После обеда старший лейтенант Клоков только что заснул на железной койке с причудливыми спинками, словно на смех поставленной впритык к грязному трактору, как его разбудил связист Творимир Козлов.
— Ну, что тебе? — недовольно проворчал командир батареи, повернувшись на другой бок.
Петр не спал двое суток и готов был наказать молодого солдата за вторжение в его отдых, но Творимир был настойчив:
— Вставайте, товарищ комбат, приказ очень важный.
Клоков сразу вскочил.
— Какой приказ? Где приказ?
— По телефону передали, — доложил солдат. — Срочно выдвигаться на Эльбу в район Торгау и прикрывать огнем батареи выход к противоположному берегу американцев!
— Кто передал? — усомнился старший лейтенант. — Не напутал?
— Нет, не напутал. Все записал… Я сказал, что вас нет, а майор велел срочно найти и передать приказ…
Петр потряс головой, разгоняя сон, затянул потуже ремень и приказал Козлову найти старшину.
— И передай, — крикнул вдогонку, — чтобы принес мое новое обмундирование!
Творимир на бегу ответил «Есть!» и скрылся. Удивительный парень: закончил десятилетку, богатырь внешностью, смелый в бою, а однажды пришел к командиру батареи и со слезами в глазах:
— Прикажите им, чтобы не подсмеивались… Новорожденные не выбирают для себя имена.
— Ну, а чем плохое твое имя? — спросил Клоков. — Фамилия хуже. У меня тоже не созвучная.
— Нет, вы скажите им, — настаивал солдат. — Мое имя в справочнике русских имен записано, это не выдуманное имя, как Пятилетка, Индустрии и разные там Февралины…
Командир успокоил солдата. Сказал перед строем, что у Козлова красивое имя и хорошие боевые дела. За подвиг он представлен к награде.
Приведя себя в порядок, командир батареи подал команду:
— Офицеры и командиры орудий, ко мне!
Ставка Верховного Главнокомандования, решая задачу по овладению Берлином, считала необходимым незамедлительно ликвидировать группировки войск противника, которые Гитлер намеревался использовать для деблокады своей столицы.
Разгром немецко-фашистских войск, окруженных юго-восточнее Берлина, насчитывающих сотни тысяч солдат и большое количество орудий, танков, был крайне необходим. Вражеские группировки не только яростно сопротивлялись, но и пытались наносить удары по тылам наших войск. Ценой больших потерь гитлеровцам удавалось кое-где пробивать брешь и спасаться бегством в сторону наших союзников.
В борьбе с окруженными группировками несли потери и наши полки. В одной из атак погиб прожекторист Иван Мамонтов, тяжело ранен его земляк старший лейтенант Кобызев. А тем временем борьба в Берлине доходила до беспощадных рукопашных схваток. Гарнизон, непрерывно пополнявшийся за счет привлечения населения города и отходивших воинских частей, насчитывал не менее 300 тысяч человек, имея на вооружении многие тысячи танков, орудий и минометов. Сопротивление противника не ослабевало.
Советское командование отказалось от наступления по всей окружности города. Такая тактика могла привести к распылению сил и снижению темпов продвижения. Маршал Жуков приказал сосредоточить усилия на отдельных направлениях, применить тактику «вколачивания» глубоких клиньев в расположение противника, расчленяя тем самым его оборону на отдельные части и нарушая управление.
В каждой дивизии были созданы штурмовые отряды в составе усиленных рот и батальонов. Рота лейтенанта Петра Косенко тоже была в составе штурмового отряда, оставаясь на танках. Перед атакой пришел какой-то полковник и принес знамя.
— Ты не единственный во фронте знаменосец, но я желаю тебе, сынок, удачи: пробейся к центру, а там и рейхстаг рядом. Будь первым!
— Спасибо, товарищ полковник, — ответил Петр. — А вы из штаба фронта? Просьба у меня есть личная.
— Давай, лейтенант, если смогу, выполню, — пообещал полковник.
— Вот письмо моей школьной знакомой, она где-то при штабе маршала Жукова. Захарова Лида — старший лейтенант медицинской службы. Передайте. А заодно и Георгию Константиновичу поклон от сына его друга Петра Косенко… Он знает меня.
— Это не проблема, — улыбнулся полковник. — Я знаю Захарову, обязательно передам!
