До открытия охоты оставалось всего лишь два дня, и вдруг такое огорчение: отец сказал, что поехать не может. В дивизию вот-вот нагрянет начальство, и отлучиться из расположения гарнизона даже в выходной день он не имеет права.
— Но ты не огорчайся, Петр, — сказал генерал за обедом. — Может, удастся выкроить часок утренней зори… — успокоил он сына, заметив, как тот сразу сник, отложив вилку, и, несмотря на свои шестнадцать лет, готов был разреветься от досады. — Наконец, ты можешь поехать и один, охотничий билет у тебя есть.
Отец и раньше брал Петра на озера и даже давал ему одноствольное ружье, учил стрелять, хвалил за то, что сын попадал точно в яблочко, но обычно предупреждал: «Ты еще не член охотничьего общества, самостоятельно охотиться права не имеешь». И если сейчас отец сказал, что Петр может поехать на охоту один, то слово свое он сдержит, разрешит, но лучше бы вместе…
Теперь у Петра двухствольная тулка — подарок отца за отличное окончание восьмого класса. Вот уже два месяца ружье висит на лосиных рогах над кроватью рядом с отцовским бескурковым «зауэром три кольца», который генерал получил из рук самого маршала Семена Михайловича Буденного, когда на учениях его кавалерийский полк занял первое место. На ложе «зауэра» поблескивает серебряная пластинка с дарственной надписью.
Каждую субботу сын чистит и смазывает оба ружья ружейным маслом и вечером докладывает отцу: «Боевая техника в полном порядке». Когда Петр берет в руки ружье, Урал, красавец сеттер, виляя хвостом, бегает от порога к калитке и обратно, поскуливая от нетерпения, готов служить хозяину.
У сеттера своя история. Еще щеночком его подарили Петру Буденный и Жуков. Было это так: однажды инспектор кавалерии маршал Буденный и командир кавалерийского корпуса Жуков объезжали полки 4-й Донской казачьей кавалерийской дивизии, которой Жуков командовал более четырех лет. Дивизия за те годы поднялась до самых лучших соединений в Белорусском военном округе — носила имя наркома обороны Климента Ефремовича Ворошилова.
Для Семена Михайловича Буденного эта дивизия была любимым детищем. Он формировал ее в годы гражданской войны и не раз водил в бой. Стояли кавалеристы недалеко от государственной границы в чудесных местах Белоруссии, где синели тихие озера и речки, в лесах водилось множество лосей, кабанов и зайцев, а пернатых просто не счесть…
Семьи командиров в ту пору жили в маленьких, неблагоустроенных комнатушках, ребят в школу возили на лошадях в город Слуцк, и добирались они не меньше чем за два часа в один конец. Одежда и обувь у многих школьников была ветхая, сшитая из старья, плохо было и с питанием. Но в этом неустройстве и нехватках немало было интересного и радостного. Настоящими праздниками для ребят становились дни, когда гарнизон собирался для смотра. Кавалерийские эскадроны выводились на плац, устраивались спортивные состязания, вечером в клубе выступала художественная самодеятельность. Сколько радости, веселья!
Пете было одиннадцать лет, когда Семен Михайлович приезжал вручить лучшему кавалерийскому соединению Белорусского военного округа — 4-й кавалерийской дивизии Жукова орден Ленина. Мальчику казалось, что его отец был в тот день самым видным из всех командиров. Тщательно выглажено новенькое обмундирование, скрипят тоже впервые надетые ремни — снаряжение кавалериста, до блеска начищены хромовые сапоги, сбоку шашка, которой отец был награжден Реввоенсоветом 1-й Конной армии еще в 1919 году, на груди боевой орден Красного Знамени.
— Поедешь со мной, — сказал отец. — Надень свежую рубашку и не забудь красный галстук.
Был солнечный теплый день. На плацу выстроились кавалерийские полки. На флангах каждой части — боевые знамена. Впереди одного из полков Петин отец.
