Солдатское сердце

В КОГТЯХ ПАЛАЧЕЙ

Небо и земля вдруг вспыхнули ярким пламенем и стали медленно гаснуть. Петя очнулся через несколько часов уже в кузове грузовика. Его, раненного, куда-то везли. Очень хотелось пить. Больше, чем жить. «Кто это стонет и тоже просит пить?» Осмотрелся, увидел несколько окровавленных человек. У кого забинтованы руки, у кого — голова и не видно глаз, а рядом лежал человек без ноги. Он крутил головой, кусал губы и хрипло просил пить. Петя перестал шевелить одеревеневшими губами, и не стало слышно стонущего голоса: «Пить». Только тот, с забинтованной толстой, как березовый чурбан, культей, все еще хрипел, требуя воды.

В голове стучала кровь, и каждый удар, казалось, бил молоточками по вискам. Петя напряг память, вспоминая, что с ним произошло. Потрогал рукой забинтованную голову. Стал всматриваться в лица людей. Нет ли знакомых? Лишь теперь он заметил у самой кабины на стульчике фашистского солдата. На коленях у него черный автомат. Фашист был молод, белобрыс и совсем не страшен. Но что-то хищное было в его белесых глазах, холодно взирающих на изуродованных полуживых людей. Петя пошарил левой рукой вокруг себя: нет ли автомата или винтовки? Но откуда у тяжело раненного паренька, выбитого из седла взрывом снаряда, могло быть здесь оружие?

Петя напряг память и вспомнил, как по-немецки сказать: «Я хочу пить».

— Их виль тринкен! — сказал Петя.

— Не проси, — остановил его раненый сосед. — Не даст.

— Эй, балда, останови машину, хочу в туалет! — потребовал человек с забинтованными руками. Но солдат даже не пошевельнулся.

Постепенно Петя приходил в себя. Он уже не сомневался, что подобран фашистами и находится в когтях палачей. Выпрыгнуть бы из грузовика, но даже приподняться невозможно. Ног и рук словно нет: не подчиняются.

Наконец грузовик остановился в каком-то небольшом населенном пункте. Все чужое. И дома и люди. Петя догадался: он за границей. Всех снимали с машины и, уложив на носилки, уносили в длинный одноэтажный барак. Дошла очередь и до Пети. Санитары о чем-то долго совещались, потом солдат, сопровождавший раненых, что-то сказал, послышались понятные Пете слова: «варум», «дойч», «юнген», и Петя догадался, фашисты заинтересовались им. Они недоумевают, почему мальчишка знает немецкий язык, и зачем он скакал на коне. Если он военный, то почему не в обмундировании? Значит, он партизан или разведчик, специально переодетый в гражданскую одежду? Все это нужно выяснить. Петю отнесли в барак и поместили в отдельной комнате с окном во двор.

Во дворе то и дело раздавались автоматные очереди. Фашисты расстреливали тяжело раненных.

Через полчаса вошел фашист в белом халате. Не разбинтовывая и не снимая повязки, он грубо ощупал все Петины раны и спросил по-немецки:

— Как тебе все это нравится?

— Зер шлехт! (Очень плохо!) — дерзко ответил Петя.

Фашист сказал, что он хирург, и еще что-то спросил по-немецки.

— Я русский, — ответил Петя, — но отвечать вам не буду ни по-русски, ни по-немецки.

— Значит, разведчик? Партизан? — заговорил фашист по-русски. — Или солдат, но переоделся в одежду не по своему плечу? Юный боец?

— У нас в стране теперь все бойцы. Мы защищаем Родину! Больше ничего не скажу. Расстреливайте, как тех! — Петя кивнул на окно.

Фашист рассмеялся и на ломаном русском языке стал внушать:

— Вас напугали большевики. Мы не убиваем, не расстреливаем людей. Мы освобождаем их от комиссаров. Самая гуманная армия — это германская. Кто бы тебя привез в госпиталь? Русские? Почему же они бросили своих раненых? Скоро и ты, и они, и весь мир поймет, что мы принесли России свободу…

Петя вспомнил слащавые слова врача-фашиста в белом халате, когда из комнаты с окном во двор здоровенные солдаты-санитары приволокли его в сырой подвал. Первый допрос.

— Ну, отвечай, кто ты и как оказался у нас? — вкрадчиво, тихо задал вопрос офицер-гестаповец. — Где ты раздобыл эту вельветовую курточку? — Офицер сделал небольшую паузу, а потом гаркнул: — Фамилия?!

Петр молчал. Потревоженные раны болели, кружилась голова. Чтобы не упасть, он смотрел вниз. На полу капли крови.

— Мы хотим, чтобы ты понял: больше нет СССР и не будет. А тебе жить надо… Ну, я жду!

— Я ничего не скажу! Можете расстреливать…

— Заставим! — крикнул офицер. — Мы знаем, кто ты!

…В октябре трудоспособных узников вывезли в степной район на земляные работы. В большой группе молодых людей, насильно угнанных из захваченных районов, оказался и Петр Косенко.