Спутник бросает тень

12

Стрелка манометра медленно ползла вверх.

— Ну, как вы себя чувствуете? — спросил инженер.

— Не совсем хорошо, — признался Мун.

— Ничего, как только привыкнете, все пройдет. Здесь давление повышается постепенно. Если вы сразу сунетесь в туннель, то вас просто нокаутирует. Там давление почти четыре фунта сверх нормального на каждый квадратный дюйм. Это необходимо, чтобы уравновесить наружное давление воды. Иначе трубы сплющатся, как бумажные. Не забывайте, что над нами залив.

Когда железная дверь наконец поднялась и можно было пройти в туннель, Мун уже чувствовал себя гораздо лучше. Только не давало покоя, что над головой снуют рыбы и проплывают громадные корабли и что вся эта масса воды только и ждет возможности ворваться сюда. По уже проложенному туннелю бегали автокары, по выгнутым стенкам тянулись вереницы кабелей. Вдали сверкали сварочные аппараты.

Джемс Стенбил работал мастером главного участка. Удивившись, что инспектор рискнул явиться сюда, он рассказал, что, проведя воскресенье в воздушной камере, он еще с ночи спустился в туннель, так как работа очень важная и приходится торчать здесь по несколько дней, чтобы то и дело не подвергаться рекомпрессии.

Раньше Стенбил работал водолазом. С возрастом пришлось сменить работу. Заработок неплохой. Удалось даже обзавестись домиком, — впрочем, он еще не полностью оплачен. В трудное время — а жить что-то становится все труднее — часть дома приходится сдавать. Когда в газете появился портрет Смита и просьба сообщить о нем любые сведения, Стенбилу показалось, что этот человек очень напоминает его бывшего жильца. Но он не был в этом уверен. В пятницу жена вспомнила, что за несколько дней до убийства Смита она видела этого жильца в районе улицы Ван-Стратена. Это было весьма странно, так как, отказываясь от жилья в конце сентября, тот заявил, что едет в Европу. И Стенбил решил все же заглянуть в полицию. В субботу он очень торопился, так как им с женой надо было кое-что сделать, потом сходить в гости. Вот и не высидел в рекомпрессионной камере положенный срок...

— Не думал, что это выйдет мне боком. Бывало, что иногда случались кое-какие недомогания, особенно после резких движений, но такого... Оно и понятно, двадцать лет под водой, другие и раньше здоровье теряют. Доктор говорит, что пора и отсюда убираться, но пока могу — сам не уйду. Хороший заработок — за эти деньги можно и рискнуть...

— Скажите, Стенбил, а как же все-таки звали вашего жильца?

— Спитуэлл. Джон Ирвинг Спитуэлл.

...Мун долго разглядывал фотографию, которая уже привлекла его внимание несколько дней назад. Если этого человека представить не стоящим с клятвенно поднятой рукой, а лежащим на полу и не в костюме, а в распахнутом халате, не с темными волосами, a co светлыми и не живым, а мертвым, да если еще знать, кто он такой, тогда, конечно, можно сказать, что это Смит. Но только тогда. Не зря Спитуэлл стал Смитом, перекрасил волосы и сбрил усы. И не удивительно, что фотография Смита в газетах не вызвала никаких откликов, тогда как многие неоднократно видали в этих же газетах портреты Спитуэлла. Если бы жена кессонщика Стенбила не встретила случайно своего бывшего жильца в районе улицы Ван-Стратена, то, вероятно, долго еще никто бы и не подозревал, что Смит — это знаменитый Джон Ирвинг Спитуэлл, главный свидетель по делу Ротбахов.

О процессе этом Мун как-то знал мало. Наверное, потому, что, когда судили Ротбахов, он проводил отпуск на ферме у родственников Джины, где ничто не нарушало покоя — ни радиоволны, ни телевизор, ни газеты, ни даже «устный телеграф».

А теперь вот приходилось наверстывать упущенное. Профессор Ротбах и его жена обвинялись в том, что они передали секретные сведения по ракетостроению Советской России. Обвинение основывалось на показаниях нескольких человек, утверждавших, что Ротбахи — коммунисты и что они были знакомы со служащими ракетного центра. Главным козырем обвинения был Спитуэлл. И вот что он показал на процессе. В качестве журналиста он посетил Россию. Находясь в Средней Азии, он по неведению вошел в обуви в мечеть, оскорбив тем самым чувства верующих мусульман. Правоверные напали на него, Спитуэлл пустил в ход револьвер и убил одного азиата. По советским законам он совершил двойное преступление — убил человека и незаконно хранил оружие. Через несколько дней его вдруг усадили в самолет и доставили в Москву. В русском центре тайной полиции, который находится на Лубянской площади, ему было сказано, что или он пойдет под суд, или станет советским агентом. Спитуэллу не оставалось ничего иного, как согласиться. Через него поддерживалась связь с Ротбахами. Ротбахам он передавал деньги, а от них получал чертежи и технические данные, которые в большинстве своем были переправлены в Россию...