Сначала перед выстроенными кавалерийскими полками появился командир дивизии Жуков. Он был на красивом вороном коне, в черном казакине; на богатырской груди поблескивали два ордена.
Заиграл встречный марш.
На плац выехал Буденный на белом коне с темными круглыми пятнами. Пете не было видно, как Жуков отдавал рапорт, — загородили взрослые, но мальчишка не растерялся: нырнул между людьми и пробрался к самой трибуне. Теперь все было видно хорошо. У Буденного усы вразлет, лицо строгое, а орденов на груди… Таким Петя видел его только на картине…
Наступила тишина. К Буденному подъехал на коне Жуков, держа Боевое Знамя дивизии. Справа и слева — ассистенты с обнаженными клинками. Клинки блестели, как зеркала…
Буденный неторопливо прикрепил к знамени орден Ленина, поздравил Жукова, они расцеловались. По всему плацу гремит «ура», Буденный и Жуков проскакали полевым галопом перед строем прославленной дивизии.
Объехав эскадроны, с трибуны выступил Буденный, после него Жуков. Командир дивизии закончил свою речь словами: «Воины дивизии готовы выполнить любой боевой приказ!»
С того незабываемого дня прошло три года, но Пете спустя некоторое время снова посчастливилось не только увидеть, но даже разговаривать с Буденным и Жуковым.
Был пасмурный сентябрьский день. На полковом плацу проводились соревнования конников. От каждого эскадрона выделялись самые лучшие мастера верховой езды и виртуозных упражнений на коне в движении. Участвовали в соревнованиях и юные конники — дети командиров.
В самый разгар рубки лозы шашкой к плацу вдруг подкатил черный автомобиль. Ни у кого не было сомнений, что приехало начальство. Командир полка Косенко вскочил на коня и галопом помчался к машине.
— Смирно! — послышалась его команда. Все, кто был на плацу, замерли, застыли и кони, приученные подчиняться этой команде. — Товарищ Маршал Советского Союза! Личный состав кавалерийского полка на конноспортивных состязаниях. Командир полка полковник Косенко.
Затем была подана команда «вольно», и плац ожил. Даже солнышко выглянуло сквозь рваные тучи. Петя почувствовал прилив радости. Отец подал шашкой сигнал, который означал: «Прекратить и ждать команды», но командир на старте не понял сигнала, решил, что пора выпускать очередного конника, и взмахнул флажком. Вихрем вырвался вперед Петя Косенко — сын командира полка. Раздался чей-то крик, но Петр, не скрывая детского желания «блеснуть» своим мастерством, уже рубил шашкой лозу слева и справа.
— Товарищ Маршал Советского Союза! Конник из спортивной группы пионеров гарнизона Петр Косенко программу закончил!
Семен Михайлович подал Пете руку и, похвалив за хорошую езду на коне, повернулся к Жукову:
— Выручай! Надо этого орла чем-то отметить.
Георгий Константинович что-то сказал стоявшему рядом адъютанту, и тот вскоре принес из легковой автомашины крошечного щенка. Это и был красный сеттер Урал.
— Бери! Комкор Жуков найдет себе еще, — сказал Буденный и передал очаровательного щенка в руки счастливого мальчика.
В том же 1938 году Жуков был назначен заместителем командующего войсками Белорусского военного округа, а отец Петра стал командовать кавалерийской дивизией на Украине.
Через два года военные дороги снова свели старых друзей. После разгрома японских захватчиков на реке Халхин-Гол, где командующий советскими войсками Жуков проявил высокое умение проводить операции по окружению противника, он был назначен командующим Киевским Особым военным округом.
Кавалерийская дивизия размещалась недалеко от Киева, и Петя был уверен, что когда-нибудь Георгий Константинович приедет к отцу. Юному Петру Косенко очень хотелось посмотреть, какой он сейчас, Герой Советского Союза генерал армии Жуков? И неожиданно желание это сбылось.
