Следствие по магии 2

Глава 23

Гитара нашлась практически сразу, кто-то из солдат перебирал струны недалеко от нашего фонтанчика, буквально через дорожку. Бойцы оказались не жадными, поделились, под шуточки, доковыляли к нам в компанию, посидеть, послушать. Замотанные в бинты в пижамах и спортивках озорно скалились, предвкушая маленькое представление.

Классическая гитара теплого желтого цвета, во многих местах наблюдался ремонт. В углу притаился автограф, его постарались покрыть лаком, но не слишком удачно. Этакая боевая подруга мирных минут.

— Красавица!

— А то! Она со мной всегда, на передовой была. Она еще моего деда помнит, вместе с ним Берлин видела.

— Ей место в музее.

— Э-э, нет. Гитара без музыки умирает, так дед говорит. Это его автограф, такой же как он оставил на Рейхстаге. Она меня уберегла.

Хозяин ласково провел рукой по грифу здоровой рукой. Действительно было входное разорванное отверстие с обеих сторон. Уже аккуратно заделанное, краска выдавала недавний ремонт.

— Как же ты ее сохранил?

— Это она меня. Видишь неровность?

— Да.

— Осколок, отклонился и задел руку. А метил в сердце. Ребята вытащили нас обоих. А потом волонтеры переправили ее ко мне.

Он говорил настолько легко. О ранении, о смерти, о гитаре… Как о привычном. Без надрыва и страдания. Это его работа.

— «Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались», — легонько перебрав струны пропела я, — Знаете, я пришла сегодня сюда по двум причинам. Нет, не так… Мужики, я, очень хочу, чтобы вы знали, мы ценим вас, за ваш труд. Все что «где-то там» квакают, это их эротическая фантазия.

— Х…..ня!

— Она самая. Я очень прошу, не берите в голову слова ничтожеств, что скоро опять начнут….

— Лизать опу!

— У России попа большая, слюней не хватит. И как бы это пафосно не звучало…. Мужики, спасибо вам. За ваш труд, за вашу честь.

Кто-то хмуро закурил, кто-то отвернулся. Суровые, не привыкшие к словам благодарности. Ну да, это же долг Мужчины. Защищать, оберегать. Закрыть собой опасность.

— Вы те, кто дает нам, мирным, безопасность. И все вы делаете правильно.

— Спой уж что-то. Не нужны нам эти дифирамбы.

Я упрямо мотнула головой. Надо.

— Не каждому пришлось стрелять и убить врага — но вам довелось. Не каждый погибнет или будет ранен, но такие будут. Не каждому придется увидеть, как друг испускает последний вздох, не каждый будет по локоть в крови тащить одного за одним до медицинского транспорта. Но такие будут. И все это вы.

Страшно такое даже подумать, но те, кто выживают телесно, не могут не начать по крупицам умирать духовно. Что они видят? Там летают снаряды и смерть за каждым клочком земли. Тут мирная жизнь, без забот. Без смертельных забот. И вот улыбки уже не широкие и не искрение, растерянные. Как так? Мы там, вы тут? Они забывают, как это — жить мирно.

Будут и другие, те что сидели по штабам, а потом орут на каждом углу, что я за вас. Из таких и родятся либералы. Из штабных. А все мы помним, что Россия либералам нравилась только в тысяча девятьсот семнадцатом и в девяносто первом. Не стоит этого забывать.

Вот эти раненные, такими не станут, если Родина о них не забудет, не предаст. Трудно это, «не забыть». Когда-нибудь потом они вернется и оживут, как наши прадеды. И мы будем поднимать тост за мир во всем мире, который они хранят.

Меня тронули за рукав, взглядом прося спеть. Что-то я слишком много думаю не о том. Сейчас все для них.

— Вы уж простите буду петь из интернета, петь песни предателей — язык не поворачивается.

Один из молодых бойцов грустно кивнул:

— Это лучше. Мне когда-то нравилась Земфира. А сейчас слышу ее голос, и кажется, что она опять говорит гадости.