Полковник взял письмо, сунул в карман и, пока Петр искал в своей командирской сумке фотографии, сделанные полковым фотографом для партийного билета, одну из которых он хотел послать Лиде, исчез.
О героических действиях подразделения лейтенанта Петра Косенко, ворвавшегося на танке в центр Берлина, генерал-лейтенант Варенников докладывал маршалу Жукову. Но командующий в это время смотрел в стереотрубу, наблюдая за полем боя, и в несмолкаемом грохоте не расслышал фамилии.
— Все, кто штурмует Берлин, настоящие герои. Передайте штабам: всех к наградам!
Полководец в те последние часы войны нацеливал армии и корпуса так, чтобы они быстрее вышли в район Кетце и рассекли берлинскую группировку.
И в этот момент в танк, на броне которого находился молодой командир роты лейтенант Петр Косенко, держа в руках знамя, попал под шквальный огонь артиллерии врага. Петя погиб… В тот день ему исполнилось двадцать лет…
Генерал Варенников — большой специалист военного дела, настоящий интеллигент и обаятельнейший человек, тонко понимал Георгия Константиновича, умел найти деловой контакт с требовательным и волевым полководцем. Он никогда не переступал порог субординации и требовал этого от адъютантов, всей команды обслуживания и охраны маршала Жукова.
Как-то один из офицеров личной охраны назвал водителя Бучина по имени и на «ты».
— Не Саша, а товарищ лейтенант Бучин, — поправил его генерал в присутствии многих воинов.
С тех пор никто не называл и старшего лейтенанта Захарову по имени. Когда полковник из политуправления повстречал генерала Варенникова и спросил, где можно найти Лиду, генерал ответил:
— У нас нет Лиды. Есть старший лейтенант медицинской службы Лидия Владимировна Захарова.
Полковник смутился и подумал, что не время передавать какие-то личные письма. Да и письмо на листе из блокнота не было срочным. Лейтенант сообщал свой адрес, писал, что он мечтает когда-нибудь встретиться и вспомнить вместе родную школу.
Пока маршал, не отрываясь от окуляров, смотрел в стереотрубу, генерал Варенников докладывал, стоя рядом:
— Корпус генерала Рослого овладел Карлсхорстом и форсировал Шпрее.
— Отряд под командованием подполковника Галкина захватил электростанцию Берлина.
— Немецкие рабочие помогли разминировать станцию и сохранить ее в рабочем состоянии.
— Лейтенант Калинин из бригады речных кораблей Днепровской военной флотилии на полуглиссерах перебросил через Шпрее почти весь полк на ту сторону…
Жуков повернулся к Варенникову:
— Нужно вместе с членом Военного совета и начальником политуправления составить текст поздравления на имя командарма Берзарина, — сказал он. — Николай Эрастович — первый советский комендант и начальник советского гарнизона Берлина. Событие историческое!
Едва успел генерал сделать запись в своем большом блокноте, а маршал уже о другом:
— Как дела у Рокоссовского?
Генерал-лейтенант предвидел вопрос. Он постоянно справлялся о ходе наступления соседних фронтов. Доложил лаконично:
— 2-й Белорусский фронт сковал войска 3-й танковой армии противника на левом берегу Одера и с помощью авиации и дальнобойной артиллерии уничтожает вражеские резервы. Под прикрытием дымов войска маршала Рокоссовского успешно переправились через рукава и заболоченные поймы Одера и продвигаются по дамбам в глубину обороны противника.
На рассвете в подготовленном убежище начальник штаба фронта генерал Малинин развернул на столе карту, разрисованную красными стрелами и изогнутыми линиями, и подробно доложил маршалу Жукову о том, что войска 8-й гвардейской армии вместе с 1-й гвардейской танковой армией, действуя в юго-восточных кварталах центральной части Берлина, своим левым флангом соединились с частями 3-й гвардейской танковой армии 1-го Украинского фронта.
Одновременно три дивизии 28-й армии 1-го Украинского фронта вместе с танковыми частями идут навстречу 2-й гвардейской танковой армии 1-го Белорусского фронта.
Успешно продвигаются, сокрушая оборону врага, 61-я армия, 1-я и 2-я армии Войска Польского, 1-й и 7-й гвардейские кавалерийские корпуса, 4-я гвардейская танковая армия, а также войска других фронтов. 5-я ударная армия ведет бои в центральной части Берлина.