Петя сидел на ступеньках крылечка и чистил свое охотничье ружье, когда прибежал из штаба дивизии посыльный:
— Срочно к генералу!
Убрав ружье и предчувствуя что-то важное, Петя побежал в штаб. Когда он вошел в кабинет отца, то сразу догадался: речь пойдет об охоте. На столе лежало бескурковое ружье, рядом патроны в пачках, а на стуле — резиновые сапоги, куртка и кожаный ягдташ.
— Не дозвонишься к тебе, и Октябрина где-то с подружками бегает, — сказал отец ворчливо, что свойственно было ему, когда он собирался сообщить что-то приятное. — Боевое задание. Умеешь хранить военную тайну?
— А ты сомневаешься? — Петр обиделся. — Я когда подводил?
— Ну, тогда иди к столу. Найди-ка на карте Чивилихины болота.
Петр без труда ткнул пальцем в нужный квадрат, потому что эту же карту отец брал с собой и показывал Петру в прошлом году, когда они охотились в тех же заболоченных местах.
— Так вот: о нашей охоте молчок. Понял? (Петр кивнул головой.) Охотиться будем с генералом армии Жуковым. Мы с ним приедем позже. Возможно, ночью. Ты возьми-ка эти вещи, вот список, — генерал дал сыну листок бумаги с перечнем того, что нужно взять с собой, — Урала покорми. Вместе с тобой поедут три красноармейца на конях и ездовой на бричке. Место надо выбрать отличное. Костер разведешь где-нибудь здесь, — генерал указал на карте, в каком месте должен гореть костер. — Мы приедем верхом.
— Есть! — ответил Петя, как боец. — Все понятно!
Отец немного задумался, потом добавил:
— Косу возьми, травы накосишь. Палатку нашу не забудь. Дичь с вечера не трогать и не пугать! Ну, а если к рассвету не приедем, действуй один, не маленький уже…
Поручение отца Петя выполнил наилучшим образом. За вечер поставили палатку, накосили травы, сделали шалаши для охотников и, как написал отец в своей записке, наловили бреднем в озере, удаленном от места охоты, линей и карасей.
Пожалуй, никогда еще не было у Пети на душе так приятно, как в тот вечер. Он почувствовал себя взрослым, равным с его спутниками — бойцами. Все окружающее казалось необыкновенно красивым, милым. И озеро, поросшее у берегов камышом, и густой кустарник краснотала, и темно-голубое небо, и даже запах тины на бредне… Особенно родными и близкими были эти красноармейцы, пропахшие насквозь соленым потом. Все они чуть старше Петра, ему шестнадцать, а им по девятнадцать, но они бойцы, им доверено боевое оружие, они принимали присягу и готовы защищать Родину.
Вечером, когда поручения генерала были выполнены, Петр и красноармейцы, довольные, спокойные, сидели у костра и пили чай с домашними пирогами. Вскипятили полное ведро, заварили, кроме чая, еще травы душицы и листья смородины. Черпали кружками и пили аппетитно, кто сколько хочет. Пирогов и сахара Петя взял много.
Напившись чаю, лежали на ароматной скошенной траве, отдыхали в тишине.
Где-то в зарослях озера настороженно покрякивала утка; в небе просвистели острыми крыльями чирки; в костре потрескивали пни и сучья, которые захватили, когда ехали через сосновый бор; булькала уха, выбрасывая аромат вареной рыбы и лаврового листа. И в этом множестве понятных звуков Петя уловил вдруг близкий топот копыт и даже легкое покашливание отца. Едут! Он вскочил и бросился навстречу всадникам.
— Сюда! Сюда! — позвал Петя.
— Вижу, не кричи, — как всегда спокойно ответил отец. — Костер за версту виден. Конспиратор лыковый, тоже мне…
Петя придержал лошадь, на которой сидел Жуков. Он узнал командующего сразу, хотя Георгий Константинович был в красноармейском обмундировании, в резиновых сапогах и без орденов и знаков различий.
