернули то, что отобрали. Прадед больше не летал.

Семья была большой. Мой дед, его четыре старшие сестры. Прадед настоял, чтобы все его дети учились. Он постоянно повторял: «Любые знания пригодятся», вот дед и учил уроки вместе с сёстрами. В школу пошел в шесть, экстерном, память у меня в него.

В авиацию дед попал через аэроклуб, умолчав, что отец репрессирован. Вскрылось только на выпускном экзамене. Выручила одержимость небом и каторжный труд во время учебы. Изучал все до чего мог дотянуться двигатели, штурманскую подготовку, наставления по производству полетов. И видя это, инструкторы закрыли глаза на обман. Он хвастался, что налетал целых тридцать два с половиной часа, на маленьком У–2 Поликарпова. Будучи маленьким, мне становилось страшно от таких «больших цифр».

Когда началась война, дед на 2–й день пошел штурмовать военкомат, хотя техникум еще не закончил. Только корочка аэроклуба. Занял очередь и как в страшной сказке 3 дня и 3 ночи караулил. Очередь змеей обвивала близлежащие улицы. Всеобщая мобилизация! Ему было шестнадцать лет, меньше двух месяцев до семнадцати. Он приписал себе полтора года, так хотел фашистов бить. В летное училище отправили в Молотов[1].

Пока учился, отца деда арестовали, осудили по 58–й статье, за пораженческие настроения, он и умер в заключении. Дед обходил эту тему в своих воспоминаниях. Считал, что своей смертью он выкупил его жизнь. День в день с его смертью, на учебе их самолет попал в катастрофу, перегрузка при взлете.

Инструктор, командир звена, механик — все погибли, курсанты, что на чехлах сидели, живы остались. Даже комиссию прошли. Летать определили на самолетах Ил–2. Их считали «ассами», ведь у них была практика «целых» пятнадцать часов, деда особенно, у него сорок пять с половиной часов!

Дед любил вспоминать некоторые «особенные» случаи на фронте.

Как однажды отбомбившись, потерял аэродром, как восстанавливал ориентировку. Рассказывал, как искал линейный ориентир, найти — нашел. Железную дорогу, а вот куда повернуть направо или налево, не знал. Снизился на уровень телеграфных столбов, и велел штурману читать, какая станция. Кружил, как ястреб около одной. Прочитал с третьей попытки, какая станция, потом еле до аэродрома дотянул, в баке было как в Сахаре, на порах вернулись.

Летал на машине с тринадцатым номером. Тринадцатый номер никто не брал, а дед вот взял. Оказался счастливым номером. Всегда благодарил судьбу, свою ласточку и Всевышнего за то, что жив остался.

Тридцать восемь вылетов, в том числе в рамках операции «Багратион». Видел осколки Белоруссии, в сорок пятом, небо над Кенигсбергом.

Крепко дружил с капитаном Татьяной, любимцем французов, после «Нормандия — Неман». На самом деле звали капитана «Татьяну» — Серегин Василий Георгиевич. Герой Советского Союза. Деда Вася после войны стал почетным гражданином города Парижа. Рассказывал, как ему вручали орден Почетного легиона, лично генерал де Голль. Они с дедом за рюмочкой «чая» вспоминали Корею.

Но за ту операцию они без наград остались, слишком дерзкими были. В свой выходной на танцы пошли. Танцевал с военнослужащей своего полка. Ну и сцепились с помощником начальника штаба по разведке. Моженков, бесцеремонно оттолкнул деда, забрал девушку, но далеко не ушел. А друзьям обидно стало: они летают на боевые задания, а этот штабной крысюк!

Короче, они обменялись ударами, он его по роже, тот его. У деда руки жесткие оказались, у штабного под глазом синяк большой потом появился. Вышел тот на работу. «Что это с тобой?!», — спрашивают. Говорит: «Вот это меня младший лейтенант!». — «Ах, вот он такой — сякой!». Наградные на ордена Красного Знамени порвали.