Таковы были факты, которые узнал Мун. И отсюда вытекал логический вывод — Спитуэлла, по всей вероятности, убили русские в отместку за его показания. Допустить другую возможность — значит или быть непоследовательным, или не поверить в эти факты. А не верить было нельзя — судебный отчет не давал оснований сомневаться ни в достоверности показаний Спитуэлла, ни в вине Ротбахов.

И все же Мун испытывал инстинктивную антипатию к «русской версии», очевидно, потому, что та давалась в руки сама собой. Лучше уж признаться в логической непоследовательности, но не быть дураком и не считать дураками других.

Когда он явился в управление, Троллоп уже сидел возле стола и писал. Он только что взял интервью у кессонщика Стенбила.

— Поздравляю! Вас и себя! А ведь я-то вчера, даже не зная о Спитуэлле, правильно учуял истинных виновников.

— А мне вот удивительно, как вы не узнали его раньше? Вы же наверняка были на этом процессе. Уж газетчики-то такую сенсацию не пропускают.

— В том-то и дело, что не был. В это время я находился.. — и Троллоп осекся.

— Где? Надеюсь, не за решеткой? — пошутил Дейли.

— Ладно, Блисс, а теперь растолкуйте мне убедительно, почему это Спитуэлла убили именно русские. Да, у них были основания это сделать, но это еще не доказательство, что именно они и сделали.

— А кто же еще?

— А если вы?

— Я? Га, понимаю, полемический прием, к тому же недозволенный. Мои читатели давно уверовали, что Спитуэлла отправили на тот свет русские. И попробуйте им доказать, что убийца — я.

— То, что в квартире Спитуэлла побывал какой-нибудь русский, — это только предположение. А вас я могу обвинять на законном основании. Извольте. Грэхем обнаружил на ручке окна ваш отпечаток пальца...

— Получается, что подозрителен любой, кто не служит в полиции! — в обычно самоуверенном голосе Троллопа послышались нервные нотки. — Я прикоснулся к сейфу, на другой день его кто-то обчистил — и вот я виноват!

— Допускаю, что вы прикоснулись к ней нечаянно, когда мы обыскивали квартиру, хотя я вас специально предупреждал не совать лапы куда не надо. Но можете ли вы доказать, что это произошло именно в это время, а не раньше? Отпечаток вашего пальца у нас есть — и это достаточное основание, чтобы держать вас в подозрении. А вдруг вы и есть тот русский агент, который убил Спитуэлла... — сурово произнес Мун, но тут же улыбнулся. — Не бойтесь, я не собираюсь вас арестовывать. Я хочу только доказать, что не хуже вас могу подать под соответствующим соусом все что угодно.

— Моих читателей вы бы не убедили, — хмуро бросил Троллоп.

— И меня тоже, — неожиданно вмешался в их спор Уиллоублейк. — Тут явно чувствуется рука Москвы.

— Доказательства?

— Русский пистолет.

— Вот это меня и смущает. Слишком примитивно.

— Не забывайте, что это русские, — присоединился к разговору Торрент, — как известно, их умственные способности на весьма низком уровне.

— Совершенно верно! — воскликнул Дейли. — И чтобы утвердить нас в этом мнении, они берут и запускают искусственный спутник.

Мун молча согласился с ним. Только сейчас он начал соображать, что именно это обстоятельство мешало связать смерть Спитуэлла с русскими. В то время как остальные говорили о Спитуэлле, он пытался установить свое отношение к спутнику... Вначале колоссальное изумление. Начиная с того времени, как печать разрекламировала предстоящий старт «Авангарда», Мун почти полгода разделял с миллионами сограждан гордость за то, что они первые во всем. Спутник принес тяжкое похмелье, злобную неприязнь к вырвавшимся вперед русским, еще большую злость к самим себе за то, что дали себя обогнать. Ко всему еще ему, Муну, пришлось иметь дело с этими свидетелями, которые оказались глухими и слепыми из-за того же проклятого спутника. Так было вначале. Теперь же спутник стал подлинным спутником всех мыслей и поступков. Как будто с высоты этого полета Мун оглядывал весь мир и многое видел в совсем ином свете.

Из размышлений его вывел голос Марджори:

— Инспектор Мун, вас просит шеф!

...Начальник полицейского управления Лафайет держался на своем посту уже десятый год, и все только благодаря своей оперативности, а также хорошим связям. Но главная причина заключалась в умении широко рекламировать выдающиеся успехи его работников в борьбе с преступным миром.

Как всегда, Муна встретила широкая улыбка шефа — а он умел улыбаться.

— Когда думаете устроить пресс-конференцию? По-моему, самое время.

— Не лучше ли подождать, пока поймаем убийцу?

— Ну что вы! Самое позднее на той неделе. Такую сенсацию, как Спитуэлла, надо подавать, пока горячо. Покажите публике русский пистолет, а они уже сами поймут, кто его держал в руках...

Вернувшись в оперативное помещение, Мун отвел Дейли в сторону:

— В нашем распоряжении неделя. За это время надо во что бы то ни стало найти женщину с декольте. Это единственная возможность узнать правду о смерти Спитуэлла!