Отдел кадров расквартировался в четырех хатах небольшого селения, от которого до переднего края было не меньше трех десятков километров. Здесь же расположились и другие хозяйственные и административные отделы штаба армии.
Уже второй день Петр Клоков и его товарищи, тоже младшие лейтенанты, срочно отправленные на фронт, ждали в отделе кадров назначения в части. Их принял всего один раз майор с тремя орденами на кителе, сказав, словно просителям путевки в санаторий:
— Мест нет. Не могу ничем помочь. Ждите, будет место, вызову.
На рассвете, когда три младших лейтенанта, устроившись в сене за сараем, крепко спали, послышался далекий гром. Петр вскочил и, увидав на блеклом небе еще не погасшие звезды, догадался, что на фронте началось большое наступление.
Разбудив своих товарищей, которые еще не бывали в боях, он предложил им забраться на соломенную крышу сарая и оттуда смотреть на пляшущее красное зарево, охватившее весь горизонт запада. Гул артиллерийской канонады иногда утопал в сплошном шуме залпа «катюш», и в это время зарево становилось ярко-оранжевого цвета.
— Ну, братцы, началось… — сказал Клоков. — Либо наши перешли в небывалое наступление, либо враг в предсмертных судорогах двинул все, что только можно.
Вскоре зарево погасло. Там, где еще гудела и содрогалась земля, теперь весь горизонт потемнел, и казалось, что оттуда надвигается дождь со сплошным, неумолкающим грозовым шумом.
Настало утро. Над горизонтом, в той стороне, где гудело, стояли тучи. Солнце уже припекало спину, а младшие лейтенанты все еще смотрели на запад, где кипело небывалое сражение. В небе то и дело проносились, набирая высоту, группы самолетов. Даже Клоков и такие, как он, уже побывавшие в боях, не могли представить себе всего того, что происходило утром 5 июля на Курской дуге.
Более тысячи орудий, минометов, реактивных установок, а вслед за ними фронтовая авиация обрушили лавину огня на изготовившегося к наступлению врага. Этот удар был настолько силен и неожидан для противника, что моральное состояние гитлеровцев оказалось подавленным, их атака уже не могла быть начата в запланированное время и с предполагаемым эффектом. Огонь советской артиллерии и удары самолетов парализовали вражеские батареи, наблюдательные пункты были уничтожены. Однако враг не отказался от своих намерений наступать. Около пяти часов в воздухе появилась авиация противника, и, несмотря на потери от огня зенитчиков и советских истребителей, она злобствовала над передним краем и наносила сильнейшие бомбовые удары по тылам войск. Враг перешел в наступление против войск Центрального и Воронежского фронтов. К переднему краю обороны устремились массы фашистских танков и штурмовых орудий, за ними следовала пехота.
Петр Клоков заметил подбегающего к дому офицера из отдела кадров и только успел сказать своим товарищам: «Нас разыскивают…» — как майор заметил их.
Младшие лейтенанты спрыгнули с крыши, предстали перед майором.
— Получите командировочные предписания и срочно в противотанковую бригаду подполковника Хромова! Срочно!
— А как найти эту бригаду? — спросил Клоков.
— У меня нет проводников. Ищите!
В предписании был указан номер бригады, а это уже многое значит. Лишь бы не оказаться в границах другой армии, остальное для бывалого воина пустяк.
— Найдем! — успокоил своих товарищей Петр. — Пошли на дорогу к регулировщику. Доедем с комфортом.
На перекрестке дорог стояла с флажком девушка-ефрейтор и бойко управляла движением сплошного потока машин. Шли грузовики с боеприпасами, мчались штабные машины, торопились артиллерийские тягачи с прицепленными пушками.
— Отойдите в сторону! — приказала девушка. — Я остановлю для вас машину из вашей бригады и позову.
Через несколько минут она указала флажком одной из машин с боеприпасами остановиться на обочине и приказным тоном позвала:
— Товарищи офицеры, быстро! Не задерживайте движение!