— Песни ни причем. Пусть катятся в свой новый мир, а у нас будут новые песни, новая музыка. Даже если текст будет прежний, его будут петь по-другому. Может даже лучше. Я хочу напомнить вам, мои дорогие, что мои и ваши предки смотрят на нас. Они верят вам.

Я легко перебрала струны. Как бы они не стенали, им нужна поддержка. Она нужна абсолютно всем, но тем, кто заглянул за Грань, особенно. Своим звонким эхом гитара обратила на себя внимание, непроизвольно заставив людей затаить дыхание. Я управляла своей силой из рук вон плохо, обычно она крутила мной, как хотела, но с первыми словами откликнулась:

А знаешь, дед, у нас опять война

Беда пришла откуда и не ждали.

И снова поднялась моя страна

За русский мир бои, не за медали,

Холодный ветер Нави. В столь жаркий день, он освежал, пробегая мурашками вдоль спин слушателей. Я видела, как к нам присоединились те, о ком я пою. Деды и прадеды этих солдат. В старых шинелях, с пилотками на затылки. Молодые, лихие, сколько же в них энергии? Люди из Стали. Они медленно проявлялись в жарком медицинском воздухе. Распахивая руки в неслышной пантомиме радости. Они любили и любят людей. Они верят в своих потомков.

Я знаю, никто кроме меня не увидит их. Но они старались поддержать своих внуков, души касались их и живые невольно вздрагивали, расправляя плечи, получая крылья.

Спасибо деду, за Победу,

Спасибо Нашим сыновьям

Спасибо русскому солдату

Кто за Россию грудью своей встал.

Прости, родной, я не смогла найти.

Ты вечно в списках без вести пропавших,

Но ты сумел достойно путь пройти.

С другими жизнь за Родину отдавших,

Ох, если бы кто-то видел тех солдат. Горящие взоры, широкие улыбки. Они победили смерть, их дух жив в потомках!

Один молодой еще солдат-призрак подошел к коляске Михаила, покачал головой. Пожевал призрачную сигарету и уставился на меня, сидящую на лавочке. Я перебирала струны, голосом доводя мелодию до каждого. Сделай что-нибудь. Я разрешаю. Не должны молодые разочаровываться в жизни.

Призрак кивнул. Потом присел на корточки, пытаясь поймать своими еще живыми глазами, его, помертвевшие. Мертвый и живой, кто же есть, кто?

Спасибо деду, за Победу,

Спасибо Нашим сыновьям

Спасибо русскому солдату

Кто за Россию грудью своей встал.

Ты там своим на небе расскажи,

Полезли недобитые фашисты.

И снова в Белгороде рубежи,

И снова гибнут русские танкисты,

Бойцы, что мертвые, что живые, горько кривили губы. Мертвые гордо расправляли грудь. Раненым бойцам мерещился блеск медалей, чудилось рядом родное плечо, поддержка, вера в их силы.

Все слушали. Ушедшие солдаты, дымя и щурясь, осторожно клали руки на плечи своих потомков. Почему-то правое дело всегда страдает сомнением, а подлость — гордится собой.

Спасибо деду, за Победу,

Спасибо Нашим сыновьям

Спасибо русскому солдату

Кто за Россию грудью своей встал.

Ты даже не поверишь, знаешь, дед

Кто в спину нам ударил? Самый близкий.

Из Украины тот кровавый след.

Мемориалы сносят, обелиски,

Я видела поникших солдат в советской обтрепанной форме, растерянные, они находили своих друзей, молча вопрошая: Как так-то? Мы же вместе? Делили хлеб, кровь, смерть… Кто тот враг, что развел нас по разные стороны? Кого убить за это? Кто виноват? Они все — русские! Все до одного. Те, кто выжил в Сталинграде, Курске, Бресте, Ленинграде…. Они Русские, кто водружал флаг над Рейхстагом. Кто откуда? Не все ли равно? Советский союз….

Они любят свою Родину безответно, бескорыстно, безоглядно и даже абсурдно — в жизни и смерти, в болезни и здравии. Они ненавидят любые формы предательства и любые виды предателей, кем бы они ни были — вечность. Никто не в силах изменить в этом плане отношение и убеждения наших. А они не предатели.