Противник обороняется, не считаясь с потерями в живой силе, взрывает мосты, переправы, ведет огонь из всех видов оружия наугад и на отдельных участках бросается в контратаку.
Советская артиллерия громит засевших в домах и бункерах гитлеровцев, обеспечивая продвижение стрелковых войск.
Постоянно информированный о боевых действиях не только начальником штаба, но и командующими армиями, командующими родами войск и, наблюдая на отдельных направлениях за сражением, Жуков ясно представлял всю создавшуюся обстановку.
С каждым часом огненная петля все туже затягивалась вокруг центра Берлина. Бои уже слышны во всех районах города. Действуя самостоятельно, дивизии и полки Красной Армии уничтожали расколотые вражеские группировки и отдельные гарнизоны. Берлин в дыму. Гигантский столб дыма и пыли уходил в небо до двух километров.
В крупнейшем городе мира, где помимо прочных домов, превращенных в крепости, сооружены всюду железобетонные убежища, бункера, стены которых толщиной до двух метров, никак нельзя было обойтись без крупнокалиберной артиллерии.
К Силезскому вокзалу по распоряжению Жукова подошли по специально уложенным рельсам огромные крепостные орудия. Вокзал удерживали отборные подразделения фашистов, надеясь на прочность его старинных стен. Берлин еще не испытывал удара таких орудий. Вес снаряда пушки — полтонны…
Словно за гибель Петра Косенко и других отважных воинов — сыновей Родины, погибших в те дни, маршал приказал ввести в действие самые мощные по тому времени орудия. Их басовитый голос выделялся в большом «оркестре» артиллерии. Удержать натиск советских войск, рвущихся к рейхстагу и к имперской канцелярии, было уже невозможно, хотя сопротивление гитлеровцев на некоторых участках еще не ослабевало.
Жуков прекрасно понимал, что ликвидация всего берлинского очага — дело времени. Положение гитлеровских войск уже безнадежно, но он продолжал усиливать армии и требовал от них не терять времени — добивать врага.
— Больше огня! Бомбами и снарядами крушите его укрепления, берегите людей! — слышался требовательный голос маршала по радио открытым текстом. — Крушить мощью огня!
В небольшом особняке, подготовленном для отдыха полководца, повар Николай Баталов приготовил обед.
Старший лейтенант медицинской службы Захарова, следившая за регулярным питанием маршала Жукова, сокрушалась, почему так долго нет Георгия Константиновича.
Наконец-то подъехали машины. Вбежал адъютант Алексей Семочкин.
— Как с обедом? Времени мало.
Едва вышел Семочкин, появился Георгий Константинович. Уставший, но в бодром настроении.
— Хорошо живете, — заметил маршал, садясь на диван. — И пушек не слышно…
— Вероятно, вы уже покончили с Берлином, поэтому и не слышно пушек, — улыбаясь, ответила Лидия Владимировна.
— Вот пообедаем и тогда покончим, — сказал маршал. — Где там генерал Варенников?
Генерал вошел, держа в руках кожаную папку. Жуков как-то сразу помрачнел и приказал:
— Посадите на телефоны адъютантов и за стол. Сорок минут на обед и все другое.
— Вам нужен отдых, — хотела возразить Захарова, но маршал повторил:
— Сорок минут!
Пока готовился стол, Георгий Константинович, увидав возле окна баян, с которым не расставался всю войну, взял его в руки, сел на стул. Склонив набок голову, как заправский гармонист, он стал играть. Играл тихо и с чувством, закрыв глаза. Звучала его любимая мелодия «Степь да степь кругом…» И кто знает, быть может, полководец на несколько минут отключился от сражения, убежденный, что все уже кончено, и вспомнил, как приходилось шагать по трудным дорогам, а кругом лишь степь да завывает вьюга… Или вспомнил свое детство, как однажды, возвращаясь из школы, которая была за лесом в соседнем селе, сбился в непроглядную метель с дороги, присел под елью и заснул. Уже в потемках отец, взяв собаку-дворняжку, нашел сына.
А через несколько дней старая изба не выдержала снеговой кучи, покосилась. Пришлось переселиться в сарай, унести туда все «богатство»: лапти, шубы, чугуны, горшки, рогачи, лоханку.
Убогое жилье не беда, а вот голод… Голод и вьюга. Вот и «степь да степь кругом…»
Играл Георгий Константинович минуты две-три. Потом энергично встал.
— Где можно руки помыть?