Сначала они приехали на склад боеприпасов, потом нашли хозяйственную часть, подкрепились солдатским харчем и явились в штаб.
Их встретил молодой худенький капитан.
— Вы уже воевали? — спросил он, проверяя документы Клокова. — Орден в артиллерии получили?
— За партизанские действия, — ответил Петр. — В артиллерии не служил.
— Прекрасно! Значит, опыт боев уже есть. Пойдете командовать батареей. А вы, — он обратился к младшим лейтенантам, прибывшим с Петром, — идите в наш резервный дивизион. Не огорчайтесь, в тылу сидеть не придется, скоро и резервный введем в бой. Потренируйтесь пока по «дохлым тиграм».
— А нельзя ли нам вместе с Клоковым в его батарею? — попросил один из товарищей Петра. — Он у нас в училище старшиной был, привыкли мы к своему командиру. А я в артиллерии до училища служил, временно огневым взводом командовал. Оправдал бы ваше доверие. Не разлучайте нас.
— Даже так! — обрадовался капитан, что нашелся подходящий командир батареи. — Тогда вот вы и пойдете командовать батареей, а Клокова оставлю в штабе. Помощник нужен до зарезу. Я один остался. Утром нас бомбили, погибли штабные офицеры.
Капитан позвал солдата и приказал проводить новичков.
Во второй половине дня гитлеровцы предприняли очередную атаку.
— Беги на КП! — приказал капитан. — Комбриг требует.
До КП метров триста. Когда Клоков подбежал к высокому подполковнику и представился, тот вытер рукавом вспотевший лоб и кивнул головой в сторону приближающихся танков.
— Видал? Гады! Не берет их снаряд в лоб. А все же боятся.
— Смотрите! — крикнул Петр. — На мине «тигр» подорвался!
— Он закрыл мне другие танки. Ах ты, гад! Прорвался правее!..
В этом грохоте и дыму Петр впервые увидел так близко бой артиллерии с танками. Он совсем не похож на тот учебный «бой» в Пензе, когда по одному танку-мишени стреляла одна пушка. Там было время спокойно навести орудие, там не рвалась над головой шрапнель, не поднимался фонтан огня ни справа, ни слева.
Связь командира артбригады с дивизионами и батареями нарушилась. Подполковник послал Клокова в резервный дивизион.
— Передай, чтоб выдвигались сюда!
Ныряя то в траншеи, то в воронки от бомб, Клоков сначала прибежал на огневую позицию разбитой батареи. Потрясенный увиденным, он остановился. Клоков насчитал семь подбитых танков. В живых не было ни одного артиллериста. Три пушки разбиты прямым попаданием вражеских снарядов.
Между двумя густо дымящимися танками стояло штурмовое орудие «фердинанд», у которого, видимо, не было боеприпасов и что-то случилось с ходовой частью. Мотор еще рычал. Петр зарядил единственную неповрежденную пушку и выстрелил. Из «фердинанда» вырвался большим черным шаром дым, и мотор заглох.
— Добил? Правильно! — услышал Петр голос подполковника Хромова. — Никого и здесь? Ну мы ему, черту рыжему, покажем! На Поныри он не прорвется. Тут не только одна наша бригада. Встретим!
— Надо бы вынести их… — Петр кивнул на убитых солдат. — Он ведь скоро опять начнет.
— Похороним вечером, — ответил подполковник. — Герои! Теперь уж в резервный я сам пойду. А ты беги в штаб и организуй… Всех надо пока собрать, а пушки в ремонт. Действуй, Клоков!
Тем временем низко над головой появилось не менее сотни советских самолетов, послышался совсем близко грохот разрывов бомб.
В тот день сотни три истребителей и бомбардировщиков 16-й воздушной армии, которой командовал генерал Руденко, нанесли мощный удар по гитлеровским частям и приостановили их продвижение.
Всю ночь Петр Клоков с группой солдат выносил в тыл погибших воинов и вытаскивал разбитые пушки. Оба его товарища из Пензы погибли во время выдвижения резервного дивизиона на позиции.