Воистину большое у Иуды потомство, но здесь предателей не прощают. Всегда так было и есть. На том стоять будем. Они стоят до сих пор.

Спасибо деду, за Победу,

Спасибо Нашим сыновьям

Спасибо русскому солдату

Кто за Россию грудью своей встал.

Мы победим! Ты спи спокойно, дед.

Мы русские, Бог, правда с нами

И ваших не забудем мы побед.

Русь велика достойными сынами[1],

Дед Михаила обнял своего внука или правнука, отдавая тому последнее, что у него есть, силу своей души. Пусть у мальчика все будет хорошо, огонь одной души, зажег вторую. И исчез.

И вот Миша уже с интересом смотрит на меня, смотрит покачивая головой в такт песне. А душа война вновь горит ярким солнышком.

Я постараюсь помочь, всем, до кого дотянусь.

Спасибо деду, за Победу,

Спасибо Нашим сыновьям

Спасибо русскому солдату

Кто за Россию грудью своей встал.

Стало тихо. Души пропали, забрав с собой тяжелые мысли, грусть и тревогу.

Один хлопок и пошла цепная реакция. Оказалось, что мой маленький концерт слушали больше людей, чем десяток. Некоторые приходили и тихонько садились кто на траву, кто просто стоял, привалившись к теплой, душистой, коре дуба. Все чувствовали поддержку своих предков.

— Ты знаешь, тебе бы на эстраду.

— Не оскорбляй меня. Эстрада это не мое, я пою только от души.

— Жаль, такой голос пропадает.

Я пела и пела, грустные, веселые, душевные песни. Души ушли, но тихонько подглядывали из-за грани. Я не мешала.

Мое голос не пропадет. Моя сила не для полных стадионов. Она для их душ. Как сотни прекрасных песен, что распевают под гитару. Что пели вовремя и после войны. Ребята смеялись, прогоняя прочь страх и ужас войны. Вот для чего нужны песни, вот почему старые, как их принято называть «олдскульные» песни все еще ценны.

Они могут прогнать тоску, вернуть силы, залечить раны, на миг или два, дать время собраться с силами, для нового дня, нового боя. А современные, да во многом радостные и веселые, создающие настроение. Временное, мимолетное. Но не «царапающие душу». Время пролетело незаметно, вот уже сестрички начали суетится, непрозрачно посматривая на часы, их останавливали такие же молчаливые просьбы бойцов. Как в детстве «еще немного погуляю и домой».

— Все! На сегодня всё! Обещаю, еще заеду!

— Меня может здесь уже и не быть, как выпишут, обратно поеду.

— Все поедем!

Молодой и звонкий голос, Миха стал тем камешком, что ломает хребет слону. Народ радостно загомонил, обещая мне (себе?) не отступать. Хлопали друг друга по плечам, помогая друг другу, они начали расходится по палатам.

— Не плачь о нас, Святая Русь,

Не надо слез, не надо,

Молись о павших и живых,

Молитва нам награда!

Вперед же братья, на врага,

Вперед полки лихие!

Господь за нас, мы победим!

Да здравствует Россия!

За моей спиной, подкрался Дима. Громко привлекая внимание своим пассажем.

— Это ваши, товарищ майор?

— Стыдно не знать, товарищи бойцы!

Мы притихли, я к своему стыду тоже не могла вспомнить, чье это? А Димка рассмеялся, довольный нашим смятением.

— Не тушуйтесь, это написал Новгород — Северский, в пятнадцатом. В тысяча девятьсот пятнадцатом. Уж больно четверостишие хорошие. А вам, бойцы давно пора на процедуры!

Под громкий, не слишком довольный гул голосов, начали торопиться. Отовсюду слышались пожелания заезжать по чаще.

— Прости, задержала я их.

— Наоборот, спасибо тебе, не думал, что поможет, особенно Михаилу. Мог не выдержать…

— Он все выдержит. Уж поверь мне, теперь все.

— Ты еще заедешь?

— Я же обещала!

