Солдатское сердце

ЛЕНИНГРАДСКОЕ СИЯНИЕ

Разгром крупной вражеской группировки под Сталинградом изменил стратегическую обстановку на советско-германском фронте к началу 1943 года в пользу Советских Вооруженных Сил.

Настало время массового изгнания агрессоров с родной земли. Немецко-фашистские войска несли одно поражение за другим. Чтобы задержать наступление Калининского и Западного фронтов, гитлеровское командование вынуждено было спешно перебросить сюда многие дивизии из Западной Европы, бросить в сражение танковые дивизии из резерва.

Во взаимодействии с Черноморским флотом Южный и Закавказский фронты освобождали промышленные и сельскохозяйственные районы Дона, Кубани и Терека. Крупную группировку врага на Верхнем Дону громили войска Воронежского, Брянского к Юго-Западного фронтов.

Настал час прорыва блокады Ленинграда. Координировать действия Ленинградского и Волховского фронтов поручалось Ворошилову и Жукову. Маршалу Ворошилову эту задачу Ставка поручила еще в декабре.

Лед на Неве и на болотах оказался еще слабым, поэтому начало наступления было перенесено на 10—12 января. Для согласования вопросов действия двух фронтов Ворошилов прибыл в Москву. А после Нового года он вместе с Жуковым вылетел в Ленинград. В самолете Ворошилов рассказывал об осажденном Ленинграде. Он говорил о страшном голоде, который подкосил сотни тысяч людей, о варварских бомбежках и разрушениях, о патриотизме ленинградцев, на долю которых выпали мучительные дни блокады.

— Понимаешь, Георгий Константинович, я тогда в сорок первом все отдал 54-й армии Кулика, надеялся, что прорыв блокады еще в сентябре будет обеспечен. Трудно, но это можно было сделать. — Помолчав, Климент Ефремович опять заговорил: — Ты решил совершенно правильно, когда принял командование Ленфронтом. Опираясь на партийную организацию, ты поднял, мобилизовал все, что способно защищать город.

— Большую помощь оказали моряки, — как бы дополнил Жуков, — которые были переведены с кораблей в сухопутные части. Затем я снял часть войск с Карельского перешейка и поставил их на главные участки. Мы здорово потрепали немцев, когда собрали около 50 тысяч воинов да ударили на Колпино и Ижору. Наши войска обескровили ударную группировку врага.

— Это было решающим в обороне Ленинграда! — Ворошилов говорил громко, чтобы слышали все, кто находился в самолете. — Скоро Тихвин. Ох как трудно было Ленинграду, когда немцы захватили Тихвин. Единственную дорогу по Ладожскому озеру нечем было загружать. Запасы продовольствия кончились. Жмыхи, отруби, мельничная пыль, все, что оставалось на складах, было отправлено туда и съедено начисто. А вот некоторые товарищи не понимают, когда мы говорим об освобождении Тихвина как о важной победе в этой войне. Диву даешься, как выстоял Ленинград!

— Это город-герой! — сказал Жуков.

— Вот именно — герой! — согласился Ворошилов, посмотрев в иллюминатор. — А погода здесь неважнецкая. Как бы нам не пришлось ехать дальше машинами. Ленинградский аэродром в такую метель не примет.

— А мы, пожалуй, примем ваше предложение, — согласился Георгий Константинович. — До берега Ладоги нас доставит «всепогодный» ПО-2, а далее по льду через Ладогу на машинах. Так будет надежнее.

Разыгравшаяся метель над Ладожским озером помогла добраться до Ленинграда спокойно. Авиация врага отсиживалась на аэродромах. В штабе Ленинградского фронта ждали представителей Ставки. Ворошилова и Жукова встречали в Смольном командующий фронтом генерал Говоров и члены Военного совета Жданов, Кузнецов и другие генералы.

Положение Ленинграда к началу года оставалось все еще тяжелым. На улицах и площадях рвались бомбы и снаряды, гибли люди, рушились здания. Население обеспечивалось скудным пайком.

Во второй половине 1942 года из Ленинграда было вывезено еще полмиллиона человек. Большую помощь оказал городу прибывший заместитель Председателя Совнаркома Алексей Николаевич Косыгин.

По льду Ладожского озера был проложен кабель, и в городе подавалась электроэнергия. Бензин для войск фронта поступал по трубопроводу, протянутому по дну озера. По Дороге жизни и днем и ночью шел транспорт с продовольствием и боеприпасами. Из Ленинграда по решению Косыгина вывозилось не используемое в то время оборудование. Оно было очень нужно государству.

Уточнив в штабе фронта план предстоящей операции по прорыву блокады, согласовав вопросы взаимодействия войск двух фронтов, Ворошилов и Жуков побывали в частях на главном направлении, проверили их готовность к решительным боевым действиям. С руководящим составом фронта и флота было проведено совещание.