Боевых друзей артиллеристы похоронили утром. У склоненного над братской могилой знамени, словно клятву, замполит бригады сказал прощальную речь.
К восходу солнца подошли танковые полки 2-й танковой армии генерала Родина. Вместе с частями 19-го танкового корпуса и 13-й армии утром они с ходу нанесли контрудар. И опять все гудело, грохотало, трещало. Однако развить успех танкисты не могли. Враг бросил против них свежие силы и в тяжелом бою приостановил дальнейшее продвижение советских войск.
Под Понырями атаки противника не прекращались вплоть до 10 июля. Ожесточенные сражения шли на земле и в воздухе. Героически сражались и пехотинцы, и танкисты, и артиллеристы, и летчики. Поле боя казалось огромным пожарищем.
Петр Клоков был назначен командиром сводной батареи, в которой вместо четырех было пять орудий, но в расчетах — всего лишь по два человека. Артиллерийская бригада в двух дневных танковых атаках гитлеровцев потеряла более половины всего личного состава части.
За ночь для всех орудий были вырыты окопы, рядом — в земляных щелях — подготовлены бронебойные снаряды. Впереди орудий Клоков с группой саперов установил противотанковые мины.
На следующий день враг начал новую атаку, еще более сильную. Сначала на поле появилось до ста танков. Они мчались к окопам стрелковых частей. По ним открыла огонь вся артиллерия. Потом в небе появилось десятка три самолетов. И хотя на них набросились, советские истребители и четыре «юнкерса» были сбиты, фашистские стервятники начали пикировать на артиллерийские батареи, принуждая их прекратить огонь. Сначала им это удалось. На некоторое время наши батареи замолчали, расчеты укрылись в щели, но, когда «фердинанды» и «тигры» стали утюжить окопы пехоты, Клоков выскочил из ровика и в грохоте разрыва бомб подбежал к пушке, зарядил. Сгоряча промахнулся, не попал в ближний танк, но снаряд угодил в развернувшийся вдали «фердинанд», и тот «завальсировал» на одном месте. Примеру командира последовали солдаты и, заняв свои места, не обращая внимания на пикировщиков, открыли торопливый беглый огонь по вражеским танкам.
Самый старый, с курчавой седой бородой наводчик, с запоминающейся фамилией — Перец, накануне раненный в голову, а утром пулей в плечо, снял гимнастерку и, припав к панораме, ловил очередной вражеский танк в прицел. По его голой веснушчатой спине наискось текла кровь.
Впереди то и дело вспыхивали и дымили танки. По ним стреляли и противотанковые и крупнокалиберные пушки, поставленные на прямую наводку.
Словно молнии рассекали задымленное небо снаряды реактивной артиллерии — «катюши». Над полем сражения не замолкал воздушный бой.
Бомбы и снаряды рвались то впереди, то сзади батареи. Один снаряд снес с правого орудия щит. Солдаты, отброшенные на бруствер окопа, больше не поднялись. Петр подбежал к разбитому орудию в ту минуту, когда из-за подбитого «тигра» высунулся ствол другого фашистского танка. Клоков открыл затвор, зарядил, но на пушке не оказалось прицела. Тогда он навел пушку, глядя в ствол, быстро опять зарядил бронебойным и выстрелил. Снаряд попал в подставленную боковую броню «тигра». Горит! Тут же Петр почувствовал, как по левой ноге что-то стукнуло, да с такой силой, что она подломилась. Падая, он ударился головой о станину пушки. В глазах потемнело. Кто-то кричал: «Танки слева!»
За шесть дней кровопролитных боев в районе Понырей и Ольховатки немцам удалось вклиниться в оборону советских войск на глубину лишь от шести до двенадцати километров. Ударная сила группы армий «Центр», наступавшая с севера, была обескровлена и остановлена.
Георгий Константинович шел на НП танкового корпуса. Заметив группу генералов и офицеров, противник открыл огонь из орудий.
— За мной из зоны обстрела! — крикнул маршал.