— Не возмущайся. Им в радость, когда незнакомые люди приезжают просто поболтать с ними, разделить их бремя. Родные, друзья, конечно, поддерживают. Но вот так, незнакомые люди. Это ценнее.

— И много приезжают?

— Достаточно, но мало. Им всегда мало. Они же по сути мальчишки. А покрасоваться? Медальками позвенеть?

— Ты утрируешь! Медальки я как раз и не видела!

— В следующий раз они будут готовы. Лично предупрежу! А так, звезды приезжают, но это же звезды, там обязательно камера! Не все правда. Тут Иван Охлобыстин приезжал, по-простому, вот как ты сегодня. Развлекал их пару часов, да и нас тоже. Приятно.

— Ну и я буду заскакивать, как работа позволит. Если погода будет благоволить, то на улице посидим.

— Если нет, жду с концертом для народа.

— Концерт не обещаю, но что-то спою. Не переживай. Могу на разогреве у звезд.

Врач остановился у одного из корпусов. Замялся, посерьезнел.

— Ты сегодня очень много сделала, Зой. Не знаю, как…

— Глупости, я так…

Смутилась я. Стало неловко от такой похвалы.

— Что такое капля времени для тех, кто здесь находится? Иногда, малая капля сердечности, одно теплое слово, один внимательный жест может преобразить человека, который в другое время должен был бы справляться со своей жизнью в одиночку. Не стесняйся этого.

— Это они молодцы…

— Помнишь, я как-то по молодости думал в психологи податься. Ну там, надоело все, зарплата, то дело?..

Еще бы мне не помнить. Благодаря этому моменту, я с ним и познакомилась. Считай первое мое самостоятельное дело.

Молодому врачу уже было за тридцать. Он пребывал в состоянии развода и раздела имущества. И вот в тот нелегкий период у него на столе умирает пациент. Переломы, пробитое легкое. Обвиняют, что смерть наступила в результате реанимационных действий.

Не просто пациент, а молодой сотрудник. Папа генерал, мама депутат. Кто виноват? Врач! А то, что сынок по горам на квадрике в расщелину упал, это не причем! Патологоанатомы в крови «ребенка» кроме спирта и не обнаружили ничего!

Оры, крики, истерики, обещание «сгноить» виновника на нарах…

Начальство тоже хорошее — отрядило самого молодого следака. Сожрут высокопоставленные родственнички — «Приятного аппетита!».

Не сожрали, подавились. Собственно, на этой почве, Дима ударился в психологию. Дошло до того, что я по коридорам от него пряталась. На допрос к нему шла, как на свой собственный расстрел. И вместо благодарности просила больше не экспериментировать на мне эти приемчики!

— Я тут на выходных занялся проблемами психиатрии.

— Дим, опять?

— Бойцам помочь, самому вспомнить.

— Дима, нет! Ты и психиатрия — несовместимы!

— Да ты послушай!

ААААА…. Он же дотошный, как, как….

— Так вот, есть у не очень здоровых людей такое свойство — наделять других своими фобиями и проблемами. Этакая психологическая проекция, когда собственный страх воспринимается как созданный извне, присущий кому-то другому.

— И-и-и?

— Вот, скажем, очевидное: нелепая опереточная фигурка в зелёной засаленной футболке зависит на 1000 % от чужого оружия и западных денег. Без них ни Украина, ни он со своей камарильей не просуществуют и дня. Это существо даже не клоун уже, а просто цирковая собачка, пудель у ног дрессировщика, который тявкает по его хлопку в ладоши.

— Это понятно. И?

— Однако же существо важным хрипловатым тоном изрекает: мне не о чем и не с кем говорить и вообще непонятно, кто принимает в России решения. А тут типа всем видно, кто, любуйтесь: только я — мощный закалённый в сражениях полководец, крупный государственный деятель, глава палаты 404, почти гетман, фигура мирового, можно сказать, вселенского масштаба.

— Наркоман же.