Через два дня представители Ставки выехали на Волховский фронт, которым командовал генерал Мерецков.

Основная идея операции, получившей условное наименование «Искра», сводилась к тому, чтобы встречными ударами войск Ленинградского и Волховского фронтов прорвать оборону противника южнее Ладожского озера, разгромить группировку врага севернее города Синявино и восстановить сухопутные коммуникации с Ленинградом.

Подготовка к решительным боевым действиям велась уже давно. Еще осенью была протянута железная дорога до переднего края. Она пролегла по густым лесным участкам, и противник не мог обнаружить ее. В войска приходило пополнение. Необстрелянным воинам был дан курс обучения, в тылу частей проводились занятия подразделений пехоты и артиллерии. Полки, которым предстояло переправляться через Неву, тренировались преодолевать крутые берега реки. К участку прорыва перебрасывалась артиллерия и подвозились боеприпасы.

В осеннее время большую помощь оказала фронту Ладожская военная флотилия. Ее корабли и лодки перевезли в Ленинград десятки тысяч воинов, сотни тонн грузов.

Авиационные полки и дивизии фронта и Балтийского флота подготавливали к зимним условиям аэродромы, накапливали горючее и бомбы для усиленных действий в период прорыва блокады.

Ночью и в пасмурную погоду кипела работа в тылу войск: подвозили боеприпасы, горючее, продовольствие, теплое обмундирование.

В солдатской гуще неустанно трудились политработники и секретари партийных организаций. Они разъясняли воинам значение предстоящего наступления, рассказывали об успехах на других фронтах, проводили партийные и комсомольские собрания.

В Ленинграде неоценимую помощь войскам оказывала городская партийная организация. Коммунисты Ленинграда отдавали всю свою энергию, все тепло своих сердец для успешного выполнения войсками фронта боевых задач.

Когда в присутствии Жукова говорили о заслугах маршалов и генералов в боевых действиях, он постоянно отвечал:

Наступление фронтов было назначено на 12 января. Рано утром Жуков и Ворошилов вместе с командованием Волховского фронта выехали на заранее подготовленный наблюдательный пункт 2-й Ударной армии, которой командовал генерал Романовский.

В еловом лесу расчищенная от снега дорога закончилась. Легковые автомашины и броневик остановились: дальше поляна и ехать опасно, противник держит ее под обстрелом.

Генерал Шарохин — энергичный, подтянутый и моложавый начальник штаба Волховского фронта — быстро вышел из первой машины и подбежал к «эмке», окрашенной в белый цвет.

— Товарищ генерал армии! — обратился он к Жукову. — До наблюдательного пункта еще два километра. Дальше придется ехать на санях.

— Ну, на санях так на санях. Где сани? — спросил Жуков. — А может быть, пешком?

— Далеко, и снегу много, — высказал свое мнение генерал Мерецков. — На саночках надежнее.

Генерал Шарохин уже дал команду, и к группе генералов подкатили две тройки, запряженные в русские сани. Лошади были укрыты белыми попонами.

— Это нам, кавалеристам, такой свадебный кортеж? — улыбнулся Ворошилов. — А бубенцы где?

— Можем коня предложить, — смутился Шарохин, приняв шутку за упрек. — Под седлом у нас шесть коней.

— Не возражаю и в санях, — успокоил его Климент Ефремович. — Надо торопиться, пока самолетов в небе нет.

Открытый участок до молодого березняка тройки преодолели на полном скаку. Сзади взмыл фонтаном взрыв тяжелого снаряда.

— Видал, куда швыряет? — сказал Георгий Константинович. — А может быть, это шальной?

— По площадям бьет, — ответил генерал Шарохин. — Тактика здесь у артиллеристов противника такая — долбить по открытым участкам местности.

Словно в подтверждение его слов, разорвались еще два снаряда.

— Не только здесь, на других фронтах такая же тактика, — заметил Жуков, — лес обстреливать толку мало.

Генерал Мерецков, подняв воротник полушубка, спрятал раскрасневшееся лицо в мех и, видимо, не слышал, о чем говорил Жуков с Шарохиным.

Приехали на наблюдательный пункт. Здесь были подготовлены теплая землянка и вышка. Но с вышки, кроме заснеженного поля, ничего не видно: линия обороны делала дуговой изгиб. До противника более километра.

Когда генерал Мерецков спустился с вышки в землянку, Жуков обратился к Ворошилову:

— Картину вспомнил. Помните, сидит Наполеон в кресле, под ногами барабан, а впереди поле сражения. Но ему с хорошей высоты все было видно. А мы даже с вышки видим только небо да лес впереди.

— Предлагаю поехать в войска, — предложил Ворошилов. — Как?

— Я в одну, а вы в другую дивизию первого эшелона, — согласился Жуков. — Это вернее.