Один снаряд разорвался близко. Жуков был контужен, а генерал Минюк ранен. Георгий Константинович приказал отправить генерала Минюка в Москву. Сам же отказался от госпитализации. Побывал раза три у врача во фронтовом госпитале, и на этом лечение было закончено. Но слышать после этого он стал еще хуже, на совещаниях вынужден был надевать слуховой аппарат.
Младшего лейтенанта Петра Клокова эвакуировали в город Липецк в один из госпиталей, который размещался в здании против городского сада. Вечером, к удивлению Петра, в саду играл духовой оркестр. Молодежь танцевала до поздней ночи, а он лежал на койке и не мог пошевелиться. Осколками вырвана часть мышцы на ноге, перелом голени, на голове шишка с куриное яйцо. Обидно. В бою был всего трое суток.
Через неделю ему стало уже легче и он мог читать газеты. О боях под Курском писали много. В одной из статей он вычитал о героизме артиллеристов части Хромова. Упоминалось несколько фамилий, но из названных Петр никого не знал.
В те напряженные дни, когда враг бросал последние резервы, еще пытался добиться успеха, маршал Жуков, согласовав с Верховным Главнокомандующим свое решение, выехал в штаб Брянского фронта, которым командовал генерал Попов, чтобы помочь организовать наступление войск на Орел. Маршал посетил все армии фронта, уделив особое внимание 11-й армии генерала Баграмяна.
11 июля развернулось танковое сражение у Прохоровки. В помощь войскам Воронежского фронта в кризисный момент, когда сотни танков с обеих воюющих сторон надвинулись стальной лавой друг на друга, подошли, как было предусмотрено планом Ставки, 5-я гвардейская общевойсковая и 5-я гвардейская танковая армии из фронта Конева. Когда на Воронежском фронте развернулась величайшая битва, неожиданно для противника перешел в наступление Брянский фронт. Враг заметался, стал снимать войска с других направлений, чтобы остановить наступавшие советские армии. Этим воспользовался Центральный фронт и 15 июля тоже перешел в наступление. Три фронта начали громить орловскую группировку противника.
В героических наступательных боях войска фронтов уставали. Воины подразделений и частей, измотанные круглосуточными маршами, мечтали о небольшой передышке. Жуков посоветовался с командующими фронтами Ватутиным и Коневым и пришел к убеждению, что, нанося контрудары по противнику и выходя к переднему краю, войска израсходовали горючее, нуждались в пополнении боеприпасами, а поэтому предложил оттянуть срок наступления на неделю.
18 июля Воронежский фронт и введенные в сражение войска Степного фронта перешли к преследованию противника. Третье летнее наступление гитлеровцев на восточном фронте провалилось. Инициатива перешла на сторону советских войск.
5 августа были освобождены от немецко-фашистских оккупантов два старинных русских города — Орел и Белгород. В ознаменование этой большой победы столица нашей Родины Москва салютовала доблестным войскам Западного, Брянского, Центрального, Воронежского и Степного фронтов двенадцатью артиллерийскими залпами из 120 орудий. Это был первый за время Великой Отечественной войны победный салют.
Надежды Гитлера на свою мощную танковую группировку не оправдались. Его войска уже не могли наступать. Пятьдесят дней продолжалось небывалое в истории войн сражение. Немецко-фашистская армия потеряла еще 30 отборных дивизий, в том числе 7 танковых. Более полумиллиона солдат и офицеров фашистских войск были убиты и ранены, на поле битвы осталось около 1500 танков и свыше 3000 орудий врага, 3500 самолетов противника не могли уже больше взлететь в небо и бомбить наши города и села.
Ликвидация орловского плацдарма, поражение гитлеровцев в районе Орла, Белгорода, Харькова изменило всю обстановку в центре советско-германского фронта, открыло широкие возможности для дальнейшего наступления советских войск.
В своей книге «Воспоминания и размышления» спустя много лет после войны Маршал Советского Союза Г. К. Жуков написал об этом сражении:
«Призрак неминуемой катастрофы встал перед фашистской Германией».