Но самой большой наградой для него до сих пор — это письма — треугольнички, учениц девятого или десятого класса. Девчушки писали, присылали посылки на фронт. Носки теплые присылали, он и их бережет.

Я помню, как спрашивал его про фашистов:

— Дед как ты относишься уже сейчас к своим бывшим противникам, к немецким летчикам разведывательной авиации, истребителям Люфтваффе?

— Ну, наверное, как солдат солдату. Дело прошлое. Они же тоже выполняли свой долг.

Когда война закончилась учил летать не только своих летчиков, но и генералов даже на сверхзвуковых самолетах до шестидесятых летал. У деда 8500 вылетов, а общий налет почти двести сорок тысяч часов.

Он хотел защищать Родину. И учил ее защищать других. Был командиром эскадрильи, планировал инструкторские полеты. Летал с молодыми и самостоятельно, без неба себя не видел. Потому и в полковники не выбился, штаб — это точно не для него, считал, что, если окончит академию, будет начальником, будет учить фронтовиков, скажут: «Где эта тыловая крыса была, когда мы воевали?».

Генерала уже потом получил, с выходом на пенсию.

Он и меня учил любить Родину и летать, правда последнее только в теории. До сих пор помню, как сидел с котом на кресле и читает мне лекцию, вместо сказки. Кот — это такой же внук, как и я. Первый Барсик уже умер, не видел я его, зато историю с его появлением в доме…

В одной командировке деда пригласили на свадьбу, сибирского котенка маленького подарили. Когда разрешили вылет, он его за пазухой пронес, посадил на МиГ–15, взлетели, потом стали набирать высоту. Кот забеспокоился, дед то, с кислородной маской, и он полез к нему. Дед оттянул кислородную маску.

И вот пока они шли на высоте 10 тысяч метров, котенок все время подпитывался кислородом. Потом стали снижаться, кот опять забрался в куртку. Так и привез в подарок своей супруге сибирского кота, легенду нашего двора.

Дедушка всегда улыбался много, такой он. Говорит, что и сейчас у него осталось немножко того оптимизма, который у него всегда был. Всегда с хорошим настроением, доброй улыбкой!

Курсанты его любят. Как говорит, на старости лет взялся лекции читать. Думаю, самого требовательного инструктора и не найти. Вколачивает в молодое поколение нелюбовь к автопилоту, словами: «Если летает автопилот, то вы там зачем? Вот налетаете Сами тысяч сто часов и можете иногда отдохнуть! Они помощники, но летчики то вы!»

Отца не помню, его не стало до моего рождения. Дед и воспитывал. Помню, как ругал Горбачёва, Ельцина ненавидел до трясучки! И рассказывал о Сталине, с его сыном они не раз в атаку ходили. Для него Верховный Главнокомандующий, был по-настоящему любим. Любим Сталин, несмотря на то, что знали о его жестокости и несправедливости, многие пострадали, в том числе и его отец.

Вся срана верила своему руководителю, благодаря ему они одержали победу в Великой Отечественной войне. Смогли организовать такую страну, поднять экономику, обойти всю Западную Европу по выпуску вооружения, необходимых предметов для снабжения вооруженных сил — все было для победы, был единый боевой лайнер, сплоченный. Это его заслуга. Не высказывали открыто, но весь народ, кто участвовал в войне, был очень недоволен, когда Сталина оболгали.

Странно, деда вспоминаю, уж не случилось ли чего дома? После дежурства позвоню ему. Как раз день летчика. А то не солидно, он у меня конечно продвинутый, спокойно смски читает, но неправильно это.

Как раз под праздник мне установили новые авиационные управляемые ракеты класса «воздух — воздух» средней и малой дальности для истребителя, не пробовал, но говорят могут поражать малоразмерные «стелс» — цели. Так что, как и дед летаю на истребителе, правда пятьдесят седьмом сухом.

— Внимание! Внимание! Нарушение периметра, нарушение периметра, группа, занять свои позиции. Это не учебная тревога, это не учебная тревога!