Спустились в землянку выпить по стакану горячего чая.

В землянке ярко светила аккумуляторная лампочка, в углу стояла накаленная докрасна жестяная печурка. Тепло. Длинный стол накрыт клеенкой.

— Вот и поймал я вас, волховцы! Стол пустой, значит, вы не уверены в успехе, — сказал Климент Ефремович в шутку. — К банкету не готовы?

Все сняли полушубки.

— Ну, хозяева, угощайте чаем! — Жуков сел за стол.

К нему подошел вплотную генерал Мерецков и, рассматривая орден Суворова первой степени, которым заместитель Верховного Главнокомандующего был награжден за успешное общее руководство контрнаступлением в районе Сталинграда и достигнутые при этом результаты крупного масштаба, спросил:

— Первый номер?

— У меня первый. А последующие номера у Василевского, Воронова, Ватутина, Еременко и Рокоссовского. Надеюсь, что Мерецков получит тоже такой орден за прорыв блокады. Не возражает генерал Мерецков?

— Пока возражаю, — ответил командующий. — Не за что.

Георгий Константинович выпил полстакана крепкого горячего чая и сказал, обращаясь к генералу Мерецкову:

— Мы решили с Климентом Ефремовичем в дивизиях побывать. Нечего нам делать на каланче.

Мерецков ответил:

— Воля ваша. Но все дороги обстреливаются.

Словно не услышав этого предупреждения, Жуков сказал:

— Ну, что скажет командующий армией? Почему так слабо идет продвижение войск?

После того как командующий доложил о положении своих дивизий, Ворошилов и Жуков уехали с наблюдательного пункта. По пути они договорились, кто в какую дивизию поедет, и на развилке дорог расстались.

В небольшой деревушке в уцелевшем деревянном домике разместился штаб той дивизии, в которой предстояло побывать Георгию Константиновичу. Уже вечерело. В доме было мрачно.

Командир дивизии подробно докладывал о ходе боев, о положении полков, пытался объяснить причину медленного наступления, а Жуков молча и пристально смотрел на полковника.

— Где-то мы с вами встречались? — спросил Жуков, прервав доклад командира дивизии.

Полковник оживился, охотно напомнил:

— В Белоруссии. В штабе округа.

— Кем же вы там были?

Полковник ответил, что служил в автобронетанковом отделе, и сразу же сник, заметив, что не обрадовал генерала армии. Не ради воспоминаний о совместной службе был задан вопрос.

— Кто же это поторопился поставить вас на дивизию? — Помолчав, Жуков спросил у генерала Минюка: — Кто тот генерал, которого вы с собой всюду таскаете?

— Стажер из военной академии. Прибыл на практику.

— Давай его сюда!

В дом вошел худой, высокий человек в генеральской форме.

— Командовать дивизией можете? — спросил Жуков, окинув его взглядом с ног до головы.

— Могу! — уверенно ответил генерал.

— Вот и принимайте эту дивизию. А вы, — генерал армии повернулся к полковнику, — идите в полк этой дивизии, который на главном направлении наступает, и докажите, что умеете в бою командовать полком. Если завтра не продвинется полк на два километра, мы взыщем с вас за ваши недопустимые промахи. Потери понесли большие, а задачу не выполнили. Я проверю ваши действия. Завтра в семь утра прислать сюда проводника, и он укажет мне дорогу к вам.

— Есть! — ответил полковник.

Жуков возвратился в свой вагон на станцию Войбокалово уже поздно. Просмотрел газеты, прочитал донесение из армий и лег спать.

Утром, как и было условлено, в семь часов он посадил проводника в свою машину и поехал в полк. Ехать долго не пришлось. Вскоре шли пешком, потом ползли под пулями по снегу и, наконец, свалились в неглубокий окоп. Из этого окопа наблюдать за полем боя можно было, только лежа на боку. В таком положении Жуков провел на переднем крае весь день. Он видел, как полковник, подавая пример храбрости воинам, поднимал батальоны в атаку, наблюдал за действиями генерала — нового командира дивизии и даже подсказывал ему потребовать у командующего армией для поддержки армейский артиллерийский полк и хотя бы батальон танков.

— А не даст, скажите, я приказал…

За весь день напряженного боя дивизия продвинулась более чем на два километра. Уже слышался бой идущих навстречу войск Ленинградского фронта.

Когда стемнело, Жуков уехал в штаб фронта.

Войска ударных группировок Волховского и Ленинградского фронтов продолжали настойчиво продвигаться навстречу друг другу, расширяя прорыв в стороны флангов.

Ночью на 19 января, оценив обстановку, Жуков определил, что через несколько часов войска фронтов соединятся. Ворошилов и Жуков потребовали нанести дополнительно удары авиацией Балтийского флота.