— Здравствуйте! — сказал Петя, не зная, как назвать Жукова: Георгием Константиновичем или генералом?
— Мой сын — Петр, — сказал генерал Косенко.
— Помню, помню, — ответил командующий и с размаху схватил руку мальчика и крепко сжал. — Вот какой вымахал. Ну, а спорт конный не забыл?
— Завалил грамотами и призами, — ответил за сына отец. И в этих словах Петя не уловил — радуется он или укоряет за чрезмерное увлечение спортом.
— Так это же хорошо, — похвалил Жуков, — если, конечно, с учебой все нормально. Ну, показывай свой бивуак. Чую, и ушицей припахивает. Признаюсь, проголодался. А ты как? — подтолкнул он генерала Косенко. — Думаю, тоже не откажешься от ухи? Или она из консервов?
— Доложи, Петр! — сказал отец.
— На ведро двадцать семь карасей и три больших линя. А вперед сварили всю мелкоту, процедили ушицу и положили в ведро крупную рыбу.
— Вот это я понимаю, — улыбнулся Жуков. — Это не то, что я — ловил в детстве кошелкой. Бывало, наловишь мелочишки, половину соседям за хлеб да картошку отдашь.
Подошли к костру. Коноводы отвели лошадей.
Жуков снял ремни, сбросил сапоги, взрыхлил скошенную душистую траву и сел поближе к костру, выставив к теплу босые ноги.
— О, какой красавец сеттер! — удивился Жуков, только сейчас заметивший Урала. — Неужели тот самый? Притих-то как.
— Да, это тот самый ваш щеночек, — ответил Косенко. — Послушный. Хозяин сказал «лежать» — значит, умри, но не вставай. Даже голоса не подаст. Нельзя.
Урал, улавливая, что говорят о нем, посматривал то на хозяина, то на Жукова. Глаза темно-коричневые, умные.
— Ну, иди ко мне, иди, — позвал Жуков собаку. — Хороший, иди!
Сеттер посмотрел на хозяина и, получив разрешение, робко подполз к Георгию Константиновичу, положил голову на колени.
— Люблю сеттеров. Умные и красивые собаки. Не ожидал, что твой сын порадует меня таким отличным псом. А как работает?
— Превосходно, — ответил Косенко, садясь рядом с Жуковым. — И представьте себе, почти не натаскивал. Умница. Все отлично понимает, быстро находит и, удивительно, чужую дичь не подбирает…
Жуков рассмеялся:
— Трофеи чужие не приписывает себе.
Георгий Константинович как-то быстро перешел на деловой лад, заинтересовался.
— Ну, докладывай, Петр, много дичи? — спросил он строго.
Петя обстоятельно рассказал об озерах поблизости, где и сколько замечено выводков, как лучше подойти к плесам, где построены шалаши.
— А шалаши зачем? Это же не весенняя охота с подсадными.
Петя заметил, сколь непроницаемо и властно лицо Георгия Константиновича.
— Я тоже так думаю, — ответил Петин отец, — шалаши, пожалуй, не нужны.
Но Петр не согласился:
— Шалаши потребуются. Они без крыши, и из них можно по перелетной птице стрелять. А впереди плесы, на рассвете удобно по сидячим шарахнуть…
Жуков засмеялся, поворошил волосы на голове Пети.
— Люблю настойчивых людей, имеющих свое мнение. Ну, а пока, может быть, мы «шарахнем» по ухе?
За приготовление стола взялся сам Косенко-старший. Он расстелил скатерть, выложил из корзины помидоры, огурцы, хлеб, колбасу, поставил перед Жуковым тарелку.