Сирена надрывалась, перемешивая вой и оповещение. По привычке «боднул» свой второй номер головой — спал на верхней койке — и вылетел на поле.

Здесь уже царили механики. С максимальной отдачей работали и все наземные службы, деловито бегали по аэродрому.

То, что тревога не учебная говорила суета на взлётной. Техники крепили подвесные и заряжали снаряды, так что у технических служб было больше работы. Подскочив на крыло накинул шлем, слушая «землю».

— Обнаружен разведчик, высота пятнадцать тысяч, повторяю, обнаружен разведчик, высота пятнадцать тысяч.

— Принял, земля.

— Первый, облачность, нужен визуальный контакт.

— Вышка, готовность две минуты.

— Взлетайте по готовности.

За секунды занырнул в кабину, приладил шлем, накинул ремни. Щелк, щелк, щелк панель замигала, где-то пиликнула. В те моменты, когда оживал двигатель — оживал и я. Успокаивался и готовился работать.

Взлеты в небо завораживают и в первый раз и в тысячный, какая бы ни была погода, там, на высоте в несколько километров всегда невероятная красота. Плаваешь по облакам в лучах луны или солнца. Вышка вернула меня на землю.

— Первый готов! Вышка?

— Время одиннадцать часов, пятьдесят восемь минут, ноль шесть секунд, ветер триста градусов пять, порывы до восьми, полет разрешен, — уши привычно заложило, вдавило в сидение, система штатно мигала приборами, давление в норме, — Курс сто двадцать, эшелон три.

— Понял, переключаюсь. Звено, я первый.

— Второй на связи, руление закончил, правая.

— Третий на связи, руление закончил, левая.

— Курс сто двадцать, эшелон три. Курьерская скорость.[2]

— Выполняем полет на разгон сверхзвуковой скорости и набор скорости, звено, — в динамике тишина, — Звено, звено ответьте!

Я еще не набрал полной скорости, приборы показывали мух на радаре, это ж сколько целей? На сколько позволяла кабина повернулся, за мной никто не летел. Что происходит, не отвечала ни земля, ни вышка, в эфире тишина.

После второго круга над аэродромом базирования, решил разведать ближайшее небо и возвращаться на базу. Кроме рации, все работало штатно. Заходя на второй — большой круг, я решил, что у меня не работает кислородная маска. Ну а с чего тогда посередь неба зависла девушка? Я уже молчу о законах физики и логики. Это просто глюки.

Девушка обернулась, посмотрела на меня, высота тринадцать тысяч метров, за бортом температура близкая к нулю, нет ни кислорода, ни подставки, парашюта тоже не было. Да, и она не падала!

Может облака так играются?

Ответа не было, зато было понимание, это действительно девушка, а не мой мираж. Она какое-то время наблюдала за моими движениями, потом отвернулась в ту сторону, от которой на радаре был «снег».

Может я разбился и просто умер?

С той стороны летели доисторические монстры. Как если к уменьшенной копии тираннозавра из фильма «Парк Юрского периода» прикрепить крылья — получатся эти твари. Рекс был один, а этих сотни.

Драконы приближаясь визжали, казалось в ультразвуковом формате. Я завис, в прямом и переносном смысле слова. СУ–57 мог позволить себе это, правда секунд на двадцать — тридцать. За собой сквозь шум двигателя и писк приборов я услышал РЕВ, истребитель закружило и немного выбросило вперед. Электроника замигала всеми цветами предупреждений.

Это сказка, я аккуратно развернулся, чтобы увидеть это. Моя птичка примерно метров двадцать в длину, с размахом переднего крыла около четырнадцати метров, десяти заднего и весом больше тридцати тон, так вот этому чудовищу я бы мог сойти за зубочистку.

— Бл., Горыныч! С. ка, настоящий Змей Горыныч!

Я увидел его три головы, поток воздуха от его крыльев заставлял электронику самолета заходится в истерике, а самого бросало вверх-вниз как листочек, в такт. Чуть сместился, чтобы не попасть в завихрения воздушных потоков от его крыльев.