Адъютант Семочкин отозвался из-за двери:
— Идите сюда, товарищ маршал, я все приготовил.
Упорные бои за рейхстаг начались в конце апреля. Гарнизон не велик — до тысячи солдат и офицеров, но он имел большое количество орудий, пулеметов и фаустпатронов. Вокруг здания — глубокие рвы, устроены заграждения, оборудованы пулеметные и артиллерийские огневые точки. Для чего все это?
Захватив в ночь на 29 апреля мост Мольтке, полки 79-го стрелкового корпуса генерала С. Н. Переверткина приблизились к большому дому, из окон которого поливали градом пуль автоматы и пулеметы. В том здании размещались министерство внутренних дел фашистской Германии и швейцарское посольство. Рейхстаг — рядом.
К вечеру, после неоднократных атак, воины дивизий генерала В. М. Шатилова и полковника А. И. Негоды ворвались в подъезды и оконные проемы. Начался бой за рейхстаг. Вместе со стрелковыми подразделениями на штурм пошли танкисты и артиллеристы. На лестницах и в коридорах завязались рукопашные схватки. Штурмующие группы воинов дрались за каждую комнату.
Под прикрытием автоматчиков сержант М. А. Егоров и младший сержант М. В. Кантария пробились к вершине купола рейхстага и в 21 час 50 минут водрузили врученное им Военным советом армии Знамя Победы.
Командующий 3-й ударной армией генерал В. И. Кузнецов, наблюдавший за историческим событием, немедленно позвонил маршалу Жукову на командный пункт:
— На рейхстаге — Красное знамя! Ура, товарищ маршал!
— Дорогой Василий Иванович, — взволнованно заговорил Георгий Константинович, — сердечно поздравляю тебя и всех твоих солдат с замечательной победой. Этот исторический подвиг войск никогда не будет забыт советским народом!
Близкие помощники Жукова, находившиеся в то время с ним на командном пункте, рассказывают, что Георгий Константинович в те часы был как никогда спокоен и невозмутим. Он с высоким достоинством докладывал о последних днях падения Берлина Верховному; но от глаз генералов и офицеров, знавших полководца уже много лет, нельзя было скрыть необыкновенную радость полководца.
В четыре часа утра 1 мая маршал Жуков не спал. Генерал Чуйков докладывал по телефону, что на его командный пункт доставлен начальник генерального штаба германских сухопутных войск генерал пехоты Кребс, который сообщил, что Гитлер, оставив завещание, покончил жизнь самоубийством. Генерал хочет начать переговоры.
— Отправляйтесь к Чуйкову, Василий Данилович, — сказал Жуков своему первому заместителю генералу Соколовскому, — и потребуйте от Кребса немедленной безоговорочной капитуляции. Или мы новыми мощными ударами артиллерии зароем остатки немецкой банды под обломками имперской канцелярии.
Тут же маршал Жуков доложил об этом Сталину.
— Доигрался, подлец! — ответил Верховный Главнокомандующий. — Жаль, что не удалось взять его живым.
Сталин одобрил решение Жукова: никаких переговоров с врагом. Только безоговорочная капитуляция!
Гитлеровское командование не сообщило ответа.
Утром, когда в Москве на празднично убранной Красной площади начался Первомайский парад, советские войска в Берлине открыли по остаткам особого сектора обороны центра города ураганный огонь из сотен пушек и «катюш».
К вечеру явились парламентеры, но они отклонили предложение о капитуляции. Это ли не безумство!
— Дайте им еще порцию «внушения»! — приказал маршал Жуков командующему артиллерией фронта. — Фашисты еще раз показали нам свое безрассудство и безразличие к жизни немецкого народа… А что сообщили они о Гитлере? Не сбежал ли он?
— Бежать Гитлеру невозможно, — доложил генерал Соколовский. — Самолеты, подготовленные для побега, уничтожены. На танках не удастся — все пути закрыты.
— Ну, вот и хорошо, — успокоился маршал и сладко зевнул. — А парламентеров послать все-таки надо.
Когда ночью 2 мая радиостанция штаба берлинской обороны передавала, повторяя несколько раз: «Высылаем своих парламентеров на мост Бисмаркштрассе, прекращаем боевые действия», Георгий Константинович отдыхал и никто не решался тревожить его.
«Прекращайте! Кто вам не дает? Раньше надо было бы!»
О том, что пришла победа над фашистской Германией, узнал весь мир.