— На экспертизу его никто не таскал. Но это очевидная психологическая проблема, которая практически сейчас стала психиатрической. Но внешне бессмысленные заявления пациента в зелёном преследуют и конкретную цель. Они служат обоснованием для новых подачек. «Давайте, скорее уже принимайте решения. Я жив пока и всех контролирую вокруг. Дайте оружия и бабла ещё, и побольше, ведь наш враг непонятен, коварен и опасен. Но я не сдамся врагу, я очень — очень сильный, никаких переговоров, никаких контактов. И вообще. Враг меня уже почти боится». И такая мантра каждый белый день. И каждую больничную ночь. Вполне вероятно, что галлюцинирующее существо уже верит в свой параноидальный бред.

— В Кащенко такие же лежат. Хочешь Гитлер, хочешь таракан.

— Этот бред в нем взращивают западные эскулапы, которые регулярно навещают больного по месту жительства. Ещё и делают пациенту из палаты 404 денежные, оружейные и словесные инъекции, стимулирующие его бредовое состояние.

— Я все без психиатрии могу посмотреть по интернету.

— Можешь. Но этого пациента все подбадривают. А нашу сторону, позорят. С той же страстью и убеждённостью. Внушают нам стыд и раскаянье.

Тут я задумалась. А действительно. После посещения больницы, разговора с ребятами, мне было стыдно. Я здесь в «неге» они там в аду. Чувство иррационально, однако не хотело покидать мое сознание. Стыдно не за себя, а за окружающих. При этом все равно удовлетворение было. Откуда тот стыд? Если я все делала правильно.

— Как зеленому вождю, внушают величие, так нам внушают стыд. На нем просто нагляднее.

— Ты это к чему?

— Ты с этим согласна?

— Согласна, но к чему этот ликбез по палате номер шесть? Тем более от тебя?

Я с подозрением рассматривала, уже откровенно ржущего врача. Прикалывается! Ах он! Я тут, а он ржет! А еще врач!

— К тому, что не создавай себе комплексы, если они не ракетные. И заезжай, в следующий раз чайком угощу!

Я только махнула рукой и направилась к воротам.

Уже покидая периметр больницы нос к ребрам столкнулась с волхвом. Тот, как мне показалось был недоволен, раздражен, но при этом по-пижонски деловит. Этакая снизошедшая звезда. Чудно. А еще холод пустоты. Отчего так?

— Это какой-то заговор!

— До заговора, конечно, далеко, но я тоже рада тебя видеть.

— Какими судьбами?

— Навещала одного врача, он сегодня дежурит.

Почему-то о реальной цели своего визита, я решила умолчать. Ну не внушало желание делиться, что-то в его облике отталкивало. Хотя сам Ярослав сменил свое раздражение, на улыбку. Меня то он был рад увидеть. Наверное….

— Не хочешь кофе? А то я тебя так и не поблагодарил.

— Нет, давай в другой раз. Тем более основную работу в прошлый раз сделал Кощ… Константин. А мы так на подхвате.

— Костя — это Костя. Но и ты внесла немалый вклад в общее дело. Так что раз вселенная намекает нам, то будет минутка, набирай, сходим.

— Договорились.

Быстро согласилась и ретировалась. Коля деланно приподнял бровь.

— Да странно все. Не могу понять. Вот уж который раз с волхвом пересекаюсь, а как с чужим человеком.

— Положим он и на человека не сильно похож. Но может просто не твой?

— Так он и не мой.

— Ты не поняла. Это как в стае.

— Он же не оборотень?

Коля тяжко вздохнул. Чего? Волхвы стаями теперь живут?

— Вот есть твоя стая, она понятная, родная, за нее все что хочешь — отдашь. Ты чувствуешь ее, как продолжение себя. Я, например, на Алтае был, столкнулся с другой стаей, вроде похожи, не враги, а и не друзья.

— Ну может ты и прав, не моя стая.

Для немногословного медведя, это было слишком много «букав» и он до дома молчал. Единственно кивнул, когда я заикнулась о небольшой пробежке вечером.

Кощей был без изменения, очень глубокий сон как кома. Еще немного и я буду воспринимать колдуна за мебель.