Когда еще и эта девушка оказалась лицом около моей кабины — меня ж чуть инфаркт не хватил. Янтарные как у Горыныча глаза, белое оперенье, маленькая ладошка на стекле.

— Твоя цель — вон тот самолет, остальное не твоя забота. К вивернам не подлетай!

Я ее услышал. Я ЕЕ УСЛЫШАЛ! На высоте хрен знает какой, не сверялся с приборами, в ВОЗДУХЕ!

Но кивнул. Самолет, на который она указывала, как и я завис на высоте чуть в стороне от стаи тварей. Это британец, RC–135 ВВС Великобритании, самолет радиотехнической разведки и радиолокационной борьбы. Я видел такие при патруле границы:

— Запомни, он не должен уйти.

— Остальные?

Я свой голос не узнал! А она встряхнула волосами, улыбнулась и закончила свой инструктаж:

— Не переживай, но будь аккуратным!

Она мгновенно сдвинулась на другую точку, у одной из голов чудовища из старинных русских сказок, нежно погладила его чешуйку. На фоне морды она практически терялась, была меньше его глаза. Змей в ответ на эту ласку подставил свою морду, на которую она и встала. Головы дракона изогнулись, впиваясь взглядом друг в друга…

Взлетел Голос, как Зов. Одновременно с этим две головы Горыныча выпустили струю пламени и тумана в сторону стаи виверн.

В темноте, из пасти ада, русская летит армада

И готовы умереть мы — в бой идут Ночные Ведьмы!

Туман из пасти достиг земли, стена, на сколько хватило обзора. Но продолжал стелиться по телу Змея. А потом в ритме слов услышал шуршание…. Как метлой метут…

Шуршали самолетики, разрывая туман своим Вырывая клубы тумана из стены вылетали По-2 времен моего деда. Тело прошило как током. «Nachthexen»! Из тумана скользил пятьсот восемьдесят восьмой полк. И вот в пике послышался гул заводимых моторов.

В темноте, из пасти ада, русская летит армада

И готовы умереть мы — в бой идут Ночные Ведьмы

Девушки рассредоточились, кружа около виверн.

— Иииии — ее — хууууу!

Мимо меня пронеслась реальная ведьма на метле. Молодая девушка с длинной косой, стоящей колом, она мертвыми петлями облетела самолетики из прошлого. А до меня с опозданием донесся ее крик:

— Вперед, девочки!!!!!!!!!!! Слава Роду!

За спиною фронт, и летят вперёд, скрывшись ото всех

Где-то снизу враг ощущает страх, ждёт, оцепенев

Бомбы к цели летят, неся смерть, их не виден след (всадники из тьмы)

Слыша в небе рёв, враг сбегает прочь, словно от чумы

В глубины ада унесёт врагов с собой

Женский гвардейский полк, 588й

Тёмной ночью на окопы

Налетят и сбросят бомбы

Затаились в небе где-то

Их всегда лишь ждёт победа

Пока я выжидал и выискивал английский разведчик (хотя больше всего — приходил в себя), помяли крыло. Точнее укусили, только благодаря стабилизации удержался около этого боя. Британец, как и я завис чуть в стороне и наблюдает за ходом боя.

Виверны пока теснили маленькие самолетики, огрызаясь чем-то зеленым. Плотность воздуха в месте сражения была выше, так что самолет не требовалось постоянно контролировать.

В небе слышен рёв, враг оцепенел, но молчит радар

Всадники из тьмы разбудили смерть, нанеся удар

Враг падёт у сожжённых домов и монастырей (среди пустырей)

И скрывая слёзы, Родина их ждёт — своих дочерей

В глубины ада унесёт врагов с собой

Женский гвардейский полк, 588й

Взрывы полностью ослепили приборы ночного видения, электроника вообще целей не наблюдала, пришлось поднять очки. Это было зрелище. Змей Горыныч вдыхал воздух создавая маленькие смерчи. Самолетики, как испуганные воробьи, разлетались в стороны, затем двойной залп огня и девочки вновь собирают виверн в группу, уничтожая их по одиночке.