— Не узнаю тебя, Федор! — удивился командующий. — Тарелочки, колбаска… Мы же на природе, а не на банкете. Попроще. Ставь ведро с ухой вот сюда. Всем по деревянной ложке и по краюхе хлеба… Проголодался сегодня. Выехал в шесть утра, а вот сейчас, — он посмотрел на часы, — уже одиннадцать ночи. Зови коноводов. Ухи, вижу, всем хватит. И дозорных снимай. Вижу, ты охрану расставил.
Красноармейцы все, как один, от ужина отказались, сославшись, что уже ели пироги и пили чай. Петя подтвердил. Уха получилась отменная. Петя выловил большого линя и положил на тарелку перед Жуковым.
— Рано. Надо нахлебаться вдоволь ухи, — улыбнулся Георгий Константинович. — Помню, в детстве учили есть из общей миски. Загнала меня нужда к дяде-скорняку в мастерскую, и в первый же день казус. Сели обедать, а я проголодался и раньше всех пару кусочков мяса выловил. С удовольствием проглотил их и уже начал вылавливать третий, как неожиданно получил ложкой по лбу. За что — не пойму. Хозяйка Матрена объяснила: «Не суйся без команды». Били здорово за малейшую провинность. А условия препаршивые: в мастерской пыль, работали часов до одиннадцати, спали тут же в мастерской на полу. Ко всему «городскому» привык быстро, но по деревне и дому скучал до слез. Я и теперь, признаться, не люблю город. Не могу без этого, — Жуков поднял клок душистой скошенной травы, понюхал. — Лес люблю, речки, простор. Ничего не было приятнее в детстве, как ходить с сестрой в лес за ягодами, грибами, хворостом…
Незаметно разговор перешел на другую тему. И Жуков, и Косенко-старший вспоминали общих знакомых, с которыми вместе сражались на фронтах гражданской войны, громили антоновщину на территории Тамбовской области. Вспомнили, как за разгром банды в селе Вязовая Почта, это было в двадцать первом году, Жуков, командир кавалерийского эскадрона, был награжден первым боевым орденом Красного Знамени.
А потом заговорили о службе в Белорусском военном округе. Удивлялись, как быстро и незаметно летит время.
— Все бы хорошо, Георгий Константинович, — сказал Косенко, когда красноармейцы ушли спать, — но, как видно по всему, скоро придется скрестить мечи с фашистами.
— А ты еще сомневаешься? — задумчиво ответил Жуков, поглаживая рукой Урала. — Это предотвратить уже нельзя. Военные действия развернулись не только в Европе, но и в Атлантике, в Северной Африке, на Средиземном море, Япония продолжает агрессию в Китае. Большие у нас планы усиления Красной Армии, но вряд ли успеем выполнить их до начала войны.
— Вы думаете, это произойдет через год?
— Если не раньше, — ответил Жуков. — Это может случиться внезапно. И нам надо хорошо подготовиться. Война может быть для нас очень тяжелой. Гитлер подмял почти всю Европу, он использует фабрики и заводы захваченных стран и производит больше, чем мы, военной техники. Он заставит воевать против нас армии своих союзников…
— Ну, мы ему зубы обломаем. Наша военная доктрина известна. Мы разобьем армию неприятеля на его же территории. — Генерал стукнул кулаком по своему колену.
— Это, Федор, уже политика, и разговор тяжелый, а мы на охоте. Давай поспим часок, — предложил Георгий Константинович. — Я вижу, Петр выкурил факелом комаров из палатки. Догадливый парень. Это хорошо.
Жуков заснул мгновенно. А отец и сын Косенко так и не могли заснуть. Еще было темно, когда невдалеке раздались два выстрела. Кому-то не терпелось начать охоту первым.
Урал вскочил и ткнул холодным носом в лицо Косенко: пора вставать, мол, уже охотиться надо.
— Знаю, знаю, успеем, — оттолкнул его генерал.
Петя выглянул из палатки. Над озером висел плотный туман. Звезды уже погасли.
— Папа, светает. Пора начинать.
— Ну и коротка летняя ночь, — сказал Жуков.