Подведем итог. У меня в работе два активных дела. Это артефакты, местонахождение одиннадцати из них не известно. А тот кому сообщат в бессознанке. Самой искать, ресурса не хватит. Стража мне не подчиниться. Есть конечно вариант заявиться вместе с оборотнями. Но дело пока терпит, раскрывать себя пока не планирую.

Может это быть связанно с нападением на Кощея неизвестного монстра. Практически в момент возвращения первого артефакта?

Ну по времени вполне. И тот, кто организовал убийство оборотня-стража предусмотрел «бессмертность» колдуна. Отправив его в кому.

Слишком резонансное дело с убийством оборотней, кланы и прочие власть, имеющие не оставят это просто так. Значит в любом случае Кощей бы присутствовал на этом месте. Может это быть, и старый «приятель» колдуна и дела случайно пересеклись.

Данных мало. Другой вопрос, что проклятая медь спокойно «гуляла» аж с две тысячи пятого. Не привлекая внимание внезапными смертями. А тут такое совпадение…

Но кто тот мужик? Какого вида?

Начнем, пожалуй, с обычных расспросов. Первый звонок моему «задолжавшему» оперу. Трубку подхватили со второго гудка:

— Привет, красавец, мужчина. Сколько лет, сколько зим?

— И тебе, Зайка. Прям знал, что наберешь!

— Даже догадываешься зачем?

— Ну если ты не живешь в вакууме и читаешь что-то кроме пабликов по стране 404, несложно догадаться! Ты в этом деле? Поздравить? Соболезновать?

— Всего понемногу. Горчаков, я по делу. Что слышно по конторе?

— С нашей стороны всех припахали. Сама понимаешь, сотрудник таможни, хоть и не наша служба, но не чужой.

— Естественно. Пробили? Камеры?

— Камеры — записей нет. Таможенник был на службе. Отправлен проверить прибывшего.

— Откуда прибыл?

— С туманного Альбиона, транзит через поляков. Багаж отсутствовал, как и обратный билет.

— И его просто впустили?

— Обижаешь нашего брата! Некто Динни Шу, или Ши… Родом с Ирландии, все-таки Ши… Есть рапорт вчерашней датой, с протоколом досмотра. Ноутбук, книга…записная что ли? Даже носок не взял. Более ничего не зафиксировали…. В общем все. Вообще все!

— И с этим, таможенники, отвлекли своего сотрудника. Отправили его прогуляться с этим ирландцем….

— Слишком много действий. Не свойственных нашим.

— А чей рапорт?

— Все, что у меня есть, включая видеозапись с паспортного, я тебе скину. Фото «его разыскивает полиция» тоже. Лови на почте.

— Спасибо!

Три чахленьких файлика.

Все как всегда — в начале было слово, то есть рапорт. В котором канцелярским языком, черным по белому написано «НИЧЕГО». Точнее ничего странного, ну нервничал человек, вот и направили на допрос. Видео кстати не подтвердило «нервозность». В руках дипломат, сумка для ноутбука. Одет в костюм, руки свободные, улыбается вежливо, холодно. Все-таки я не профайлер.

Я его узнала, это тот самый парень, что ошивался на месте преступления. Стрекозёл недобитый!

Неожиданным стало то, что в углу рапорта был оттиск печати Велеса. Стилизованная лапа, отливала фиолетовым даже на скане документа.

Значит сотрудник, которого заинтересовал этот пассажир был Стражем. А Кощей лежит плашмя. Набрать что ли волхву? Нет, не тянет, Анубису? Мимо, он же сейчас в СК, может кого и знает в Страже, но долго. Яге?

— Яга?

— Привет! Как Ленин? Еще не поднялся?

— Пока без изменений. Я по другому вопросу. Я тут читаю рапорт некой А. Деворовой, судя по всему сотрудник Стражи. Мне бы с ней переговорить, а Кощей…

— Поняла. Такую не знаю, конечно. Но Яну попрошу. Сегодня приедет

— Спасибо!

— Только в дом не зови!

— Поняла, буду ждать.

[1] Стихи Елены Ключишевой, г. Белгород. Автор нашел на просторах интернета вместе с музыкой «Письмо деду, пропавшему без вести»