Перешел на ручное управление, удержался, пора выполнять просьбу.

Тёмной ночью на окопы

Налетят и сбросят бомбы

Затаились в небе где-то

Их всегда лишь ждёт победа

Летят под звёздным светом неба

Герои проклятой войны (Ведьмы прилетят, Ведьмы прилетят)

В ночи, когда фашисты слепы

Они придут на зов кровавой луны

Я гонялся за разведчиком уже шестой круг, плотность воздуха не давала перейти в гиперзвуковой режим. При этом сам разведчик был странным, он спокойно проходил сквозь виверн, облетая Горыныча.

Мне же пришлось хуже, виверны для моего самолета были вполне осязаемы, вмятины от зубов так и вообще предполагали, что метал для них не препятствие. Из старались отгонять от меня, но и самому не стоит ворон (ведьм?) считать!

Ведьмы уже четверками охотились за тварями сбивая в группу для лучшего удара Змея, постоянно сокращая их поголовье по одиночке. Спокойно расстреливая из установленных орудий.

Центральная голова Горыныча оставалась неподвижной, даже не дыша, по-моему. Девушка пела…

Я для пробы выпустил парочку наводящихся ракет — мимо, для них цель не находилась. Возможно, из-за призрачного происхождения или была иная причина, правда если происходило детонация — твари исчезали в огне взрыва. Электроника в упор не видела ничего кроме британца, но и наводиться не спешила.

Где этот джентльмен? Трус!

Тёмной ночью на окопы

Налетят и сбросят бомбы

Затаились в небе где-то

Их всегда лишь ждёт победа

На десятом круге, я все-таки поймал его прицел, подловил его же способностью проходить сквозь своих. Пролетал то он их спокойно, но при этом на долю секунды он теряет визуальный контроль неба. Залп и крыло его птички заволокло дымом, есть попадание!

Секунда и второй снаряд сносит крыло окончательно. Британца закружило, уводя вниз к земле, но чуть медленнее, как при открытом парашюте. Разведчик стал «тонуть» в воздухе.

И тут его догнала ведьма на метле, потерянная мной в момент погони за британцем, с такого расстояния не было понятно, что она делает. Но огонь из красного стал зеленым, заставляя меня передернуть плечами, поёжиться.

В темноте, из пасти ада, русская летит армада

И готовы умереть мы — в бой идут Ночные Ведьмы

Тем временем виверны заголосили и развернулись в противоположную сторону от Горыныча, судорожно взмахивая крыльями. Они перестали быть неосязаемыми, я крылом задел одну тварь, и она с визгом рухнула. Они потеряли свое преимущество, оттого они стремились оказаться максимально далеко от негостеприимного дракона.

В темноте, из пасти ада, русская летит армада

И готовы умереть мы — в бой идут Ночные Ведьмы

Далеко преследовать тварей не стали. Очертив какую-то видимую только им зону — проводили, я бы сказал наподдали и вернулись кружить около центра. Молодая ведьма, что восседала на метле, еще раз облетела каждый самолетик, наверное, прощаясь или благодаря.

Минута и правая голова Горыныча распахнулась, и серый туман, из которого они материализовались начал втягиваться обратно. По одному по два самолета они стали исчезать в нем.

В темноте, из пасти ада, русская летит армада

И готовы умереть мы — в бой идут Ночные Ведьмы

С последними словами песни, все самолеты исчезли. Еще несколько мгновений зависал гигантский змей, с девушкой. Девушка подозвала вторую, что-то кинула ей, пропала, как не было.

Около самолета нарисовалась только ведьма на помеле. Она руками указала на аэродром. И первой спикировала.

Аэродром Спал. Они не заметили, что машина приземлилась, к ней не кинулись службы, при этом он не вымер. На часах доблестно дрых дежурный. Кое-как «припарковал» свою птичку, которую не встречали, и с кряхтением выполз на крыло.