Озеро, на котором охотились Жуков и оба Косенко, оказалось небольшим и было полностью в их распоряжении, других охотников здесь не было. Шалаши пригодились. Из них каждому охотнику удалось, оставаясь не замеченным летящими птицами, сделать по нескольку выстрелов.
На восходе солнца охотники, развернувшись цепью, стали «вытаптывать» дичь. Без собаки поднять крякв было невозможно. Утки уходили из-под ног вплавь и прятались в камышовых зарослях, но от Урала уйти им было невозможно. Он то и дело делал стойки — замирал, потом по команде бросался вперед, поднимал уток на крыло. Раздавались меткие выстрелы, и Урал приносил хозяину дичь.
Две утки с шумом поднялись из осоки недалеко от Петра. Юный охотник поторопился, выстрелил дуплетом и промазал. Помешало солнце. Оно слепило глаза.
Георгий Константинович присел в камыше, пропустил над собой крякв, а затем быстро встал и выстрелил два раза. Упала одна и тут же вторая утка.
— Апорт! — крикнул Жуков. — Ищи!
Но Урал, забравшись на кочку, поднялся на задних лапах и смотрел на Петра, ожидая его команды.
— Можно, апорт, Урал! — Петя послал сеттера.
— Вот умница! — восторгался Георгий Константинович. — Какой пес! Отличная дисциплина!
Урал нашел подстреленных уток и принес их Петру. Часам к семи утра охотники устали. Да и дичь ушла на большие озера.
— Предлагаю отбой! — крикнул Жуков. — Сверхдостаточно. Ваше мнение?
— Я «за»! — ответил генерал Косенко, идя по мелководью и сближаясь с Георгием Константиновичем. — Солнце уже припекает.
Блеснул охотничьим мастерством и Петя. Он настрелял пять крякв и шесть бекасов. Жуков улыбался и хвалил мальчишку за хорошую стрельбу.
— Надо же, бекаса с одного выстрела! А он вылетает с большой скоростью, летит зигзагами. Отличный стрелок, Петр Косенко!
После охоты вся компания больше часа сидела на свежескошенной траве; наслаждаясь чаем из ведра, говорили о прекрасной утренней зоре. Потом купались в озере, и Петя увидал на теле Жукова шрамы. Командующий заметил взгляд-паренька.
— В гражданскую случилось. Граната разорвалась рядом. Коня прекрасного убило. А меня, — Жуков указал на левую ногу и левый бок, — поцарапало. Но это не страшно. Вот тифом заболел, это уже грозило смертью. Спас сельский врач на родине. А сам, бедняга, умер. У нас в Стрелковке по тому времени была лучшая больница из всех деревень, которые я видел.
Петя заметил, что Жуков невысок, но плечист, с атлетическими мускулами на груди и руках. Очень хорошо плавает, а нырять не любит, пояснил, что у него после контузии больные уши.
Пока купались, подошла машина «эмка». Жуков быстро переоделся в генеральское обмундирование. Удивленные красноармейцы застыли от неожиданности: они не подозревали, что вечером разговаривали с командующим войсками округа. Теперь он казался стройнее и строже. От бессонной ночи и усталости на лице глубже обозначились морщины. Он с благодарностью взял полведра линей, которых наловили красноармейцы утром, и четырех уток, обернул их крапивой, чтобы не попортились. Попрощавшись с Петей и с каждым бойцом, Георгий Константинович направился к машине. Рядом с ним шел генерал Косенко. Возле «эмки» они о чем-то поговорили, потом обнялись на прощание, и Жуков уехал.
И сразу же стало тихо и скучно. Пете показалось даже, что все это необыкновенно приятное и радостное произошло во сне. В ушах от горечи стоял звон.
То была последняя встреча Жукова с генералом Косенко. В начале января 1941 года Георгий Константинович был назначен начальником Генерального штаба, а Косенко чуть раньше уехал ближе к границе командовать армией.