Рано утром Георгий Константинович с генералом Минюком и небольшой группой офицеров выехал в район Рабочего поселка № 1, где должны соединиться войска фронтов.

Другой дороги, как мимо подбитого немецкого тяжелого танка новой конструкции «тигр», не было. (На этот танк в 1943 году фашистское командование возлагало большие надежды.) Немцы беспрерывно вели огонь по танку, пытаясь поджечь его, чтобы он не попал для обозрения советскому командованию. Этот первый подбитый в войну «тигр» вскоре был отправлен в Москву.

— Нужно проскочить, — предложил Георгий Константинович. — Машину в тыл, и все за мной!

— Опасно, товарищ генерал армии, — высказал опасение генерал Минюк. — Противник обстреливает дорогу…

— Ну и что? Оставайся здесь! — Жуков пригнулся и побежал мимо танка вперед, чтобы быстрей проскочить зону обстрела. — Не отставать!

Дальше до Рабочего поселка около двух километров шли уже в безопасности. Снаряды с воем проносились высоко над головами и рвались все там же, возле «тигра», но прямого попадания не было.

Через час к Рабочему поселку подошли командующий фронтом и начальник штаба. Связисты установили в окопе телефонные аппараты.

В полдень разрывы снарядов приблизились к Рабочему поселку. Вела огонь немецкая батарея. Потом послышались голоса людей. Навстречу друг другу бежали бойцы Ленинградского и Волховского фронтов.

— Соедините меня с Москвой! — попросил Жуков генерала Шарохина. — Есть такая возможность?

Жуков решительно подошел к телефону и, выждав, пока на том конце провода послышался голос Верховного Главнокомандующего, четко, спокойно доложил:

— Товарищ Сталин, прорыв блокады завершен! Войска Волховского и Ленинградского фронтов соединились!

Видимо, Верховный поинтересовался, не смогут ли гитлеровцы восстановить прорванную блокаду.

— Это им уже не удастся! Не мое убеждение, а реальная действительность. Дорогу в Ленинград восстановим в ближайшее время.

Через несколько минут Жуков встретил среди ликующих воинов двух фронтов того генерала, которого назначил командовать дивизией, и полковника, которому приказал возглавить полк.

— Вас благодарю за службу, вы будете представлены к награде, — сказал он генералу. — А вы, — повернулся Жуков к полковнику, — возвращайтесь командовать дивизией. За умелое управление полком и успешные атаки вы будете представлены к ордену Красного Знамени!

— Служу Советскому Союзу! — ответил полковник.

Возвратившись в свой вагон, Жуков решил хорошенько выспаться и лег пораньше. Но среди ночи его разбудил генерал Минюк.

— Георгий Константинович, проснитесь, — тормошил он его за плечи, — только что говорил с Москвой, вам присвоено звание Маршал Советского Союза… Поздравляю!

Жуков не выразил ни удивления, ни радости. Он лишь повернулся на другой бок и сказал сонно:

— Ну что ж, будем ходить в маршалах.

В Москве, когда Жуков пришел в свой кабинет, генерал Минюк принес ему небольшую посылку. Ровным почерком на белой ткани было написано: «Лично Маршалу Советского Союза Г. К. Жукову».

— От кого? — спросил Жуков.

— Обратного адреса нет, — ответил генерал. — В секретариате говорят, что принесла женщина и не назвала свою фамилию.

— Пусть вскроют, — распорядился Георгий Константинович и принялся просматривать почту, накопившуюся за продолжительное время.

Все письма с припиской на конверте лично Жукову он вскрывал только сам. А писем было очень много, и если требовалось что-то выяснить по письму, маршал поручал секретариату.

Когда вскрыли посылку, в ней оказалась серебряная чарка — шлем гренадера. Форма и расцветка чарки были удивительно красивы и соответствовали настоящему головному убору гренадера суворовских полков. Жуков долго любовался редким подарком. Он сказал, что такими чарками награждались особо отличившиеся воины в период суворовских походов.

— Есть ли какое письмо? — спросил Жуков.

Генерал Минюк передал маленькую, на плотной белой бумаге записку. Жуков прочитал вслух:

— «Вам, руководителю героических войск, спасших и освободивших город Ленина, от сестры Чайковского. Этой награды был удостоен наш дед. Чарка передавалась из поколения в поколение Чайковских как дорогая реликвия ратной славы русского войска». Замечательный подарок! — восхищался Жуков. — Он принадлежит всем защитникам Ленинграда. Узнайте адрес, я напишу письмо сестре Чайковского.

Зазвонил телефон. Жуков поднял трубку и через несколько секунд ответил:

— Хорошо, выезжаю. — Бросив взгляд на генерала Минюка, маршал приказал: — Готовьте карту Южного направления. Вызывает Верховный Главнокомандующий.