Девчонка с помелом, без шляп и прочей ведьминской мишуры стояла и смотрела на меня зеленющими глазами. В обычных джинсах и темной водолазке, косу она перекинула вперед.

Лестницы не было, пришлось спрыгивать. Она все так же спокойно смотрела.

— Не вини себя. Это мы их усыпили. Тебя было уже поздно, ты был в небе.

— А как же? — следы вмятины на крыле заметил бы и слепой!

— Не переживай, люди сами выдумают оправдание.

— Что это было?

— Это был еще один бой за Русь. Бои-то ведь разные бывают. Она передала тебе, — одной рукой девушка держала метлу, а второй протягивала мне перышко, металлическое или серебряное, — Это ее благодарность. А мне пора. Еще три часа на метле домой лететь.

— Хорошо не по пробкам, — механически ответил я, она рассмеялась, — Секунду, а кто же ты?

— Я? А я касатик, Баба Яга! — ее смех доносился еще несколько минут, или просто стоял у меня в ушах? Яга, Горыныч, девушка с непередаваемым голосом…. О том, что я не сошел с ума, говорили фигурно покусанные вивернами крылья самолета и маленькое перышко в моем кулаке.

Народ стал просыпаться, когда я почти добрался до своего места, и закинул свое бренное тело на кровать. Пять минут боя, всего пять минут боя. Они воевали за Русь.

Бой идет по всем фронтам, даже тем, о которых полчаса назад я и подумать не мог!

— Коль, читал? — я вздрогнул, мой ведомый, тянул мне какую-то очередную статью, — Там мечтают, чтобы Россия развалилась….

Память подкинула образ огромного ящера. Фантазия прикрепила к его трем шеям веревочку и потащила по городам, потом заключила в клетку зоопарка. Я представил Змея в том зверинце, забор как раз зубы почистить, после «охотников».… И заржал, так по-детски чисто, всей душой, давно так не смеялся. До икоты и непонимающих взглядов сослуживцев!

Пусть их! Нужно же журналистам как-то отрабатывать подачки власти. Успокаивать своё население, да и себя тешать пустыми иллюзиями. Потому что повторения не будет. Россия никуда не денется и не развалится. Грузовик с конфетами больше не перевернётся на американской улице. Подарков от истории больше не будет.

Русь матушка, оберегаемая, родная, любимая — Родина. Ее не может не быть, пока живы ее дети. Пока дышат ее защитники.

«Можете назвать меня с сегодняшнего дня идеалистом, но правда ведь то, что в России все народы могут жить сообразно своим обычаям, своей вере, со своим языком и всей своей самобытностью. Вот она настоящая свобода — свобода народов. И эта хрупкая девчушка — пичуга защищает эту свободу. Именно она позвала Змея, Ночных ведьм, Ягу…

И почему народы России должны захотеть променять свою реальную свободу на эфемерные «свободы» западного мира? У нас своя свобода и свой путь, а чужого — чужого нам не нужно!».

Я набрал номер на память:

— Привет, дед.

— Чего не спишь? Случилось чего?

— Случилось, дед. С праздником тебя!

— И тебя, туда же.

Неуверенно раздалось в трубке, ну да, пятый час и вдруг звонок.

— Дед, спасибо тебе.

— Чего это ты? — еще более подозрительно зазвучал голос.

— Нормально все, просто спасибо. Я так, поздравить и поблагодарить…

— Поблагодарить? Что такое? За что?

Я слышал его волнение и тревогу. Почему ему, им, так неловко получать благодарность? За то, что они есть? За их подвиги? За то, что отстроили страну заново, воспитали детей, внуков? Люди из Стали. А им неловко и как будто чуточку стыдно. Им нужно чаще говорить слова благодарности и любви.

— За наше мирное небо, дед. Спасибо.

[1] Сейчас город Пермь.

[2] Прошу не судить строго, на военных воздушных судах не была, всё вымысел, если кто может помочь, буду благодарна.